* * *
И Роза, и Минерва посмотрели на него с удивлением, когда он ввалился в камин директорского кабинета. — У Гермионы внезапное срочное дело, — вместо приветствия объяснил он. Минерва поджала губы, портреты бывших директоров зашептались, а Роза расплылась в улыбке и бросилась к нему с объятьями. Мелкая явно расслабилась, зная, что он не умеет долго сердиться на нее и Хьюго. Строгость Рона включалась только в моменты, где требовалась быстрая реакция: когда нужно было срочно развести дерущихся детей по разным углам, когда кто-то из них залезал на высоту достаточно опасную, чтобы сломать себе какую-то конечность, когда усы или хвост Живоглота находились в нескольких дюймах от ножниц или ножа. Так Рон и делил с Гермионой родительские обязанности: он останавливал апокалипсис, а она хмурилась и читала длинную лекцию, почему нельзя устраивать конец света в домашних условиях. Но здесь не нужны быстрая реакция или громкий голос. Ведь не нужны же?.. Ладно, слушать он умеет, вот мало кто умеет слушать так, как он! А еще делать вдумчивое и сосредоточенное лицо, кивать и поддакивать. А дальше? Как решать такие вопросы? Гермиона права, он не справится! — Главное — не нервничай, — со вздохом произнес Рон. — Да я и не нервничаю, пап! — Это я себе, милая, — с улыбкой сказал он, протягивая дочери руку. Едва Роза схватилась за его пальцы, напряжение немного отпустило. Минерва предложила им присесть. Хотя напротив директорского стола стояло несколько кресел, Роза уселась на подлокотник кресла Рона. Потом в дело пошел чай. Это было похоже на изощренное издевательство, Минерва словно бы специально пытала его ожиданием. Вряд ли ей так уж было интересно, как их с Гермионой дела, здоровье, работа и сын. На очередной вопрос о том, как там с погодой в их городе, Рон ответил совсем не то, что собирался: — Я сейчас сдохну! — выпалил он на одном дыхании. Но, заметив, что все вокруг смолкло, в том числе и шепот портретов, добавил: — А погода отменная. — Профессор МакГонагалл, не мучайте папу, говорите обо мне все, что думаете! — разрешила Роза, махнув рукой. Ого! Рон уставился на Розу: они на первом курсе себе такое не позволяли! Да и на последних тоже не особо… Но Минерва отреагировала совсем не так, как он ожидал. Ее губы не сжались в тонкую ниточку, как когда она злилась, а наоборот расплылись в улыбке. — Кажется, мисс Уизли унаследовала характер всех своих дядюшек вместе взятых? Рон сразу понял, что она говорит о Фреде и Джордже. Ну, может, еще немного о Чарли… — Мисс Уизли-Грейнджер, — поправила ее Роза и, наклонившись к Рону, добавила: — Они все зовут меня «мисс Уизли», когда я косячу, и «мисс Грейнджер», когда правильно отвечаю или пишу длинные классные эссе. Рон вдруг вспомнил, как собирался в шутку вписать в свидетельство о рождении Розы «Уизли-Уизли-Грейнджер-Грейнджер», но Гермиона его вовремя остановила, заметив, что дочь может и не унаследовать его дурацкое чувство юмора. Когда он рассказал об этом малой, она расстроилась: — Надо было так и оставить! — заявила она. — Представляешь, насколько бы это всех раздражало! МакГонагалл посмотрела на Розу своим тем самым строгим взглядом, от которого у всех адекватных студентов Хогвартса начинали трястись коленки. У Рона они затряслись и сейчас. Но не у Розы. Она не опустила взгляд в пол, а бесстрашно смотрела прямо Минерве в глаза. Рон чувствовал, что ему необходимо что-то сделать, куда-то сбежать, кому-то вломить, но только не сидеть тут, не играть в эти проклятые гляделки, не жонглировать словами — просто разобраться с проблемой раз и навсегда! — Ладно, давайте уже со всем порешаем! — взмолился он и, повернувшись к Розе, спросил: — Ну и чего ты безобразничаешь? — Я сама доучила чары левитации и решила не идти на урок, — пожала плечами Роза. — Ничего нового я бы там не узнала. — Мисс Уизли-Грейнджер, если вы так хорошо освоили чары, почему же не воспользовались случаем получить дополнительные баллы для своего факультета? — Не считаю, что это важно. И оценки, кстати, тоже, — Роза соскочила с подлокотника и одернула рубашку. Рон только сейчас заметил, что на ней его рубашка — та самая, которую он искал сегодня утром. Роза надела ее поверх своей одежды, как накидку, но это выглядело настолько органично, что мешковатость не сразу бросилась ему в глаза. — Оценки нужны, чтобы студент понимал, на каком уровне он освоил раздел программы. И именно в этот момент Рон столкнулся взглядом со Снейпом. Вернее, с его портретом. Губы сами собой расползлись в улыбке. — Особенно если преподаватели объективны, — тихо, совсем-совсем шепотом, произнес он. — Но я и так знаю, что хорошо освоила раздел! — Мисс Уизли!.. — И я сделала все домашнее задание профессора Флитвика, написала даже больше, чем требовалось! — Но преподаватели не только ставят оценки, мисс Уизли! Мы наблюдаем, чтобы вы правильно применяли заклинания и… — Я правильно применяю это заклинание! — Так откуда профессору Флитвику об этом знать, если вы не пришли? Минерва ее подловила. Роза застыла, обдумывая ответ. Она не моргала и смотрела куда-то перед собой, словно оцепеневшая. Какое-то время она казалась растерянной, но Рон заметил, как вдруг стремительно поменялось ее выражение лица. — Ну хорошо, пусть ставит мне плохую оценку. Или не ставит вообще. Главное, что я знаю, что я знаю, — сказала она, сложив руки на груди. Минерва устало вздохнула. — Мисс Уизли, пожалуйста, не усложняйте себе жизнь. — Так я как раз не усложняю ее, профессор МакГонагалл, а облегчаю, — улыбнулась Роза. — Я не пошла на урок Чар, но зато написала эссе по Зельеварению. Профессор Слагхорн был в восторге! — Это замечательно, но я о долгосрочной перспективе, мисс Уизли. — А в долгосрочной перспективе важны же только оценки за экзамены, ведь так? Ну вот я их сдам, не переживайте! — Я не сомневаюсь, что вы справитесь со всеми экзаменами, мисс Грейнджер, — Роза была права, Минерва и правда обращалась к ней «мисс Грейнджер», когда дело касалось ее академических успехов. — Но в нашем обществе существуют некоторые… нормы. Какими бы глупыми они ни казались, мы вынуждены следовать этим правилам, чтобы сосуществовать с людьми. — Ну так я и не пошла на Чары, чтобы профессор Флитвик мог со мной нормально сосуществовать! Я сберегла его психику! Пап, ну скажи же, что я невыносима, когда мне скучно? Скажи-скажи-скажи! — Роза несколько раз дернула его за рукав. Рон, до этого наблюдающий за перепалкой, как за квиддичным матчем, застыл, не зная, что ответить. Скука Розы и правда приносила одни неприятности. Она не могла усидеть на месте, задавала тысячу вопросов в минуту и, не дослушав ответ, начинала бродить туда-сюда, трогая все предметы вокруг или еще хуже — трепать нервы циничными комментариями не в тему. В такие моменты Гермиона радовалась, что Рон остался большим ребенком, способным придумать для дочери развлечение из ничего. Самой Гермионе хватало фантазии только на игру в библиотеку: тот, кому выпадала роль библиотекаря, должен был ходить по дому с каменными лицом и следить, чтобы все сидели тихо, читали книжки и ставили их потом в правильное место. Но Роза и Хьюго быстро раскусили эту бесхитростную хитрость. Рон немного потупил, создавая тем самым неловкую паузу в беседе, и наконец-то нашел, что сказать: — Так вы же спорите об одном и том же? Минерва и Роза выжидающе уставились на него, и он продолжил: — То есть вы спорите об одном, но с разных… э-э, углов. Милая, — произнес он, взяв Розу за руку, — ты права в том, что стараешься расставлять приоритеты, учишься отделять нужное от ненужного и, в общем-то, всеми силами упрощаешь себе жизнь. Это… это как раз то, чего нам с твоей мамой не хватает: она хватается за все дела подряд, а я откладываю их до бесконечности, пока дел не становится столько, что хоть вешайся. Ты же пытаешься найти баланс, чтобы и все успеть, и не устать, и не иметь проблем, — Рон немного помолчал, думая, что еще добавить: — Но именно этого и желает для тебя профессор МакГонагалл. Она не хочет, чтобы у тебя были какие-то трудности или конфликты: с профессорами, однокурсниками, а позже и с аттестационной комиссией, когда придет время сдавать С.О.В. или… не знаю, в общем, чтобы твои прогулы не сыграли с тобой злую шутку. Да, тебе не важны оценки, но другим ребятам с Гриффиндора может быть нужен этот дурацкий Кубок школы — вот тебе и лишние споры! Минерва кивнула. И Рон, ободренный, продолжил: — В то же время да, местами эта система правда неподходящая и идиотская. Но она не для всех идиотская: кому-то нужен более тщательный контроль, чтобы справляться с заданиями. Знаешь, сколько котлов расплавил твой любимый профессор Лонгботтом, пока учился здесь? — спросил Рон с улыбкой и указал на портрет Снейпа: — Вот и этот не знает, потому что его внимание было сосредоточено на твоем дяде Гарри, а не на всем классе. Снейп обиженно фыркнул и скрылся за рамой. Ну и пусть! Рон не разделял этого стокгольмского синдрома, который охватил Гарри после войны, поэтому только обрадовался уходу злоебучего зельевара. Ну да, герой, ну да, делал хорошие дела. А кто не делал? Во время режима Волдеморта и Битвы за Хогвартс многие совершили подвиги, но при этом они не плевались ядом в тех, кто не мог защититься из-за неравных условий. При Гарри Рон старался эту тему не поднимать — один раз такое обсуждение даже чуть не дошло до драки. Шуточной драки, но все же… Дамблдор в соседнем портрете покачал головой. Даже его изображение умудрялось ловить лучи света стеклышками очков и загадочно ими бликовать! — А если я знаю, что хорошо колдую? — не унималась Роза. Она заходила по кабинету туда-сюда, то и дело до чего-то дотрагиваясь, переставляя одни предметы на место других. — Я внимательно все читаю, тренирую произношение и движения отдельно: помнишь, как мама учила? — Ну-у-у, — беспомощно протянул Рон, пытаясь одновременно и подобрать убедительный аргумент, и забрать у Розы какую-то маленькую серебряную штуку, которую она сняла с книжной полки. Вот бы в Хогвартсе работала маггловская техника! Дать бы мелкой ее телефон, чтобы не трогала тут всякое... Наконец-то Рон сумел выдрать из рук Розы штуку, которая оказалась небольшим кубком в награду за что-то там — текст оказался слишком мелким, чтобы он смог это прочитать, не напрягаясь. Кубок он поставил на место, а вот правильных слов так и не нашел. На подмогу пришла Минерва: — Сейчас вы проходите самые основы, где не нужно учитывать много обстоятельств, мисс Уизли. Но со временем магические формулы начнут усложняться. Повторюсь, я ни капли не сомневаюсь в ваших способностях, но все равно не могу не высказать свои опасения. Пока вы под наблюдением, преподаватели смогут быстро исправить последствия неправильного заклинания. Но если вы наколдуете нечто стихийное и опасное, а никого не будет рядом? Она тактично не замечала, что все вещи в ее кабинете рискуют быть облапанными. Рон был ей за это благодарен. — Тогда-а, — Роза глумливо улыбнулась, — если нам все время нужно наблюдение, зачем вы задаете отработку заклинаний на дом? Вдруг мы в гостиной или библиотеке вызовем пожар или еще что похуже? Там же нет наблюдения! — последнее слово она едва ли не прокричала. Теперь растерянной выглядела МакГонагалл. Роза ее подловила. — Хорошее замечание, мисс Грейнджер, — признала она. — Может, нам стоит поменять программу? Отменить домашние задания, но продлить уроки? — с улыбкой предложила она. — Не-ет, это вообще отстой! — воскликнула Роза. Она присела на корточки, вытащила с нижней полки какую-то книгу с позолоченными уголками и принялась разглядывать ее со всех сторон. Блестящим предметам всегда доставалось сильнее… Рон присел на пол рядом с Розой. — Видишь, милая, иногда что-то устроено так, потому что… ну вот так. Люди, которые это придумали, выбирали не наилучший вариант, а просто наименее худший, — подвел черту он, аккуратно выдергивая книгу из маленьких цепких пальцев, чтобы вернуть ее обратно. Плавным движением он взял малую за руку и подвел к креслам, ненавязчиво усаживая ее обратно. — Это не особо отвечает на мои вопросы, пап, но спасибо, — Роза была так возмущена, что не замечала действий Рона. Минерва вновь вздохнула. — Мисс Уизли, поверьте, я понимаю ваше недовольство. Я была на вашем месте, мне тоже было тяжело ждать, пока другие освоят то, что я уже давно поняла и изучила. — Но вы, конечно же, ничего не пропускали и послушно сидели в классе, да, профессор? — со скукой в голосе предположила Роза. Рон видел, с каким трудом она пытается не закатить глаза. Он снял с себя часы и протянул Розе. Даже не взглянув, она взяла их и принялась щелкать застежкой. — О, напротив, мисс Уизли-Грейнджер, я прогуливала еще больше, чем вы! В отличие от вас я даже не делала письменную работу. У Розы загорелись глаза, она даже активнее защелкала застежкой на часах. Но Минерва ее обломала: — И именно этим я испортила отношения со всеми преподавателями, и потом мне было очень трудно завоевать обратно их доверие и уважение. А программа усложнялась, не весь материал стал даваться мне так же легко, как в самом начале. Роза шумно выдохнула через нос: — То есть… все опять завязано на человеческих отношениях? — Как и все в этом мире, — подтвердил Рон. — Ну, или почти все. Розе определенно не нравилось то, к чему они в итоге пришли. Рон заметил, что она заерзала на месте сильнее обычного: за пару мгновений она успела и постучать кулаком по подлокотнику, и потрясти ногой, и несколько раз окинуть взглядом комнату, сконцентрировав взгляд то на одном, то на другом. — Ладно, допустим, — наконец заговорила она. — А что насчет того, что я и на занятиях могу испортить отношения со всеми? Сами видите, я чертов гиперактивный таран! — выпалила она. Это прозвище в свое время придумала Гермиона, чтобы не срываться на крик и матерщину в моменты, когда Розу особенно заносило. — Мисс Уизли, вы все же благоразумная юная леди, а у нашего преподавательского состава большой опыт с… как вы выразились, чертовыми гиперактивными таранами. Думаю, мы сможем найти точки соприкосновения. — Ну вот, теперь я не буду высыпаться по четвергам, — простонала Роза. — Вы же говорили, что писали эссе по Зельеварению? — Ну, сначала выспалась, а потом написала, да! Рон проглотил смешок, а взгляд Минервы потеплел. — Что ж, вы унаследовали лучшие качества своих родителей, мисс Уизли-Грейнджер. — Обязательно передам Гермионе, что мою лень назвали лучшим моим качеством! — заявил Рон драматичным шепотом. Из всех сегодняшних разговоров можно было составить целое бинго, на кого же больше похожа Роза: на свою прабабушку Джин, на Рона, Гермиону, Чарли или же на Фреда с Джорджем? Кстати, о Фреде с Джорджем… — Я тут вспомнил кое-что. Профессор Флитвик часто ставил хорошие оценки Фреду и Джорджу за все их выдумки и эксперименты. В смысле… может, что-то такое и сейчас получится организовать, только более… э-э, контролируемое? Какой-то дополнительный проект или исследование? — Да, мне бы такое подошло, — кивнула Роза. Вспомнив о часах в своей руке, она вновь принялась щелкать застежкой, из-за чего одна из директрис в своем портрете застонала и заткнула пальцами уши. Но, кроме Рона, похоже, никто этого не заметил. — Я сама собиралась предложить такой вариант. Рада, что наши мысли совпадают, — сказала Минерва уже куда более мягким тоном. — Филиус всегда поддерживал самостоятельных студентов, думаю, не проблема с ним договориться. Мне пригласить его, чтобы обсудить этот вопрос или?.. — Нет, я сама к нему подойду! — твердо заявила Роза. — Мой косяк, мне и разгребать. — Но, несмотря на то, что вопрос мы решили, ваше наказание никто не отменял, мисс Уизли, — напомнила Минерва. — Ох, ну ла-адно, — недовольно протянула Роза. — Так и быть, я все отработаю! А вы мне за это подпишете разрешение в Запретную секцию? — Это не переговоры, мисс Уизли! — возмутилась Минерва. — Ну и пожалуйста, сама туда проберусь! — Роза, блин! — не выдержал Рон. — Когда получу от кого-нибудь разрешение, конечно же, ага! — исправилась Роза, хитро прищурившись. Минерва устало вздохнула. — Все, мисс Уизли-Грейнджер, ступайте, пока мы вновь не сцепились! — сказала она, махнув в сторону двери. С плеч свалилась целая гора. В груди затрепетало от чувства гордости за себя и за дочь: они справились, они пережили эту проклятую беседу, и никто из них даже не сгорел со стыда! Рон с Розой встали и пошли к выходу, но вдруг Минерва окликнула Рона и попросила задержаться на минутку. Черт, ну что опять? Едва покинувшее его чувство беспокойства вернулось обратно. Рон уже мысленно заготовил привычные слова извинения за те черты характера Розы, которые обычно всех раздражали: за мельтешение, за экспрессивную речь, за желание потрогать каждый предмет в этой чертовой комнате. Ему не нравилось, что люди так бурно реагировали на нее. В смысле, ну зачем орать на чужого ребенка, зачем так агрессивно отчитывать? Просто спокойно скажи, что тебя что-то не устраивает — и она перестанет! Он старался сохранять баланс: извинялся за причиненные неудобства, но если кто-то смел поднимать голос на его принцессу, нарывался на хорошую словесную взбучку. Себя сначала воспитай, а потом переключайся на чужих детей! Но Минерва заговорила совсем о другом: — Рональд, вы случайно не задумывались о карьере преподавателя? — И вас с первым апреля, Минерва, — опешил он. — Я совершенно серьезно. У нас вскоре вновь освободится должность преподавателя Защиты, да и с Историей магии давно пора что-то делать. Думаю, вы бы отлично вписались. — Я?! Пф-ф! Он и преподавание? Серьезно?! — Вы неплохой рассказчик и хорошо ладите с детьми. Многие студенты уже вспоминают о вас с теплотой. — Да я просто балую племянников сладостями, вот и рассказывают всякое! — Я не только о ваших племянниках. Разные дети много отзывались о том самом мистере Уизли из магазина приколов. — А, ну это они о Джордже, значит! — Сначала я тоже так думала, но нет. О каждом из вас дети рассказывают разное. Любопытство, подобно огромному дракону, выползло из пещеры и заревело, требуя подробностей. Что мелкие засранцы могли такого о нем наговорить? Он и в магазине не особо-то долго работал, чем таким он мог запомниться? Да и когда это было! Может, Джордж принял Оборотное с его волосом и что-то там вычудил? Да, наверное, дело в этом… — Мне понравилось наблюдать за вашим общением с Розой. Вы не стали бурно реагировать, вы спокойно выслушали обе стороны, вы с пониманием отнеслись к переживаниям дочери, достаточно корректно ей все объяснили. Она не самая послушная и… скажем так, удобная студентка из всех, кого мне приходилось учить, и я знаю, как люди обычно реагируют на детей с похожим характером. Не каждый человек может найти подход к такому активному ребенку. — Да ну какой там подход, перестаньте, — махнул рукой Рон. — У нас с Розой одна извилина на двоих, да и та в ее голове. Мне просто нравится проводить с ней время, вот и весь секрет. — В этом и заключается ваша особенность, Рональд. Вы не стараетесь через силу и не изобретаете заново правила квиддича. Вы такой, какой вы есть — и дети это чувствуют. Порой искренность и честность играет в преподавании куда бóльшую роль, чем все остальное. Рон, конечно, охренел. Вот уж от кого, а от МакГонагалл он таких слов никак не ожидал! Не то чтобы он часто слышал комплименты в свой адрес, особенно по поводу воспитания… ну не умеет он грозно хмурить брови, ну что тут поделаешь! — Мне, конечно, приятно, — ответил он, — но как-то я в себе не очень уверен. Один из портретов фыркнул. Рону даже не нужно было поворачиваться, чтобы знать, кто посмел выразить свое нифига не важное мнение. — О, ну надо же, кто это у нас решил высказаться! — бросил Рон изображению вернувшегося Снейпа. — Эталон преподавания, восемьсот баллов Слизерину! Минерва улыбнулась. — Простите, профессор, иногда триггеры дают о себе знать, — пояснил Рон. — Ничего. Лонгботтом обычно выражается куда хуже.* * *
Едва Рон вышел из кабинета, на него налетела Роза: — Ну что я опять не так сделала? — спросила она, сдвинув брови. — Она же нажаловалась на меня, да? — Э-э, — протянул он, удивляясь такому вопросу. — Да нет, спрашивала, не думал ли я о преподавании. — О-о-о! — Роза заулыбалась и аж запрыгала, не забывая при этом дергать Рона за рукав: — И что ты ответил, что ты ответил? — Да ну, какой из меня преподаватель? — усмехнулся Рон. Он выдернул рукав, но протянул ладонь, за которую она тут же схватилась и куда-то его повела. — Ты все равно подумай! Профессор Невилл вот почти каждые выходные домой уезжает, ты тоже мог бы так, чтобы по маме и Хью не скучать. — Профессор Невилл? — Не все сразу, пап, я еще перестраиваюсь. — Ну, если профессор Невилл не ругается из-за фамильярности, то пусть так, — согласился он. — Когда Хагрид стал нас учить, мы тоже долго тупили: все же нашим другом он стал раньше, чем профессором. Они зашли в какой-то пустой класс и уселись прямо на учительский стол. Ноги Розы не доставали до пола, так что она болтала ими в воздухе. — Я рада, что ты пришел. Все разрешилось быстрее, чем я думала. Не знаю, что там у мамы за срочное дело, но спасибо этому делу за то, что избавило меня от ее нравоучений. — Так, тише, — поднял руку Рон, — я тоже рад тебя видеть, но подрывать авторитет мамы не собираюсь. — Да она сама свой авторитет подрывает. — Роза, блин! — Что-о? — недовольно протянула она. — Я все утро готовилась к разговору с мамой, куда мне теперь изливать все свои аргументы? — Напиши на пергаменте, — посоветовал ей Рон, — и сожги. Не нужны нам лишние ссоры, ага? — Легче сказать, чем сделать, — буркнула Роза. И пазл сложился. Рон вспомнил, на какой теме Роза занервничала в кабинете МакГонагалл, и понял, что у всей этой истории есть двойное дно. — Почему ты на самом деле не пошла на Чары? Роза, прищурившись, уставилась на него. — Джеймс тебе сказал? — медленно проговорила она. — Что сказал? — Значит, не Джеймс? — Что?.. — То! Рон немного помолчал, пытаясь собрать все догадки в нечто целое и сделать какой-то вывод, но, к счастью, ему не пришлось. Роза сдалась и сама начала себя сливать: — Ну вот откуда ты всегда все знаешь?! — возмутилась она, всплеснув руками. — Глуповатое выражение моего лица вводит в заблуждение — и люди сами все выдают, не ожидая, что я их услышу, пойму и запомню их слова, — честно ответил он. — Это многое объясняет, — заметила Роза. — Мы с Хью тоже так палимся? — По-разному. Иногда Хьюго так горд вашей шалостью, что сам бежит мне все рассказывать, иногда у вас слишком виноватые лица, а некоторые вещи Живоглот не смог бы сделать при всем желании, как бы сильно вы ни пытались убедить меня в обратном, иногда… так, стоп! — прервался он, подняв руку. — Ты специально перевела тему, чтобы я забыл свой вопрос? А вот фиг, я еще все помню! — Конечно же, помнишь, пап, ты вот всегда запоминаешь, что мне интересно, а что мне не нравится. Ты даже помнишь, что вкуснее сначала засыпать хлопья, а потом заливать их молоком, а не наоборот! Память у тебя хорошая, в общем. — Хорошая, хотя твоя мама считает… Рон снова прервался. Он сложил руки на груди, постарался нахмуриться настолько грозно, насколько мог, и молча вытаращился на Розу. Маленькая негодяйка уже просекла, как переключать его внимание! Она долго держала его взгляд, пытаясь сохранить спокойное выражение лица, но в итоге ее губы дрогнули, и она хихикнула. Рон тоже перестал сдерживать улыбку. — Ну, что там у тебя такое случилось? И причем там Джеймс? Вы помирились, кстати? — Помирились, я даже ночевала у него. — Э-э… как? А другие мальчики? — А что мальчики? — То, что тринадцатилетние мальчики — гадкие язвительные засранцы с желе вместо мозгов! — с беспокойством протараторил он. — С чего ты взял? — Потому что я тоже был тринадцатилетним гадким язвительным засранцем с желе вместо мозгов. — Ну-у, — протянула Роза, — не, все нормально. Мы с Джеймсом их выгнали в гостиную на диваны. Они еще построили там себе форт из простыней и спали там. Правда, на следующий день в этот форт залезли две старшекурсницы, выпнули парней каким-то заклинанием и-и-и-и…начали там целоваться! — заговорщицким шепотом поведала она. — Ах, школьная любовь! — вздохнул Рон, приложив ладонь к груди. Жаль, что их с Гермионой чувства вспыхнули не в самое беззаботное время. Хотя… может, тогда бы оно и не выросло в нечто большее, чем просто подростковые ухаживания?.. — И мы снова перевели тему, — напомнил он. — Ты уверена, что не хочешь ничего обсудить? Я не настаиваю и все такое, но все же… Роза закатила глаза и шумно выдохнула: — Ладно! — воскликнула она. — Я всех раздражаю, доволен?! Конечно же, Рон доволен не был. — А всех — это-о?.. — Соседок по комнате. — Ясно. Они… ну, прямо тебе об этом сказали или просто ведут себя как-то не так? — осторожно продолжил допрос он. — Сначала вели себя не так, а потом, когда я прямо спросила, в чем их проблема, ответили, что меня слишком много. — Ха, слабáчки! — А то! — А эта твоя подруга? Которая в очках, низенькая? — спросил Рон, показывая рукой место, где предположительно должна находиться макушка девочки. Роза долго ничего не говорила. Она отвернула от него лицо, и Рон понял, что она пытается сдержать слезы. Он подвинулся поближе и приобнял дочь за плечи, и только тогда она решилась продолжить: — Вот из-за Эмили мне обиднее всего! Я знаю, что она хочет со мной дружить, но из-за девочек ничего не делает, просто молчит и убегает! Хоть бы уже признала, что боится их, и что нам лучше не общаться, а так!.. Роза шмыгнула носом. — Знаешь, многие боятся идти против толпы, — вздохнул Рон, сжимая маленькое дрожащее плечо. — И, в общем-то, их можно понять, не у всех есть столько сил и уверенности, как у тебя. — Да знаю я! — огрызнулась Роза, яростно вытирая рукавом глаза. — Просто нашла бы уже смелость сказать мне прямо хоть что-то! Нравится ей бегать за всеми, так пусть бегает дальше, а у меня Джеймс есть, и Альбус, и Скорпиус, и Фредди, и Молли, и Виктуар, и Доминик, и профессор Невилл, и профессор Хагрид, и даже профессор Слагхорн меня приглашал уже… обойдусь я без нее, просто пусть выскажет мне все в лицо, чтобы я не ждала зря! — Может, потому она и боится что-то высказать? Потому что знает, что тебе есть к кому пойти, а если она оборвет связь, то останется одна против всех? — Тем более! Разве не логичнее будет держаться тех, кто за тебя горой и сможет втащить твоим обидчикам? — Это не всегда дело логики, принцесса, — Рон почесал нос, задумавшись, какой бы привести пример: — На войне были люди, которые считали, что сотрудничество с Пожирателями Смерти гарантирует им безопасность, а потом с ужасом оглядывались на происходящее и всеми силами пытались выбраться из-под их влияния. Папа Скорпиуса как раз и попал в такую ситуацию, и не похоже, что он был в восторге от происходящего, — пожал он плечами. Заметив, как стало вытягиваться лицо Розы, Рон поспешно добавил: — Ты не подумай, я не сравниваю тебя с Пожирателями! Просто говорю, что в стрессовых и конфликтных ситуациях не всегда понятно, как правильнее поступить: демонстративно ли принять чью-то сторону, высказаться, отсидеться в тени, кинуться на передовую, застыть в ступоре или делать маленькие хорошие вещи, постепенно разрушая плохую компанию изнутри? — Сначала высказаться, а если не сработало, то втащить! — заключила Роза. Рон поднял кулак в воздух: — Таков путь Уизли-Грейнджеров! Роза улыбнулась. — Я попробую с ней поговорить, спасибо, пап. А девочки эти… я не знаю. Не хочу с ними ссориться, но и поддаваться им не собираюсь. — А в чем конкретно их претензия? Я что-то не очень понял… — Да они сами не понимают, чего хотят! — Роза вывернулась из-под его руки, соскочила со стола и заходила по классу туда-сюда, яростно размахивая руками, из-за чего чересчур длинные рукава рубашки стали забавно ездить вверх-вниз. — Сначала они зло шутили, что у меня на все есть мнение, которого они не просили! Потом их стало возмущать, что я быстрее делаю домашние задания! И мало того, за все кляксы и корявости мне еще и оценки ставили выше, хотя их эссе куда аккуратнее и красивее! — Роза остановилась и уставилась на одну из парт так, словно за ней сидел кто-то конкретный. — Мордредов дед, да всем плевать, насколько ровно и какими чернилами ты подчеркиваешь слова, если они не собираются в осмысленные предложения, Кэрол! Так, понятно. Розу довели маленькие занудные перфекционистки. Но как это связано с Чарами? Рон спросил об этом вслух. — Ах да, я же не рассказала! Они выключили мой будильник и куда-то спрятали. — Мда-а… — Ничего, я ночью взяла барабан, подождала, пока они уснут и-и-и-и-и-и!.. Рон фыркнул. Он достаточно хорошо знал дочь, чтобы уловить ход ее мыслей и понять, почему она не подошла к Флитвику и не объяснила ситуацию. Из-за гордости и упрямства Роза предпочитала сначала сама набить шишки — причем не только себе, но и другим, а уже потом ябедничать или звать посредников, чтобы разрешить спор. — А где ты достала барабан среди ночи? — У Фредди. — А он?.. — Он сказал, что мне лучше не знать, но я вытянула информацию из его соседей, и, знаешь, Фредди был прав. Лучше бы я этого не знала. Поэтому я прерву эту цепь страдания на себе, пап, пусть хоть твоя психика останется в целостности! — Мою психику все твои дяди убили еще до Хогвартса. Роза хихикнула и забралась обратно на учительский стол. — И все же я не знаю, как мне быть. Месть была сладкой… первые несколько минут, а потом я поняла, что после моей контратаки последует другая контратака, на которую мне нужно будет снова ответить контратакой. Надо ли мне оно? — спросила Роза, прислонив голову к плечу Рона. — Но и терпеть их издевки я тоже не хочу и не буду. Как… вот как, пап? — В твоем возрасте мы с Гарри точно полезли бы в драку, — вздохнул Рон. — Но сейчас, думаю, я бы собрал их и честно сказал: «Так, мелкие стервы!..» — Эй, пап, ну какие стервы! — Они расстроили мою принцессу, вот какие! — Ладно, допустим. И?.. — В общем, собрал бы их и сказал: «Я не хочу продолжать эту борьбу, но, если вы, мелкие стервы, снова на меня наедете, ждите ответочку». — Неплохой план, — согласилась Роза и потерлась лбом о его плечо. — Я понимаю, что не должна всем нравиться, но все же… неприятно, когда так получается. Может, они в чем-то и правы? Может, меня и правда слишком много? — Знаю, что ты сейчас слишком воинственно настроена против мамы, но тебе стоит поговорить об этом с ней. Ей близка эта проблема. — Маме?! — глаза Розы широко раскрылись. — Моей маме?! Она же такая умная, активная, независимая, пунктуальная, ответственная и вообще настолько идеальная, что временами аж бесит и… А-а! — протянула она и постучала себя пальцем по виску. — Я поняла! — Ну, знаешь, у нас у всех есть черты, которые вроде как делают нас нами, а вроде и мешают строить отношения с людьми. Тут человек сам для себя должен решить, что ему важнее: пойти на какие-то уступки ради кого-то или остаться верным себе. К тому же, некоторые люди бесятся с нас… ну, не потому что мы плохи, а потому что они недостаточно хороши и проигрывают на нашем фоне. А уступать для них — себе дороже. Ни ты, ни мама не можете сделаться глупее и пассивнее только потому, что кому-то обидно не успевать за вами, верно? — Верно, — кивнула Роза. — А у тебя тоже есть такая черта? Ну, которая дает тебе раздражающее преимущество? Рон хохотнул. — Раздражающее преимущество? Отличная формулировка! — улыбнулся он. — Не знаю. Преимущество такое себе, но раздражающее точно было. Мне всегда мешала моя эмоциональность, — признался Рон. — Вернее, э-э… как бы так сформулировать?.. Рон не так часто об этом задумывался, а потому оказался неготовым к такому направлению беседы. Тем более на фоне интеллектуального задротства Гермионы, которое раздражало всех, кто не мог угнаться за ее думалкой, его проблема казалась надуманной. — Скажем так, я на все всегда реагировал бурно: и если в моменты радости и триумфа я был душой компании, то на плохие события откликался со всем драматизмом, нервозностью и раздражительностью. И бывало так… м-м-м, — Рон защелкал пальцами, пытаясь подобрать правильные слова, — бывало так, что какие-то чувства вспыхивали во мне так стремительно, что мысли не успевали за этим. Я мог ляпнуть какую-то обидную хрень, скорчить недовольную физиономию, а то и вовсе врезать обидчику быстрее, чем выхватить волшебную палочку и отомстить как-то изящнее. И Рон рассказал Розе полную историю о тролле, дубинке и туалете. До этого он всегда опускал в своем рассказе момент, что Гермиона оказалась в опасности из-за его обидных слов. Роза, наверное, никогда раньше не слушала его истории с таким вниманием, как сейчас. — Понимаешь, моя эмоциональность хоть и ранила близких мне людей, но… это не то, от чего просто избавиться. Это часть меня. Возможно, моя самая главная часть, которая делает меня мной. Поэтому пришлось разбираться, как с этим жить в гармонии или… не знаю. Думаю, я как-то разделил это на хорошие и плохие проявления, а потом старался усиливать одно, ослабляя другое. Типа, стал тактичнее, что ли? — Рон ненадолго замолчал, уставившись в потолок. — Внимательнее тоже, наверное. Научился чувствовать настроения других, но при этом держать язык за зубами, когда хотелось высказаться, потому что себя чувствовать я тоже научился. Но то, что я научился это отслеживать, не всегда делает задачу легче. Я все еще продолжаю бороться с мерзким внутренним голосом, который едко все комментирует. И в последние дни этот едкий голос звучал в его голове все чаще и чаще. Особенно когда он надолго оставался наедине с собой… — А как ты этому научился? Как и когда понял, что именно нужно делать? — Ну, сначала война заставила на многие вещи посмотреть иначе. Аврорат тоже на место мозги вставил. Да и брак меняет людей, а уж отцовство — тем более! Потом еще психотерапия помогла… — Психотерапия? — переспросила Роза каким-то странным тоном, как будто бы сама не понимала, как к этому относиться. — А, черт, ты же не знала!.. — Это было, когда вы с мамой ругались? Рон почувствовал, как кровь прилила к голове, а сердце забарахталось в груди, как лягушка в кулаке. — Ты помнишь? — простонал он. — Ты маленькая же совсем была… — Помню… м-м, — Роза закусила губу, задумавшись, — я помню, что вы громко говорили где-то за стенкой, но самих слов не помню. И что вы вечно какие-то недовольные были, и что ты редко с мамой обнимался. Ну, то есть точно раз в сто меньше, чем сейчас. Сначала Рон выругался всеми формами слова «блядь», которые знал, а потом до него дошло, что он сделал это при дочери. — Ну вот, а говорил, что научился себя контролировать! — подколола его Роза, широко улыбнувшись. — Это был осознанно! — Да-а, коне-ечно! — Ты права. Извини, вырвалось, — Рон провел пальцами по губам, словно застегивая невидимую молнию. — Вчера Хью выдал такой поток ругательств, что я пообещал себе выражаться при вас поменьше, и вот, как видишь… — А что случилось? Он мне уже несколько дней не писал! — забеспокоилась Роза. Рон прикинул события последних дней и понял, что не в состоянии сейчас все пересказывать. — Я тебе потом расскажу, — пообещал он и, заметив, как обеспокоенное выражение лица Розы сменилось недовольным, добавил: — Это не потому что ты маленькая, неопытная или ничего не поймешь! Просто… слишком много всего. Даже если бы у нас было много времени на эту тему, у меня еще не все в голове собралось, и я не знаю, с чего начать и как закончить. Ладно? — Ла-а-адно. Один вопрос: сейчас все в порядке? — Да, все разрешилось. — Хорошо, — Роза вздохнула с облегчением. — Я тогда сама ему напишу завтра. — Он у Алана и Гвендолин сейчас, так что не забудь передать привет. И если он пришлет тебе простыню текста, постарайся читать это подальше от посторонних глаз. — Министерство не твоих собачьих дел? Понятно-понятно, — активно закивала Роза, тронув пальцем кончик носа Рона, и вдруг посерьезнела: — Знаешь, вы с мамой единственные честные взрослые. — В смысле? — Когда вы не хотите обсуждать какую-то тему, вы честно говорите, почему, а не отмахиваетесь, как будто бы это неважно или слишком неподъемная для нас информация. Никто больше так не делает. Разве что тетя Джинни временами, но тоже не всегда… Роза помрачнела и принялась теребить значок оранжевой рыбки у себя на одежде. — Слушай, пап, а что там с дядей Гарри? Джейми просто с ума сходит. Рон кратко пересказал ей ситуацию, не упоминая разве что вливание лечебного зелья в мелкого Гарри. Этот факт вызвал бы только больше вопросов, которые они вряд ли успели бы обсудить за раз. — Его сегодня вроде выписали или завтра собираются, не помню точно. Но я вчера заходил к Гарри, он выглядит отлично. — Вот ты всего за минуту как-то больше сообщил, чем тетя Джинни, если честно, — сказала Роза. — Может, у нее не было времени писать длинное письмо со всеми подробностями, конечно, но… в общем, Джеймс по потолку ходит. — Ал? — Не, он нормально. Я вообще заметила, что Ал дерганный, когда все хорошо и спокойно, а в стрессовое время наоборот — он сама невозмутимость и холодная голова. Как будто вся его психованность — это подготовка ко всем предстоящим нервотрепкам. Даже завидую немного. — Да, понимаю. А что насчет тети Джинни, я ее тоже видел вчера, она и правда уставшая была. Вряд ли она мало информации выдала, потому что скрывает что-то, — пожал он плечами. — Со взрослыми так бывает, когда нужно в голове многое удержать. — Ага, наверное, — вяло отозвалась Роза. Кажется, нервозность Джеймса отчасти передалась и ей. Но Рон придумал, как ее взбодрить. — Принцесса, я собираюсь показать тебе кое-что очень классное! — объявил он.* * *
— Тайная комната, пап? Это реально вход в Тайную комнату?! — Тихо, не кричи! — зашипел Рон. — А то Миртл всплывет и взбесится… Он провел пальцем по изображению маленькой змейки над умывальником. — После смерти Волдеморта Гарри больше не может говорить на змеином, но даже когда он это умел, он не мог слышать себя со стороны. А я вот все слышал и запомнил! — с усмешкой сообщил Рон. — Так что я — единственный волшебник, который знает пароль от Тайной комнаты! Конечно, в теории, у Джинни тоже могли остаться какие-то обрывки воспоминаний, если покопаться в ее голове, и еще Гермиона могла что-то расслышать, но Рон в этом сомневался: в Битве за Хогвартс не до того было. К тому же, пока он торчал возле умывальника, перебирая пароли из почти одинаковых шипящих звуков, Гермиона стояла на стреме и накладывала на дверь защитные чары. Рон отошел от умывальника подальше, раскинул руки в стороны, сделал глубокий вдох, стараясь вложить в происходящее максимум пафоса. Закрыл глаза, выдержал длинную паузу, прежде чем произнести заветную фразу. Ему хотелось, чтобы для Розы это стало чем-то торжественным и невероятным — не просто открытием дырищи в полу, которая ведет даже не в какие-то легендарные изысканные покои одного из сильнейших магов в истории, а всего лишь в канализационную систему с разложившимся трупиком василиска и горой крысиных скелетов. И! Ничего не произошло. Он попробовал произнести фразу с другой интонацией — и снова нет. Умывальник так и не сдвинулся. Блядство! Неужели, он забыл слова? После семи попыток и двух разочарованных вздохов Розы раковина наконец-то сдалась и отъехала, открывая проход в Тайную комнату. — Боже, ну и вонище! — сморщилась Роза, зажимая нос. — А еще говорят, что слизеринцы элегантные и чистоплотные! — Ну-у, да, есть немного, — со смешком произнес Рон. — Внутри там тоже не особо весело: темно и сыро, а под ботинками хрустят кости. Без метлы оттуда не выбраться, и никто тебя не найдет, если ты там застрянешь…Но-о! — перешел он на бодрый тон, — зато теперь у нас с тобой есть еще что-то очень общее и личное! — Да куда уж больше, мы и так с тобой оба Рыбы, пап, — пошутила Роза. Ух, как же Гермиону порой злило, когда Роза начинала оценивать реальность по гороскопам! Рон был уверен, что дочь не настолько верила в них, насколько иногда желала побесить этим окружающих скептиков. — Пф-ф, типичная Дева! — порой заявляла она, когда заходила в тупик и не могла придумать аргумент против Гермионы, чтобы не мыть посуду. Гермиона не только не разбиралась в теме, но еще и не могла заставить себя хоть немного изучить материал, потому что в ее картине мира невозможно тратить драгоценное время на исследование того, что считаешь хренью собачьей. К счастью, хотя бы у Хьюго не было никаких предрассудков, поэтому он воинственно вступался за маму. Ведь если Роза сумеет отбрехаться, мыть посуду придется ему… — Я все равно не понимаю, что это значит, милая, — улыбнулся Рон, приобняв Розу за плечи. — Это значит, что мы оба чувственные, мечтательные, а еще офигенные! — Не могу не согласиться! Роза вытащила из кармана часы Рона, посмотрела на время, а потом протянула ему: — Блин, отбой скоро, — сморщилась она. — Не хочу прощаться. Рон вздохнул. — Я тоже не хочу, — он наклонился и поцеловал ее в макушку, — мне всегда хорошо, когда я с тобой. — Ой да, у меня с тобой то же самое! — обрадовалась Роза. — Кстати, я стащила у тебя несколько рубашек и футболок, ничего же? — запоздало сообщила она, закатывая рукав. — Когда ты успела это сделать и почему я до сих пор этого не замечал? — спросил Рон, дотрагиваясь до металлических значков, которыми Роза утыкала его любимую зеленую рубашку: тут была и радуга, и большая желтая роза, и ломтик арбуза, и глаз, и ярко-красные губы, и какой-то странный голубой круг со знаком деления. А к штанине Роза приколола еще и оранжевую рыбку с маленьким сердечком. — Да какая разница? Главное, что мне больше идет! — махнула рукой она. — Хочешь, значок? Выбирай все, кроме меджикарпа, — указала она на рыбку, — его я никогда не отдам! Рон не особо хотел — значки он давно перерос — но у Розы уже загорелись глаза: ей явно не терпелось сделать какой-то ответный жест за все украденные рубашки. Поэтому Рон тыкнул в арбуз, который хотя бы подходил под цвет его свитера. В любой непонятной ситуации выбирай еду. Они двинулись в сторону башни Гриффиндора. — Слушай, а ты когда обносила мой гардероб, никакую куртку случайно не утащила? — спросил Рон, когда они проходили мимо огромного окна. Стекло покрывал такой толстый слой кружевного льда, что не было видно, как там с погодой снаружи. Скорее всего, не очень. А когда он отправлялся в Хогвартс через камин, совсем не подумал захватить с собой пальто… — Есть толстовка, серая такая. — О, отлично! Ну что же, дойти до ворот замка ему хватит. Возвращаться в кабинет МакГонагалл ради камина совсем не хотелось. Рон не стал подниматься в башню вместе с Розой, а завис перед портретом Полной дамы. Но долго болтать с портретом у него не получилось: рама сдвинулась и оттуда вышли Фред с Доминик.[11] Последняя держала в руках свиток пергамента. — Хей, Рон, как все прошло? — ухмыльнулся Фред, хлопнув Рона по спине. — Думаешь, Рози хватило одной воспитательной беседы, или вы с Гермионой станете тут частыми гостями? — А что, хочешь чаще меня видеть? — спросил Рон, взлохмачивая ему волосы. — Чаще дяди Джорджа ты тут все равно появляться не сможешь, Рон, — заметила Доминик, стукнув Фреда кулаком в плечо. Тот в ответ ущипнул ее за бок. Хотя тычки, щипки и подколки между Фредди и Доминик походили на шуточную перепалку, Рон решил вмешаться, помня, как в детстве они с братьями легко переходили грань между юмором и обидными замечаниями. — Так, эй-эй, спокойнее! — бодро воскликнул он, становясь между племянниками. — Потом подеретесь, дайте лучше на себя посмотреть! Куда вы так растете-то? Фредди буркнул что-то о том, что стремится вырасти из куртки, которая ему уже надоела, но новую ему не покупают, потому что он офигел так часто выпрашивать новые вещи. Доминик же с напускной вежливой скромностью хлопнула ресницами, отчего ее внешнее сходство с Флер стало еще очевиднее. — Ладно, достало, я пошел, — мрачно-саркастичным тоном, свойственным всем проблемным подросткам, заявил Фред. Однако направился он не к портрету, а к Лестничному холлу. — Ты куда? — опешил Рон, показывая на часы. — Отбой уже скоро. — К Молли. — Так она же в Рейвенкло? — И что? — У тебя не будет неприятностей? — Это у неприятностей буду я, — философски ответил Фред, разводя руками. И, не дожидаясь ответа Рона, скрылся за поворотом. — Забей, он к Молли почти каждый день ходит, — махнула рукой Доминик. — Рейвенкловцы с ума сходят, но не могут ничего поделать — загадку-то Фредди всегда разгадывает. — А ты откуда знаешь? К Виктуар бегаешь? Она активно закивала и выразила надежду, что кто-то из младших Уизли попадет и в Хаффлпафф — тогда они всем семейством оккупируют Хогвартс и всегда будут знать пароли от всех гостиных. — Мерлина мать, бедные преподаватели, — вздохнул Рон. В следующем году в Хогвартс должны поступить Люси и Рокси, еще через два — Хьюго и Лили, а следом за ними и Луи. Рон ладил со всеми своими племянниками, а потому прекрасно знал, какими занозами они могут быть. Даже спокойный и тактичный Невилл взвоет, если вся эта орда проникнет к его хаффлпаффцам… Доминик развернула свиток и показала свой новый рисунок. Рон мало что понимал в искусстве, но картинка ему понравилась, поэтому он расхвалил все, что смог различить на пергаменте. Доминик расцвела и стала рассказывать об их с Фредди и Молли небольшом проекте — они пытались придумать, как переделать заклинание, оживляющее рисунки, в зелье, порошок или любую другую консистенцию, которую можно запихать во флакон и кому-нибудь продать. Джордж пообещал малым, что они смогут забрать всю выручку, если у них выйдет что-то достаточно путное. У Рона к концу дня уже кипели мозги, поэтому половину слов он пропустил мимо ушей, войдя в режим бездумно кивающего слушателя. То ли он научился гениально притворяться, то ли Доминик больше желала выговориться, чем получить какой-то совет, но, кажется, прокатило. — Спасибо, Рон, ты мне очень помог! — она встала на носочки и расцеловала его в обе щеки, как обычно делала Флер. — Всегда рад быть полезным! — ответил Рон, прекрасно понимая, не вставил в разговор ни одной здравой идеи. Доминик подарила свой рисунок ему, и пока Рон складывал пергамент в аккуратный квадратик, успела скрыться за портретом Полной дамы. Мгновение спустя рама вновь отодвинулась и оттуда уже вышла Роза с толстовкой и… Джеймсом. Рон мысленно застонал. Кажется, из Хогвартса он не выберется, пока не переобщается со всеми своими племянниками… С другой стороны, все пока идет достаточно складно: осталось только выждать нужный момент и незаметно вернуть Джеймсу его мантию-невидимку. — Держи, пап, — сказала Роза, протягивая ему толстовку. — А я пойду, там Эмили, кажется, сама созрела для разговора… Она схватила его за плечи и потянула вниз на себя. Когда его лицо оказалось на ее уровне, Роза чмокнула его в нос. Рон обнял ее на прощание, и она убежала. Рон остался один на один с Джеймсом. Выглядел тот непривычно мрачно и печально. Взгляд направлен в пол, руки скрещены на груди, волосы как будто бы несколько дней не расчесывали. — Не волнуйся, с Гарри уже все хорошо! — первым делом заверил Рон племянника. — Как скажешь, — ответил он сквозь сжатые зубы. В тот момент, когда Рон начал догадываться, какой тяжелый им может предстоять разговор, его живот заурчал, напоминая, что завтрак был много часов назад, а печенье, которое он перехватил у Гвендолин, нихрена не питательное. — А не хочешь до кухни пройтись? — предложил Рон, желая немного сгладить неловкость. — Нет. Блядство, подумал Рон. — Разумно, — произнес он вслух. Джеймс молчал, пялясь в одну точку перед собой. Рон тоже затихарился, ожидая, когда на него посыплются вопросы или… хоть что-нибудь. Джеймс вздохнул. Рон набросил на себя толстовку и посмотрел в потолок. Джеймс фыркнул. — Ну-у, хорошо поговорили! — сказал Рон нарочито бодрым тоном. Джеймс тихо выругался. Больше никаких вопросов и комментариев от него не последовало. — Если тебе нужно о чем-то поговорить, то… не знаю, может, намекнешь хотя бы, в чем дело? — осторожно спросил Рон, стараясь говорить как можно мягче, хотя нотки сарказма все равно просочились. — А то ты сам не знаешь! — огрызнулся Джеймс, резко разворачиваясь к Лестничному холлу. Рон догнал его и схватил за локоть, вынуждая остановиться. — Да, прикинь, не знаю! — он не сдержался и повысил голос. Он должен сидеть сейчас с Гермионой и помогать ей с книгами, а не играть в урок Предсказания, в конце-то концов! Но заметив, что Джеймс как-то весь сжался и побледнел, Рон произнес куда тише и спокойнее: — Извини. Но я правда пока не понимаю, чем могу тебе помочь… Джеймс застыл, опустив голову так низко, отчего отросшая челка закрыла глаза. Сейчас он был похож на Гарри больше, чем когда-либо. Было заметно, как он мелко дрожал, и как напряжена его челюсть от того, что он слишком сильно сжал зубы. Рон приобнял Джеймса за плечи, подвел к подоконнику и помог усесться. Но едва Рон сделал шаг в сторону, Джеймс вцепился в его запястья и притянул обратно, уткнувшись лицом ему в грудь. Так, понятно. Дело дрянь. Рон совершенно не представлял, что ему делать. Джеймса в таком состоянии он видел, наверное, впервые. Этот трясущийся подросток не имел ничего общего с его бодрым, активным и веселым крестником. Долгое время Рон просто стоял, позволяя рыдать в свой свитер, и мучительно подбирал хоть какие-то слова утешения. Единственное, что он понимал: этот срыв Джеймса как-то связан с Гарри. Но в чем конкретно проблема? Из-за того, что ему долго не сообщали подробностей о состоянии Гарри? Или это волнение из-за опасной работы в Аврорате накопилось? А может, есть еще что-то, о чем Рон даже не догадывается? — Ничего-ничего, я рядом, — шепнул он, поглаживая Джеймса по спине. Банально и тупо, но… что еще он мог сказать? Джеймса штормило долго: успел уже прозвучать сигнал отбоя. От тихих всхлипов у Рона рвалось сердце. А еще в голове так и крутился образ, как кто-то замечает их в коридоре и требует, чтобы Рон перестал уже злоупотреблять гостеприимством и покинул Хогвартс. И что еще хуже: Джеймс не успеет открыться и обсудить с ним свою беду. Наконец малой немного отстранился. Его щеки еще были мокрыми, но он хотя бы уже выглядел как человек, способный поддерживать разговор. — Что случилось, Бэмби? — совсем-совсем тихо спросил Рон, смахивая с щеки Джеймса слезу. — Я… я не знаю, — ответил он, наконец осмелившись поднять глаза. — Не знаешь, что случилось или не знаешь, как сформулировать то, что случилось? — Да. Рон прикрыл глаза и досчитал до пяти. Нельзя раздражаться, нельзя злиться, нельзя торопиться! Джеймс же не виноват, что туго соображает под наплывом эмоций… — Что-то я слишком часто в последнее время успокаиваю всех, — устало произнес Рон. — Ладно, давай разбираться. Он принялся задавать наводящие вопросы. Первым делом, конечно же, спросил, хорошо ли Джеймс спит и ест. Рон как никто знал, как сильно усталость и голод влияют на настроение. Тот ответил что-то невнятное. Тогда Рон попробовал уточнить: связаны ли проблемы Джеймса со школой, домом или уже даже любовными переживаниями? Он неопределенно пожал плечами. Рон понимал, что Джеймс просто сам запутался в своих эмоциях, но все равно начал понемногу закипать. Гермиона ждет его там, а он!.. Даже с Розой и Хьюго было куда проще говорить, чем сейчас с Джеймсом: если их речь и не собиралась в связные предложения, они понимали, в какую сторону копать и как дать понять остальным, где именно у них болит. До этого допроса Рон и не подозревал, что его мелкие настолько продвинуты, и порой даже сложные темы с ними обсуждались легко. — Так, пойдем другим путем, — протянул Рон. — Есть кто-то, с кем тебе было бы проще поговорить и разобраться во всем? И наконец-то он получил первый вразумительный ответ! — Тедди. Рон кивнул, мысленно прикидывая, что у Тедди и Джеймса общего. Все снова указывало на Гарри, но Рон пока не решился задать вопрос в лоб. — А почему именно Тедди? Он лучше тебя понимает? Или твоя проблема ему знакома? — Знакома, — нахмурился Джеймс. Он вновь опустил глаза, уставившись на свои ботинки. — Мы с Тедди виделись недавно, кстати. Он мне на твоего папу жаловался. Челюсть Джеймса снова напряглась. Ага, все-таки Гарри. — Это и есть ваша общая тема? — осторожно спросил Рон. Джеймс не только ничего не ответил, но и застыл, словно василиском проклятый. Рон погладил его по плечу. — Так что случилось? Джеймс замотал головой. Рон шумно выдохнул. — Почему ты не можешь мне сказать? Боишься, что я буду ругаться или?.. — Нет, — едва слышно ответил Джеймс. — Не хочу опять выслушивать, что я преувеличиваю. — А кто так говорит? — Мама. — Ясно. Рон замолк, пытаясь собрать из фрагментов нечто цельное. Да и разговор с Тедди случился так давно… как будто в другой жизни. Эти временные косяки всю душу из Рона выели, он помнил только что-то там про умирающих музыкантов и что Гарри опять не пришел на ужин, задержавшись на работе. Джеймс вроде как наоборот гордился работой Гарри, хвастаясь всем, какой у него крутой папа, а его фантазии хватало, чтобы найти себе занятие, если совместные планы с Гарри срывались из-за Аврората. Может, он просто долго держал это в себе, а сейчас на фоне стресса все скрываемые переживания вырвались наружу? Или это как-то связано с подражанием Тедди, который для Джеймса всегда был авторитетом и немного даже кумиром… — Не думаю, что твоя мама хотела тебя обидеть, — наконец заговорил Рон, — просто ты всегда такой веселый и самостоятельный, вот и кажется, что тебя непросто чем-то задеть и… ну, что какие-то бытовые вопросы могут тебя расстроить. Ты стойкий — и все привыкли, что ты сам все вывозишь. Его комплимент явно помог Джеймсу расслабиться. Во всяком случае, он уже не сжимал зубы с такой силой, как несколько секунд назад. — Но нет ничего плохого в том, что тебе нужно больше понимания и заботы, — продолжил Рон. — Я пока не догоняю, чем могу тебе помочь, но готов выслушать. Джеймс поджал губы. Он долго готовился, прежде чем что-то сказать. — А ты не наябедничаешь маме с папой? — Если только это не угрожает твоей жизни! — заверил его Рон, положив руку на грудь. — Ладно, — Джеймс выдохнул и вцепился пальцами в край подоконника. — Короче, с папой какая-то хрень! — выпалил он. Рон молчал, ожидая продолжения, но его не последовало. — А хрень — это в смысле-е?.. — протянул он с вопросительной интонацией. — Гарри странно себя ведет? Странно одевается? Ест странные вещи? Ходит во сне? Ест странные вещи, пока ходит во сне? Уголки губ Джеймса на мгновение дрогнули, но потом выражение его лица вновь окирпичилось. — Да нет. Просто он не такой, как раньше. Мерлинов посох Мордреду в жопу, ну почему же так трудно вытягивать из него информацию! Вроде бы Джеймс говорил все по делу, но и не сообщал ничего конкретного. Рон, привыкший видеть картину целиком, как шахматную доску, устал угадывать подробности. Он понял, что если не задать правильный вопрос, Джеймса не разговоришь и под Веритасерумом. Даже самые талантливые авроры не могли перекроить свой образ мысли, чтобы давать под Сывороткой правды неполные отстраненные ответы. Рон вспомнил, как кипели его мозги, когда Гадюка выпытывала у него обо всем, что произошло после тридцатого октября, а какой-то тринадцатилетний пацан справлялся, не напрягаясь! — Ну, давай тогда подумаем вместе, — вздохнул Рон, начиная терять терпение. — Каким раньше он был и чего сейчас тебе не хватает в нем? — Веселым, наверное, — ответил Джеймс, разглядывая свои руки. — Папа много шутил. Болтал с нами, даже когда уставал на работе. А сейчас… не знаю, изменился. Другой совсем. — Он стал более раздражительным? Недовольным? — Нет, скорее… грустным? — О. Рон, успевший навоображать себе споры и пассивно-агрессивные замечания, которыми заканчивались теперь все его встречи с Гарри, оказался не готов к такому ответу. — Знаешь, мы и переписываемся реже. Я думал, то письмо от него, обрадовался, — Джеймс сглотнул и часто-часто заморгал, — а там мама написала, что он в Мунго и… Его голос дрогнул, и он закрыл лицо руками. — С ним уже все в порядке, Бэмби, честно, — шепнул Рон, вновь обняв малого. — З-знаю, — сдавленно ответил он. — П-просто… ну, понимаешь?.. Рон не совсем понимал, но решил соврать. Кажется, поддержка Джеймсу была все же нужнее, чем озвучивание всех его проблем вслух. И так он уже перенервничал, бедняга… Подождав, пока Джеймс немного успокоится, Рон тихо сказал: — Мне жаль, что на тебя это все взвалилось. Ты всегда так заботишься о Лили и Альбусе, помогаешь маме, веселишь всех, переживаешь за папу... — он плавно взял Джеймса за подбородок, вынуждая поднять лицо и посмотреть глаза в глаза, — Пообещай мне, что позаботишься и о себе, ладно? Джеймс нервно кивнул. — Помни, Гарри — взрослый. Ты можешь где-то помочь ему по мелочи, но не обязан вкладывать всего себя. Ты не должен отвечать за него. Если видишь, что дело дрянь — скажи это другим взрослым. Понимаешь? — Да, но… — Джеймс шумно втянул воздух и с силой сжал переносицу, прежде чем продолжить: — Я пытался сказать маме, а она все твердила, что папа просто устал, у папы много работы… Может, и так, но… Блин, ну не так все, как раньше! Почему никто не может этого понять! Рон вспомнил о каком-то секрете Джинни, который Гермиона ему не никак не желала раскрыть, прикрываясь подружеским правилом, и понял, что Джеймс не совсем прав. — Твоя мама не глупая, я думаю, она все видит. Просто она не хочет, чтобы ты в это лез. Это не твоя зона ответственности, Бэмби. Если хочешь им помочь, пригляди за Алом, напиши Лили… а еще лучше, позаботься о себе! Следи за своим самочувствием, сходи к Помфри, если опять нервы закрутятся… о, или можешь мне написать, если опять накатит. Если не накатит, то тоже можешь написать… Короче, пиши мне! — Рон хлопнул его по плечу. — Договорились, а? — Договорились, — Джеймс вытер слезы и похлопал себя по щекам. — Спасибо, Рон. С тобой всегда легко говорить. Рон чуть не выдал, что с Джеймсом говорить о личном наоборот очень сложно, но в последний момент успел прикусить язык. — Рад, если смог помочь. — Как думаешь, папа к субботе уже нормальный будет? — Думаю, да, а что? — Да так, — Джеймс широко улыбнулся, став похожим на самого себя, — у нас первый матч, а я типа в команде… — Тебя взяли?! Почему я об этом впервые слышу? На какую позицию? С кем играете? Как команда? Вы много тренировались? Ты волнуешься? Если волнуешься, то не волнуйся, волнение — твой враг! — затараторил Рон. — Морганов писюн, Рон, успокойся! Я вратарь, играем с Хаффлпаффом, команда дружная, я там самый младший, поэтому тренировался много… э-э… а что ты там еще спрашивал? — Джеймс почесал нос. — А! Почему впервые слышишь? Я просто никому не говорил. Не знаю, как-то… не хотелось почему-то. Думаешь, мама с папой обидятся, что я молчал, а тут вдруг спонтанно на матч зову? — Да ты что, твои родители повернуты на квиддиче еще больше, чем МакГонагалл! Они прибегут к тебе на матч без лишних вопросов! — заверил его Рон. — Круто! Ты прости, что тебя не зову, нам только родителей можно… Но Роза тоже со мной пробовалась! Хотела узнать, как проходят отборочные, чтобы к следующему году лучше подготовиться. И Джеймс очень красочно расписал, как ловко Роза запустила бладжером в парня, который обозвал ее малолеткой: сначала с земли, а потом еще раз на огромной скорости в воздухе. И хотя этот парень был ухажером капитанки Гриффиндора, она потом весь вечер расхваливала Розу и взяла с нее обещание присоединиться к команде, когда она перейдет на второй курс. — Вот как на подруг жаловаться, так пожалуйста, а как квиддичными успехами похвастаться, так узнаю от других! — пробурчал Рон. Они попрощались, Джеймс вернулся в гостиную, а Рон направился к выходу из замка. Хотя расстались они на хорошей ноте, Рон чувствовал себя выжатым. В голове не было ни одной мысли, пока он сквозь сугробы пробирался к воротам. Хотелось быстрее домой, домой, домой, в тепло, к Гермионе… Вспомнив о Гермионе, он застонал. К ней Рон очень хотел, а вот к ее книгам — нет. Как бы только не психануть и не поругаться… Он зашел за ограждение и потянулся к палочке. Однако первым делом нащупал в кармане вовсе не палочку, а… Ебать, мантия-невидимка! Рон резко развернулся и увидел, что калитка захлопнулась — в Хогвартс он уже не попадет. Сука! Блядство! Джеймс так запарил ему мозги, что Рон совсем забыл про его чертову мантию! Рон пнул сугроб, ударил кулаком дерево, а когда сделал еще один замах, чтобы еще и въебать с ноги закрывшимся воротам, поскользнулся. Снег забился и в ботинки, и за шиворот. — Твою ма-ать! — заорал Рон, чувствуя, как одновременно подступает и ярость, и отчаянье, и уныние. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу-ненавижу-ненавижу! Хотелось кричать, хотелось рвать на части. Рон схватился за разные концы мантии и с силой потянул в разные стороны. Но ебучий же Дар Смерти хрен порвешь! От бессилия Рон отбросил мантию и перевернулся на живот, утыкаясь лицом в снег. Холод немного остудил пыл, но отчаянье никуда не делось. Все не то, все не так! Ебаный Рональд, это же он украл мантию, какого хрена Рон должен зачищать за ним следы?! Это будущие версии должны материть прошлых себя за лень, безответственность и упущенные возможности, а не наоборот! Сердце стучало, как бешеное, слезы потекли по щекам, но Рон не был уверен, это из-за нахлынувших чувств или из-за снега, попавшего в глаза. Ну какого хрена, какого хрена, почему он, за что ему это все?! Почему он должен это все решать? Почему он должен был возвращать чертового Поттера в его чертовое прошлое? Почему Рональд пришел к нему, а не к умному Эдварду или стойкой Фелисии? Почему эти безликие координаторы такие уебки? Почему он должен успокаивать всех, почему должен всех выслушивать? И где все, когда я ему самому так хуево?! Руки дрожали, но все же он сумел привстать на локтях и смахнуть снег со своего лица. Кожу щипало от холода. Никак не получалось набрать воздуха в легкие, словно где-то что-то сдавило. Он сел и неловким взмахом палочки притянул мантию-невидимку обратно. Отряхнул от снега, осмотрел со всех сторон. Кажется, не порвал… Хорошо. Ни Джеймс, ни Гарри не простили бы ему. При мысли о Гарри Рону вновь стало больно. Все… даже Джеймс, не отличавшийся особой внимательностью к чужим эмоциональным проблемам… даже он заметил, что с Гарри что-то не так! А Рон что? Рон веселый идиот, Рона можно игнорировать, Рон пустое место! Зато как душу изливать, ну так давай, слушай, утешай… а его кто утешит?! Рон уткнулся носом в мантию и поджал колени к груди. Он не помнил, когда ему в последний раз было настолько больно. Хотя нет, помнил… но про это он не рассказывал даже Гермионе и не расскажет, наверное, никогда. Хотелось, чтобы кто-то пришел, чтобы кто-то увидел, как ему плохо, чтобы кто-то утешил, обнял… и не хотелось. Не хотелось никого видеть, слышать, чувствовать рядом с собой. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем накатившая истерика стала отступать. — Все нормально, Рон, все хорошо, — сказал он самому себе дрожащим неубедительным голосом. — Тебе просто нужно поесть, отогреться, может, немного выпить, поспать… Он сглотнул ком в горле и с трудом поднялся на ноги. — Просто это был чертовски длинный день. И он почти кончился. Сейчас ты будешь дома. Все хорошо. Хорошо-о… Собравшись с силами, он аппарировал. Конечно же, он промахнулся. Аппарировал дальше, чем задумывал, да и еще снова поскользнулся, свалившись в сугроб. Рон выругался, прикидывая, сколько предстоит топать, но когда достаточно сфокусировался, чтобы разглядеть свой собственный дом, то застыл, как вкопанный. В окнах не горел свет. Ни яркий, ни тусклый, ни едва просвечивающий сквозь плотные шторы — никакой. Рациональная часть сознания убеждала Рона, что и Гермиона, и Сириус просто легли спать пораньше, а другая — тревожная и паникующая — орала, что здесь что-то не так. Рон, как и всегда, решил не доверять своей рациональности — слишком уж часто она ошибалась. Набросив на себя мантию-невидимку, он двинулся в сторону дома. Чем ближе он подходил, тем сильнее нарастало волнение. Он не мог объяснить, что происходит, но что-то точно было не в порядке. Он приблизился и стал внимательно вглядываться в окна, надеясь уловить опровержение своему внезапному безумию. Ожидал, что Живоглот запрыгнет на какой-то подоконник, или Сыч вылетит в открытую форточку кухни, или что в их спальне зажжется свет, потому что Гермионе потребуется срочно записать какую-то внезапную мысль, пришедшую к ней перед сном. Но нет, ничего. И вокруг — тишина. И не успокаивающая тишина, а тревожная, мертвая. Рон наконец оторвал взгляд от здания и посмотрел на снег. Блядь! Под кустами он заметил один след. Буквально один — как будто бы сюда на мгновение аппарировал кто-то одноногий. Стараясь ступать осторожно, чтобы издавать меньше хруста, Рон приблизился к следу и наклонился, чтобы рассмотреть получше. Миниатюрный — либо это кто-то ростом с Дингла, либо девушка, Рон даже топнул рядом, чтобы убедиться в масштабности. И никаких отметин, никакого рисунка, подошва была простая, без единого отличительного признака. Рон осмотрелся по сторонам и заметил, что везде снег был рыхлым и слегка грязноватым, а там, где он стоял — ровнее и чище. Отпечатки ног явно пытались замести, но куст заслонил один из них… Рон осторожно попятился назад, убирая следы своего присутствия так же, как и внезапный незнакомец. А точнее — незнакомка. Вот уж в чем, а в этом он был уверен: их дом посетила Мона Андерсон.