***
Конечно, ничего на этом не закончилось. Злодей не укрылся в своем логове, стеная и потирая копчик, добро не победило зло и все прочее в том же духе. Потому что, спасая чужую коллекцию, которую я в мечтах собирала все детство, рассматривая фигурки и игрушки на витринах и картинках, только не выдуманную, а настоящую, я выскочила в центр круга. И Юнги, спасая меня, тоже выскочил в центр круга. И мы спалились! — Это она! — заорал Крыс, тыкая в меня пальцем, — она, Бешеная Сестренка! Молодой джедайский выводок синхронно развернулся в мою сторону с восторгом и недоверием: «Бешеная Сестренка!» — Привет! — сказала я, стягивая маску на подбородок. Вот она, популярность. — А Шуга тогда кто? — задала логичный вопрос девочка в оверсайзной одежке. И быстренько вычислила, кто у них тут на площадке десять минут назад зажигал. Попали. И не сбежать, и не послать. — Мммм…. — издает неопределенный звук Шуга и ежится под пристальными девичьими взглядами. И тоже убирает маску с лица. Дуг забыт. И это, похоже, как раз то, чего он стерпеть не может. В результате скандал заходит на второй круг. Тема денег забыта. У нас теперь тема творчества. Я вместе со Столбиком бережно собираю с асфальта его коллекцию, зависая на каждом экспонате, и, время от времени бросаю взгляд туда, где Мин пишет автографы на всех подвернувшихся поверхностях, на ходу переругиваясь с бывшим королем территории и художественным руководителем районного масштаба. Поднятый на ноги верным соратником Крысом, Дук покачивается, опираясь на его плечо, но не уходит: — Голос никакой, тексты тупые, ритма неровный, да еще и шепелявый. — Ну не знаю, говорят, это придает черты индивидуальности. Знаешь, подчеркивает совершенство исполнения, — ни разу не скромничает айдол. — Это не мне, это сеструхе… — тем временем оправдывается кто-то из пацанов, протягивая листочек для автографа, — …спасибо, хен! — Эти ваши ублюдочные танцульки… — А что не так-то? Могу, умею, практикую… — между двумя автографами, не поднимая головы отзывается Юнги. — Спасибо, оппа! — счастливо прижимает к сердцу кусочек оберточной бумажки с автографом самого Шуги еще одна Столбикова питомица. — …под пидора красишься, бабьи танцы танцуешь… — Что, проняло? — наконец огрызается Мин, и, стянув с головы бейсболку, взбивает волосы демонстративно-айдольским жестом. И улыбается фанмитинговой улыбочкой. Тоже — демонстративной. Мы со Столбиком даже сбор уцелевших фрагментов коллекции прекращаем, готовимся вмешаться. — Вот… оппа… — протягивает Юнги блокнотик еще одна юная фанатка. Та, что в черном и на два размера большом. — Ваооо! — шепчет Баобич. Смотрю на девочку повнимательней. Да, точно, вао! Ну, у психолога — свои победы. — Где творчество, где искусство? Тупые танцульки! Юнги старательно пишет что-то для девочки, не отвлекаясь на посторонние шумы. — Дались тебе эти танцульки, — нежно пожав деве ручку, поворачивается он к Дуку, — Ну не хочешь танцев, давай баттл устроим? Только не как в прошлый раз, а по-честному? Без готового текста и заложников? Готов? — Иди ты в жопу, пидор крашеный! — Уже было, — констатирует Юнги, — еще отмазки будут? …Так и думал, — добивает он на прощание. Ладно, хватит уже поверженному королю пар спускать. Вместе со Столбиком присоединяемся к компании юных фанатов и пожилых хейтеров, я встаю рядом со своим парнем, и, встретившись глазами с Крысом, демонстративно шевелю в воздухе свежеотточеным маникюром. Крыс шипит что-то, злобное, но очень тихо. А потом ловко и привычно уводит выговорившегося и вроде даже протрезвевшего Дука. Магистр Баобич смотрит вслед посетившей нас парочке, потом на руины еще полчаса назад благоустроенной танцевальной площадки, вздыхает и дает своим падаванам команду на сборы. В самом деле, уже темнеет, и в воздухе чувствуется влажность приближающегося дождика. Печально смотрю на две половинки лайтсайбера. — Шинлин? Может, другой возьмешь? — Не надо, я этот починю, — запихиваю я в рюкзак остатки детской мечты. Символичненько так, если подумать. — Благодарю Вас, господин психолог, ваши рекомендации были крайне полезны, — кланяется Мин Бобичу. Интересно, кто офигел больше, Баобич или его дети? Юнги забрасывает свой рюкзачок на плечо и крепко берет меня за руку: — Пошли, чаги. Кланяюсь на прощанье, и, натянув маски и надвинув пониже кепки, мы бредем потихоньку в сторону Бинхова подвала. Я перебираю в памяти события сегодняшнего дня. Интересно, можно ли считать, что обещанные бабушкой неприятности мы пережили, или будет еще продолжение? Ведь однажды, спустившись с крыши, мы опрометчиво решили, что приключения закончились. А потом Юнги спасался бегством от разъяренных бантан и уничтожал улику методом поедания. Потом мои мысли плавно переходят на бабушку, и ее слова: «своего мужика надо хвалить». — Дорогой, — толкаю я в бок своего парня. — А?! — настороженно и даже панически спрашивает он. — Ты был великолепен! — Да? Ну, ты тоже ничего. Вот как я вижу сквозь маску, что он улыбается?***
Дальше мы идем, держась за ручки. Юнги аккуратно выбирает дорогу, и почти не разговаривает. В какой-то момент хватка его становится жесткой и утрачивает все признаки романтичности. Но я не спорю. Он на знакомой территории, я — нет. В конце концов, я в точности так же вела его за руку через мои родные джунгли. Звуки ярмарки с площади все тише, сумерки очень скоро сменятся вечерней темнотой, а в переулочках, двум машинам не разминуться, пусто и тихо, и на освещении очередной раз кто-то сэкономил. Я думаю о том, что, если бы мы не задержались и не встретили, так сказать, призраков прошлого, то шли бы, держась за ручки по-настоящему, подкалывали бы друг друга и люто смущались. Оба. Но сейчас настроение другое, и ощущения другие: как в фильме ужасов. Сейчас из стены что-нибудь выскочит, утащит и сожрет. Но до входа в Бинхов подвальчик мы добираемся вполне благополучно. Три ступеньки вниз, огороженные по сторонам перильцами, чтоб в темноте никто без ступенек вниз не улетел, Наши рюкзачки рядочком стоят у стенки, Юнги ковыряется ключом в замке, тихо шипя, а я, чтоб не мешаться, стою наверху, облокотившись на перила и подаю умные советы. В конце концов Юнги решает подойти к делу системно: подсвечивает замок телефонным фонариком — и тогда говорит, негромко и очень серьезно: — Лин. У нас проблема. — Ага, проблема. Даже две, — киваю я на двух быстро приближающихся мужиков, — ковыряйся там быстрее! — Я не могу, — Юнги взлетает по ступенькам, хватает меня за руку, — бегом, я их знаю… — Да почему не можешь? — пыхчу я, тем не мене, послушно набирая скорость. — Замок испорчен…спички и клеем сверху… Сюда. Юнги тянет меня за собой, узенький, как коридор проход ведет к освещенной и, возможно, более безопасной улице. Топот и мелькание ручных фонариков за спиной не дает расслабиться, мусор и осколки скрипят под тяжелыми ботинками… бабуль, ты знала? Юнги толкает меня к стене: «замри!», а я не киношная блондинко, чтоб лезть под руку, я послушно замираю и слышу, как грохочут опрокидываемые Мином навстречу нашим преследователям то ли бочки, то ли мусорные баки. — Лин? — шарит он рядом со мной по стене. — Здесь — сама хватаю его за руку. — До конца и направо. Грохот шум и мат… не зря задержались. Мы вываливаемся на освещенную улочку, тоже пустую, и поворачиваем направо, но — гул взревевшего двигателя и тут же скрип тормозов. Побитая жизнью, но резвая, судя по маневрам, машина перекрывает нам путь. Ну, почти перекрывает. А мы быстрые, маневренные и сыгранные, мы разворачиваемся, и бросаемся назад, Мин дергает меня в сторону, и потому я умудряюсь обогнуть предательски распахнутую навстречу мне заднюю дверцу машины, но мы все равно сбиваемся с ноги и тормозим, и, чтобы проскочить мимо проулочка, из которого только что выбрались, нам не хватает буквально пары секунд. Точнее, это мне не хватает. Наши преследователи выскакивают оттуда — и один из них вцепляется в мою куртку, рывком разворачивая к стене. Руку Юнги я отпускаю в ту же секунду — и мне остается только надеяться, что ему хватит ума не играть по киношным правилам. — RUN! — ору я почему-то на английском. — Куда… Держи его! Ну, пока что ты держишь меня. И никуда не побежишь! Бью тяжелым каблуком куда-то назад, судя по отдаче в пятке, мату и ответке, прилетевшей мне в спину, понимаю — попала. Ударом меня сносит прямо в стену — но подставленные руки и теплая курточка гасят удар… блин, бабуля! Я спрошу --дай только вернуться! Меня разворачивают — и резкий запах многодневного запоя бьет мне в лицо, это неприятно, зато теперь я могу оценить обстановку. Это — Дуг… Ну, кто бы сомневался. Похоже, нанять пару бойцов деньги все же нашлись. Спортивного, так сказать, телосложения мужчина, отступив на пару шагов назад, растирает голень и смотрит на меня ну очень грозно. Второй, столь же спортивный, возвращается после нехилой такой пробежки, задыхаясь и — не догнав. Тихое ликование сменяется истерическим смешком — все-таки там, в проулке это были мусорные баки — судя по запаху и ошметкам дурно пахнущего чего-то на одежде загонщиков. — Ты, дура! Ты что ржешь! Он же бросил тебя! Он сбежал! — трясет меня за плечи Дук — последний, блин, романтик… — И правильно, что сбежал! Он не просто так сбежал — он с телефоном сбежал. Вот интересно, а кому он сейчас звонит? — ору я в ответ. Не для Дука, для двух его подручных. — Заткнись, — рявкает Дук, — в машину ее. До машины всего пара метров, но я упираюсь вовсю. — Мужики, эй, глупостей не делайте, он ведь вас узнал… — пытаюсь я взывать к разуму двух дебилов, — так и сказал, бежим, я их знаю… Вам же за меня яйца оторвут! Я Бешеная Сестренка, кто не в курсе! — но два дебила — это сила. Непреодолимая. И через минуту я уже сижу на заднем сидении машины, да еще и в наручниках, пристегнутых к ручке заблокированной двери. Той, что зачем-то наверху, над стеклом. И с Крысом за рулем, с чьей помощью, собственно это все и проделали. Ну, хоть трезвый за рулем. Да… все, что может пойти по пизде, обязательно пойдет по пизде, как говорит Каня, и какой-то там Мэрфи… Мироздание, ну вот так-то со мной зачем? Сейчас бы пили чипсы, ели пиво… ой, наоборот, прощались бы с девственностью, так нет же! Вот сейчас, по законам жанра, сядут рядом со мной на заднее сидение эти два бойца, и поедем мы бог весть куда, хрен знает зачем… Блин, Юнги, выручай уже! Время шло, наручники резали запястья и вообще мешали. Затянуть их моим похитителям пришлось на последний зубчик, тонкие запястья, и сама я мелкая. Зато быстрая, умная и наблюдательная, и убедительная. Ага. — Эээ, простите, господин водитель, когда поедем? Крыс, обернувшись, зыркнул на меня, и что-то прошипел. — А? Простите, я просто не расслышала… А, может, вообще никуда не поедем? Может, Вы меня отпустите? А скажете, что я сбежала? Я никому не скажу, честное слово! — Да заткнись ты! А то в багажнике поедешь! — снова шипит Крыс. Он нервничает. Из-за опущенного стекла водительского окошка даже мне прекрасно слышно, как зароненные мной в души наемников зерна сомнения дают обильные плоды: Два бойца пытаются вытрясти из Дуга обещанную оплату полностью, и прямо сейчас, а тот, невзирая на неполную трезвость, яростно торгуется, и готов платить половину, но потом! Потому что парня вы упустили, и учтите, вы едете с нами до места! — До какого места? — настороженно спрашиваю я Крыса, и на сей раз он не отмахивается, а улыбается, как-то совсем нехорошо и пугающе. Тем временем разборка подходит к кульминации, и стороны расстаются крайне недовольными друг другом. Дуг распахивает заднюю дверцу машины, командует: «подвинься» — мне, и «едем» — Крысу. Он яростно сопит, а кто-то из оставшихся за бортом бойцов, так и не поехавших с нами «до места», на прощание срывая злость бьет с размаха по багажнику отъезжающей машины. Машина скрипит и проседает. Крыс тихо матерится. Ага, не только у меня сегодня все не по плану. Да уж. С Мэрфи не поспоришь. А уж с Каня тем более. Крыс ведет машину, как это может делать только местный житель, в таких кварталах гугл-карты ни о чем. Дуг собирается с мыслями, явно на ходу сочиняя план Жэ. Я тоже. Вообще-то, я надеялась, что, пока эта компания будет решать денежные вопросы, явится мой принц на черном мотоцикле во главе могучей рэперской армии и спасет меня из рук похитителей. Но, если серьезно, то Шуга здесь по-прежнему всем никто, а уж его Бешеная Сестренка и подавно… Ладно, Линлин, больше оптимизма. Наши победят, они поженятся. Ну, или хотя бы это… ночь любви. Ну вот почему все люди как люди, и мама с Йонгом, и Зиан с Менджу, и Каня с Шинхоа, только мы с Юнги полгода знакомы, в одном номере жили, в одной кровати спали, а все как ненормальные! Нет, все! Как выберусь — пойду и …это! Изнасилую! Вот как спасет, так сразу и… того. — Блин! Дуг, скотина! Руки убрал! Не то, чтобы можно много сделать с руками в таком положении, но затылком в подбородок я гаду влепила, и по голове в ответ получила: — Блядь, сука, ты чего! Я телефон искал! — Пошел бы на… сказать нормально не судьба? Куртка, правый карман. — Дура бешеная! — Долбоеб! Оба! Мой телефон Дук вытаскивает из кармана аккуратно. Телефон заблокирован, и я уже готовлюсь морально к душевной беседе за пароль, но ничего похожего, стянув с телефона футляр, мужчина просто снимает заднюю панель, смотрит внутрь, как будто что-то понимает, хмыкает, что-то там отковыривает, а потом просто выбрасывает мой телефон в окошко. Прямо на ходу, сволочь, выбрасывает! — Там не только позиционирование подключено, — объясняет он почему-то мне, — там еще и маячок установлен, телефон-то тебе у Бинха делали? Пожимаю плечом. Учитывая, как идут мои дела, утраченные фоточки и список контактов, телефон — самая меньшая из моих проблем. Самое паршивое, что теперь никто не найдет меня «с точностью до двадцати метров». Так что, сдается мне, не дождусь я спасателей. И все ближе к реальности сны Юнги, от которых он орал ночами: «С тобой всегда что-нибудь случается». «В большинстве случаев ты умираешь». Да, Ким Намджун, прав ты был, когда говорил: «И знаешь, нуна, он у нас немножко ясновидящий, постарайся быть осторожней, в самом деле…». И совсем уж меня морозом прошибает, когда я вспоминаю вцепившегося в меня намертво Мина, в полусне шепчущего: «Ах да… сейчас еще не осень» А вот сейчас она и есть, эта самая осень! Юнги, придумай что-нибудь, зараза, ты ж сам себе не простишь, если что! Это мы сейчас с тобой такие умные и рациональные, а случись что со мной, сколько часов пройдет, прежде чем ты сам себе скажешь: «Я должен был с ней остаться?» И сколько дней, прежде чем тебе это скажут другие? Не-не-не. Так не пойдет. Думай Лин, мозгом думай. — Так в чем прикол? — интересуюсь я, — зачем это все? — Сохраним интригу, я тебе в конце все объясню, — обещает Дук, поблескивая глазками. Алкоголь его мозг потихоньку покидает. Но стал ли он от этого разумней и адекватней — большой вопрос. Как-то мне не нравится его фраза. На счет «в конце». И где это расположено — тоже хотелось бы знать. Ну да, ну да… Как приедем, так и узнаю. Сейчас мы едем по какой-то крупной трассе, а потом куда? Ну, в принципе… если что… то мама присмотрит за бабулей, за мамой присмотрит Йонг. За Юнги — парни, а за ними — Седжин и Зиан. Рыжий и так не пропадет. Так что, все будет в порядке, если что. И все основное я успела, и мечту исполнила, и маму вернула, и по миру попутешествовала, и влюбилась, и… Ну вот, что я все откладывала и откладывала? А теперь… Вот прям обидно! Господи, о чем я думаю! Тем временем машина съезжает с трассы, и, пропетляв по мимо ангаров и прибрежных складов, останавливается на берегу Реки Хан, на широком асфальтированном пространстве, под опорами какого-то автомобильного моста. В черной осенней воде отражаются огни, по освещенному мосту время от времени движутся машины, но здесь, внизу, темно и безлюдно. Ой, нет-нет-нет! Крыс передает Дуку ключ от моих наручников. Ну, на самом деле очень небольшой такой ключик, и Дук тянется к замку, перегибаясь, держа ключ кончиками пальцев, а я прицельно бью его лбом по кисти руки и запястью, ключик беззвучно падает — куда-то, а я еще и ерзаю, и ногами по полу скребу, для гарантии. А вот хрен вы меня без машины утопите! А убить захотите — расчленяйте в машине! Надеюсь, у них нет запасного ключа. Ну, судя по очередному пинку по ребрам и изысканному мату — точно, нет. — Дура бешеная! — Повторяешься! Теперь мы ищем ключик. На мне, подо мной, на полу, на коврике, под обивкой, в карманах — я даже и не препятствую, мне самой интересно, куда мог завалиться этот крохотный кусочек металла. В конце концов моим похитителям приходит в голову свежая мысль, разблокировать дверь, открыть ее и извлечь меня из машины. Я не спорю, а смысл, выбираюсь наружу, насколько прикованные к двери руки позволяют. Откуда выпал чертов ключик — так и не поняла, но отблеск металла и тихий звяк по асфальту заметили мы все. Вот только я была ближе и быстрее. И мотивированнее, что уж там. Так что, легким движением ноги… ключик отправляется под машину, а если повезло, так и дальше. — Ты, сучка! Где он? — Я откуда знаю, я что, целилась? Может под машиной, может где еще… Вооружившись телефонным фонариком Дук бродит вокруг машины, Крыс, присев на корточки, светит под днище. — О! Что-то блестит! — объявляет он, — вон там! Длины рук не хватает, после бурных дебатов, что проще, найти какую-нибудь палку, или передвинуть машину на три метра вперед, принято решение палку не искать. Я снова забираюсь в машину, прикрываю за собой дверцу, все-же холодно снаружи, Крыс садится за руль, и мы преодолеваем три метра вперед. Или четыре. Новый взрыв причудливого мата свидетельствует о том, что блестело там что-то другое, а не ключ, и поиск придется продолжить. Я сижу в машине, адреналин выгорел, осталась только тупая усталость, и боль в затекшем, а местами еще и побитом теле. Запястья болят и просто хочется заснуть, а потом проснуться дома и сказать — приснится же такое. — Я тебя убью! — рычит вдруг Крыс, дергая дверь на себя. И я ору от неожиданности и боли: Крыс дернул дверь, дверь дернула наручники, наручники дернули меня, да так, что я чуть из машины не выпала. — Спасибо, я в курсе, — огрызаюсь я, когда снова могу разговаривать. Кожа сорвана, это точно, и как я запястья еще не вывихнула! Я стою, чуть ли не повиснув, на дверце, пока Крыс роется в багажнике. Под мостом влажно и холодно. Гул двигателей наверху, плеск воды внизу. И страх-страх-страх. Короче, я хочу по-маленькому. И в этой связи уже как-то иначе смотрю на поиски ключика от наручников. Появляется откуда-то ящичек с инструментами, из ящичка — отвертка. А я думала, они напильник ищут. Может, они дверь с петель снимать собираются? И утопить меня вместе с дверью? — тупо раздумываю я. Но нет, все значительно проще. Наручники прикреплены к ручке, ручка прикреплена к дверце шурупами. Хорошо прикреплена, но, в любом случае, это проще, чем найти ключ. Дук подсвечивает фонариком и дает ценные указания, Крыс игнорирует и ловко действует отверткой. Машина избавлена от меня, и Дук цепко хватает меня выше локтя, и тащит к воде. Ой, нет! Нет! Чебурген, я хотела наплаваться, а не утопиться! Юнги, где тебя носит? Дук молча толкает меня вперед, а вода черная, маслянно-блестящая, тяжелая какая-то, боже-боже-боже… он же дурак, у него крыша съехала, он же все потерял, ему уже плевать, что узнают, что Юнги его своими руками в землю закопает — у него ничего не осталось. Но Крыс-то чего смотрит? У него-то мозги на месте? Мы с Дугом стоим на самом краю, тут причал какой-то, что ли, фонарь горит, до воды совсем близко и ограждения никакого. — И-раз… И-два… — зачем-то отсчитывает Крыс, за нашими спинами. Я стискиваю зубы и втягиваю воздух. И — ТРИ! И ничего не происходит. Дук выпускает мою руку и делает шаг в сторону, я оборачиваюсь — в руках Крыса телефон, в таком характерном, видеосъемочном положении. — Ну и что это было? — спрашиваю я строгим голосом Госпожи Ким Шинлин на замене в старшем раздолбайском классе. Мотивы Крыса мне теперь тоже понятны, он-то тогда, в подвале, раскололся. Просто под нашей с Намджуном истерикой, без всякой реальной угрозы жизни. Он тогда сломался, а я сейчас — нет. Может мне надо было поплакать на камеру? На колени там рухнуть, дяденьки, не надо? Блин… Сказали б, я б и рухнула. Типа — подыграла. Но мне же и в голову не пришло, что это может быть настолько …мелко. Н-да. Первые сорок лет особенно сложны в жизни мальчика. Крыс убирает телефон в карман, и они просто разворачиваются и идут к машине. Не поняла. А обратно меня отвезти? Это, наверное, такая мелкая месть, за то, что не унижалась и не позорилась, одну меня здесь оставить? Ночью, черт знает где, в наручниках и без телефона. Уроды. — Бинху позвоните! — ору я вслед отъезжающей машине. Но зря, конечно. Не позвонят. Мелкие пакостники. Фу такими быть. Я смотрю вслед отъезжающей машине, и… ржу в голос. Смеюсь-всхлипываю-захожусь в смехе-истерике-слезах, сгибаюсь пополам, выпрямляюсь, вталкиваю в себя воздух… Боль в запястьях, обострившаяся от этой акробатики, приводит меня в чувство. Твари. Какие твари. Представляю сходящего с ума Юнги, представляю Бинха, потерявшего сигнал маячка, Йонга и маму — Юнги же им позвонил? Наверняка позвонил, когда понял, что сам не справляется. Так. Стоять. Успокоиться, продышаться и думать, как связаться …да хоть с кем-угодно. Ладно. Сначала — ключ. На самом деле, я приблизительно представляю, где он может быть. Просто искать его придется наощупь. Грязь на моих подошвах, перемазанных в грязи и прочих органических отходах, через которые мы с Мином пробежали в том помоечном переулочке, обляпала и скрыла ключ во время поисков. Главное теперь — понять, где стояла машина, где — я. Найти ключи, открыть наручники и выбираться к людям. Есть же здесь какая-нибудь автозаправка, или ночной магазинчик? Так. Вдо-о-ох. Выдох. Ищем ключ. Да блин же! Да господи, ну за что мне все это?! Собака. Рыжая, беспородная, бездомная собака. Большущая. Ну… не очень. Может она здесь живет. А сейчас машина уехала, и она вылезла. И будет это… территорию защищать. Все-все-все, собачка, я сейчас ухожу… Да какой, нафиг, ухожу, мне же ключ надо найти, не могу я светиться в наручниках, сто процентов, полицию вызовут. Разборки, расследования, вот в БигХите спасибо скажут, если это их хоть краем заденет! А там не краем. Там еще и старая история вылезет, весенняя, и Йонг, который нас тогда прикрыл, огребет, и Седжину мало не покажется! — Собачка, миленькая, я тут просто ключик найду и уйду? Хорошо? При свете далекого фонаря и рассеянном облаками свете луны я ищу ключ. Сначала на корточках, потом на коленях. Скованными руками. Запястья жжет и режет, кончики пальцев, которыми я скребу по асфальту и всему, что на нем, сначала болят, потом теряют чувствительность. Любопытная собака нарезает вокруг меня круги, тыкает носом в плечо, спину и ухо. — Собачка, миленькая, не мешай, я сейчас ключик найду и пойду. Очередной перспективный кусочек мусора оказывается не ключом, а каким-то обрывком фольги. Ничего страшного. Все в порядке. Я отдохну и попробую снова. Я сижу на грязном асфальте, и реву, а слезы текут по щекам и из носа, но их так больно вытирать руками, вообще очень больно двигать руками, и искать ключ наощупь, но я потерплю. Да, Милая Собачка? Милая Собачка тихонько скулит и облизывает мне щеки. Крутится рядом, цокая когтями, и мне почему-то уже не так страшно и одиноко. Все будет хорошо. Главное, что я жива. И здорова. И все закончилось. Ну, почти. Горловое низкое рычание, и Милая Собачка разворачивается ко мне мохнатым хвостом, и рычит яростно и низко, оскалившись и приседая на задние лапы. Теперь и я слышу приближающийся гул двигателя и отсвет фар. Дук вернулся? Не добил, а теперь передумал? Значит — вставать и бежать. Руки мои, руки — что ж так больно-то! Свет фар, включенных на полную, пришпиливает меня к месту, поздно уж спасаться, распахиваются дверцы машины, выскакивают из нее люди, и бегут ко мне, что-то крича, но я не могу разобрать, потому что отчаянно и злобно лает на них Милая Собачка, принявшая меня почему-то под свою защиту. А Юнги бежит первым, он — просто черное пятно на слепяще-белом фоне, пятно, которое двигается так знакомо, часто-часто перебирая ногами, туго прижав локти к бокам. — Свои! — говорю я Милой Собачке, — свои. И заваливаюсь набок.