Испытание на прочность

Вообще-то, он думал, что может это контролировать. По крайней мере, ему так казалось тогда, пока всё ещё только зарождалось. Он даже не совсем понимал, как и зачем это, предполагал, что просто очень тонко чувствует чужую боль. А потом заметил, что ему это нравится. Так, на свой путь встал Дарси Джейн, примерный сын, хороший врач. Он даже на врача пошёл по велению сердца, а не по прихоти матери, как многие считали. Его мать работала хирургом, и он с самого детства знал, как людям может быть плохо. Правда, тогда он этого не осознавал. Просто чувствовал, как внутри разливается тепло, когда очередной человек корчился в агонии. Будучи подростком, Дарси считал себя сильным эмпатом с какими-то извращёнными влечениями, а позже только убедился в этом. Да, он осознавал это. Тогда он считал, что оно не выйдет из-под контроля, так и останется в его душе маленьким секретом, но дорвавшись до желаемого, он хотел всё больше и больше. В отделении ему не было равных. Он всегда безошибочно определял, что у кого болит и мастерски исправлял это, если не натыкался на слишком безнадёжный случай. Дарси не любил смерть. Принимал, конечно, как необходимость, но никогда не желал этого. Он расстраивался, когда очередная игрушка выходила из строя. В больнице, чтобы не отлучили «от кормушки» он не мог вредить пациентам: об этом быстро бы узнали. Тогда наступила ломка. Такая, что невозможно было смотреть на людей, без желания сделать что-то… что-то непоправимое. И он нашёл выход. Да, нашёл. Сначала всё было просто: он находил никому не нужного человека, привозил в какое-нибудь заброшенное место и мучил до самой смерти. С опытом, это стало казаться слишком простым действием для его ума, и он начал работать ещё тоньше. Чем недоступнее был человек, тем слаще было его ломать, слышать его стоны, смотреть в глаза, полные боли. Он не любил стариков и детей: они его не возбуждали. Сильные, уверенные, недоступные — вот его цель. Майкрофт Холмс привлёк его почти сразу. Надменный взгляд, гордая осанка. Дарси не помнил, где они впервые пересеклись, знал только, что хочет видеть страдания этого человека. Потом он видел его в газете, читал о нём в каком-то блоге — всё было как в тумане — и страстно, страстно хотел. Почти месяц подготовки, начавшейся с их первой встречи, и вот, объект лежит на холодном полу, делая вид, что без сознания. Пора начинать представление! *** Майкрофт не мог смириться с мыслью, что его похитили. Кого угодно, но только не его. Он слишком умён для этого. Умён. Нужно думать, как выбраться, а не рассуждать о невозможности того, что уже случилось. Сосредоточиться мешал шум, сначала тихий, потом всё громче и громче — шум оживлённой трассы. Закралось подозрение, что он в какой-то высотке в центре города, но быстро пришлось отказаться от него: шум был записью. Запись надоедала какое-то время, а потом, когда Майкрофт уже начал к ней привыкать, резко прервалась детским плачем, который становился то громче, так, что барабанные перепонки еле выдерживали, то, наоборот, тише, едва уловимо. Вообще, звуки менялись и, меняясь, всё больше и больше давили на мужчину. То это был визгливый женский крик, то почти ультразвук, то просто мерные удары почему-то металлическому… Обстановка тоже действовала на нервы. Серые стены, окон нет, только дверь. Дверь, до которой он не дотягивается, потому что (ах, как это банально!) прикован наручниками к какой-то трубе. И лампочка. Постоянно мигающая лампочка. Возможно, где-то тут был камера для наблюдения, но Майкрофт не мог её рассмотреть, хотя подозревал, что она точно напротив его. В попытке сбежать от раздражителей, у него было явное преимущество перед остальными: чертоги разума. Пусть и не такие, как у Шерлока, пусть, и правда, это была больше техника запоминания, но она всё-таки была. В конце концов, совершенствоваться поздно только в могиле. Майкрофт сосредоточился на том, что могло бы помочь ему в этой ситуации. Хотя бы понять, как он до этого докатился. Он вспомнил. Проанализировал и вспомнил. Вспомнил странного молодого человека, новенького, в клубе «Диоген». Чем-то тот его смущал, только непонятно чем. Как и недавний официант. И таксист. Они были разными и одинаковыми одновременно. Что-то их объединяло. Что-то вроде вожделения в глазах и судорожно сжатых пальцев. Неутешительно. Судя по всем этим признакам, человеку, похитившему его, была присуща склонность… склонность… В памяти возник Шерлок. Он же расследовал дела, связанные с похищением, издевательствами, убийством. Он даже нашёл человека, который мог это сделать, вот только доказать не смог. Неужели… нет, этого не может быть. Он не мог, просто не мог так поступить. -Ну что ж. Пора познакомиться, вы не считаете? — насмешливый голос прорезался сквозь какофонию звуков. Майкрофт молчал. -Правильно, молчите, мне нравятся молчаливые жертвы. Майкрофт тут же начал какую-то еле-узнаваемую песенку, но почти сразу сбился, прерванный громким визгом новой записи. Голос неприятно рассмеялся. -Что ж, имени своего я не скажу, оно всё равно вам не пригодится. Хотите поиграть? Вижу, что хотите. Знаете игру: горячо/холодно? Сыграем. Холмс уже было подумал, что ему придётся искать что-то, что его хотя бы отстегнут, но всё пошло не в ту сторону. Включилось что-то, похожее на кондиционер, который Майкрофт, хоть убей, не мог найти. Начало холодать, пока не стало совсем холодно. Мужчина сжался, постоянно дуя на пальцы, пытаясь как-нибудь согреть их. Наблюдавший за этим, видимо, удовлетворился зрелищем и заключил: -Это было холодно. А теперь станет тепло. Я бы даже сказал: жарко. Адски. С теплом стало ещё хуже. Жара длилась гораздо дольше, чем рассчитывал Майкрофт, просто сражая наповал, не давая двигаться, прижимая к земле липкими горячими пальцами. Холмс тяжело дышал, стремясь достать до всё ещё холодных участков каменного пола. -На сегодня хватит. Отдыхайте. Увидимся. *** Спалось плохо. Строго говоря, вообще не спалось: на твёрдом полу, после дня, наполненного стрессом. Сон не хотел приходить, может, сам боялся, а может, просто брезговал. Ночь была спокойной, что удивительно. Майкрофт думал, что ему оставят какой-то сюрприз, но как-то обошлось. Он с ужасом ожидал наступления утра. Как только раздражающая лампочка зажглась, он понял: наступило утро. Главное держаться. Главное не умирать. Его найдут, обязательно найдут. Его брат чёртов гений! Открылась дверь. Без скрипа, без стона, будто хвастаясь своими идеально смазанными петлями. -Держите, — в комнату вошёл человек в белом медицинском халате с подносом в руках. Лицо выражало только сочувствие, будто и не он вовсе держал мужчину взаперти. -Здесь хлеб и сладкий чай, — сообщил вошедший, ставя поднос перед Майкрофтом, — сегодня вторая часть программы. Майкрофт недоверчиво посмотрел на предоставленную ему еду и отвернулся. -Что ж, не хотите — не надо. Человек, словно обидевшись, встал и ушёл. Вернулся он быстро, держа в руках какой-то пузырёк. -Мне просто нравится… подобное. Можете сопротивляться, — сказал он, мерзко облизывая пересохшие губы. Он, сильной и властной рукой, взял Майкрофта за подбородок и влил ему в рот содержимое пузырька, не смотря на всё сопротивление. -Не бойтесь. Вы не умрёте. Просто… будет немного больно, -доверительно сообщил псих и, отойдя к противоположной стене, сел, поджав ноги. Голову Холмса пронзила острая боль. Нельзя показывать, что ему больно — это доставит врагу удовольствие, тот только этого и добивается. Дыхание сбилось, зубы против воли стиснулись. Глядя на Майкрофта, дыхание человека тоже участилось, пальцы сжались в кулаки и на висках выступил пот. Он чувствовал возбуждение, он видел страдания. Это было дьявольски приятно. Можно было давать противоядие.