***
Из Агентства мы с Юнги сбегаем, под писк, улюлюканье, ехидные комментарии (Зиан) и полезные советы на ушко (Сокджин). От одного из них Юнги шипит, рычит, но тем не менее позволяет положить себе что-то мелкое и квадратненькое в задний карман джинсов, откуда уже выглядывает хвостиком краешек красной подарочной ленточки. Встретившись взглядом со мной, Сокджин разводит широкими зелеными ладошками и корчит умилительную вижуаловскую мордочку. Ну вот как на него злиться? Цветущий кактус остается на подоконнике, на все праздники, и в самом деле удобно, что поливать часто не надо. И в самом деле, с новым креслом и горшочком на подоконнике мое логово приобрело уютный и завершенный вид. …И лишь одна мысль бродит на периферии сознания: где-то я этот кактус уже видела… Но не до того мне сейчас. Застегиваю куртку, напяливаю маску, краем глаза наблюдая за тем, как тщательно убирает под кепку свои зеленые волосы Мин. С чего это ему вздумалось так их накрасить, и именно сегодня? Синхронно и не сговариваясь показав на прощание по кулаку группе провожающих, мы, наконец, покидаем Агентство и берем курс на ближайшую станцию подземки. — Ты почему им не сказал, что я приеду? — доходит наконец до меня. — Я думал, ты попозже, когда уже все разойдутся. — Меня Йонг подвез. — То есть? Откуда? Он у вас был? Вместе с …твоей мамой? — Ага! — радостно подтверждаю я, — на рынок ходил, бабушкин чай пил, чуть колеса ему не пробили! — Да… девочки. Вот это любовь! — непонятно отзывается Юнги. — Не то слово. Они сейчас в какой-то ресторанчик, а потом… ну, как получится, наверное. Юнги вдруг фыркает, и, проследовав по коротенькой ассоциативной цепочке, убирает подарочек Сокджина поглубже в правый задний карман. Я тоже фыркаю и отвожу взгляд. — Так они… — Собираются пожениться, — подтверждаю. — А бабушка? — Одобряет. — А ты? — Почему бы и нет. Кто не хочет на свадьбе поиздеваться над своим начальством три дня, верно? Сдержанный хихик заставляет меня оглянуться, выражение на хитрой морде такое, завистливо-предвкушающее: — Хотел бы я это увидеть. — Считай, приглашен. Да, и на Чусок тоже. Если тебя присутствие Акула не смущает, конечно. С удовольствием любуюсь процессом переработки информации. Мин аж останавливается, хмурит бровки под челочкой, выдает последовательно: — А госпожа Джин-хо… А ты… А Акул… Е-мое, он теперь тебе… — Отчим. И то, нелегально. А бабушка тебя на краю света найдет, если попробуешь не прийти! — А ты? — Что я? — Ты… — А я уже нашла, — сообщаю я. И беру за руку, да покрепче, покрепче. Чтоб в толпе не потеряться.***
В метро толчея, что не удивительно. Даже не будь на Мине маски, его бы сегодня никто не узнал, но маски на нас, конечно, есть, осторожность и еще раз осторожность. Пока стояли в вагоне, держались за руки, чтобы не потеряться и не упасть. Все равно бы этого никто не видел. И так приятно на душе! Я радуюсь, как ребенок простому держанию за ручки. Юнги тоже. И пусть лицо закрыто маской, а на лоб надвинута кепка… глаза-то я вижу. А каким таким внутренним взором я вижу его улыбку — не спрашивайте, сама не в курсе. На поверхность мы выходим, все так же держась за ручки. Потому что, блин, Первое Свидание. Традиционно заходим в маленький магазинчик, где были в тот первый раз, когда Хитрый Мин сманил меня за телефоном и Бинхово одобрение получить. Аджума-продавец на этот раз и со мной поздоровалась, поулыбалась. Мы снова набрали три огромных пакета всякой вредной жратвы и напитков для Бинха и Хунгчи. Ну и для себя, конечно. Проходя мимо стенда с шоколадом, ускорили шаг, поняв друг друга без слов. И направились к пиву и чипсам. Прекрасно! С адским сочетанием чипсов, сладкой газировки, печенек и какой-то странной упаковки со сладостями (для Хунгчи) мы отправились к подвальчику. Настроение самое что ни на есть лучшее. — Правильные гости стучат в дверь ногами, потому что руки у них заняты! — объявляет Мин. И стучит. Невзирая на табличку «Закрыто». У меня одна рука свободна, так что я просто тяну тяжелую дверь на себя: да мало ли что там на ней написано. И предчувствие меня не подвело. Дверь открыта, Сонбенним Бинх и Хунгчи встречают нас радушно, но торопливо. Младший в припрыжку ведет нас в жилую подсобку. Сам Бинх занят, прихорашивается у зеркала, в туалете, потому что «Хен, нуна, он идет на праздник к нам с мамой!» Ваооо! «Файтинг» — тут же беззвучно выдает в сторону Хунгчи и Бинх-хена Мин Юнги. — Ну, я же говорил! — продолжает он уже исключительно для Хунгчи, шепотом. И, видно, чтобы осчастливить ребенка окончательно, стягивает с головы кепку, демонстрируя присутствующим зелено-голубой окрас волос. — Хеен! — орет счастливый ребенок в полный голос, — Ты все-таки это сделал? Мин Юнги улыбается, жмурится даже, как довольный котик… Это они о чем там, интересно? Господин Бинх, отвлекшись от созерцания себя в зеркале, возвращается в комнатку, косится на часы, потом тоже осматривает Юнги с его новым окрасом: — Красавец! Ну, что, мечты сбываются? Юнги кивает в ответ. — Какую? — …эээ, — почему-то косится Юнги на нас с Хунгчи, и, наконец, находится: NeverMind. — Да-да-да. NeverMind, — повторяет Бинх. Очень серьезно. Очень-очень серьезно. — А можно еще раз и на корейском? — вступаю я. — Нет! Вот на корейском как-раз и нельзя! — начинает смеяться мужчина. — Он просто первую версию видел, — слегка смущается Юнги. — Ага! Нуна, там у него вместо этой «невермайнд» … — Молчать! — в один голос обрывают Хунгчи оба хена. Но поздно. Не так уж и сложно подобрать словосочетание под ритм и рифму. Н-да… Теперь в моем сознании эта песня навсегда получила название «И не еб.т». — Так, время, — соскакивает с неудобной темы сонбенним, — Мама нас ждет! Так, голубки, машину я забираю, ключи от магазина вон там на столе, когда вернусь, не знаю, может сходу с лестницы спустят, но если буду возвращаться, предупрежу, пива полон холодильник, рамен на полочке, ни в чем себе не отказывайте… Так… И если гулять пойдете — то без жертв и разрушений, пожалуйста! — Пока, хен! Пока, нуна — машет ручкой Малыш, бросаясь вслед отцу. Хлопает дверь, и мы остаемся наедине. — Ну вооот… Я тут ради него красился, а он смылся, — с обиженной Сокджиновой интонацией тянет Юнги. — Ну, ты что, у него там воссоединение семьи, святое дело. Да, а в чем вообще-то суть истории? Мне тоже неловко, отчего-то, и пока есть классная тема для веселой истории, то почему бы и нет? Но Юнги вдруг хмурится, и плечами передергивает совсем невесело: — Это еще весной, когда мы с Малышом в Дуга вляпались. И я ему тогда пообещал, что все будет хорошо. Ну, короче, мы поспорили. То есть даже и не поспорили… — Юнги смущенно лохматит волосы на затылке, — ему было страшно, и я пообещал, что все будет хорошо, что нас спасут, что… — тут Мин смотрит на меня — вопросительно, и продолжает, — что у меня наконец-то появится девушка, что я продам Бигхиту свою песню, ну, то есть настоящую песню. И что я перекрашусь. В зеленый. — Дугу назло? — В смысле — Дугу? — Ну ты же сам сказал ему тогда «надо попробовать»? — Вот черт! — хлопает себя по лбу мой парень, — А я-то все думаю, откуда у меня такая идея странная. — Ну вот, видишь, и от таких козлов бывает польза. — Поедим сначала, потом гулять пойдем? Рамен будешь? — со сноровкой человека, хорошо знающего, где что лежит, шуршит по полочкам Юнги. — Да ну, может кофе, и пойдем? — деликатно отклоняю я многозначное предложение, — Или пива? — О! Пиво! И чипсы! Блин. Предложение снова становится многозначным. Ну ладно, главное, что не вино и шоколад. Мин добавляет в бутылочную коллекцию Бинхова холодильнике принесенные нами бутылки, вытаскивает две уже холодные, заботливо снимает с обеих крышечки, одну вручает мне, с другой падает на диванчик. Я не к месту вспоминаю, как мы с парнями сидели на нем, в ожидании новостей, пока Джин нарезал круги на арендованной машине. — За новую песню, — говорю я. Автор и исполнитель смущенно краснеет: — Здорово получилось? Это я в Гонконге, помнишь, ты отчеты писала, а я… — …победу праздновал? — Ну, было немножко. Но это же не самое главное, — с азартом продолжает мой бесстрашный и на все положивший. — Самое-то крутое в том, что я пошел с ней к PD-ниму, и он сказал — ДА! Даже когда Юнги сиганул с вышки, столько азарта и победного восторга в его глазах не было. — Круто! — признаю я, совершенно искренне, — как тебе вообще эта идея в голову пришла? — Вот честно? — Мин снова лохматит волосы, — это не мне. Это Столбику твоему. — Моему-то почему? — Нет, ты послушай, он же в наших делах не разбирается, и как такие дела делаются, вообще не понимает. Ну, там общая концепция группы, единый образ, все такое. Но он спросил: а почему ты просто не можешь показать свою песню? Вот просто показать, спросить мнение… Что ты теряешь? Я слушала, боясь хоть слово проронить: у нас сегодня такой вечер, да Юнги за сегодняшний день сказал больше, чем за предыдущий месяц. — Так вот, и я подумал: а в самом деле, почему? Понравится или не понравится песня… мне, честно говоря, вообще пох. Главное, чтоб мне нравилось! И покупателю. Ты понимаешь! По-ку-па-те-лю! Мин вскакивает, в изумлении рассматривая собственные руки, словно это они провинились. — Лин! Ты понимаешь, до меня дошло! Я все это время не показывал песни в Агентстве потому, что тогда их уже нельзя было бы продать! Уже и деньги не нужны… как раньше, уже продавать незачем, а я как три года назад! Тут играть, тут не играть, а это можно только на продажу! — А Бан Шихек-то что сказал? — Сказал, почисть от мата, будем делать тизер. Сказал, если будет, еще приносить. Если получится, то микстейп выпустим. — Ну, Мин Юнги! Какой ты — офигеть! Стоять! Ты когда к PD-ниму ходил? — На следующее утро, когда мы с тобой ночью по парку гуляли. — А до всего этого додумался — когда на крыше засел? Юнги неловко пожимает плечами. — И ведь не сказал даже ничего. — А вдруг бы меня турнули? — Ну, ты ж у нас по жизни победитель. «Одинокий Волк нашей общаги» — вспоминаю я, как кто-то из парней клеймил позором спасенного от Дуга Юнги-хена. — Да нет, Лин… Там действительно, дело было для одного. А что касается той истории… С Дугом. Как-то я и в самом деле привык, что мои проблемы я решаю сам. — Ага-ага. И свои проблемы — сам, и не свои проблемы — тоже сам. И даже о том, что эти проблемы вообще есть. — Чаги! Вот не начинай! — Да я и не начинаю. Закончила уже. Больше без меня в мои дела не лезешь. Ок? — Ну, ок? А если вместе с тобой, можно? — Ладно уж… можно. И тут мы скрепили договор, чокнувшись пивом.***
— Допьем и пойдем? — предложила я. — Пошли! А то все пропустим! — с энтузиазмом отзывается Юнги, еще бы, после такого-то разговора, — Давай, на площадь, там и ярмарка, и перекус всякий. Ооо! Шашлычки! Какие там шашлычки! Ну, если шашлычки, то я только за! Застегиваю куртку, поправляю перед зеркалом волосы, здесь маску можно не надевать. Мне. А вот Мин все равно принимает меры предосторожности. Хотя зеленые прядки из-под бейсболки выбивались. — Э, Мин, ты чем красился? — Да просто зеленый порошок, на сухие волосы. Типа мела. А ты? — Тоже одноразовая, из баллончика. — Тебе идет. — Оооо? Какой ты сегодня роматишный? — смущенно фигею я. Юнги смущается еще сильнее и быстро сваливает на улицу. И не слышит, как я говорю: — кхм…тебе тоже идет.***
Сама по себе ярмарка была небольшой. Отовсюду звучала музыка, пахло мясом, чем-то острым, сладким и непонятным. Ароматы источали несколько прилавков с уличной едой, а остальное место заняли конкурсы. На огороженных пестрыми ленточками участках асфальта. Много, разных. От сложных до тупых. Честно, когда я ехала сюда, не думала, что захочу сыграть или вообще что-то выиграть. Но пивко слегка давало по голове. В пределах разумного, надеюсь. На одной из таких площадок среди призов я увидела совершенно потрясающий платок. И он так бы подходил бабушке… — Ты хочешь сыграть? — Смотря что там за игра, — покривилась я, вспоминая колечки и карандаш на веревочке с бутылкой. Но нет. Это был конкурс на знание старых песен. Нужно послушать и допеть строчку. А учитывая, что все песни я знала наизусть, спасибо бабушке и ее подружкам, …я могла реально поучаствовать. И вот, вручив помощнику ведущего символические сто вон, я стою в круге. Участников там было не так уж много. В основном аджумы да аджосси. Юнги стоял в сторонке, в офигении наблюдая, как я соревнуюсь со старшим поколением в знании эстрады шестидесятых. Ведущий включил первую песню… я подняла руку первая. Вторая песня — какой-то дедушка… Довольно скоро мы остались вдвоем, я и аджосси, с которого не сводила взгляда пожилая женщина в первом ряду. Последняя песня и я демонстративно развожу руками. Хоть и знаю правильный ответ. Все-таки то, как дедушка старался выиграть платок для своей спутницы… Мы с Юнги умиленно наблюдаем, как пожилой мужчина набрасывает платок на плечи своей подруге. Как любит говорить в подпитии тетушка Куен: «Да, девочки… Вот это любовь!» Да… Любовь. Нам бы такую. Как участник полуфинала, я получаю от устроителей конкурса наполненный гелием воздушный шарик, и тут же привязываю его к лямке своего рюкзачка. — Зато теперь я тебя в толпе не потеряю, — говорит Юнги, провожаю пожилую пару взглядом. Лиха беда начало, стоило только начать играть, и дальше уже веселье пошло как по маслу. Ну и шашлычки, конечно. Мин щедро купил по две шпажки, а что, на сей раз его очередь, пусть платит, стянул маску на подбородок, чтоб есть не мешала, и мы побрели по площади, обгрызая кусочки мяса со шпажки и обмениваясь впечатлениями. В паре мест поболели за участников, перемыли косточки Седжину, Акулу, Столбику и Мин Шинхоа, и тут уже Юнги потянуло на подвиги. — У нас такой в общаге пропал, — объявил он, всматриваясь в висящую над прилавком игрушку — черного медведика с красными щеками. — То есть, пропал? — возмутилась я, — он у вас в гардеробной, наверху, где шапки! — Ну давай тогда заведем ему девочку! Бантик привяжем, а? Тут и конкурс-то совсем простой! Спрашиваете, почему Мин меня так агитирует? Потому что конкурс парный! Классический и всемирно известный танец на газетке, которая в каждом туре складывается вдвое. Здесь, правда, картонки, но суть от этого не меняется. — Бантик, говоришь? Подружку, говоришь? — намекаю я на его сегодняшний подарочный прикид, но — соглашаюсь, конечно. И вложив в фонд районной ярмарки свои денежки, Юнги ведет меня на импровизированный танцпол, устланный картонными листами. Танцующих пар много. Потому что правила вынуждают партнеров танцевать на очень близкой дистанции — а в этом весь смысл. Самые азартные снимают куртки, кое-кто из девушек даже разувается, когда после очередного музыкального фрагмента картонка уменьшается. Кошусь на собственные тяжелые осенние ботинки, в пару к таким же у Юнги: — Ну что, босс, разуваться будем? Тот качает головой, приподняв меня, и крепко прижимает к себе. Я обхватываю его за шею, стараясь не мешать и не дышать… Танцор-профи прекрасно чувствует пространство, ни единого касания за пределами картонки! И мы в полуфинале. Картонка еще меньше, и один из наших соперников романтично подхватывает свою даму на ручки, другой прагматично сажает свою партнершу на закорки… а Мин, зараза зеленая, на несколько секунд ставит меня на землю, а потом присаживается, выпрямляется… и вот я уже вишу как жертва пиратского капитана, перекинутая через плечо, попой кверху! Юнги что-то такое танцевальное изображает на доступном ему кусочке картона, не забывая при этом придерживать мои ноги… а в куртку со спины я и сама руками вцепилась. Восторженный свист и вопли, очевидно, в сторону нашей «сладкой» парочки. Костлявое Миново плечо впивается в мое подреберье, голова болтается, кровь приливает к голове… Ну, Мин Юнги, погоди!!! Судя по воплям болельщиков, сходит с дистанции одна из пар, та, которая романтичная, а мы, прагматики, получаем передышку, пока помощник ведущего сокращает размеры картонки еще раз и окончательно. Притом Юнги, гад такой, не торопится спускать меня на землю, мол, чаги, подожди полминутки, это быстро. Если изогнуться, и вытянуть шею, то становится видны размеры картонного островка, как раз одну ногу поставить. Соперник, с девушкой, сидящей на закорках и Мин со мной через плечо, по команде ведущего замирают на одной ножке. С таким весом это и так-то дело непростое, так ведущий требует танца, угрожая дисквалификацией. Не знаю уж, как там танцевали наши соперники, а вот я решаю совместить приятное с полезным, и под тягуче-романтическое, веду ручками, и без того вниз свисающими, вдоль Минова бедра, приближаясь к его округлым, и не побоюсь этого слова, сексуальным ягодицам. Я их тут, головой вниз, уже минут пять рассматриваю, должна же я к этому зрелищу внимание окружающих привлечь? Мелодия становится совсем уж страстной, пальцы Юнги вцепляются в мои бедра, но он стоит, не теряя равновесия, Сон Сондык оценил бы… Под визг и хохот падают наши конкуренты, Юнги еще несколько секунд стоит неподвижно, фиксируя рекорд, я продолжаю под свист и вопли болельщиков совершать эротишные пассы над его задницей, и лишь когда он с облегченным выдохом встает на обе ноги, со всей доступной мне агрессивностью отвешиваю герою и победителю звонкий поджопник. — Да блин! — ахает не ожидавший такой подставы мой парень, и рефлекторно пробивает ответный, не прекращая меня при этом надежно удерживать другой рукой. — Идеальная пара! — слышу я восторженный голос Ведущего. -- …Спасибо, чаги! — говорит мне довольный Юнги пятью минутами позже, запихивая кумамончика в свой рюкзачок. — Должен будешь, — бурчу я в ответ, потирая нижние ребра, и стараясь вернуть сегодняшний шашлычок из пищевода обратно в желудок. Моя тайная месть прошла мимо Юнги, но, невзирая на то, что я чувствую себя отомщенной, я продолжаю бурчать, ворчать и оплакивать горькую судьбу кумамошечки, которому недолго осталось ходить мальчиком, скоро на него повяжут бантик, оп — и он девочка. Юнги сдавленно хихикает, но руку мою не выпускает, сосредоточенно двигаясь вперед, на поиски приключений. Хотя… Пожалуй что и нет. — Лин, может пошли уже? Сейчас к Бинху зайдем, как там у него дела, посмотрим? Представив нас наедине в Бингховом подвальчике… Представив нас наедине в Бинховой подсобке… НА Бинховом диванчике… — Ну… ну… давай. В общем мы уже возвращались знакомой дорогой, когда услышали знакомые такты Имперского Марша. И не менее знакомый на его фоне голос Столбика. — Танцевальный конкурс! Всего тысяча вон, и победитель может выбрать любой приз! Бластеры, световые мечи, доспехи и фигурки героев! — заливался он, круче менеджера по продажам. Приблизившись, мы обнаружили Баобича у стенда с призами в окружении стайки подростков обоего пола. И если я хоть что-нибудь в чем нибудь понимаю, то дети эти из реабилитационного центра. Социализироваться привел. — Конкурс для всех желающих! — продолжал Столбик. И блин! Я хотела. — Ты хочешь что-то? Промолчала. Конечно, я любила вселенную Звездный Войн. Юнги поднял руку, с купюрой, демонстрируя желание поучаствовать. Столбик его уже заметил, так что особо не удивился. Юнги вышел на свободную площадку в окружении детишек и десятка взрослых. Смотрю, у Столбика все схвачено, детишки создают массовость, да и зазывалами работают, судя по тому, как меня ухватила за руку и потянула туда же, одетая в мешковатую одежду девушка. И оставила там. Ну, ок. Потанцуем. Нет, танцевать я особо не умею, если не считать странные телодвижения под музыку перед зеркалом бабушкиного шкафа, во время бабушкиного отсутствия. Но вот именно эту, года три тому назад звучавшую из каждого утюга я знаю, наши старшеклассницы ее репетировали, пока я делала вид, что руковожу процессом. Так что секунд тридцать я отжигала, чем и произвела на своего парня неизгладимое впечатление. Ну, Юнги эту хореографию тоже видел, Чонгук с Чимином ее исполняли в собственном, неподражаем стиле, понятно, что у профи-танцора в голове рисунок танца отпечатался. Следующая мелодия мне была незнакома совершенно, так что я с площадки потихоньку свалила, а вот Юнги продолжил. Где по памяти, где импровизируя на ходу. Юнги было все нипочем. Хоть женские, хоть мужские. Я уже ладони отбила, хлопая. Все-таки хорошо, что наши визажистки и стилистки имеют привычку в качестве рабочего фона включать клипы и трансляции, а не дорамы, например. Даже я фрагменты танцев узнавала, что уж о надрессированных Сондыком бантанах говорить! Короче, финальным танцем Столбик поставил ему DANGER, чисто покрасоваться, когда остальные соперники покинули поле боя. И мы приступили к выбору приза. — Чаги? Что ты хочешь? Вот этого мелкого зеленого хочешь? — Не, у меня свой есть… Меч хочу. — Зеленый, синий? — деловито предлагает Столбик. — Красный! — Серьезно? У хорошего джедая меч светит синим. Или зеленым. — Красный! А с двумя лезвиями нет? Как у Дарта Мола? — Нет… Я тогда уже не собирал, — улыбается Баобич, вручая мне приз. Ой-ой. Это он свою детскую коллекцию на призовой стенд выставил. С поклоном принимаю пластиковый меч с красной подсветкой. — Спасибо, мастер! Баобич кивает, и дает отмашку своему помощнику. Снова первые такты Имперского марша собирают любопытных и праздно гуляющих. — Танцевальный конкурс, всего тысяча вон… Интересно, нет ли у БигХита желания заняться мелкой благотворительностью? Я бы могла подсказать ему пару адресов.***
Сделав пару пробных взмахов, перехватываю игрушку поудобней, сбылась моя детская мечта! Юнги улыбается. — И нечего смеяться! У тебя у самого кумамон в рюкзаке, к смене пола готовится! — Да я не смеюсь! — Смеешься, я же вижу! — А вот и не смеюсь! Ну… немножечко. — Ну ладно, если только немножечко. Спасибо. — А поцеловать? И я уже готова поцеловать, и уже привстала на цыпочки, но обрывается музыка за нашими спинами, и рекламный спич Баобича обрывается на полуслове. Зато хорошо слышен вопрос: — Ах, конкурс? А деньги ты за место заплатил? — Твою мать! — шепчет Юнги и поворачивает обратно, на ходу натягивая маску на лицо.