Три перемены блюд

Йиффре учит ценить всё, что тебя окружает, и не идти по простому пути — но быть изобретательным и расчетливым и с пользой распоряжаться тем, что оседает в твоих руках. Травеллону близки эти добродетели. Он обучается целительству так же, как охотится: терпеливо и обстоятельно, выгадывая всякую возможность лучше почувствовать, вернее понять и больше увидеть. Так Травеллон, молодой и неопытный, но уже многообещающий — "для босмера", как добавляют стыдливо его альтмерские соученики и наставники, когда думают, что босмер не слышит, — оказывается в Имперском городе. Конкордат Белого золота — худой мир, что немногим лучше доброй ссоры, но всё-таки и от него есть польза: программы обмена открывают страждущему дорогу к сердцу — мозгу?.. — Сиродиила. Здесь Травеллон впервые попадает в анатомический театр. Трупосечением как таковым его не удивишь — приходилось и наблюдать, и самому заниматься, — но строгий имперский лектор со знаками Зенитара на мантии — мессер Марциан — делает всё так… бесстыдно? бестрепетно? На обозрение выставлено три тела — молодые мужчины, маги Синода, погибшие в ходе неудачного эксперимента; характер их опытов не раскрывается, но Травеллон чувствует запах чего-то предосудительного: некромантии или, с меньшей вероятностью, даэдрологии — иначе эти трое получили бы куда более достойное погребение. Иронично вышло, не правда ли? Впрочем, Травеллон почти сразу перестаёт в них видеть бывших коллег. Теперь это учебные пособия на вращающихся столах: “тело имперца”, “тело альтмера”, “тело босмера”... Лектор начинает с того, что говорит о пропорциях, о разнице между расами, что заложена в самом строении скелета. Соотношение высоты черепа и общего роста — основа основ; имперцы — это, конечно же, эталон. С ними сопоставляются “длинные” альтмеры с маленькими головками и “короткие” босмеры с пропорциями недийских подростков; только смотрите, как влияют на восприятие параметры бедренных и берцовых костей! Травеллону, привыкшему к речам о меретическом — альтмерском — превосходстве, слушать такое скорее забавно, чем обидно, но само трупосечение — куда интереснее выспренних рассуждений. Сверху отлично всё видно: проектируя амфитеатр, имперцы постарались на славу. Четыре ряда скамей, отличный обзор — для каждого, вне зависимости от занимаемого места… Наука вышла на публику, сделалась зрелищем, а не таинством посвящённых — и это само по себе впечатляет. Низкопоклонства перед самопровозглашёнными старшими братьями — будь то имперцы или же альтмеры — Травеллон лишён напрочь, но отказываться от их уроков было бы не по-босмерски, и потому он слушает, всматривается и делает наброски. — Великий Марий посещал анатомические театры двенадцать лет, изучая строение человеческого тела, — доносится справа; темноволосый бретон, перешёптывающийся с улыбчивой соотечественницей, старается для неё одной, но Травеллонов отменный слух и собственная восторженность играют ему не на пользу. — Он знал, где находится каждая косточка, каждый орган! Знал каждое сухожилие, каждую венку… Его совершенная пластика — результат многолетних исследований и кропотливой работы. Только так мы можем приблизиться к идеалу: искусство не знает простого пути! “Не только искусство”, но своим мнением Травеллон не делится — слишком захвачен таинством, что происходит на прозекторском столе. Целители, и художники, и праздные зрители, решившие пощекотать себе нервы, — все наблюдают, заворожённые, как мессер Марциан разделывает "тело имперца", "тело альтмера" и "тело босмера" — и Травеллона пронзает сладостным нетерпением. Череп имперца вот-вот скальпируют — первым из трёх, — счистят всё лишнее, как паутину с каминной полки. Исчезнут черты лица, сойдут вместе с кожей, и только надбровные дуги будут напоминать, что тело когда-то принадлежало не эльфу, но человеку. Лишённые плоти и пышных словес, раскрытые, оголённые до костей — люди и меры одинаково безобразны. Одинаково честны. Не вглядываясь в параметры бедренных и берцовых костей и прочие частности, и не поймёшь, чьё это было тело... В Имперском городе Травеллон укрепляется в мысли, что главное — это уметь различить чужака, врага, того, кто желает тебе навредить. Всё остальное — поверхностно и отлично срезается скальпелем.