Люби меня люби. А вы думали конец?

      Кажется тишине очень пригляделась столовая дома Ким, иначе как объяснить её постоянное присутствие.       Чонгук и Бекхён сидели друг напротив друга, и, стараясь не смотреть в сторону другого, ужинали, потупив взгляды в тарелки. На место Тэхена Чонгук посадил Ингука, который только и успевал перемещать ложку от тарелки ко рту, доедая уже вторую добавку.       — Вкусно! — восклицает альфочка, отталкивая пустую тарелку. Бекхён ему улыбается, отставляя тарелку на пустую часть стола.       — Запей соком и иди смотреть мультики. — нянь подставляет ему стакан. Ребенок послушно выпивает, правда не весь сок, и убегает, оставляя взрослых наедине.       И вновь образовывается тишина. О, Господи, как непредсказуемо! А им и нечего обсуждать. Чонгук все время посматривает на телефон, лежащий рядом с тарелкой, в ожидании хотя бы смс-ки от Тэхена. Прошло уже достаточно времени, чтобы как-то связаться с ним. Омега сильно волнуется, переводя взгляд уже на часы, где маленькая стрелка давно прошла цифру восемь. Четыре часа, между прочим, прошло, и видимо Тэхену действительно наплевать. А ведь Чонгук реально спать не ляжет, пока тот не позвонит. Омега хмурится, зависнув взглядом на одной точке, что немного напрягает няня.       — Может включить телевизор? — предлагает Бекхён, прерывая назойливые мысли омеги.       — А? Да. — растерянно отвечает Чонгук, не одаривая того и мимолетным взглядом, продолжая упрямо сверлить телефон. Он даже не услышал, что сказал ему нянь. Из-за громкого и резкого звука телевизора, омега дергается и окончательно отходит от удушающих и волнующих кровь мыслей. Шло какое-то телешоу, но омегу это совсем не интересовало, скорее тот был включен для второстепенного звука, чтобы не сидеть в полной тишине. Чонгук тянется за стаканом с водой, потому что горло пересохло, видимо, из-за волнения.       — Мы прерываемся на экстренный выпуск. — шоу шло по центральному телевидению, совершенно не удивительно, что оно прервалось на срочные новости. Поэтому никто не обращает на это должного внимания, продолжая пить и есть. — Сегодня на трассе Сеул — Тэгу произошла серьезная автокатастрофа. Как говорят очевидцы, дающие показания полиции, водитель легкового авто Mercedes Benz не смог справиться с управлением и врезался в столб. Из-за сильного удара произошел вытек масла, что повлекло за собой самовозгорание, а после взрыв. Водителя и возможных пассажиров спасти не удалось, машина уничтожена, от нее остались одни лишь обгорелые запчасти, вы и сами можете это увидеть сейчас. Личности и количество людей находившихся в машине пока не известны, но сейчас устанавливаются полицией. Это первая крупная автокатастрофа в этом году. Конечно, это очень напугало очевидцев и случайных свидетелей, но мы останемся здесь и будем дальше вести репортаж с места трагедии.       И вновь на экране появляется, давно снятое и тысячу раз крученое по телевидению шоу, где несколько омег над чем-то смеются.       Ещё когда репортер произнес «Тэгу» стакан из рук Чонгука выскользнул и упал, разбившись о мраморный пол. Громкий треск привлек к репортажу и Бекхёна, что даже не обратил внимание, потому что подобные новости крутят круглосуточно, но резкое действие Чонгука заставило его вслушаться и всмотреться. Омега смотрел экстренный выпуск, не отрывая расширенных от шока глаз от увиденного и услышанного. Хоть съемка была в темноте, из-за того, что на улице уже вечер, ясно было видно, что от машины остался один обгорелый хлам.       — Звони Сын Вану. — охрипшим голосом говорит Чонгук, не отрывая взгляда от точки на телевизоре. Бекхён удивляется такому безжизненному тону в голосе и вскакивает, убегая за телефоном. Кажется до него дошло. Сам же омега хватает смартфон и набирает Тэхену, вслушиваясь в гудки. Первый… Второй… Пятый… Десятый…       «Абонент вне зоны действия. Перезвоните, пожалуйста, позже.»       Паника холодным ядом растекается по всему телу. Сердце стучит через раз, но так сильно, что с легкостью пробьет грудную клетку. Бекхён возвращается обратно достаточно быстро и протягивает ему телефон.       — Х-хён? — тут же выхватив устройство, дрожащим голосом говорит Чонгук. Он поднимается с места, без понятия зачем.       — Чонгук? Что такое? — спокойно отзывается помощник, отлеживая свой тяжелый трудовой день на диване в собственной квартиры. Это немного успокаивает омегу, ведь не может же он не знать, если что-нибудь случилось. Вот, кто первым бы узнал, это был бы именно Сын Ван.       — У меня к тебе всего один вопрос. — медленно говорит Чонгук, бегая взглядом по комнате, столу, собственному телу, и вообще по всему, не зная, за что зацепиться. Он и сам не знает, зачем так медлит, получил бы ответ и выдохнул спокойно либо запаниковал сильнее прежнего. Бекхён присаживается на стул рядом, тоже взволнованно прислушиваясь к разговору, подняв голову. — Только ответь мне честно.       — Хорошо. — также спокойно отвечает Сын Ван, немного напрягаясь и поднимаясь с дивана, принимая сидячее положение.       — Хён… — твердо начинает Чонгук, но запинается и делает паузу, продолжая бегать взглядом по предметам, мебели, стенам. -… на какой машине поехал Тэхен в Тэгу?       — В смысле? — непонимающе переспрашивает мужчина.       — Просто ответь. — тихо, на грани слышимости сказал Чонгук, прикрывая глаза. — Мне нужна только марка.       — Mercedes Benz…       Чонгука, словно чем-то тяжелым ударили, он буквально упал на стул, из-за резко подкосившихся ног. Омега замер, вновь устремив свой взгляд на телевизор, где опять начался репортаж с места автокатастрофы.       Бекхён, все услышав, выхватил телефон из ослабевших рук.       — Включи телевизор. SBS канал. — нянь ждет, пока с той стороны тишина. Мужчина тем временем берет пульт в руки и включает не нужную ему до этого момента коробку с экраном. Беглым взглядом смотрит на все, что творилось на экране, а после вскакивает и единственное, что вырывается это:       — Черт! Сиди с ним, пока я выясню, что с Тэхеном. Это не может быть он. Главное сиди рядом с Чонгуком, я скоро у вас буду. — Сын Ван отключается, и Бекхён убирает телефон подальше от себя и омеги.       — Чонгук, воды хочешь? — нянь подставляет ему свой стакан, но тот не двигается, смотря в одну точку, а именно в телевизор, где репортер что-то говорил, продолжая стоять на фоне хлама от машины. Омега никак не реагирует ни на неформальное обращение, ни на обращение в целом. Бекхён решает выключить телевизор, чтобы привлечь внимание, но ничего не меняется: Чонгук пялится теперь на черный экран. Нянь возвращается к нему, присаживаясь рядом. — Мерседесов в Корее сейчас много. Это может быть кто угодно. Да, я больше чем уверен, что это не он!       — Они сказали, что связываются с родственниками погибшего. — продолжая смотреть в одну точку, говорит Чонгук.       — Что? — растерянно переспрашивает Бекхён.       — Репортер сказал, что они связываются с родственниками погибшего, но пока не оглашают, кто это по некоторым причинам. — тон омеги пугает няня и кажется он понял, что происходит.       — Только не говори, что ждёшь звонка. О, Господи, Чонгук, ты слышишь меня? — Бекхён дергает его за руку, чтобы привлечь к себе внимание. Чонгук медленно поворачивается к нему и смотрит каким-то потухшим взглядом. — Не смей даже думать о плохом! С ним всё хорошо, он в Тэгу, слышишь меня? Сын Ван сейчас приедет и все подтвердит. Подожди немного, пока он все выяснит.       Но ничего не меняется. Для Чонгука это лишь слова, тем более, если взять во внимание их взаимоотношения, это ничуть не удивительно. Омега не верит ни одному его слову, как бы сильно не хотелось. Не может, потому что не доверяет, потому что чужой и враг. О каком доверии может идти речь?       Неожиданно раздается мелодия телефона, приводя обоих в чувства. Они дергаются и поворачиваются на звук к телефону Чонгука.       — Я возьму. — подозревая, что это помощник, Бекхён тянется к смартфону, но Чонгук его толкает, первым хватая телефон и вскакивая, пятясь назад. Нянь хочет подойти и забрать его, но омега не даёт, уворачиваясь. Повернув к себе экраном, Чонгук видит неизвестный номер и замирает. В голове тысячи догадок: от безобидной до самой худшей. Всё же он надеется, что у Тэхена просто были проблемы с телефоном и, благополучно доехав до Тэгу и заселившись в отель, он звонит именно с телефона предоставленного отелем. Да, так все и было. Отбежав на приличное расстояние от Бекхёна, Чонгук принимает вызов.       — Ким Чонгук? — раздается мягкий мужской голос, но точно не знакомый.       — Да. — уверенно отвечает омега, выставляя руку перед нянем, чтобы не подходил, и хмурится, прижимая телефон ближе.       — Нет! — раздается сверху у входа. Оба поднимают удивленные взгляды на спускающегося Сын Вана. — Бекхён, забери у него телефон!       Чонгук, услышав это, дёргается от няня, не на секунду не отстраняя смартфон от уха.       — Я звоню Вам, чтобы сообщить, что Ваш супруг Ким Тэхен погиб в автокатастрофе. Его родители уже оповещены. Примите мои соболезнования…       Чонгук дальше не слушает. В глазах темнеет, тело слабеет, телефон выпадает из рук. Помощник опаздывает и оказывается рядом, когда омега резко обмякает, потерявшись в пространстве. Сын Ван подхватывает тело, поднимая его на руки и быстро перенося к дивану.       — Где аптечка?! — паникует мужчина, когда видит, что омега трудно дышит, начиная задыхаться. Его взгляд смотрит будто в пустоту. Чонгук цепляется за все, что попадается под руки, пытаясь впустить в легкие глоток воздуха, но все безуспешно.       — На… на кухне. — отвечает побледневший нянь. Сын Ван тут же подрывается, убегая в нужном направлении, оставляя Бекхёна один на один с дрожащим и задыхающимся омегой на диване. Нянь никогда не видел панических атак и ему стало не по себе от приступа, что он наблюдает. Хотелось бы помочь, но он не знает как, продолжая стоять в стороне.       Неожиданно и резко для неустойчивой психики Бекхёна, Чонгук принимает сидячее положение, переставая задыхаться. Будто и не было ничего. Скорее всего и не было, почему-то так няню кажется. Его глаза потемнели, и когда Бекхён встретился с его взглядом, тело пробрала дрожь и холод — испуг. Глаза омеги источали дьявольскую злость на весь мир и безумную опасность конкретно для него.       — Ты… — стирая Бекхёна в порошок, угрожающе шипит Чонгук. — Ты! — уже срывается на крик, садясь на край дивана, при этом продолжая проделывать в парне дыры, которые тот кажется уже ощущает. — Ты во всем виноват! Это все из-за тебя!       Понятно, что Чонгук не в себе, он кажется обезумел, слетел с катушек, поехал крышей, все живое внутрь умерло, погибло, бесследно исчезло с одним проклятым словом неизвестного: «погиб».       Омега подрывается, подбегая к первому попавшемуся книжному шкафу и хватая статуэтку. Он уже сталкивался с таким, когда ему хотелось рушить, убивать, уничтожать, разбивать. Он снова чувствует это внутри: этот безнадежный холод, испуг. Загнанный зверь выходит наружу, воет от боли и горя, бьется в истерике, а Чонгук лишь живое олицетворение этого зверя. И не имеет значения, кто перед ним: друг или враг, омега видит перед глазами лишь его, того, кого уже нет.       — Это ты виноват! — Чонгук резко оборачивается и бросает тяжёлую вещь в няня. Тот от страха отскакивает и статуэтка пролетает мимо. Но на этом всё не кончается. Чонгук начинает судорожно хватать вещи без разбора одну за другой и кидать в бедного парня, что еле успевал уворачиваться в итоге прячась под стол. — Выходи, тварь! Это из-за тебя его сейчас нет! Сука! Это из-за тебя он уехал! Шваль! Это ты во всем виноват! Ты поплатишься за это! Ты не будешь дышать, если он… он не дышит. Тэхееен!       Чонгук захлебывается в слезах, уже не видит, куда бросает книги, статуэтки, вазы, сервизы и всякую другую хуйню. Все летит к чертям!       — Ты виноваааат! — в диком плаче и скулеже Чонгук падает на пол. Его ноги просто подкосились, не в силах больше выдержать хозяина. — Я во всем виновааат! Его больше нет! И никогда не будет из-за меня!       В его глаза, несмотря на пелену из слез, бросается осколок от разбитой ранее вазы, а в голове появляется безумная мысль. Он может быть рядом с ним. Он отправится к нему. Омега тянется к осколку и расстегивает пуговицы на манжетах рубашки. Что может быть лучше самоубийства? Один раз проткнешь осколком тонкую кожу на запястье, и будет лучше, уже никогда не будет больно, никогда не ощутишь страданий, а главное будешь рядом с НИМ. Облегчить боль, которая невыносимо отдавалась в груди, потому что большая часть умирает с пониманием случившегося.       — Чонгук, нет! — в комнату возвращается Сын Ван, подбегая к нему с аптечкой в руках. Омега как раз поднес осколок к запястью. Его руки дрожали, но он продолжал сидеть так с поднесенным осколком к руке, с безумным огоньком в глазах смотря в одну точку, сквозь запястье и осколок. Мужчина, оказавшись рядом, одергивает его, тут же натыкаясь на раздраженный, но пустой взгляд. — Бекхён, почему он остался один?       Нянь выползает из-под стола, испуганно глядя на сидящую в углу на полу парочку.       — Это ты виноват! — Чонгук резко хватает помощника за рубашку, притягивая к себе. Его взгляд безумен, он явно не в себе, но мужчина пытается показать, что ему не страшно. — Почему ты ему не помог?! Как ты мог такое допустить?! Почему ты не спас его?! Его можно было спасти! Он мог остаться жив! Ненавижу тебя!       — Мне очень жаль. — тихо отвечает Сын Ван, пуская слезу. Ему больно осознавать случившееся, но он держался, как мог, а вид на разбитого и опустошенного омегу, вжавшегося в угол огромной комнаты, это сверх его выдержки.       — Не ври! Тебе все равно! Всем на него плевать, кроме меня! Все, твари, забудете через неделю! Ненавижу вас всех! — истошно кричит Чонгук, закрывая лицо руками, чтобы скрыть свою беспомощность от чужих глаз.       — Успокойся. — шепчет мужчина и берет себя в руки. Сейчас не время для чувств, тем более своих. Он подползает ближе и поднимает безумного омегу на руки, чуть пошатываясь. Чонгук тут же пытается сопротивляться чужой помощи. Ему она не нужна и противна, тем более от людей, что убили ЕГО.       — Не трогай меня! Отвали! — один из ударов сопротивления приходятся горящей пощечиной по лицу Сын Вана. — Ненавижу! Как я всех вас ненавижу!       — Бекхён, быстрее! — мужчина кладет дергающегося омегу на диван, придавливая собственным весом. Нянь подрывается с места, подбегая к аптечке и, хватая её, подходит к дивану, поставив на журнальный столик. — Быстрее, сделай успокаивающее для инъекции. Там есть бутылек с успокоительным и бутылек со снотворным. Залей и то и то в шприц, только быстрее, я не смогу его долго держать.       Бекхён старается соображать быстро, вновь слыша тяжёлое дыхание омеги, который опять стал задыхаться, цепляясь за Сын Вана, пытался вдохнуть воздух. Стараясь делать так, как сказал помощник, он ещё несколько минут думал, чего залить чуть больше: успокоительного или снотворного, а потом все же решил пополам. В беспорядке и панике он почему-то взбалтывает шприц, думая, что лекарство должно смешаться, и протягивает его мужчине. Сын Ван отбирает шприц, уж очень недовольный медлительностью, потому что приступ не проходит. Он пытается подступиться хоть к какой-то части тела, но не может, из-за достаточно хорошего сопротивления. То, что делал Чонгук, было похоже скорее на спасение своей никчемной жизни, которая резко стала ему дорогой.       — Помоги мне! Прижми одну из рук, а я сделаю инъекцию. Чонгук, пожалуйста, успокойся! Просто выровняй дыхание, слышишь меня? Ты не умираешь, и не задыхаешься. — но на того слова помощника никак не действовали. — Он не слышит. Быстрее Бекхён! — нянь помогает ему, и у мужчины, наконец, получается ввести иглу под кожу, точно в вену. Он вводит бесцветную жидкость под кожу, тут же вынимая иглу, чтобы случайно не дернулся. — Отпускай его и неси пластырь.       Бекхён слушается, вновь подбегая к аптечке, начиная её перерывать в поисках пластыря, и находит его, хватая специальный для уколов. Сын Ван роняет шприц, чтобы удержать руку и заклеить место укола, потому что буйность Чонгука не уменьшается, хотя дыхание выровнялось, а в глазах посветлело.       У Бекхёна все же получается приклеить пластырь и отбежать от удара, на который омега в таком состоянии не скупился, но не попал. Помощник уже залез сверху на Чонгука, придавливая собственным весом ноги, а руками его запястья к дивану, пока не успокоится.       — Тшш… Тише, успокаивайся, слышишь меня? Хватит, в доме дети. Представь, что будет, если они увидят тебя в таком состоянии. Будь сильным ради них.       Со временем Чонгук все менее и менее активно вырывается, в итоге закрывая глаза и лежа без движения, но слезы продолжали течь даже после этого. Сын Ван мигом слазит с него, вновь подходя к аптечке и хватая успокоительное и стакан, капая себе.       — С ним такое впервые? — тихо спрашивает Бекхён, что стоял в стороне, не мешая процессу успокоения.       — Ты имеешь ввиду смерть мужа? — также тихо спрашивает в ответ помощник, выпивая залпом успокоительное.       — Нет. Совсем нет. — нянь тушуется и не отказывается от стакана с успокоительным.       — Ты про срыв, приступ и бурную реакцию? Нет, не впервые. Его родители предупреждали меня о таком состоянии, а сам я никогда не сталкивался. Но аптечку в этот дом сделал, потому что Тэхен оболтусом был, во всем этом не нуждался. — вздыхает мужчина, садясь на пол около дивана и поглядывая на умиротворенное лицо, со стекающими по щекам слезами. Не выдержав этого, помощник нашел тряпку и вытер их, чтобы потом еще и неприятно не стягивали кожу.       — Это правда? — Бекхён присаживается рядом на ковер и натыкается на непонимающий взгляд. — Ну… с Тэхеном…       — Да. — одного ответа хватило, чтобы выдержка мужчины треснула по швам, и он просто опустил голову беззвучно роняя слезы на пол, не стесняясь нахождения рядом няня. Тэхен был ему как сын, родным человеком, и это действительно страшно осознавать, что его больше нет. — Он не справился с управлением и врезался в этот чертов столб. Не успел вылезти до возгорания машины, а возможно вообще без сознания был. — в этот момент лежащий на диване Чонгук всхлипнул, привлекая к себе внимание. Сын Ван проверил, но тот спал, видимо что-то во сне приснилось. — И мне непонятно одно: очевидцы говорят, что за пять минут от аварии до возгорания можно было успеть помочь и достать тело. Но никто этого не сделал. Никто ему не помог.       — Люди такие мрази. — шёпотом говорит Бекхён, укладывая голову на колени поджатых ног.       — Господи, я же все проверял… Я же… я не мог дать ему неисправную машину. Она была полностью новой, никто бы не успел её испортить или что-то сделать. Я бы не смог ему навредить.       Бекхён задумывается, вслушиваясь в слова, но не подает внимания.       — Он сможет жить дальше? — также шёпотом спрашивает нянь, тоже изредка поглядывая больше на неподвижную куклу, лежащую на диване, чем живого человека       — Он обязан жить дальше. Я заставлю жить его дальше, если надо будет вправлю мозги. Дети не должны остаться полными сиротами. Нет, я не позволю. — мужчина задумывается, говорить или нет дальше, но ему некому излить душу, раз уж начал, нужно продолжать. — Вот, кто действительно разбит, так это родители Тэхена. Намджун, отец его, в больнице с сердечным приступом, Джин, папа его, в истерике закрылся в комнате, но с ним все хорошо.       — Мне очень всех их жаль. — Бекхён опускает голову, рисуя пальцем по полу только ему понятные узоры.       — Зато его кремировать не нужно — неожиданно говорит Сын Ван, не останавливаясь, роняет слезы, теперь ещё и улыбается. Это немного пугает Бекхёна. — Огонь свое дело сделал. Я бы… нет, я бы не смог.       Мужчина тоже срывается и рыдает, Бекхён подставляет ему свое плечо и обнимает. Нянь правда не знает Тэхена, но за то короткое время, что он с ним знаком, у омеги сложилось хорошее впечатление, ему кажется, что он был хорошим человеком, несомненно умным и расчетливым (но это никак не минусы), с любовью и трепетом относился к своей семье. Бекхён хотел бы найти тоже такого человека, который смотрел на него так же, как Тэхен на Чонгука. Да, что греха таить, в голове всплывали мысли на подобии, если бы не Чонгук… Но он не такой, и никогда бы не пошел против семьи.       — Всё. Мне нельзя больше. — Сын Ван прекращает рыдания и поднимается с пола. — Нужно перенести его в комнату. Поможешь?       Мужчина аккуратно поднимает не двигающееся тело и несет в спальню. Бекхён собирает все, что раскидал в панике обратно в аптечку и идет следом. Помогает, открывая дверь и пропуская во внутрь. Сын Ван укладывает омегу на кровать, укрывая одеялом и отходит от него.       — Дети будут пока у его родителей. Я сейчас же их перевезу. Ты теперь следишь за ним, пока не придет в себя. Я поеду домой, а завтра утром буду уже здесь. Это может повториться, поэтому перенеси сюда все нужное. Если что, зови кого-нибудь из работающих альф, потому что сам с его буйностью не справишься. Я пришлю тебе в помощь домработницу, она будет готовить, и заменять, если что, потому что оставлять его одного нельзя. Всё, я за детьми. — мужчина еще раз оглядывается у выхода и покидает комнату, тихо прикрывая дверь.       Бекхён, не зная, что делать, пододвигает стул к кровати и присаживается, подтягивая одеяло выше, чтобы Чонгуку было удобно. Он долго смотрит на лицо спящего, наклоняя голову чуть вбок. Ему правда жаль омегу, не смотря на раздражающий характер. Какие могут быть обиды, когда жизнь человека сломлена?       — Мне тебя жаль. — Бекхён и сам не знает зачем заговорил, просто захотелось. — Я бы хотел попросить прощения за все, что ты знаешь и не знаешь. — шепчет нянь, чувствуя какую-то необъяснимую вину. Будто это он виноват в том, что случилось, и в таком состоянии омеги. — Хорошо, что ты спишь и не слышишь меня, но я не могу держать это в себе, потому что с этого момента оно просто не даст мне жить. Я должен тебе это сказать сейчас, потому что никогда не осмелюсь сказать в глаза… Вдруг ты как-то услышишь и задумаешься над этим неосознанно… Мне… Мне кажется… Тэхена убили.       Бекхён вздрагивает от собственных же слов. Так не хочется в это верить. Уж лучше несчастный случай, чем умышленная смерть.       — Ох, я же аптечку не принёс. — нянь быстро поднимается и уходит, чтобы взять все нужное и что-то, чем можно себя занять, а не просто пялиться всю ночь на спящего Чонгука.       Хлопок двери…       В комнате полная тишина.       Веки нехотя приподнимаются. Тело слабое и беспомощное настолько, что Чонгук не может даже пальцем пошевелить. Потолок расплывается. На глаза вновь наворачиваются слезы. Он даже не всхлипывает, просто слезы текут по вискам и бесшумно падают на подушку. Сил никаких нет, возможно частично от успокоительного смешанного со снотворным. Ядовитая смесь, даже быка свалит, а что взять с него и его слабого организма на грани истерики. Мысли мелькают со скоростью света, и омега не знает за какую зацепиться. Он не хочет думать о том, что случилось несколько часов назад, но мысли навязчиво подкидывают ему страшные картинки. Ему все равно на собственную жизнь. Сил выбираться из этого просто нет. Он готов прям сейчас упасть и уснуть вечным сном. Его будущее безвозвратно стерто. Его любовь разбита без возможности когда либо собраться. Его сердце больше не сделает трепещущий удар. Все в Чонгуке будто погибло, охладело, окуталось Ледниковым периодом, взялось ледяной коркой. Жизнь потеряла смысл. И, если бы не вовремя вмешавшийся Сын Ван, он бы был уже там, с Тэхеном, но ему не дали. У него забрали единственную возможность. Потому что Чонгук решился на это только в порыве безумства и вряд ли решится снова. Потому что слабый. Ничтожный.       «Мне… Мне кажется… Тэхена убили.»       Нянька думал: он спал. Хён думал: он уснул. Он не уснет, потому что обещал.       «Я не усну, пока ты не позвонишь.»       Если то, что сказал нянька, правда… силы находят Чонгука, и он сжимает кулак одной руки. Если Тэхена действительно убили, Чонгук сделает все, что в его силах, чтобы эта самоуверенная тварь, метко замахнувшаяся на самое ценное в его жизни, не дышала. Собственными руками ее прикончит. Приложит все усилия, чтобы найти и изжить мразь. Поплатиться за себя, детей и НЕГО.       Слезы продолжают течь, но Чонгук не хочет их стирать, даже не собирается. Боль растекается по груди, и она сильно отдается во всем обездвиженном теле.       — Убью… — охрипшим от долгого молчания голосом шипит омега. Он просто так словами не раскидывается. И как же он уже сочувствует тем, кто перешел ему дорогу, хуже черной кошки или урагана.       Он ещё долго смотрит в потолок. Нет, не думая о мести, не сейчас. Он вспоминает лучшие в своей жизни года, где рядом с ним присутствовал человек, который был для него всем, а сейчас его просто взяли и отобрали. Хладнокровно, безжалостно и совершенно нечестно.       «За что?», «Почему?» — вопросы обращенные небу, на которые он не получит ответов.       Через время в комнату заходит Бекхён, что вернулся со всем нужным и кладет на тумбу у телевизора, присаживаясь на стул. Проверяет сон и размеренное дыхание спящего омеги. Спит. (совсем нет.) Удивляется слезам, все также стекающим по щекам, и знатно намочившим подушку, из-за чего ему приходится поменять ее на соседнюю и вытереть слезы с красных щек. Сейчас Чонгук ему благодарен, потому что подушка то тэхенова, и он ощущает легкий аромат успокаивающей земляники. Нянь присаживается на стул, укрывается принесенным пледом и, опираясь на спинку, прикрывает глаза, не замечая, как засыпает от усталости и сильного испуга, что пришлось ему пережить. О, ему ещё долго будут снится кошмары с темными и опасно-безумными глазами омеги.       Чонгук пролежав с закрытыми глазами, тоже проваливается в темноту, продолжая всхлипывать во сне. Снится ли ему что либо? Да. Смерть, что разлучает его и Тэхена.