* * *
Убедившись, что Хьюго кое-как жует свою остывшую овсянку, Рон оставил его в покое и пошел к Сириусу. Живоглот уже был там: спал, нагло развалившись на животе Сириуса. — Ну хоть ты-то меня материть не будешь? — спросил Рон, стоя у порога. — Э-э? — красноречиво отозвался Сириус. — Да так, неважно. — М-могу, если нужно, — откликнулся он. Уголки его губ дернулись в подобии улыбки. — Не сомневаюсь, — хмыкнул Рон. — Прости, что долго не заходил, навалилось тут всякого… — Ничего, я только недавно п-п-проснулся, — ответил Сириус, поглаживая спину Живоглота. — Правда, в туалет очень хочется… — А, сейчас! Рон согнал Живоглота, помог Сириусу со всеми его делами, покормил и даже искупал в их с Гермионой ванне, чтобы тот наконец-то почувствовал себя человеком. Иронично, что именно в тот момент Сириус был в облике собаки… Очищающие чары — штука, конечно, хорошая и действующая, но не всегда приятная. Рон помнил, как сам еще в Хогвартсе валялся в Больничном крыле и мечтал о нормальном душе, хотя и формально его тело было чище операционной палаты. — Знаешь, через пса я лучше вижу, — заметил Сириус, откидываясь на подушки. — О, приятно пахнет, — сказал он, принюхиваясь к наволочке. Рон как раз только-только поменял постельное белье. — Да, эти стиральные порошки офигенно пахнут, — согласился он, тоже вдыхая запах с подушки. — На чистящие настойки у Рози была аллергия, так что мы с Гермионой перешли на маггловские. Сириус хмыкнул и слабо покачал головой. — Чего ты? — спросил Рон. — Ничего, просто вы с Гермионой т-такие… — Старые и занудные? — Н-нет, ничуть, — ответил Сириус, высоко поднимая брови. — Н-наоборот, я хотел с-сказать, взрослые и уверенные. И милые. — О-о-о, — протянул Рон, прикладывая ладони к груди. — Что милые, это точно, уже почти двадцать лет вместе, между прочим! А вот уверенность… — Рон присвистнул и помотал головой. — Я все еще не представляю, как рассказать Гарри о тебе, не затронув в разговоре… кое-что. Мой сын на меня обижен за… другое кое-что. Гермиона из-за моих косяков сейчас будет зависать на работе все свое свободное и несвободное время. Рон немного помолчал, прикидывая, все ли свои проблемы он озвучил вслух. — А еще у мамы несколько дней назад был день рождения, и я вспомнил об этом буквально только что. Мне звездец, Сириус, точно тебе говорю. — Да ну, б-брось, Молли на тебя не обидится же? — Еще как обидится! Я и так, по ее мнению, бросил охренительную работу в Аврорате, занимаюсь хрен пойми чем, да и еще не нашел времени, чтобы ее поздравить! — А ч-чем ты занимаешься? — Официально? Работаю на Джорджа в магазине приколов. Неофициально — не могу сказать. Но Сириус неожиданно быстро решил этот ребус: — Отдел тайн? Рон хотел сказать что-то утвердительное, кивнуть или хотя бы выпучить глаза, как будто бы спрашивая: «Ого, Сириус, как ты только догадался?» или «Да как ты мог такое подумать, кстати, да, ты совершенно прав». Но клятва читала его намерения круче Веритасерума и контролировала даже его мимику. — Д-да, точно Отдел тайн, — определил Сириус. Его взгляд еще бегал, но теперь все чаще и чаще останавливался ровно на Роне. — С Дедалусом т-тоже так было после смерти его коллеги. Рон напряг память. Амелия рассказывала ему, что до Волдеморта Отдел тайн мало кого интересовал. Ну, либо не интересовал кого-то настолько опасного. И только когда пострадал Бродерик Боуд, они стали защищаться клятвой. Интересно, а до клятвы Дедалус рассказывал что-то Ордену о папке с именем Рона? Может, потому Дамблдор и узнал его в 1994 году? Впрочем, Дедалус не такой уж и внимательный, мог и не заметить или просто забыть… Иначе мама и папа давно бы узнали, и не нужно было бы столько лет ломать эту комедию. Если только они сами не забыли об этом за столько-то лет… — Удивительно, что они стали с-секретничать только сейчас… т-то есть тогда, — исправился Сириус, вспомнив, что с того момента прошло больше двадцати лет. — Если Отдел тайн такой тайный, то почему о его существовании знает каждая собака? Рон вспомнил вчерашнюю стычку с безликими. Вот они-то как раз и действовали по схеме, которую описывал Сириус. И незнание только нервировало: кто они, чем занимаются, насколько сильны и опасны? О каких-то рядовых департаментах Отдела тайн еще ходили слухи, всплывали догадки, случайные работники Министерства иногда могли забрести в комнаты с открытым доступом и… вроде как и правда всем всегда было плевать? — Не знаю. Иллюзия контроля или что-то в этом роде? — Наверное. — А что еще Дедалус рассказывал? — Он в основном только на во-вопросы Д-дамблдора отвечал, — сказал Сириус и вдруг хмыкнул: — Я сейчас по привычке ч-чуть не сказал, что ты еще слишком мал, чтобы это знать. Рон улыбнулся. — Мама и сейчас мне нечто подобное говорит, — проворчал он и, испугавшись воспоминаний, которые последовали за этой фразой, мгновенно перевел тему: — Я хочу с Гарри встретиться вечером. Не знаю, получится ли у меня ему что-то рассказать, но я постараюсь. Сириус благодарно кивнул. — К-какой он сейчас? — Э-э… трудно сказать, — протянул Рон. В голове, как назло, мелькали только его с Гарри ссоры и неловкие моменты. — Я уже плохо помню, какой он раньше был, чтобы сразу так провести сравнительный анализ. — Значит, сильно изменился? — Да не то чтобы… не знаю… просто для меня Гарри — это всегда Гарри, понимаешь? — Понимаю, — вздохнул Сириус. — Я до последнего не замечал н-никаких изменений в Питере, пока… ну, ты и так знаешь, — он немного помолчал и продолжил: — Я спрашиваю, п-потому что хотел бы быть готовым к встрече. Мало ли… Рон долго не решался сказать что-либо. Все недомолвки с Гарри в основном были сугубо между ними, и Сириуса никак коснуться не должны. Но в то же время Рон понимал, как сильно может пугать неизвестность. — Возможно, тебе покажется, что он сильно изменился, — осторожно начал Рон, — но я уверен, что за прошедшие годы он не стал любить тебя меньше. У Сириуса даже получилось улыбнуться: нормально, полноценно, искренне. И Рон понял, что подобрал правильные слова. — Даже немного жаль, что вы теперь т-такие взрослые. Я только начал понимать, что значит быть родителем… — Несмотря на уникальность твоей ситуации, думаю, миллионы родителей по всему миру тебя бы поняли. Только начинаешь понимать, как заботиться о младенце, а он внезапно уже почти подросток… С тяжелым вздохом Рон посмотрел на стену, за которой находилась комната Хьюго. Сириус проследил за его взглядом. Ну, насколько позволяло его состояние. — Твой сын хотя бы слушает хорошую музыку, — заметил он. Рон уныло кивнул. — Знаешь, если тебя облик собаки не очень утомляет, я мог бы вынести тебя на небольшую прогулку. Как ты на это смотр..? Рон не успел даже договорить фразу до конца, а Сириус уже обратился псом. — Да уж, неслабо тебя на улицу тянет, как я смотрю? — сказал Рон, почесав Сириуса за ухом. — Сейчас, быстро оденусь — и двинем. Несмотря на то, что Сириус не мог стоять на лапах и его приходилось нести на руках, на вид он казался самой счастливой собакой на свете. Он радостно дышал, высунув язык, махал хвостом, ловил мокрым носом снежинки, иногда поворачивал голову к Рону и облизывал его лицо. Рон в такие моменты не мог удержаться от шуток, что он вообще-то женат и Сириусу не стоит лезть к нему с поцелуями. Они прошлись до соседних домов, побродили по улочкам, сделали круг к лесу, подошли к замерзшему пруду. Рон немного рассказал Сириусу об их городке, объяснил, что его семья здесь единственная волшебная, и соседи-магглы находят Уизли-Грейнджеров странноватыми личностями. В целом все держались с ними дружелюбно-нейтрально, но находились идиоты, которые, к примеру, запрещали своим детям дружить с Рози и Хьюго. — Когда Роза поступила Хогвартс, мы Хьюго из местной школы забрали. Вместе они еще могли накостылять обидчикам, а вот одного его там оставлять мы с Гермионой побоялись. Сириус гавкнул. — Не знаю, может, это и неправильно… все время сомневаюсь, как это отразится на их будущем, не слишком ли мы их оберегаем… или, наоборот, недостаточно? — вздохнул он. В какой-то момент Рон устал идти с тяжелым грузом на руках, поэтому аппарировал обратно в сад, опустил Сириуса на скамейку и устроился рядом. Тот, кажется, не возражал, ему просто было в кайф находиться на улице. Он немного неуклюже свесил лапу вниз и принялся рыть снег там, где мог достать. — Любишь зиму, да? — спросил Рон. По календарю, конечно, еще была осень, только вот зима, пришедшая раньше положенного, вертела это на своей сосульке. Сириус звонко гавкнул и Рон понял, что это «да». — А я вот больше люблю раннюю осень и позднюю весну. Когда не холодно и не жарко. Сириус снова гавкнул. — Когда много лет сидишь взаперти, наверное, любое время года в радость? По большим грустным собачьим глазам Рон понял, что попал в точку. — Постараюсь выгуливать тебя настолько часто, насколько смогу, — пообещал он, почесывая Сириуса между ушами.* * *
Гермиона вернулась вечером. Уставшая и потрепанная, первым делом она упала на диван, а вторым спросила: — Хьюго поел? — Да, — ответил Рон. — Даже дважды. Меня он бойкотирует, но на обед я заказал пиццу, и он сдался без сбоя. — Ты гений, — улыбнулась Гермиона. — Сложно было? Рон вспомнил, с каким мучением он пытался сначала включить телефон Розы, потом долго не мог выключить фонарик, а на экране тем временем мелькали какие-то слова, отвлекая его внимание — кажется, это были сообщения друзей Розы, накопившиеся за последние дни. Затем он вдруг увидел свое собственное лицо, как в уродском отражении зеркала, и испугался, что проклятая штука запечатлеет его в таком ужасном виде, поэтому заклеил бумажками все объективы. И вот когда он уже психанул и решил, что отрыть машину из снега и съездить за едой самостоятельно для него проще (а если аккуратно аппарировать к местной пиццерии, то и подавно) все само собой заработало. Нужный номер каким-то образом даже сам набрался, когда он проорал: «Пожалуйста, просто закажи мне пиццу!». — Да не-е, легко, — махнул рукой Рон. — А что Сириус? — Он в порядке, вроде. Я его сегодня на улицу вынес и… Но Гермиона его перебила, подскочив на месте: — На улицу?! — Ну, в облике пса… — А, тогда ладно, — моментально успокоилась она, но вдруг опять подпрыгнула, как ужаленная: — Стоп, он в собаку превращается? И все нормально, без проблем? — Мне он сказал, что через пса он даже лучше все видит. А превращается… вроде да, без проблем. По крайней мере, я сбоев не заметил. — Надеюсь, это хороший знак. — Ага, — кивнул Рон. — Я хочу к Гарри сгонять, ты как, выдержишь тут без меня? — А пицца осталась? — Да. — Тогда выдержу. Рон присел на краешек дивана и погладил Гермиону по спине. Она выглядела очень усталой, ему не хотелось сваливать домашние заботы на нее. Но черт побери, он так ни разу и не появился в больнице, что ж он за друг-то такой? Гермиона, кажется, думала о том же: — Иди, а то начнут подозревать, — сонно пробормотала она, не открывая глаз. — Ага, — согласился Рон. — И еще я забыл о… Он только собирался рассказать Гермионе о забытом дне рождения мамы, а она уже ответила на незаданный вопрос: — Я еще тридцатого послала твоей маме и цветы, и подарок, и открытку от нас двоих. — Ты идеальная женщина, ты же знаешь это? — Разумеется, знаю, — проворчала она. — Удачи тебе с Гарри. Постарайся осторожнее подбирать слова, ладно? — Да уж, с этой клятвой не размахнешься. Но Гермиона как-то странно отреагировала. А точнее не отреагировала: ничего не сказала, не добавила, не посоветовала, только отвернулась. Может, она не только клятву подразумевала, а что-то еще? Но Рон решил ее уже не допытывать. В конце концов, если там с Гарри что-то не так, он все равно скоро сам узнает.* * *
Гарри просиял, когда увидел Рона. Казалось, даже в палате на миг стало светлее. Рон с широкой улыбкой подошел к нему. К сожалению, в палате Гарри был не один. На соседней койке лежал незнакомый мужчина с перевязанными руками. На его прикроватном столике стояла склянка, от которой пахло чем-то тухлым. Сам мужик показался Рону каким-то мутным. Чуйка подсказывала, что он только делал вид, что его не интересует такое знаменитое соседство в лице Гарри Поттера, и что на самом деле он будет ловить каждое их слово. Рон пристально уставился прямо в глаза незнакомца и, томно двигая бровями, начал медленно тянуть ширму. — Никто не должен знать, чем мы тут занимались, — таинственно прошептал он и подмигнул. Гарри фыркнул, свободной рукой дотянулся до палочки, задвинул ширму одним взмахом, а потом наложил на нее чары тишины. — Опять ты со своими шутками. — Но общественность должна знать неправду! — горячо возразил ему Рон. — Ну разумеется, — с серьезно-несерьезным тоном кивнул ему Гарри и засмеялся. Впервые за весь день Рону стало легко, словно вчера никто и не пытался вытрахать из него все его подсознание. Рон снял ботинки и плюхнулся на кровать. У Гарри в руке торчала игла от капельницы, так что он не мог сильно дергаться, но все же попытался лягнуть Рона ногой. В результате шуточной борьбы, Рон сел на кровать, откинувшись спиной на стену, а Гарри, не имея возможности куда-либо подвинуться, положил ноги Рону на колени. Разговор как-то сложился сам собой, у них с Гарри уже давно такого не было. Гарри, активно жестикулируя одной рукой, пересказал ему свою версию событий: и как они накрыли тех зельеваров-неудачников, и как там все воспылало, и как его первую ночь выламывало всеми симптомами Драконьей оспы, а к утру все вдруг прошло. — Ну, наверное, зелья сейчас лучше варят, — сказал Рон, стараясь ничем себя не выдать. — В том-то и дело, что нет. Как мне объяснили, самое надежное — это подготовить иммунитет еще до заражения. А вот вылечить эту дрянь чуть ли не невозможно. И Гарри поведал Рону, что находит странным свое чудесное выздоровление, ведь по прогнозам целителей он еще несколько дней должен был мучиться в ожидании, сработает ли их лечение. А оно раз — и сразу. — Причем только у меня симптомы вообще начали проявляться — я единственный в детстве не пил эту чертову сыворотку. Правда, на одном из этих идиотов были чары иллюзии или что-то такое, и целители… Рон поспешил перевести тему, пока Гарри не стал углубляться туда, куда не следует: — Может ты, пил ту сыворотку, но забыл? Мадам Помфри могла вместе с каким-то зельем тебе пихнуть, когда ты там поломанный лежал после квиддича, к примеру. — Да, но тогда и симптомов бы не было, — пожал плечами Гарри. — Тогда не знаю, — вздохнул Рон, театрально нахмурив брови, якобы пытаясь найти ответ на вопрос. — У меня есть только одна версия. — Ты-же-Гарри-Поттер? — с усталостью в голосе спросил Гарри. — Она самая. — Вот и все вокруг так говорят, — тяжело вздохнул он. И после этой фразы все полетело гиппогрифу под хвост. Рон осмелился сделать еще несколько дурацких предположений, а Гарри, словно чувствуя подвох и неискренность, отвечал как-то раздраженно и неохотно. Потом пришел целитель, вытащил из руки Гарри иглу, дал стаканчик с каким-то варевом, проследил, чтобы все выпито, и ушел, не уделив ни минуты внимания соседу Гарри по палате, о чем тот громко сообщил кому-то в никуда. — Вам позвать кого-то? — поинтересовался Рон, выглянув из-за ширмы. Мужик ворчливо отказался. Рон пожал плечами и вернулся на свое место. Гарри уже сидел и потирал синяк на локте. — Со мной носятся так, словно я сейчас рассыплюсь, — сказал он, скривившись. — Ну, ты вроде как недавно был чуть ли не при смерти… — Да, но… забей, неважно. Гарри явно что-то терзало, но он не мог поделиться этим с Роном. А Рон даже и не знал, хочет ли услышать причину этого беспокойства, хватит ли у него сил, чтобы проявить сочувствие, подобрать правильные слова утешения, или он отключится прямо здесь от переизбытка эмоций за последнюю неделю. Но все-таки он решился спросить, все ли у Гарри вообще в порядке — и не только по части здоровья. Гарри прикрыл глаза и откинулся на спинку кровати. — Вряд ли ты поймешь, — просто сказал он. Рону пришлось сделать вид, что эти слова для него не обидны. Можно подумать, он настолько уж тупое и бесчувственное бревно, чтобы что-то там не понять! А если и да, если он не поймет, что уж, не хватит ума сказать, какие все вокруг идиоты, а Гарри один молодец и чудесно справляется? С Гермионой он так и делает: ни черта не понимает, что у нее на работе не так, кто виноват и как правильно надо было делать, но зато научился улавливать раздражение в ее голосе и вовремя восклицать, какие у нее коллеги все сволочи безмозглые. И ведь работало, Рону было важно ее поддержать, а Гермионе — выговориться. Долгое время Гарри молчал, Рону даже показалось, что он задремал. Воспользовавшись паузой, Рон начал лихорадочно думать, как сообщить ему о Сириусе. Нельзя же просто взять и сказать: — Сегодня я чуть уши не отморозил, кстати, а еще Сириус жив. Или: — Угадай, кого мы двадцать один год считали мертвым, а он не мертв? Сириус! Или: — Сириус жив, не благодари! Может, попросить Сириуса принять облик собаки, а потом подарить его Поттерам на Рождество? Там он уже обратится сам в себя — и они между собой разберутся? А если серьезно… даже если Рон и сможет правильно подобрать слова, и Гарри каким-то образом ему поверит, то… как объяснить-то все? Амелия сказала, что можно намеками, но как зашифровать послание, если заклинание читает все твои намерения? С Сириусом сегодня ему тупо повезло, он уже сталкивался с этим и смог угадать. А Гарри… блин, как?! Может, написать письмо Розе и какими-то хитрыми манипуляциями переслать его Гарри, типа случайно? Нет, все равно он может разозлится, что Рон не пришел к нему сразу и лично. И, опять же, клятва контролировала даже письма… Ладно, хрен с ним. Надо хотя бы попробовать начать, а там смотреть, как пойдет. — Гарри, — позвал Рон, аккуратно тронув его за плечо. Гарри открыл глаза и внимательно посмотрел на Рона. Сонным он не выглядел, а вот уставшим — да. Казалось, что эти темные круги под глазами появились за те недолгие минуты, что они провели в тишине. — Я тут с одним человеком встретился на днях, — Рон вздохнул, пытаясь придумать, как осторожно направить разговор в нужную сторону, — и оказалось, что он попал в серьезную передрягу, нужна твоя помощь в одном деле. — Рон постарался сделать что-то вроде ударения на слове «серьезную».[6] Но Гарри его намек, кажется, не понял. — Пусть приходит, ты же знаешь мое рабочее время, — уныло протянул он. — Да, но там скорее другое… — Рон, я немного не в том состоянии, чтобы спасать каждую собаку и… Нервный смешок вырвался сам собой, Рон даже не успел до конца осмыслить всю иронию ситуации. Он захлопнул рот руками и испуганно уставился на Гарри. Тот сложил руки на груди и чуть ли не по слогам процедил: — Ясно, ты опять за свое. Рон не очень понял, что конкретно Гарри понимал под «опять за свое», но поспешил оправдаться: — Слушай, извини. Просто если бы ты знал контекст, то тоже рассмеялся. — Контекст? Вот он. Шанс сказать Гарри правду, просто набраться смелости и выложить все, как есть. Рон глубоко вздохнул и даже открыл рот, готовый наконец сообщить, что Сириус жив и относительно здоров, но в последний момент его переклинило, и он выдал нечто совершенно противоположное: — Мы с Гермионой завели собаку. Брови Гарри поползи вверх. — Собаку? — переспросил он. — Я думал, вы оба кошатники. Чем дальше заходил разговор, тем смешнее становилось Рону. — Д-да, я вот тоже так думал, — пролепетал он. — И как назвали? Думать надо было быстро. — Снежок, — сначала Рон произнес это, а потом подумал. И его вдруг прорвало, он заржал, как ненормальный. — Да что смешного-то? — с возмущением Гарри. И его вопрос вызвал новую волну смеха, граничащего с истерическим. — Потому что он черный, [7]— проскулил Рон, хватаясь за живот. Он не мог ничего поделать, не мог себя контролировать. Живот уже просто разрывало, и дышать нормально не получалось. — С-слушай, я не с-специально, — с трудом проговорил он между тяжелыми вздохами. — Н-не знаю, что на меня нашло. Рону всегда удавалось легко рассмешить Гарри. И для этого нужно было просто засмеяться самому: Гарри как-то поделился, что сам по себе ржач Рона настолько ржачный, что устоять практически невозможно. Даже если шутка не удавалась, но Рон начинал смеяться из-за какой-то ерунды, Гарри сдавался без боя. Не прокатывал этот прием только во время войны, когда все стало совсем серьезно, когда стали погибать люди, когда они сидели в палатке, медленно умирая от холода, голода и еще хуже — неизвестности. И вот сейчас тоже. Гарри смотрел на него каким-то пустым взглядом, как тогда, давно-давно, в вечер Той-Самой-Ужасной-Ссоры. Рон уже забыл все детали, забыл, во что он бы одет, какая была погода, даже забыл бóльшую часть самих претензий и слов, которые они друг другу высказывали в той проклятой палатке, но помнил лицо Гарри. А еще он помнил одну случайную мысль, промелькнувшую в голове, и сейчас она снова пришла к нему. Рон больше не понимал Гарри. Не чувствовал его, не знал, как правильно с ним разговаривать, как вообще теперь себя вести, он больше не мог предсказать, как именно Гарри отреагирует на какие-то его слова или действия. Но если тогда, в семнадцать лет, Рона охватила ярость (подогретая, к тому же, крестражем Волдеморта), если тогда у него хватило упрямства воспротивиться этой мысли, попытаться разобраться, встряхнуть Гарри, вытянуть из него все ответы, то сейчас он почувствовал лишь усталость. Не хотелось как-то вообще трогать Гарри и не хотелось, чтобы его самого тоже трогали. — Все стало так сложно, да? — вдруг спросил Гарри, словно прочитав его мысли. — Ага, — вздохнул Рон. — Я уже давно заметил, что что-то не так. Просто не хотел это принимать. — Я тоже, — произнес Гарри, снимая очки и отворачиваясь в сторону. Как же гадко, блин. Если бы утром Рона так не вымотал тот приступ, он бы точно сейчас разревелся. Очень хотелось выть, найти где-нибудь стол и залезть под него, спрятаться от проблем, и чтобы все отстали. Черт, а про Сириуса он так и не сказал… Да и как вообще о таком надо говорить? — Гарри? — позвал Рон. Тот немного помедлил, прежде чем повернуться. Взгляд остался прежним, но без этих дурацких очков в Гарри все же что-то поменялось, такое маленькое, неуловимое, а может быть, дело было в чем-то еще — в выражении лица или в скованной позе — но это напомнило ему о другом Гарри, о маленьком мальчике, которого Рон вчера обнимал на крыше, которому он обещал быть рядом. И Рон понял, что за дружбу еще стоит побороться. — Береги себя, ладно? — произнес он, тронув Гарри за плечо. — Выздоравливай, отдыхай… а там разберемся. Всегда же разбирались, правда? — Да, правда, — кивнул Гарри, слабо улыбнувшись. Рон подобрался поближе к Гарри и обнял его, крепко-крепко. А вот Гарри отреагировал как-то вяло: обычно он сильно сжимал Рона в ответ и похлопывал по спине, а сейчас наоборот осторожно и неплотно обхватил Рон руками, как будто бы боясь уколоться. Да что же это такое, куда делся его Гарри Поттер? Рон не стал ничего комментировать вслух. Быстро попрощался и выскочил в коридор. Женщина, протирающая склянки, осуждающе уставилась на него. Видно, он слишком громко хлопнул дверью, когда выбегал из палаты. Легкие опять стало сдавливать, хотелось срочно выбраться на улицу, на воздух, на холод. — Рон? — раздалось за спиной. Он мысленно застонал. Сил не было даже на то, чтобы стоять и тупить, а на общение, пусть и со своей младшей сестрой, и подавно. Но ничего не поделаешь, надо брать себя в руки. — Привет, Джи-и-ин, — произнес он, пожалуй, чересчур бодро. — Ты к Гарри или от Гарри? — От. — И как он? — Ну, — протянул он, пытаясь выиграть время на обдумывание, потому что не знал, как сформулировать свои впечатления об их с Гарри разговоре, его состоянии и перспективах в их отношениях, — больным он не выглядит. — А ты не заметил… а, впрочем, неважно. Рон немного помолчал, внимательно разглядывая Джинни. Ей явно не помешало бы выспаться, но говорить об этом вслух он не стал. Джинни была из тех женщин, которым нельзя указывать на то, что они кажутся уставшими и что им хорошо бы взять перерыв. Она должна выглядеть всесильной, чтобы чувствовать себя всесильной, а жалость только подрывает ее боевой дух. У Гермионы тоже долго был похожий загон… — Вы сговорились все, что ли? — спросил он. — В смысле? — Почему все думают, что мне все неважно или что я не смогу понять? — Да потому что, Рон, ты!.. — резко начала Джинни, но вдруг осеклась, глубоко вздохнула, и продолжила более мягким тоном: — Ладно, забудь, это… — Неважно? Ага, я так и понял, — саркастично протянул он и поспешил сменить тему: — Как там Лили, она не сильно испугалась? — Все в порядке, она сейчас с Тедди. — А он?.. — Первое время сильно волновался, но когда Гарри полегчало, то тоже успокоился. — А ты? — А я… — Джинни резко прервалась, как будто ей нужно было вспомнить или придумать, что она должна сейчас чувствовать. Рону хотелось спросить, не многовато ли на ней сейчас висит, но он побоялся нарваться на… что-нибудь нехорошее. — Обнимашки? — спросил он вместо этого, расставляя руки в стороны. Джинни кивнула и шагнула к нему навстречу. Как и Гарри, она обняла его не так. Ее объятья обычно были сильными, энергичными, но короткими — иначе бы все просто задыхались в кольце ее рук. Но сейчас она наоборот больше прижалась к нему телом, ослабив захват. Создавалось впечатление, что ей просто было тяжело стоять на ногах, поэтому она прислонилась к нему, чтобы не упасть. Рон долго поглаживал ее по спине и думал, что за херня, Моргану Мерлину в задницу, здесь происходит и почему никто ничего ему не говорит. — А ты сам-то им о себе рассказываешь? — издевательски пропел внутренний голос, почему-то копируя ублюдочную манеру Малфоев тянуть гласные. — Заткнись, зануда, — мысленно ответил Рон мысленному себе. Джинни отошла от него и промычала что-то, похожее на благодарность. Рон с ней попрощался и, подождав для приличия, пока за ней не закроется дверь, стремительно двинулся к выходу.* * *
Аппарировал Рон мимо своего сада, причем значительно мимо — как раз за пекарней, где, как он внезапно вспомнил, вчера брал два миниатюрных тортика. А вот заплатил ли он за них или просто нагло украл… Именно об этом он спросил у девушки за кассой, когда зашел внутрь. — Вы з-заплатили, — пролепетала она, пялясь на него во все глаза с удивлением. — О, это правильно, это хорошо. Я вчера был немного не в адеквате, извините. Девушка энергично закивала и продолжила убирать с прилавка аппетитные булочки. На ее бейджике красивым шрифтом было написано имя — Диана. — Уже закрываетесь? — Да. — А я еще успею тут у вас захватить парочку… э-э… — Рон стал осматривать то, что еще не успели убрать, — вот этих штук? И этих еще? И эту вот последнюю пироженку? С дежурной улыбкой добросовестного продавца Диана все ему упаковала. Рон еще добросил в банку для чаевых почти такую же сумму, как за свои покупки, и шепотом попросил: — Пожалуйста, не говорите моей жене. Пусть они с Гермионой не сильно контактировали с остальными горожанами, все их все равно знали — ведь это те странные Уизли-Грейнджеры, которые живут в самом дальнем доме на окраине, которые почти никуда не выходят и не выезжают, которых редко кто-либо ищет и посещает. — Диета? — с участием в голосе спросила Диана. — Нервный срыв, — ответил он. — Понимаю. — Да? — Да, это мой хлеб, — сказала она и уставилась на него в ожидании. Рон не сразу понял, а когда до него дошло, он рассмеялся. — Ха, точно, хлеб, — усмехнулся он, разглядывая оставшиеся булочки. — Хорошая шутка! На улице сильно морозило, но Рону было плевать. Он нашел свободную скамейку, уселся на нее и принялся пожирать добытые лакомства. Ел он, не останавливаясь, даже когда пояс брюк стал сильно давить на живот, когда куски не лезли в горло, когда от запаха заварного крема уже затошнило —что-то другое требовало еще, еще и еще. Рону просто хотелось успокоить это ноющее чувство, заглушить его, но оно никак его не оставляло. Еда кончилась, но лучше не стало. Наоборот, вместо заряда бодрости — пусть и минутного — усталость накатила только сильнее. Рон со злостью бросил бумажные пакеты в урну, пнул ногой снег и закрыл лицо руками. Откуда это все лезет? Откуда эти мысли, откуда эти эмоции? Рон понимал, что ослаб после вчерашней атаки, но… по нему не должно было так ударить! Многое из того, что его беспокоило, он давно пережил и отпустил, а не просто спрятал за тысячей барьеров и… или он просто думал, что пережил? Думал, что все его неуверенности — остаточное, неважное, маленькое, что тревоги вылезали не из прошлого, что это с ним происходит под влиянием настоящего, всех проблем, которые просто нужно решить — и тогда нервы сами собой успокоятся, все кончится, все будет хорошо. И вот все кончилось, отправляться в прошлое и помогать самому себе еще нескоро, на работу вообще ходить не надо. Сириус жив и восстанавливается, Гарри выздоравливает — ну что еще нужно? Просто дорешать нерешенное! Но сил на это уже не было. Он не представлял, как помириться с Хьюго, что делать с Гарри и… все ли у него и Джинни вообще в порядке? Вот Гермиона явно в курсе происходящего, но скорее всего повязана подружеским правилом: ничего не рассказывать своему мужу. Вот только Гарри его друг, а Джинни — младшая сестра. Разве он не заслужил знать? Хотя… если проблема не с ними, а между ними? Может, они не знают, чью сторону он примет? Или они просто не хотят кому-либо сообщать. В конце концов, когда у самого Рона с Гермионой разладилось, они тоже никому не говорили, варились сами в себе, страдали, превозмогали непонятно что, пока Гермиона не нашла ту самую Джиллиан… Рон поморщился. Почему все должно быть так сложно? Он подождал, пока человеческий силуэт, выгуливающий вдалеке силуэт собачий, не скроется за углом — и аппарировал. Дома оказалось непривычно тихо и… чисто. Рон уже успел привыкнуть, что Гарри и Хьюго превращали гостиную в полигон для мальчишеских игрищ, и сейчас пол без единой валяющейся игрушки или игральной карточки казался неприлично голым. Рон вспомнил о шахматной фигурке в кармане своего пальто. Интересно, дед специально зажал коня, когда дарил набор? Хотя он в свои последние годы стал таким ворчливым психом, что мог попросту и забыть… Рон вернул коня на свое место. На фоне остальных фигурок тот выглядел значительно новее, маленькие резные орнаменты еще не сгладились от тысячи прикосновений — до Хогвартса фигурки Рона не слушались, поэтому приходилось переставлять их самостоятельно. В левом ухе что-то резко стрельнуло, Рон поставил набор на место и отсиделся в кресле, пока дурнота не ушла. Гермионы в спальне не было, в комнате Хью горел свет, но дверь оказалась закрытой: малой давал понять, что его нужно оставить в покое. А вот из гостевой спальни доносились голоса. Рон заглянул туда и увидел лежащего Сириуса и читающую ему Гермиону. Глаза Сириуса были закрыты, но он не спал: гладил Живоглота и слабо улыбался, когда Гермиона доходила до забавных моментов в книге: — … Он ведет непостижимую игру собственного изобретения, с точки зрения остальных игроков больше всего похожую на очень сложный и запутанный вариант покера, причем партия разыгрывается в совершенно темной комнате, на картах нет ни одной картинки, ставки бесконечно велики, а правила известны только Раздающему, который все время улыбается. [8] — Очень п-похоже на собрания Ордена, — со смешком в голосе прокомментировал Сириус. — И на брифинги в Аврорате, — вмешался Рон. — Отдел магического правопорядка тоже не так далеко ушел от этого описания, — мрачно согласилась с ними Гермиона. — Ну что, как там Гарри? — У меня не получилось ему рассказать, извините. Сириус тяжело вздохнул. — Н-ничего. Может, и хорошо, что Гарри меня таким не увидит. Рон переглянулся с Гермионой. Она выглядела озабоченной и взволнованной. — Я попробую поговорить с Гарри, — пообещала она. — У меня, кажется, есть идея, как можно ему намекнуть. Сириус благодарно кивнул. Рон поймал себя на мысли, что их выходом мог бы стать сам Сириус. Конечно, подробностей он не знал, но уж объяснить Гарри про клятву и Отдел тайн смог бы, а там уже разговор как-нибудь склеился, потому что был бы понятен примерный контекст. Но с другой стороны… Рон не представлял, как Гарри отреагирует, станет ли он вообще пытаться что-то угадать? Еще несколько лет назад он бы смог поспорить на свою жизнь, что да, но сейчас… Гермиона, кажется, думала о том же. Ну или о чем-то таком же тревожном и непонятном, Рон видел это по ее лицу. — Я вам больше ничем не нужен? Меня уже рубит, — сказал Рон, притворно зевая. За день он страшно вымотался, но сна не было ни в одном глазу. — Иди, конечно,— ответила Гермиона. — Мы с Сириусом тут еще почитаем и пообщаемся… — Д-да, спокойной ночи, — сказал Сириус. — И спасибо за п-попытку. — Было бы за что, — буркнул Рон, скрываясь в коридоре. Сил хватило, чтобы дойти до спальни и стянуть с себя джинсы, да и то наполовину. Рон лег на кровать прямо так и накрылся одеялом. Хотелось отключиться без каких-либо мыслей, только мысли отключаться не желали и все продолжали навязчивым жужжащим роем терзать его мозги. Как он мог забыть про маму? То есть, он часто забывал кого-то поздравить, потому что никогда не знал, какое сегодня число, но ведь все вокруг постоянно говорили: тридцатое октября, тридцатое октября, что случилось тридцатого октября, где вы были тридцатого октября — должно же было в голове что-то всплыть в тот момент? Неудивительно, что весь клан Уизли его ненавидит! Рон передернулся. Это не его мысли, чьи-то чужие, но не его, нет-нет! Вот кто наверняка его ненавидит, так Гарри… нет-нет, не ненавидит, у них же сегодня была чудесная беседа сначала, просто в какой-то момент Рон задолбал его тупыми шутками… Нет, все, хватит на себя наговаривать! Но чем больше Рон анализировал их беседу, тем больше проебов находил именно со своей стороны. Может, Гарри чувствует его неискренность, вот и реагирует странно? Или там правда случилось что-то серьезное, а Рон слишком глуп и невнимателен, чтобы заметить? Надо было все сказать не так!.. Кто-то фыркнул. Рон приоткрыл глаз и увидел перед собой морду Живоглота. Кот внимательно посмотрел на него желтыми глазами, а потом тронул лапкой одеяло, чтобы его пустили в тепло. Рон приподнял руку, и Живоглот проскользнул в открывшееся пространство, немного покрутился на месте, а потом устроился, прижавшись толстым мохнатым бочком к его груди. Рон погладил Живоглота под мордой. Кот зажмурился, вытянул вперед усы и замурлыкал. — Разве ты не должен быть сейчас с Сириусом? — спросил Рон. Живоглот недовольно дернул ухом. Рон задержал дыхание и прислушался. Приглушенный голос Гермионы все еще читал вслух ту книгу. Спустя несколько невнятно донесшихся предложений раздался смех Сириуса. Понятно, они там и без Живоглота справляются. Или кот просто решил отдохнуть от их компании. Или каким-то образом опять понял, что Рон нехорошо себя чувствует? — А помнишь, мы когда-то с тобой друг друга ненавидели? — спросил Рон. Живоглот фыркнул. — Ну ладно, это я тебя ненавидел, — проворчал Рон, продолжая чесать Живоглота. — А ты же по сути меня спасал от того отброса… Признайся, морда мохнатая, ты же всегда любил меня, да? Кот ничего не ответил, потому что… ну, он же кот! Рон продолжил его гладить, иногда приговаривая какую-то сентиментальную чушь, которую взрослые люди обычно сообщают милым щенятам, младенцам или новым метлам. — Мой хороший, мой рыжий кексик, — хрипло шептал он, чувствуя, как напряжение понемногу отпускает, хотя из глаз почему-то потекли слезы. Плохие мысли, конечно, не исчезли, а вот сердцебиение успокоилось. Рон шмыгнул носом и вытер щеки. Только застрявший в горле ком никуда уходить не собирался. Рон понимал, что эта передышка временная, скоро накатит снова. Завтра будет такой же херовый и бессмысленный день, как и сегодня. Он начал задремывать под мерное сопение Живоглота, но что-то все равно мешало ему провалиться в глубокий сон. Как будто бы далеко-далеко со стороны он услышал, как в комнату кто-то зашел, а потом почувствовал, как что-то теплое и мохнатое выползло из-под одеяла, а джинсы, которые так и остались болтаться у него на щиколотках, наконец-то стащились до конца. Теплые руки приобняли его со спины, а потом он почувствовал, как его чмокнули в макушку. И в этот самый момент все плохое ушло, и он наконец-то уснул.