Делить свободу

      Следующий день казался еще более тяжелым. Сергей всем своим существом ощущал острую нехватку чего-то витально важного, того, с чем жить было не просто привычно, но чертовски комфортно. И Костенко даже на все сто процентов знал, чем это вызвано. Правда осознание этого ни капли не помогало, и мужчина впервые за последние несколько лет не справлялся с контролем самого себя — становился донельзя раздражительным, ругал подчиненных направо и налево, разве что к расстрелу не приговаривал, ей-богу. Впрочем, он здраво понимал, что все это ни к чему хорошему не приведет, а потому изо всех сил старался взять себя в руки, хотя бы для того, чтобы не выдавать себя с потрохами перед тем же самым Касьяновым. Кстати о нем.       Григорий чуть ли не через несколько секунд после того, как Сергей пришел на работу, заявился к нему в кабинет с требованием идти с ним. Тот расспрашивать ни о чем не стал — да и был бы смысл — и они в напряженном молчании проследовали в КПЗ. Честно говоря, быть там Костенко решительно не хотел, уж больно тяжело было ему видеть Пашку за решеткой пусть даже такой недалекой. К тому же, он сам уже зарекся наведываться туда — слишком частые посещения просто так могли вызвать лишние подозрения, а это было совершенно не на руку.       Здесь их уже дожидался дежурный на пару с очень неприятным типом, которого Костенко про себя называл «протоколистом», во-первых, за то, что он появлялся редко и лишь для того, чтобы записывать какие-либо показания, или в качестве понятого, а во-вторых, за то, что был человеком с явной гнильцой — уж очень сухой, до мелочей дотошный и вечно сующий свой приплюснутый с горбинкой нос не в свои дела. Ну и, разумеется, здесь был Вершинин, все такой же тихий и достаточно смирный, если не считать того, как он едва заметно шугался всех и вся — видимо, с ним уже «поговорили». Потянулась череда нудных вопросов, на ответы к которым всем было до фени — они так просто, для формальности. Единственным существенным — и по совместительству последним — вопросом было: «Знаете ли вы этого человека?».       Костенко вдруг почувствовал, как ему непреодолимо захотелось ответить на этот вопрос «знаю», даже с учетом того, что тогда все обернулось бы явно в не лучшую сторону. Будто бы из ниоткуда появилось желание заявить всем и каждому, всему миру, что он знает, кто этот юноша напротив, что это его мальчик, и да, так, черт возьми, можно, так тоже правильно. И все же Сергея почти всегда отличало то, что руководствовался он не чувствами, а здравым смыслом, поэтому лаконично ответил короткое: «Нет». Краем глаза он заметил, как дрогнули мышцы на лице Касьянова, но больше он никак не среагировал. Всё равно, что он там думает — если Костенко признает своё знакомство с Вершининым, его не допустят до дела, а это, очевидно, никому из них двоих не на руку.       Тот же вопрос задали и Паше. На секунду Костенко вдруг подумал, что тот может ответить правду и выдать их обоих — в чем мужчина, конечно, сомневался, но все же на мгновение это промелькнуло в его голове призрачной тенью мысли. Впрочем, Вершинин, разумеется, мальчишка умный, поэтому почти тут же спокойно ответил, что и он совершенно не знает Сергея.       Тут Касьянов не выдержал: — Лжете ведь оба! — огрызнулся он, быстро сокращая расстояние между собой и Костенко, будто бы нахохлившись, чтобы казаться внушительнее него, хотя примерно одинаковый рост этого не позволил, как и то, что Сергей ни на миллиметр не пошатнулся, наоборот распрямившись и глядя в глаза своему оппоненту с нескрываемой дерзостью.       — Почему же? — сдержанно отозвался он.       — Да я же видел вас, — вспылил Григорий, резко выдыхая горячий воздух в лицо коллеги, будто бы это могло его напугать.       — С чего ты так уверен, что это был именно этот юноша или именно я? — Костенко сощурил глаза, и в его взгляде едва заметно читалось презрение. Он скрестил руки на груди. — Может, ты сейчас оскорбил какого-то доброго человека, моего знакомого или знакомого этого молодого человека, который просто своеобразно или похоже выглядел?       — Хорошо, — прошипел Касьянов, не сменяя своего озлобленного выражения лица, — допустим так. Тогда почему этот, — он кивнул на Пашу, — так просился вчера поговорить с тобой?       Сергей удивленно вскинул брови: — Почему же именно со мной? Он требовал говорить с сотрудником КГБ, можешь сам у Гамаюнова спросить, — отозвался он, потратив с полсекунды на то, чтоб вспомнить, кто именно из подчиненных вчера донес до него просьбу Вершинина. — Тебя ж на рабочем месте не было, вот мне и пришлось брать на себя тяготы диалогов.       — И о чем же вы беседовали? — съязвил Григорий.       Костенко пожал плечами: — А сам как думаешь? Просился, чтоб отпустили его, мол, не виноват. Но мне-то откуда знать? Ты ж этим делом занимаешься, ты его задержал, значит, подозрения были. Ты и разбирайся.       Его оппонент, видимо, совершенно не знал, что отвечать. Он только, широко раскрыв глаза, открывал и закрывал рот, не зная, что еще ему выпалить. Это, кстати, делало его очень похожим на рыбу и выглядело довольно комично.       Сергей же, помедлив несколько секунд, вздохнул и произнес: — Я полагаю, ко мне больше вопросов нет? Пойду я, знаешь ли, дел много.       И, хлопнув мужчину по плечу, с саркастичным намеком на дружелюбие, Костенко поспешил покинуть помещение, даже не оборачиваясь на Пашу, хотя ему этого очень хотелось.       Он вернулся в свой кабинет и устало опустился на стул, упираясь лбом в основание ладони руки, локтем поставленной на стол. Нужно было собраться с мыслями и здраво поразмышлять над тем, с чего хотя бы начинать браться за это дело, но сконцентрироваться выходило из рук вон плохо, и все из-за Пашки. Он никак не шел из головы, и это казалось Костенко таким безнадежно глупым. Равно как и то, что сейчас он почему-то стал задумываться о том, какой этот чертов мальчишка. Какие у него ясные зеленоватые глаза, всегда полные каких-то загадочных эмоций, о которых, вероятно, знал только он сам. Какие у него лохматые мягкие волосы, такие, что их хочется постоянно гладить, пропуская меж пальцев. Какой Паша нежный особенно по утрам, когда заспанно глядит слипающимися глазами и глупо улыбается, кутаясь в одеяло. Какой он вообще всегда, в любом своем состоянии, какой замечательный, как о нем хочется заботиться и никуда от себя не отпускать.       Еще мужчина чуть ли не впервые для себя задался вопросом — каким же таким образом их взаимоотношения развились настолько быстро? И почему он не размышлял об этом раньше? В конечном итоге, он пришел к выводу, что Вершинин чересчур открытый и как будто бы сам затягивает в пучину этой странной связи, чем дальше, тем стремительнее. И в этом ему помогает его же готовность ко всему новому и некая свобода, провоцирующие в ответ примерно такую же реакцию. Со стороны же Костенко оправданием мог служить тот факт, что у него давно не было кого-то, если уж не родного, то, по крайней мере, того, кому можно было бы отдавать ласку и внимание в перевес черствости на работе. Порой так хотелось позаботиться о ком-то, заодно облегчив себе тем самым существование, но у него совсем никого не было.       В конце концов, Сергей вздохнул и заставил себя перестать думать о пацане, ведь потертыми воспоминаниями никому не поможешь, как бы ни хотелось.       Думая, с чего ему начать, Костенко вдруг вспомнил, что у него полно отпускных дней, которые он может тратить когда угодно, и это сейчас было очень даже на руку — как минимум, не придется натыкаться на Касьянова и отвлекаться на рабочие обязанности. Медлить с этим Сергей не стал и в течение дня весьма успешно разобрался с заявлением и прочими бумагами на непосредственный отпуск, а еще, к своей удаче, успел заскочить в архив, забрать то самое злополучное дело об убийстве и даже рискнуть, прихватив его с собой на дом для изучения, хотя в большинстве случаев это делать запрещалось, и данный как раз подпадал под эту категорию.

***

      Погода к вечеру совсем испортилась. На улице было довольно мерзко — противный мелкий и холодный дождь без конца моросил, навевая серость и уныние. Улицы мигом потемнели, а люди попрятались, если уж не по домам, то, по крайней мере, поглубже в свои одежды. Сергей понуро смотрел на все это из большого, почти во всю стену, окна кафе, сидя с задумчиво-недовольным видом на маленьком диванчике за столиком, и непроизвольно постукивал кончиками пальцев по небольшой чашке с наполовину выпитым кофе. К слову, кроме него мужчина ничего не заказывал, а потому иногда слышал, как его желудок возмущается на этот счет.       — Ну, здравствуй, товарищ-радость моя, — послышался сзади и чуть сбоку приятный женский голос.       — И тебе не хворать, — негромко отозвался Костенко и обернулся к своей собеседнице.       Та как раз ловко опустилась на точно такой же маленький диванчик напротив него. Это была довольно молодая женщина лет тридцати, может, чуть меньше. Весьма высокая и стройная, очень прямо и довольно манерно держащая себя, и как будто бы пропитанная каким-то эпатажным шармом. Одета она была по-деловому, впрочем, одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять — так она одевается практически всегда. Темно-синяя юбка-карандаш, резко очерчивающая ее бедра, белая блуза, поверх которой красовался пиджак под цвет юбки, немного топорщащийся на ее узких плечах, но это даже придавало ее виду некой строгости. Рыжевато-каштановые волосы закручены на макушке в тугой узел. Усевшись, она положила рядом с собой на диванчик маленькую сумочку, с некой вальяжностью закинула ногу на ногу, едва касаясь, провела подушечкой указательного пальца возле губ, точно проверяя не размазалась ли ее довольно броская помада, и, наконец, сцепив руки в замок, опустила их на стол, снабжая Сергея внимательным взглядом.       — Ну что, — начала она, — мне положено поспрашивать тебя о том, как дела, и что нового в последнее время? Или сразу перейдем к делу?       — С чего ты взяла, что у меня к тебе какое-то дело? — отозвался мужчина в нарочно плохо сыгранном удивлении.       Женщина улыбнулась и закатила глаза: — Черт возьми, Сережа, столько лет мы с тобой знакомы, и ты думаешь, я не знаю тебя? Ты же одиночка и ни за что не станешь без надобности контактировать с кем-то, особенно со старыми знакомыми. И кстати, — добавила она, как бы переключаясь на другую тему, — возьми-ка мне тоже чашечку кофе. Надеюсь, моя услуга будет стоить хотя бы ее.       Когда они заказали подошедшей официантке еще чашку кофе, собеседница Костенко повернулась к нему все с той же спокойной, но заметно лисьей улыбкой и, откинувшись на спинку диванчика, только и поинтересовалась: — Ну? Чего надо-то?       — Человечка одного нужно вытащить, — отозвался Сергей, наоборот придвигаясь ближе к столу.       — Чего натворил? — поинтересовалась его собеседница, скрещивая руки на груди.       — Ничего, — вздохнул мужчина. — Попал, куда не надо. Ну, ты знаешь, так бывает. — От этих слов ему самому стало противно. Бывать-то бывает, но ведь не должно.       — А, может, и поделом, м? — закусила губу женщина. — И что же мне за это будет?       — Ты, Алиса, мне тут не язви, — фыркнул Костенко. — А что будет? Должок твой прощу. Если хорошо справишься, то, может, и какую-никакую деньгу сверху получишь.       Алиса впилась в принесенную ей чашку кофе и несколько секунд молчала.       — Вот молодец ты, Сережа, молодец. Я почти уверена, что ошибусь, если скажу, что нет человека, который не у тебя в долгу. Удобно ты устроился, забирать его тогда, когда тебе нужно. — Она отцепилась от чашки и хмыкнула. — И что же мне надо делать?       — Ничего особенного, — пожал плечами мужчина. — Всего лишь выполнишь свою работу. Выступишь адвокатом на суде, а я уверен, что он будет, благодаря одному упертому барану. Ну, и, если мне понадобится что-то узнать от подсудимого, поспрашиваешь, потому что мне сейчас в отделение ни ногой.       — Допустим, — согласно кивнула женщина, сразу на автомате выуживая из сумочки небольшой блокнот для записей и карандаш. — И когда начинать?       — Вот тут время не на нашей стороне, так что чем скорее, тем лучше, то бишь, завтра. Явишься, скажешь, мол, родители наняли адвоката. Будут вопросы задавать — говори, что частная, так что отвечать на них не позволено. Пацану скажешь, чтоб не прокалывался, что родители даже не знают, что он уже не первые сутки в КПЗ прозябает. Хотя, что я тебя учу? Ты же сама все прекрасно знаешь и без меня.       — Это все, конечно, замечательно, — отозвалась Алиса, — но ты, может, хоть расскажешь, что за «пацан», и что произошло?       — Ну да, — вздохнул Сергей, опустошая до конца свою чашку и откидываясь назад.       Следующие примерно полчаса он провел, вводя адвокатшу в курс сложившейся ситуации, и после этого распрощался с ней, поскольку у обоих пухла голова — у Алисы от избытка информации, а у Сергея от тягот рабочего дня и случившегося в целом. Костенко ушёл домой с надеждой сегодня хотя бы бегло просмотреть взятое дело, но, зайдя в квартиру, почувствовал смертельную усталость и сил начать что-то делать в себе уже не нашел.

***

      Утром Костенко проснулся и поднялся с трудом, почему-то ужасно болела голова, а все тело сковывала слабость. Мужчина тяжело вздохнул — в последние несколько дней он вообще себя не узнавал, и это ему не нравилось. Но все-таки он собрался с силами и заставил себя заняться насущными проблемами, потому что действительно должен был.       Тянуть не стал — уже за завтраком раскрыл на столе дело. Мало что полезного было — не так много улик да и вообще данных. Сергей старался вчитываться буквально в каждую строчку по нескольку раз, но это особых плодов тоже не приносило. В самом начале января, четвертого числа, был убит некий Константин Кожухов. По профессии был инженером на станции. Женат, детей не имел. Был найден мертвым во дворах двадцатых домов проспекта Строителей. Смерть наступила в результате кровопотери от четырех ножевых ранений в живот. Костенко почитал еще отдельные детали по медицинской части и то, что было найдено в ходе следствия, впрочем, этот список был далеко не большой.       Мужчина устало потер лицо руками. От прочитанного десятки раз одного и того же текста в глазах уже рябило. Сделав глоток из чашки чая, он поднялся из-за стола, беря с него пустую тарелку, где еще часа пол назад была яичница, убрал ее в раковину и почти непроизвольно потянулся на самую дальнюю полку в одном из навесных шкафов. Оттуда выудил почти полную пачку сигарет, задумчиво вытягивая из нее одну. Сергей почти не курил, это не было его какой-то постоянной привычкой, просто иногда в критические моменты ему хотелось выкурить сигарету, и он в этом себе не отказывал. Тем более, что делал это настолько редко, что, например, конкретно эта пачка лежала тут уже второй год и в ней еще было больше половины. Костенко нашел спички, закурил в открытую форточку, буквально чувствуя, как все внутри разъедается мерзким дымом. На фоне этой отвратительной вещи он почему-то всегда начинал воспринимать много чего чуть проще. Мужчина задумчиво глядел сквозь открытую форточку на то, как быстро плывут по небу облака, потом на горящую маленьким огоньком сигарету в собственных пальцах, почему-то вспомнил, как четыре дня назад он еще самолично заставлял Пашу выкинуть эту дрянь, и грустно улыбнулся. Да уж, Сергей даже разрешил бы юноше — если бы он попросил — выкурить сейчас одну такую никотиновую палочку, только бы тот был здесь. Внутри что-то болезненно сжалось то ли от дыма, то ли от очередных воспоминаний о Вершинине, и Костенко попытался их отогнать.       Неспешно докурив сигарету, он закрыл форточку и, наконец, вернулся к раскрытому на столе делу. Перечитывая его еще раз, мужчина вдруг зацепился за имя жертвы. Оно неожиданно показалось ему очень знакомым. Прокручивая его у себя в голове и пытаясь хоть с чем-то связать, он в конце концов вспомнил, что, кажется, этот человек был связан с Касьяновым — судя по рассказам второго еще до инцидента — родственник или кто-то вроде того. И все же Сергей сомневался, с выводами ему спешить не хотелось. Чтобы разрешить свои сомнения, он направился к телефону.       — Слушаю, — послышался в трубке голос, пропитанный некоторым кокетством.       — Алис, — обратился Костенко к своей собеседнице, — была уже в отделении?       — Нет еще, — вздохнула та, — замоталась, знаешь ли. Через пару часов собиралась подъехать. А что?       — Если Касьянов будет на месте, попробуй у него выспросить знает ли он некого Константина Кожухова вне рабочего дела.       — Без проблем. А зачем?       — Неважно. Если ты что-то узнаешь, и это поможет, расскажу, — отозвался Сергей, и разговор весьма быстро завершился. Алиса напоследок попросила мужчину в течение следующих двух-трех часов далеко от телефона не отлучаться, потому что в скором времени она может ему позвонить, а вот позднее такой возможности уже не представится. Костенко согласился, да и деваться ему было некуда, но теперь изнывал от нечего делать. Следующим своим шагом он определил визит к жене убитого в надежде, что она, во-первых, соизволит с ним поговорить, а во-вторых, расскажет что-то полезное, и дальше он будет отталкиваться уже от этого.       Прошло чуть больше двух часов, которые мужчина почти успешно убил, когда зазвонил телефон, и он поспешил поднять трубку.       — Это я, — послышался в трубке знакомый женский голос, хотя его обладательница могла бы и не представляться — все равно Костенко больше некому звонить.       — Как Паша? — в первую очередь поинтересовался он, отодвинув на второй план другие вопросы.       — Ну, — протянула Алиса, — держится молодцом. Это хорошо. Обрадовался очень, когда узнал, что я, можно сказать, с тобой работаю. Даже расспрашивать про тебя что-то начал, но нам не до этого было. — Она выдержала секундную паузу. — А вот алиби у него нет, потому что, естественно, не помнит, где был и что делал в конкретный день полгода назад. И вот это уже плохо. Впрочем, этот юноша на вопрос о том, есть ли кто-то, кто может участвовать на суде на стороне защиты, назвал некого Горелова. Сказал, ты знаешь, как его найти.       — Ага, — непроизвольно кивнул мужчина, будто бы его собеседница могла видеть этот жест, — я попробую организовать вам встречу. С Григорием разговаривала?       — Да, посчастливилось, — фыркнула в трубку адвокат. Где-то как будто вдалеке от нее протарахтела машина, из чего мужчина сделал вывод, что Алиса звонит ему из уличного аппарата. — Тип не из приятных, я так тебе скажу. Что же касается этого Кожухова, так твой сослуживец сказал, мол, это какой-то там его троюродный, что ли, брат. Как-то он размыто это все завуалировал, но суть в том, что они явно были хорошо знакомы до смерти этого Константина.       — И как же ты это узнала? — не удержавшись, поинтересовался Сергей. — Так в лоб и сказала, мол, я адвокат задержанного пацана, скажите, кем вам приходился некий Кожухов?       — Нет, ну, сказать-то, что я адвокат, я сказала, — отозвалась Алиса, — иначе он со мной бы говорить, я полагаю, не стал. Но весь дальнейший разговор играла дурочку, чтоб он меня ни в чем не заподозрил. —Она кокетливо хихикнула. — Кажется, тут все срослось, как надо.       — Похоже, в тебе я действительно не ошибся, — произнес Костенко и будто бы услышал, как женщина беззвучно ухмыльнулась невидимому собеседнику.       — Ах да, — ее голос вдруг заметно посерьезнел. — Еще одна плохая новость: похоже этот твой пацан кому-то очень сильно насолил, и избавиться от него хотят, как можно быстрее. Настолько, что заседание суда назначено уже через неделю. — Она коротко и едва слышно вздохнула, и в ее голосе вдруг послышалось сочувствие. — Я пыталась спорить, что, мол, не по правилам, но меня, как ты понимаешь, слушать не стали.       — Ладно уж, — процедил Сергей. — Будем торопиться, куда денемся. Это все?       — Да, — отозвалась адвокат.       — Спасибо. Я, может, еще позже вечером позвоню насчет встречи с тем Гореловым, — добавил Костенко.       — Тогда, если он согласится, и ему будет удобно, пусть завтра явится часов, этак, в пять вечера туда же, где мы с тобой вчера встречались. Если он будет не согласен, или что-то еще — позвони.       — А тебе не кажется, — возразил мужчина, что встречаться в одном месте сначала со мной, потом с будущим защитником подозреваемого не очень-то безопасно?       — Да не волнуйся, — недовольно цокнула языком женщина. — Пока ведь все тихо. И потом, — мечтательно вздохнула она, — мне очень нравится то кафе, оно как будто создано для того, чтоб в нем проводились как раз такие встречи.       Костенко закатил глаза: — Вот любишь ты, чтоб все было как во всех этих наигранных фильмах. — Получив в ответ лишь многозначительное хмыканье и больше ничего, он повесил трубку.       Мужчина задумался. Сидеть без дела ему не очень-то хотелось. Равно так же как и сейчас наведываться к жене погибшего Кожухова, тем более, что неизвестно, уже дома ли она в такое время — часы показывали только начало пятого. А потому Сергей подумал хотя бы попробовать договориться с Гореловым о встрече с адвокатом.       Дорога до коммуны показалась ему отчего-то долгой, несоответствующей маршруту. Костенко с недоверием относился к своей надежде найти там Алексея, мало ли, где тот сейчас болтается, но ему повезло. Добравшись до уже знакомой поляны, он не прошел еще и ста метров, когда увидел чуть поодаль развевающуюся на ветру копну рыжих волос Насти и маячащего рядом с ней юношу. Мужчина поспешил к ним. Молодые люди, завидев его, тоже направились навстречу.       — Здрасте, Сергей Александрович, — выпалил Горелов, еще не успев даже поравняться с Костенко. — Вы Пашу не видели?       — А я как раз по этому поводу, — ответил мужчина, решив не затягивать с целью своего прибытия, глядя на заметно взволнованные лица своих собеседников. — Вы не знаете?       — Чего не знаем? — настороженно переспросила Настя.       — Повязали вашего Пашку.       Девушка всплеснула руками и тут же скрестила их на груди, а Леша цокнул, и на его лице смешались выражения раздражения и обиды.       — И вы ничего не можете сделать? — теперь уже теребя подол своей футболки, спросила после недолгой паузы Анастасия с таким видом, будто чувствовала, что такие вопросы заключают в себе какую-то больно уж наглую просьбу.       — Пока нет. Здесь ситуация гораздо сложнее и хуже, — ответил Костенко. — Зато, вероятно, можешь ты, — обратился он к Горелову, а затем снова к ним обоим, — ну, или кто-то из друзей.       — И в чем же будет заключаться помощь? — поинтересовался молодой человек, тоже скрестив руки на груди.       — Свободен завтра в пять? — спросил Сергей и получил в ответ утвердительный кивок головы. — Тогда встретишься с адвокатом, Найхановой Алисой Дмитриевной. Она хочет, чтобы ты выступил со стороны защиты Паши. Вернее, это он так захотел, а ей, следовательно, нужно с тобой переговорить.       — Ну, а че бы и не встретиться, — ответил Алексей без тени сомнения.       — Если хочешь, могу тебя подкинуть до места встречи или сходить с тобой, — предложил Костенко, но тут же добавил, — или, если там какая-то конфиденциальная информация, или ты сам не хочешь…       — Нет, — задумчиво перебил его Горелов, — думаю, будет лучше, если вы пойдете со мной. Вас я, по крайней мере, знаю.       — Тогда в половину пятого завтра будь готов. Я за тобой приеду. — Мужчина, посчитав, что разговор окончил, намеревался было уйти.       — А вы, — остановили его молодые люди, — не хотите остаться, посидеть, может?       Сергей с некой грустью поглядел на царившую на поляне атмосферу веселья и какого-то блаженного спокойствия и ответил: — Спасибо, конечно, но я, пожалуй, поеду.

***

      Утром следующего дня Костенко решил сразу нанести визит Кожуховой, тем более, что был выходной, и она должна была находиться дома, во всяком случае, мужчина на это надеялся. Посмотрев в деле адрес проживания, он, наскоро позавтракав, отправился на квартиру вдовы.       На удивление, Сергей почти впервые заблудился среди вдруг показавшихся ему однообразных панельных домов такого знакомого маленького города. Он даже почувствовал себя немного беспомощным, когда за очередным поворотом обнаружил дом совсем не под тем номером, который ожидал увидеть, и вся эта ситуация начинала все больше его раздражать. Снова в голову и в души закрались мысли о том, что что-то не так. Костенко и впрямь себя совсем не узнавал, и это его пугало — разумеется, и в обычное, так сказать, безоблачное время напрягал бы факт того, что Сергей теряет концентрацию, да и контроль над собой и делами в целом, а уж теперь, когда на носу было такое дело, всё это было по-настоящему ужасающе.       Наконец, мужчина нашел нужный дом и, быстро поднявшись до квартиры, позвонил в дверь. Ответа не было, изнутри не донеслось ни звука. Костенко немного подождал и позвонил еще раз. Затем, прислушавшись, наконец, различил приближающиеся шаги.       Дверь распахнулась. В проеме показалась приятного вида женщина, чуть полноватая, невысокого роста, с темно-каштановыми волосами, накрученными на бигуди. На ней был пестрый халат и домашние тапки. Несмотря на всю ее миловидность, от хозяйки квартиры будто бы веяло какой-то непонятной тоской и грустью, и, только почувствовав ее, Костенко вдруг увидел, какое у женщины заметно не по годам осунувшееся и будто бы заостренное лицо.       — Вам кого? — спросила она, оглядев незваного гостя с головы до ног.       — Вы Маргарита Кожухова? — поинтересовался в ответ мужчина.       — Да. А вы кто?       — Капитан КГБ Костенко. — Сергей выудил из внутреннего кармана пиджака удостоверение и показал его женщине. — Разрешите задать вам несколько вопросов о вашем муже?       — Конечно, — ответила та, отходя в сторону, пропуская мужчину в квартиру. На ее лице читалось некое замешательство. — Извините, здесь не очень убрано, — затараторила она, как только закрыла дверь за Сергеем. — Можете не разуваться.       Костенко все-таки скинул обувь из вежливости и прошел вслед за хозяйкой на кухню. По дороге он оглядел квартиру: в ней почти ничего не было, только в одной из комнат показался шкаф, кровать и на кухне стояла кухонная мебель. Довольно уныло.       — Переезжаете? — поинтересовался мужчина.       — Да, — вздохнула Маргарита. — Вам очень повезло застать меня здесь. Со дня на день переселяюсь на новую квартиру. Просто, здесь все как-то напоминает о, — она запнулась, — о Косте. Чаю?       — Нет, спасибо, — отозвался Сергей, присаживаясь за стол, на котором располагалась чашка с чаем и тарелка с чем-то съестным — видимо, он оторвал хозяйку от завтрака. Та поспешно убрала посуду со стола и опустилась напротив гостя.       — О чем же конкретно вы хотели меня спросить? — произнесла она, поправляя растрепавшуюся бигуди. — Я уже много раз беседовала с милицией. Да и дело, кажется, закрыли.       — Появились новые обстоятельства, — отозвался Костенко. — Задержали человека, которого подозревают в убийстве вашего мужа.       — Правда? — женщина изменилась в лице, а ее собеседник даже не смог разобрать, что она сейчас чувствует, руководствуясь только лишь ее эмоциями — до того они были нечитаемыми.       — Не совсем. Задержанный есть, а вины на нем нет. Поэтому я здесь. Мне нужно знать, что вы можете рассказать о смерти вашего мужа.       — Ну я, — замялась Кожухова. — Мне тяжело об этом говорить…       — Я понимаю, — еще больше посерьезнел мужчина. — Но поймите: вы можете знать что-то полезное, что могло бы помочь делу, а сейчас возьмете и не расскажете, и потом пострадает невиновный человек. Справедливо ли выйдет? — Сергей вопросительно изогнул бровь и, сцепив руки в замок, положил их на стол.       — Нет, — согласилась Маргарита.       — Итак, что вы помните про день, когда вашего мужа убили?       — Честно говоря, уже мало, что помню, — откровенно призналась женщина, а ее голос местами начал садиться. — Совершенно обычный день был. Только под вечер Костя, как пришел с работы, так был какой-то странный, как бы отстраненный. — Она прокашлялась. — За ужином сказал, что ему нужно будет куда-то уехать.       — Не говорил, куда?       — Нет, — вздохнула женщина. — Когда я спросила, мол, что ж это за дела на ночь глядя, попросил только не волноваться, сказал, что позднее утра не приедет. А утром… — Ее глаза и так были на мокром месте, но теперь по щекам побежали дорожки слез. — Я сейчас приду, извините.       Она поднялась и быстро зашагала в одну из других комнат, вернувшись минуты через пол с носовым платком в руках, которым вытирала слезы.       — Извините ещё раз. Казалось бы, уже больше полугода прошло, а все равно больно. Ну, сами понимаете, — она всплеснула руками.       — Он уезжал на своей машине? — спросил Костенко, когда женщина села обратно и была вновь готова отвечать.       — Нет, — пробормотала Маргарита. — За ним какая-то приехала.       — Другие люди не заходили? — В ответ женщина покачала головой. — А саму машину вы случайно не запомнили? Или, может, номера?       Кожухова нахмурилась, явно пытаясь вспомнить: — Да, — ответила она, наконец, — машина синяя такая была, «Лада» шестерка. А из номера помню только цифры — шестьсот шестнадцать. Я из окна видела, когда в нее Костя садился.       Сергей задумался. Понял, что не мог припомнить, что бы в деле была информация о машине. Пораскинув мозгами, он не нашел, что еще можно спросить у женщины такого, чего не было бы указано в деле.       — Что ж, — Костенко поднялся на ноги. — Спасибо, что нашли время поговорить. Можно узнать адрес, куда вы переезжаете, чтобы иметь возможность вас найти в случае надобности?       Женщина продиктовала ему адрес. Они вышли в коридор. Сергей обулся и уже собирался выходить, как вдруг остановился, спросив: — Еще вопрос: вас допрашивал и все дело вел Григорий Касьянов?       — Да, но какое это имеет значение? — отозвалась женщина. — Вышло-то безуспешно.       — Имеет или не имеет, это мы узнаем позже, — произнес мужчина и, попрощавшись, покинул квартиру.

***

      К половине пятого Сергей, как и обещал, поехал за Алексеем. Из головы теперь не выходил названный Кожуховой автомобиль, а потому мужчина непроизвольно вглядывался во все машины, что видел на улице.       Горелов к делу подошел ответственно: он уже стоял у самого поворота с главной дороги к дачному кооперативу, неподалеку от которого находилась коммуна, и даже приоделся во что-то не такое броское, как обычно. Начинал моросить мелкий противный дождь, поэтому юноша, прикрывая голову, прятался под раскидистым деревом.       — Здрасте, — негромко произнес он, отряхиваясь и забираясь в машину на заднее сидение, получив ответное приветствие.       — Все нормально? — поинтересовался Костенко, замечая, что тот заметно напряжен. Он развернул машину и вырулил обратно на главную дорогу, направляясь назад к городу.       — Да ничего, — отозвался Алексей, отстраненно глядя в окно. — Все волнуются, но держатся, — добавил он, видимо, сочтя заданный Сергеем вопрос, не о нем одном, а о молодых людях из его компании в целом. — Что-нибудь узнали?       — Не так много, как хотелось бы, — со вздохом ответил мужчина, не отрываясь от дороги.       Оставшийся путь до самого кафе они ехали молча. Из-за затянувшегося тучами неба потемнело гораздо больше, чем ожидалось, и теперь сырые улицы мягко освещались теплым светом тусклых фонарей, огней машин и из окон домов. И все равно было как-то неприятно, то ли от общей атмосферы серости и уныния, то ли от нагнетающего разошедшегося дождя. Костенко остановился у назначенного места и заглушил мотор. Через большие стеклянные окна, подсвеченные горящими внутри лампами, хорошо было видно, что происходит в кафе. Посетителей было немного, среди них мужчина различил и Алису: она сидела за столиком в очередном экстравагантном платье, закинув ногу на ногу и опустив голову подбородком на поставленную локтем на стол руку, разглядывая раскрытый перед ней блокнот.       — А меня туда вообще пустят? — вдруг спросил Горелов, разглядывая из окна машины заведение. У него явно были прецеденты.       — Не знаю, — пожал плечами мужчина. — Не должны отказать. Если хочешь, я могу с тобой и туда пойти — как минимум, у меня есть удостоверение, тогда нам вряд ли что-нибудь предъявят.       — Да, пожалуй, так будет лучше, — согласился юноша, выбираясь из машины, а Сергей подумал, что уж больно он смирный в последнее время — ему он таким не казался.       Они вошли внутрь. Уже намереваясь идти к столику, где сидела адвокат, мужчина вдруг остановил молодого человека за плечо.       — И еще, — произнес он, когда тот к нему обернулся. — Ты же понимаешь, что про нас с Пашей ни слова?       Горелов с мгновение пару раз непонимающе моргал глазами, будто бы с ним неожиданно стали разговаривать, как с ребенком, а потом расплылся в ехидной улыбке: — Вы меня, что же, совсем за дурака держите?       — Просто посчитал нужным уточнить, — ответил Сергей, и они, наконец, дошли до уже обратившей на них внимание Алисе.       После того, как Костенко представил своих спутников друг другу, и все уселись за столик, он как-то не участвовал в их диалоге да и вообще не особо слушал, больше предавшись собственным размышлениям, тем более, что дело его особо не касалось. Он здесь, скорее, для поддержки морального духа Горелова.       Когда разговор закончился, на настенных часах было уже почти восемь, в кафе уже никого не осталось. Сергей только сейчас обратил внимание на явно завершающих свой разговор Алексея и Алису, хотя, преимущественно говорила вторая. Юноша же сидел молча и внимательно слушал, вид у него был крайне сосредоточенный, он явно хорошо понимал всю серьезность дела. Костенко мешать не стал, только лишь послушал в пол-уха, о чем речь, и просто терпеливо ждал.       Наконец, — он даже не особо понял, как, уж настолько все смазано вышло, — все поднялись из-за стола и оказались на улице. Мужчина на пару с Гореловым проводил Найханову, садящуюся в свою машину и оперативно отъезжающую по сырой дороге, взглядом, стоя под маленькой крышей заведения заложа руки в карманы брюк.       — А она приятная женщина, — произнес, наконец, юноша. — Видимо, не зря вы ей доверяете.       — У меня на это свои причины, — вполголоса отозвался Костенко. — Садись в машину.       — Зачем? — удивленно посмотрел на него Алексей.       — А что, ты пешком собрался идти?       — Ну да.       — По такой-то погоде? Да и поздно уже, — в свою очередь удивлялся Сергей.       — Восемь часов еще не поздно, — отмахнулся молодой человек. — Да и потом, где наша не пропадала.       — Может, все-таки не стоит? — попытался отговорить его мужчина. — Или ты куда-то в городе собрался.       — Да нет, — спокойно пожал плечами Горелов. — Прогуляюсь.       — Точно уверен?       — Уверен.       — Ну смотри мне.       Они распрощались. Теперь уже только Алексей стоял один под маленькой крышей кафе, провожая взглядом отъезжающую машину Сергея. А Костенко, припоминая Пашину беззаботность и Лёшину упёртость задумался, все ли хиппи такие.

***

      Воскресенье пролетело уныло-быстро и бесполезно. В голову вновь ничего дельного не лезло, кроме отчего-то усилившейся тоски о Пашке: как ему там? Очевидно, трудно. Костенко чувствовал себя крайне беспомощным. Он в сотый раз перелистывал дело Кожухова, в надежде найти что-то бесстыдно упущенное или нечто, что можно было бы связать хоть с чем-то из недавно узнанного, но результатов пока ничего не приносило. Мужчина чувствовал, что в тупике, и никак не может найти из него выход, а потому ощущал нарастающее напряжение, грозящее вылиться куда-либо плохо контролируемой агрессией. Отвратительное чувство, когда ты видишь проблему и не контролируешь ее, ощущаешь, как ты безнадежен и загнан. Злость и безысходность.       Когда Сергей, наконец, заставил себя попытаться найти другое занятие, хотя бы ненадолго, чтоб отвлечься, и, может, по крайней мере, с полчаса не чувствовать раздирающего изнутри угнетения, зазвонил телефон.       — Да? — устало произнес в трубку мужчина, ожидая услышать там голос Алисы — ибо, кто еще мог ему звонить? — морально готовясь и к хорошим, и к плохим новостям.       — Добрый день. — Голос был мужской. Тихий, хрипловатый. Совершенно незнакомый. — Сергей Костенко?       — Допустим, — отозвался мужчина, тут же подумав, что глупо так говорить. Если человек отвечает таким образом, то он определенно соглашается, просто не хочет сознаваться в открытую без весомой причины. — Кто говорит?       — Это сейчас неважно. — Несмотря на некую вульгарность, которую, казалось бы, должна подразумевать под собой эта фраза, произнесена она была как-то скрытно и будто собеседник очень спешил. — Я знаю, кто убил Кожухова.       Сергей замер, словно вслушивался в каждый звук, который мог бы донестись из трубки. Подумать только, сейчас, вот именно сейчас, благодаря одной коротенькой фразе, появилось столько надежд выбраться из тупика. Впрочем, Костенко не упускал и мысли о том, что это может быть ложью, ловушкой, возможно, подстроенной именно убийцами Кожухова, которым стало известно о расследовании, и теперь его просто пытаются убрать.       — Алло? — вновь раздалось в трубке. — Вы еще слушаете?       — Да-да, — отозвался мужчина, переключаясь со своих мыслей на разговор, склонил голову и, зажмурившись, потер переносицу двумя пальцами.       — Мы сможем с вами встретиться? Допустим, завтра.       — Почему не сегодня? — возразил Костенко, который, хоть и не питал большого доверия, все равно уже разгорелся неким идейным азартом и был готов даже прямо сейчас сорваться с места, лишь бы узнать драгоценную информацию. Тем более что сегодня ему заняться было совсем нечем, и он с радостью бы это исправил. Да к тому же, до заседания суда оставалось всего несколько дней, и чем раньше новая информация становилась явной, тем было лучше.       — Сегодня никак. Ну, так вы согласны завтра? — заискивающе произнес голос в трубке.       — Ладно, предположим, — сдался мужчина. — Почему я должен вам доверять?       — А у вас есть выбор?       Тут Сергей вынужден был согласиться — выбора у него действительно не было. Он чуть ли не жизненно нуждался в информации, которую ему могли предложить. Где-то в груди все еще сдавливало осознание под названием «тупик».       — Хорошо. Но не думайте, что я доверяю вам, — согласился он.       — Ну разумеется, — отозвался голос в трубке, прежде, чем мужчина успел сказать что-либо еще. — Поэтому я предлагаю вам встретиться в каком-нибудь людном месте. Скажем, у продуктового магазина, на углу, где проспект Ленина впадает в площадь перед дворцом культуры. Там всегда достаточно людей, взять хотя бы матерей с колясками. Часа в два дня. Идет?       — Идет, — снова согласился Костенко. — И еще. Вы меня, похоже, знаете. Но как мне узнавать вас?       — О, — в трубке послышался смешок, — поверьте, вы меня узнаете сразу. — Еще вопросы?       Сергей не нашел, что еще спросить, а потому промолчал. Через несколько секунд тишина была нарушена фразой: «Вот и отлично», с того конца провода, и в телефоне послышались гудки. Костенко положил трубку и задумался — все это ему чертовски не нравилось, но деваться, правда, было некуда. Ему пришлось ждать завтра.

***

      Было только самое начало второго, а Сергей уже стоял на условленном месте. Он не смог занять себя хоть чем-то, особенно, зная, что сегодня ему предстоит такая встреча. Дома находиться не мог — не было сил. Казалось, что стены давят безысходностью и ожиданием чего-то вроде чуда. А Костенко понимал, что чудес не бывает, только если ты сам не сотворишь их собственными руками и умом. В общем и целом, он решил скоротать это самое ожидание, проведя его на улице, там, где хотя бы можно было отвлечь себя разглядыванием людей: всегда было ощущение, что сейчас смотришь за их какой-то маленькой жизнью. Это забавляло, завораживало, интересовало.       Мужчина простоял на улице с час, иногда задумчиво ходя туда-сюда, один раз даже зайдя в сам магазин и долго разглядывая витрины, но, в конечном итоге, так ничего и не купив. Наконец, когда он в очередной раз стоял снаружи, подставив жаркому солнцу лицо и рыжие волосы, разглядывая улицу вокруг и ожидая, что с минуты на минуту явится его незнакомый абонент, заметил подъехавшую и остановившуюся чуть поодаль машину. Костенко сразу ее узнал — синяя «Лада» шестерка, и на номере красуются цифры «616»; он тут же почти машинально ощупал бок — на месте ли пистолет в кобуре, благо имелось право носить табельное и во внерабочее время.       Из автомобиля выбрался довольно молодой человек лет двадцати трех, может, двадцати пяти, с темно-каштановыми волосами, довольно высокий, но крепко сложенный, одет был прилично, совсем не по-бандитски или во что-то сомнительное, в целом, на вид казался даже приятным. Громко хлопнув дверью машины, он наконец направился к ожидающему его Костенко, на лице которого эмоции сменялись одна за другой.       — Добрый день, — поздоровался молодой человек. Голос был тот же, что и по телефону. Мужчина в ответ только кивнул в знак приветствия. — Что, не внушаю я вам доверия? — скривился в усмешке неизвестный. — Или тут меня обгоняет моя машина?       — Вы в курсе, что я про неё знаю? — произнес Костенко, хотя вопрос был скорее риторический. — И как много вам ещё известно?       — Пройдемся? — предложил молодой человек, и они медленно направились вниз по улице, напоминавшей сквер. — О вас не так много, как может показаться.       — А это и неважно, — отозвался Сергей, закладывая руки в карманы брюк. — Лучше перейдем к делу. Почему вы так уверены, что знаете, кто убил Кожухова?       — Минутку, — прервал его собеседник. — Давайте кое-что проясним: я готов вам рассказать, что знаю, и сотрудничать со следствием, но у меня есть одно условие — вы обеспечите мне защиту.       — Разумеется, — согласился Костенко. — Это предусматривается для свидетелей. Или вам принципиально важно это запротоколировать, и только после этого вы будете говорить?       Молодой человек смерил его взглядом, будто оценивал, и невесело усмехнулся: — На самом деле, насколько я знаю, вы человек честный, поэтому я верю, что защита мне будет предоставлена. Просто, поверьте, мне есть чего бояться. Так вот, кстати об этом. Что вы спросили?       — Почему вы так уверены, что знаете, кто убил Кожухова? — терпеливо повторил мужчина.       — Потому что я работаю на убийцу, — безэмоционально отозвался его собеседник, но заметив изумленный взгляд Сергея, добавил, — просто задавайте вопросы, так мне будет проще рассказать все по порядку.       — Кстати напомните мне, как вас зовут, — произнес Костенко, хотя прекрасно знал, что имени ему еще не говорилось.       — Роман, — отозвался молодой человек, а потом добавил, — Вишневский.       — Вы понимаете, что за содействие преступлению, которое подразумевает ваша работа, вам светит срок и, вполне возможно, немаленький?       — Разумеется, — кивнул Роман. — Но, честно говоря, я даже сам сесть готов, лишь бы засадить эту сволочь. — Он на несколько секунд изменился в лице, и в его эмоциях Костенко четко прочитал ненависть.       — Кстати об этой «сволочи», — произнес он. — На кого вы работаете? И почему такая ненависть к работодателю?       — На главу подпольной мафии. — Молодой человек понизил голос, мельком озираясь по сторонам, очевидно, с подозрением, как бы кто из посторонних не подслушал того, что ему слышать не стоит. — Когда я был совсем еще несмышленым, меня завербовали. Потом немного поумнел, понял, что это просто гнилое общество, которому место за решеткой, — с горечью отозвался Вишневский. — Но, знаете, единственное, что меня восхищает в моем работодателе, это его ухищренность. Не поверите, но он известен вам под именем Григорий Касьянов. И все время был под носом не только у вас, но и у всей милиции города, а все же до сих пор не пойман.       Костенко действительно было трудно поверить в услышанное. Требовалось время, чтобы переварить информацию. Впрочем, это подтверждало его неоднозначные догадки насчет коллеги о его «мутном» поведении.       — Предположим. И что же случилось с Кожуховым? — продолжал он, но все-таки в нем плескалась недоверие.       — Это началось еще осенью прошлого года, — принялся за свой рассказ Роман. — Константин, насколько я знаю, влез в карточные долги. Потом оказалось, что задолжал кому-то из подельников этого вашего Касьянова. Кстати, честно говоря, я не очень-то уверен в том, что его действительно так зовут, но сейчас не об этом. В общем, он — ходили слухи, мол, потому, что этот Константин ему троюродный что ли брат или кто-то там ещё — перекупил долг Кожухова у того подельника и, из-за того, что Константин отдать его не мог, взял к себе отрабатывать, нанял курьером некоторых запрещенных препаратов. И все вроде было хорошо, но потом, в январе, оказалось, что этот Кожухов подворовывал товар и продавал его через другие каналы сбыта, а прибыль оставлял себе. Касьянову это, разумеется, не понравилось. — Молодой человек вздохнул. — Ну, а дальше вы понимаете. Пришили, в общем, Константина.       — Мне казалось, что в таких делах мафия, — Костенко поморщился, уж больно нереально звучало это слово, — весьма осторожна и следов не оставляет.       — Вы правы. Но не дослушали, — отозвался Роман. — Касьянов поручил мне избавиться от тела. Однако я тогда уже подумывал вырваться из этой системы, но понятия не имел как, а потому счел наилучшим выходом предпринять попытку подставить Касьянова. В общем, не придумал ничего лучше, чем сделать так, чтоб тело нашли. Но не учел того, что Григорий держит под собой чуть ли не всю милицию. Естественно, он сам взялся за это дело и виртуозно подделывал улики и тому подобное. А мне тогда был страшный нагоняй. Я думал, меня тоже порешают, но повезло, дали возможность исправиться. Поэтому затаился, прикинулся шелковым, стал ждать шанс.       — И этим шансом сочли меня? — поинтересовался Костенко. — И откуда же про меня узнали?       — От самого Касьянова, — ответил Роман. — Постепенно его доверие ко мне вернулось. В моем присутствии начал говорить о разных вещах и в последние несколько дней много упоминал о вас, о том, что вы много под него роете. Вот я и решил попытаться связаться с вами.       — Это все, конечно, замечательно, но где доказательства его вины? — не унимался Костенко.       — Вот. — Роман запустил руку в карман ветровки, которую из-за жары снял и держал перекинутой через плечо, и выудил оттуда аудиокассету. — Здесь, конечно, далеко не все, но достаточно, чтобы обвинять Касьянова. Как минимум, про товар и еще некоторые его планы. И вот еще сразу, пока не забыл, — он достал откуда-то бумажку с написанным на ней телефонным номером. — Это мой. Если что-то от меня будет нужно — наберите. — Он протянул все это Сергею. — Если у вас никаких вопросов нет, тогда, думаю, можем на сегодня закончить и разойтись.       — А где гарантия того, что вы мне где-то не солгали?       — Ну, — пожал плечами мужчина, — у вас есть мое имя, фамилия, номер телефона, вы знаете, как выглядит моя машина и, уверен, запомнили ее номера. Что-то мне подсказывает, что в случае надобности вам не составит большого труда меня найти, — усмехнулся Роман.       Они распрощались. Домой Сергей шел, раздумывая лишь о том, работает ли у него старый магнитофон, который мог бы воспроизвести полученную кассету.