Don't bless me father for I have sinned

Суббота. Славная, чёртова суббота. Наконец, этот день настал! Боже мой, я взволнована, не понимаю, как, чёрт возьми, я всё ещё могу двигаться, я очень нервничаю. После двух недель без секса, без прикасаний к себе — наконец, этот грёбанный день настал. Простите за грубые слова, но я очень рада. Да, я могу обмочиться в штаны прямо сейчас. Хотя я уже мокрая. Этим утром я бегала более энергично и после своего заслуженного душа, потратила не менее часа на подбор одежды. Мы с мамой собираемся в церковь, чтобы подготовить всё к фестивалю, и хотя у нас впереди около трёх недель, работы предстоит сделать много. Я бы хотела больше помогать ей, но у меня здесь свои задачи. Глядя на своё отражение в зеркале, я поправляю складки на юбке чёрно-белого платья до колен. Слишком закрытое на мой вкус, но надо идти в нём, потому что очевидно, что я не могу прийти в церковь в облегающем платье. Люди слишком скучные, но мне сегодня будет весело. Будет ещё веселее, если всё пойдёт по плану. — Давай сделаем это, Лекс, — говорю я своему отражению, и мне хотелось бы нанести немного туши и подводки для глаз, но я не могу. Чёрт, я горячая, даже если и выгляжу как пародия на Сандру Ди из «Grease». — Мама, я готова! Быстро бежать вниз довольно сложно, и глупо. Надо аккуратно переставлять ноги, чтобы не упасть и не убиться, это выглядит нелепо, так что, вы не увидите, как я это делаю. Никогда. Даже сегодня, и это раздражает маму. Поджав губы, она ждёт меня у подножия лестницы. Ей не понравилось, что я так долго собиралась, она что-то подозревает. — Ты уже трогала себя? — спрашивает Джон с кружкой кофе в руке. — Разве ты не слишком молод для кофе, дева Мария? — я надеюсь, что у него будет тахикардия. Это было немного резко? Неа. — Сегодня я установлю замки, на случай, если она решит всех нас изнасиловать, — говорит он, поднимаясь по лестнице, и у меня возникает соблазн столкнуть его. Я хочу услышать, как трещит его череп, разбивающийся о ступеньку. Но я этого не делаю. Я в порядке, просто раздражена, потому что в течение нескольких недель у меня не было секса, и сегодня, наконец, я его получу. Я так взволнована, что мне всё равно, что мама не делает ему замечание, потому что она уверена, что я изнасилую их всех. Может быть, это одна из причин, почему они связывают меня каждую ночь, кто знает. Сегодня. Сегодня. Сегодня. Сегодня. Сегодня. Утро в церкви в окружении старушек, рассуждающих о цветочных композициях и вымпелах, довольно скучное, а необходимость помогать им утомляет до смерти. Она пришла в полдень, горячая, как всегда, или, может быть, даже больше. Возможно, это моё воображение. Я хочу укусить её, я так сильно этого хочу, но не могу, я должна вести себя скромно. Мы немного поговорили, так как делали это в последние время, и всё это время я делала всё возможное, чтобы сосредоточиться на её взгляде, а не смотреть на её губы, её шею или подтянутый зад. О боже, её зад. Я частично благодарна за её рубашку, которая не даёт мне и намека на её сиськи. Никаких сисек. Знаете что? У меня есть одна идея, я хочу, чтобы она дала мне несколько уроков игры на пианино после мессы по воскресеньям, на случай, если я впаду в свою маленькую зависимость, которая…не волнуйтесь, я, вряд ли это сделаю, как только осуществлю свою маленькую фантазию с ней. Мне немного грустно, потому что я знаю, что после этих выходных я потеряю к ней интерес. Дерьмо случается. Может быть следующим летом, когда я буду здорова и буду жить нормальной жизнью, я смогу приехать в гости. Мой клитор пульсирует очень сильно. Я знаю, что конец близок, и скоро звуки этих женщин заменятся стонами, криками, мольбами и вздохами вожделения. Я много думала о местах, где хочу это сделать. Конечно, я не могу упустить возможность трахнуть её на алтаре. Улыбка неизбежно появляется на моих губах, когда я смотрю на неё. Мои глаза скользят по помещению, пока не находят её разговаривающей с миссис Сидни. Эта родинка на её губе будет моей… Мне снять с неё одежду или разорвать? Интересно, это униформа? Я не хочу причинять больше хлопот, чем необходимо. Чёрт побери, я разорву её, она слишком уродливая, и я хочу видеть грудь. Могу поспорить она большая. — Александра, — мама зовёт меня, и я медленно иду к ней. — Мы закончили, пойдём… — Вообще-то, мама, — она изогнула бровь. Блин, мне надо быть осторожней. — Я хотела узнать, можно ли мне остаться подольше? — она подозрительно смотрит, поэтому быстро добавляю: — Ты можешь подождать снаружи, если хочешь…  — Зачем? — она сузила глаза и скрестила руки на груди. Плохо. Ну же, Лекса, ты можешь сделать это. — На самом деле я хотела… исповедаться, — её глаза широко раскрылись, и в них появилась тень страха. О, она не беспокоится обо мне или о том, что со мной случится, она боится того, что произойдёт, если кто-нибудь в этом дерьмовом городке узнает обо мне, о моей болезни. — Мне это нужно, мама… — я не тороплюсь, играя свою роль, и блин, я заслуживаю Оскара. — Я думаю, что получив покаяние, как бы трудно это не было, то это поможет мне быть в мире с Ним и очистит мою душу. Это может помочь… моему выздоровлению. Несколько секунд у неё был отсутствующий взгляд, а потом казалось осмысление прошло по всему лицу. Гордыня. Я чувствую себя немного противно из-за неё конечно, не из-за себя. Почему она не уходит? У меня есть работа здесь; оргазмы — получать и давать. Внезапно, она крепко обнимает меня, и я использую всю силу воли, чтобы не дать отпор и не фыркнуть, а обнять её в ответ. — После всего, что я сделала, это может занять много времени, — говорю я, не дожидаясь, когда она отпустит меня, но она не отвечает, пока не отходит от меня на шаг.  — Когда закончишь, я хочу, чтобы ты сразу пришла домой, понимаешь? — я киваю, но это чушь по многим причинам. Я не приду быстро. Но будет весело. Только когда мама исчезла из виду, я обернулась. К счастью, она уже пялилась на меня (или мой зад, я ещё не решила), и мне не нужно звать её. Мне надо только дать её сигнал и пойти на исповедь. Она выглядит сбитой с толку. Встряхнув светловолосую гриву, она проходит в исповедальню со стороны священника, а я со стороны прихожан. Кабина крошечная, на что я не рассчитывала — но это не разрушит мои планы. В конце концов, я всё ещё могу двигаться. Наконец, она открывает окошко, и я вижу её лицо через экран исповедальни. Блин, я уже мокрая от ожидания. Моё дыхание стало немного тяжёлым и прерывистым, от осознания того, что конец близок, от того, что я практически могу дотронуться до него пальцами, я изо всех сил пытаюсь быть спокойнее, я должна затаить дыхание. Может быть, моё состояние помогло, я привлекла к себе всё внимание Кларк. Я знаю, что надо делать, я делала это раньше. Отец Маркус был достаточно невинен, чтобы покупаться на мою ложь, когда я была подростком-исследователем. Ему повезло; я сомневаюсь, что он смог бы обработать весь поток информации. Как и он, Кларк смотрит мне в глаза, пытаясь заглянуть внутрь меня, пытаясь понять, что такого могла сделать эта невинная христианская девушка, чтобы так нервничать перед исповедью? Что такого страшного она сделала, чтобы заработать вечность в аду? Последний глубокий вдох, и я готова. Начнём игру. — Благослови меня святой отец, ибо я согрешила, — начинаю я, совершая ошибку. — Матушка… Кларк… Вау, это неловко… — Лекса, — она хихикает, и это прекрасно. — Называй меня Кларк, если так тебе легче. Сколько времени прошло с твоей последней исповеди? — Ммм… с тех пор, как я приехала сюда, две недели назад, — или, скажем, пять лет, не считая три ложных исповеди до этого. — Ну, прошло не так много времени, что тебя беспокоит? — спрашивает она. — Какие у тебя грехи? — Видишь ли, Кларк, в моих молитвах всегда есть бог, — если бы я молилась…или верила в бога. — Я никогда не пропускаю мессы по воскресеньям, как ты уже заметила, — ну или я хожу на них только последние две недели. — Я всегда стараюсь принести мир и покой в свой дом, слушаться родителей и дать им как можно больше поводов для гордости, — а вот это не такая уж большая ложь. — Тогда, что тебя мучает, моё милое дитя? — о, мне нужны силы, чтобы подавить рвущийся наружу гогот, она так заинтересована. Я стараюсь не прикасаться к бёдрам. Это возбуждает меня, и я уже не могу сопротивляться. Две грёбанные недели без освобождения, четырнадцать дней. — Кларк… — я невольно вздыхаю и сдвигаю ноги, неожиданное трение сделало своё дело. Осторожнее, Лекс, осторожнее. — Скажи мне, Лекса, — я чувствую её через перегородку. Ожидание. Я готова… — Мои грехи относятся к … плотскому царству, — плотское царство? Что за хрень? В последнее время я видела слишком много отстойных фильмов. Я сдерживаю смех, который прозвучал как тяжёлый вздох. — Я … не знаю с чего начать, — на самом деле знаю. Я прекрасно знаю, как это сделать, но у неё есть инструкции, как следовать исповеди, и я хочу, чтобы она ей следовала. — Я была плохой девочкой, — даже я не могу поверить, что сказала это таким чертовски сексуально-невинным голосом. Клише, конечно, ну да ладно! Я не могла не сказать этого в этой уникальной ситуации. Она прочистила горло, и я клянусь, я почти слышу её мысли. Я практически чувствую её тепло. Кларк думает об этом, и я об этом знаю. Я ожидала этого. Я втянула её в это. Она — объект моего желания, а я — её, теперь она не сможет сбежать, и она не сможет этого скрывать. — Ты одинока или в браке, Лекса? — какое скучно начало. Честно, я ожидала большего от неё.  — Мне 21 год, Кларк, конечно, я не в браке, — это вышло более жёстко, чем я хотела. — Я просто должна убедиться. — Да, да, прости, что сразу стала защищаться, это просто… — я пытаюсь извернуться, как раненное животное, и её глубокий вздох показывает, что это сработало. — Я понимаю, — звук говорит мне, что она переместилась в кресле. Она снова прочищает горло, и я знаю, что интересная часть вот-вот начнётся. — Ты когда-нибудь занималась какой-нибудь сексуальной деятельностью, Лекса? Вот оно. Я много думала об этом, изначально я хотела сыграть «невинную девственницу», но теперь я понимаю, что в этом нет смысла, если хочу, чтобы она захотела меня оттрахать, как какое-нибудь животное. Я хочу, чтобы она жаждала меня, а не относилась ко мне как к принцессе. В этот момент мои планы меняются. — Да, — отвечаю я, почти нерешительно. — Сколько раз? — внезапно, атмосфера становится холодной. Она осуждает меня, но она ведь священник, не так ли? — За две недели? Ни разу, — первая грустная и чистая, правда. Она молчит несколько долгих секунд.  — Ты когда-нибудь занималась какой-нибудь сексуальной деятельностью с кем-то, с кем не была в отношениях? — слишком длинный путь для того, чтобы узнать был ли у меня случайный секс. Что мне ответить? Да или нет? — У меня… да, Кларк, — я действительно пытаюсь звучать раскаянно, но это очень трудно делать, потому что в этот же момент я пытаюсь не смеяться и не прикасаться к себе. Чёрт возьми, я не могу сосредоточиться. Она вздыхает и снова двигается. Она возбуждается от того как произношу её имя? Скорее всего. Это действительно весёлая ситуация. — Со сколькими незнакомыми мужчинами ты спала, Лекса? — блять, это больше похоже на обвинение, чем на вопрос. Она даже вышла за грань инструкции. Посмотрим, что произойдёт, если я… — Ни со сколькими… все они были женщинами, — ну, это не совсем так, но я не думаю, что если она узнает о моих минетных приключениях с моим профессором, это создаст то настроение, которое я хочу. На данный момент, я точно могу сказать, что она затаила дыхание. Внутри исповедальни был слышен звук, будто она удивилась. Я надеюсь, что её руки в порядке, мне понадобятся её пальцы, готовые к битве в любую минуту. — Так ты занималась сексом с женщинами, с которыми не была в отношениях? — она снова в строю. — Эти женщины были одиноки? — Большинство из них, — это просто вырвалось изо рта. Лекса, тебе нужно сосредоточиться, мы почти на месте. — А женщины в браке? — Может быть, я не всегда знала об их семейном статусе, — ох, да прекрати. — Проститутки? — если они и были, то я не знаю об этом, поэтому отвечаю отрицательно. Я хочу рычать, у меня заканчивается терпение. — Сколько у тебя было женщин, Лекса? — Боюсь… много, — я бы всё равно не смогла их сосчитать, возможно, больше тысячи. Да, я была занята последние несколько лет. — Сколько раз в месяц? — я даю слишком много информации о себе, но она кажется, так заинтересована, что спрашивает всё больше и больше, что я ничего не могу с собой поделать. — А сколько дней в месяце? И тогда в церкви воцарилась тишина. Я рада, что сейчас здесь никого нет, я уверена, что она изменит тон и накричит на меня. Возможно, я всё испортила своим нетерпением, так много подготовки и всё в пустую. Я зажмуриваюсь и прижимаю два пальца к переносице, мысленно проклиная себя. — Если это твои грехи за последние месяцы… — я слышу, как она сглатывает, немного поражённая моими грехами. — Я не понимаю, что могло тебя привести сюда сейчас. — Я очищаю свои грехи, Кларк, — я прилагаю дополнительные усилия, произнося её имя. Это её особенное возбуждение — единственное, за что я могу зацепиться. — Я очищаю душу и тело, но есть кое-что… — Скажи мне. — Я не должна… — как она это назвала? — … заниматься какой-либо сексуальной деятельностью. Не говоря уже о том, чтобы думать об это, но… — Но? — теперь она заинтригована! Крошечная улыбка появляется на моём лице. — Эти мысли постоянно в моей голове, — я кусаю нижнюю губу. — Они приводят меня к этому… — К чему? — посмотрите, кто хочет знать ответ. — К греху… — чёрт, я больше не могу этого вынести, я скрещиваю ноги, давление восхитительно, настолько, что крошечный стон врывается изо рта. — Это приводит меня к … мастурбации. Знакомый шум. Это я или она? Стон, сладкий, сексуальный стон. Она трогает себя, разговаривая со мной? Иисус, блять, Христос. Мысль об этом заставляет меня мочить стул, влажность стекает по моему бедру. Я не могу больше бороться, две недели — слишком долго. Поэтому я медленно поднимаю юбку платья, раздвигаю ноги, до тех пор, как холодный воздух церкви не ударяет меня, я не спеша провожу рукой по внутреннему бедру. Привет, друг мой, давно не виделись. — Как… — она прочищает горло, и я вижу, как она закрывает голубые глаза и качает головой. — Как часто у тебя возникают эти мысли? Я провожу пальцем по мокрой плоти, и ещё один вздох. Я почти забыла как это удивительно. Чёрт возьми, мне нужна детоксикация, это удивительно. — День и ночь, Кларк, — да, мне нравится произносить её имя, особенно в этой ситуации. Я не думаю, что смогу быть влажнее, чем сейчас. — Чаще всего по утрам. — По утрам? — я мычу в ответ и прислоняюсь головой к стене. Она снова смотрит на меня через окошко. — Расскажи мне об этих мыслях, Лекса, — похоже, Кларк стала медленнее дышать, и мне это нравится почти так же, как ощущение того, как мой палец кружит по моему клитору. Чёрт, я забыла подстричь ногти! Ну, они не такие длинные. Я надеюсь не оказаться в скорой помощи, мама и папа точно не будут горды мной. — Ты думаешь о конкретном человеке, когда чувствуешь эту потребность? — О, да, — я не совсем уверена, был ли это ответ или спонтанный крик. Голова кружится. — Я думаю о ней и обо всех вещах, которые хотела бы сделать с ней, Кларк, все… — я ввела в себя палец, и мне нужно было сглотнуть. — То, что я позволю ей сделать со мной. Я знаю, что в данный момент я не в себе, но я могу отличить её рваное дыхание от своего. Если она не трогает себя сейчас, то она сражается как чертов герой. Ещё один звук, который мне нравиться интерпретировать, будто она раздвинула ноги внутри кабины, и вернулся этот хриплый голос. — Какие… какие вещи, Лекса? — она мастурбирует, о, боже мой. — Скажи мне. — Я… — я ввела второй палец, и проглотила крик, стискивая челюсть. Как бы я хотела, чтобы это были её пальцы, вы себе не представляете. Обычно, я не прикасаюсь к себе, но спустя четырнадцать дней, честно говоря, мне всё равно. — Во-первых, я бы сорвала с неё одежду, мне нужно видеть её обнажённое тело, я бы поклонялась ему, как бриллианту, пробовала его вкус, как шоколад, я бы запустила ногти… — ай! Мне надо подстричь их, я причиняю себе боль, поэтому стала просто потирать клитор. — … в её бёдра, дразня её, сводя её с ума. — Безумие… — она стонет между прерывистыми вздохами, и мне интересно, почему, чёрт побери, она ещё там? Мне прийти самой? Или она придёт? — Я бы целовала и кусала… до самой… и я … я… — я не могу делать это и не стонать, и я не могу стонать вслух, это всё разрушит. — Продолжай, — умоляет она, и я в отчаянии стискиваю челюсть. — Чёрт возьми, Кларк, твой голос зверски возбуждает, — громкий стук по стене, она этого не ожидала. — Ты мне нужна… — Чёрт… — шепчет она с таким отчаянием, что я больше ничего не слышу. Я не знаю, касается ли она себя или всё пошло к чёрту, но мне уже всё равно. — Кларк, я уже так близко… — мои движения становятся безумными, и это больно. В плане не было ногтей, которые рвут меня, но я не могу остановиться. — Мне нужен твой рот, Кларк, пожалуйста, я умоляю тебя… Я готова, Кларк, попробуй меня… Это единственные слова, которые ей нужны, чтобы, наконец, зарычать и застонать громче, чем я когда-либо могла себе представить, и я снова рада, что мы здесь одни, потому что эхо делает её голос оглушительным. Кларк Гриффин сдалась раньше сексоголика на воздержании, чёрт побери — это заслуга. Ну, она священник, и если подумать, она тоже должна воздерживаться, хотя она может мастурбировать, как сейчас. Если бы она вышла из своей кабинки и пришла сюда… Не думаю, что сейчас я могу двигаться, и я не могу кончить без её языка, который убрал бы весь этот беспорядок. Чёрт, ногти, первым делом, когда я приду домой, я подстригу их. Дверь исповедальни внезапно открывается и закрывается, а я убираю руки и терпеливо жду священника. Она не торопится. Я жду уже несколько секунд, прежде чем признаю болезненную реальность. Нет, она не придёт, это невозможно. Я опустила юбку, поправила платье и вышла из деревянной кабинки. Не могу в это поверить. Она ушла. Это происходит не со мной. Я Лекса, блять, Уайлд, лесбиянка, любовница всего США, а она, блять, священник небольшого городка, полного придурков, оставила меня мокрой и растрёпанной в чёртовой исповедальне после двух недель без секса и недели подготовки к нему. Мои челюсти и кулаки сжимаются, и я начинаю дрожать от ярости. Я, блять, уничтожу эту женщину. — Сука… — бормочу я сквозь зубы. Тяжёлым движением я оборачиваюсь и смотрю на стул, на котором сидела всего несколько минут назад. Он влажный, потом и другими жидкостями на нём отпечаталась форма моих бёдер. Пара капель стекает по ножке стула, и я прекрасно знаю, откуда они. Это злит меня ещё сильнее. Конечно, я могла бы вытереть их, но не буду. Нет. Я хочу, чтобы она вернулась и посмотрела, что оставила. Я хочу, чтобы она знала, что это ещё не конец.