Don't bless me father for I have sinned

Летний фестиваль закончился в моём доме, как это всегда бывает, даже если это самое опасное место для всех нас из-за, ну, вы знаете, моих родителей. Они, кажется, не возражают против того, что мы так поздно… или рано утром устраиваем нашу маленькую особенную Фиесту в гостиной с алкоголем, который Аня и Линкольн так великодушно принесли. Это не те дикие вечеринки, которые мы привыкли устраивать каждое лето в Лос-Анджелесе. Я не знаю, связано ли это с тем, что я участвовала в организации этого мероприятия, но вечеринка была более весёлой, чем в любой другой год. Было холодное вино, пиво и музыка. Каждый человек в городе пришёл танцевать под звуки популярной музыки и даже некоторых современных песен — все, кроме нашего любимого священника. Кларк стояла там, на пороге главного входа в церковь, наблюдая за сценой радости и веселья перед ней, но не присоединялась. Я тоже не разговаривала с ней, хотя наши взгляды пересеклись на одну горячую секунду. Я злюсь на неё, даже больше, я в бешенстве. Она предала моё доверие и умалила мои желания, и я не уверена, смогу ли преодолеть это или когда-нибудь смогу сделать это. Не так сложно уважать мои желания и опыт лечения хрупких тем с моими родителями и просто заткнуться нахуй! Я очень разочарована. — Подожди, тебя удочерили? — Слова Нико отвлекают меня от пьяных мыслей, и я делаю ещё один глоток своего второго джина с мятой за ночь, поданного моей дорогой кузиной Аней. Я чувствую себя нечётко, но очень круто, ребята. Аня хмуро смотрит на него и слегка наклоняется к парню, и впервые за ночь я понимаю, что её рука рисует узоры на моём бедре прямо под разрезом моих шорт. Я почти отскакиваю, когда замечаю, что Октавия смотрит на нас — она достаточно близка и трезва, чтобы заметить это. В отличие от меня, поведение Октавии было безупречным. Она не выпила ни глотка спиртного и, хотя прекрасно интегрировалась в группу, без всяких усилий следовала нашему молчаливому согласию притворяться незнакомыми. Насколько им известно, мы встретились сегодня вечером впервые, и это было так естественно для нас, что я не могу не чувствовать себя немного виноватой из-за Линкольна. Не то чтобы она встречалась с ним, когда мы оступились, но всё же… не говорить ему, особенно ему, кажется неправильным. О чём я, блядь, думаю? Мне нужно немного воды. — Детка, мне казалось это очевидным, ведь я наполовину азиатка? — Аня смеется слишком громко, даже если она немного выпила. Она нервничает? — Она взволнована? Это ненормально для неё — так смеяться. — Ты не видел бледные задницы моих дядей и кузины? — Я просто не думал, что после всего, что ты мне рассказала об этом месте… — Нико пытается оправдаться и начинает икать. Он такой хороший парень, что я рада за Аню, несмотря на то, что её пальцы уже скользят под ткань моих джинсовых шорт. Чёрт, только не снова. Почему она должна быть такой каждый раз, когда мы встречаемся? По крайней мере, я рада видеть, что во взгляде Октавии нет презрения или осуждения — напротив, она выглядит раздражённой отношением Ани и даёт мне знающий и поддерживающий взгляд. Мне нравится эта девушка по какой-то причине, она свирепая милашка, и я действительно рада, что Линкольн и она нашли друг друга. — Это было буквально в моде в тот год, когда пары, которые не могли иметь детей, усыновляли «экзотических детей», — горько отвечает Индра. Действительно, то, что происходит в этом долбаном городе, не происходит больше нигде в стране. Рука Ани слишком высоко поднимается по моему бедру, и я уже чувствую быстрые и сильные удары между ног. Чёрт, а что, если… мне нужно немного воды, поэтому я встаю так быстро, как только могу, и иду на кухню ровным шагом. Больше никакого алкоголя, Лекса. Вот почему обычно я не пью; мысли о том, чтобы позволить Ане прикоснуться ко мне, даже когда они все там болтают, теперь невыносимы. Я хочу вылечиться, очень хочу, но… блядь, я совсем запуталась! Я наливаю в стакан холодной воды и выпиваю её так быстро, что у меня начинает болеть голова. Чёрт возьми! — Лекса. — Моё сердце пропускает пару ударов, прежде чем я понимаю, что это не Аня разговаривает со мной. Это Октавия, я в безопасности… или должна быть в безопасности. — О, в чём дело? — Она продолжает смотреть на меня, бесполезно пытаться обмануть её. — Я в порядке. Немного пьяна, вот и всё. — Я удивлена, что ты добилась большего прогресса, чем я думала… ну, после того. — Говорит она, стоя неподвижно на своём месте. Она не хочет подходить ближе, и я это уважаю. Она тоже старается, это никому не даётся легко. — Взаимно. Она кивает мне, и мы обе слегка улыбаемся друг другу. Не то, чтобы мы много разговаривали до секса, мы говорили о нашем опыте, с целью восстановления… Ну, давайте будем реалистами, у нас было больше кокетливых намерений, чем силы воли, чтобы на самом деле попытаться решить наши проблемы. Но теперь всё по-другому. Мы действительно хотим попробовать в этот раз, и, возможно, кто-то, кто действительно заставляет вас говорить, даже полезен. — Лекс! — О нет… — Ой, извините. В своей попытке войти в кухню Аня натыкается на Октавию и на секунду смущается, но этого времени достаточно, чтобы я села на стол и налила себе ещё один стакан воды, чтобы остыть. Это работает? Совсем нет, но теперь мне, возможно, нужно пописать. Я даже не знаю, зачем я это делаю. О, да! Мне нужно немного восстановить контроль над собой, запить алкоголь. Если я сделаю это, всё будет хорошо. Всё под контролем, всё под… Октавия переводит взгляд с одной на другую и чёрт, она становится возбуждённой. Я чувствую, тоже что и она, это плохо. Её грудь вздымается, частота дыхания увеличивается, пульсация посылает жар по всему телу, чувствуя необходимость снять одежду как можно скорее. Пожалуйста, не уходи… но она физически должна уйти, и я не могу винить её за это. — Я должна… — она бросает на меня извиняющийся взгляд и как можно быстрее выходит из кухни. К счастью для нас, замечание не может вызвать у пьяной Ани подозрения. Пьяная Аня. Она закрывает кухонную дверь и устраивается у меня между ног. У меня появляется дежавю… хотя, с чего бы… но чёрт, я помню, как она лизала мне в гараже своих родителей, на столе с инструментами. Блин, нет, не то… блин. Я должна выбраться отсюда. — Аня… — она начинает ласкать видимую кожу на моих бёдрах и наклоняется к моему декольте, чтобы провести языком по нему. — Аня, что ты делаешь? — Я не знаю, как мне удаётся закончить предложение, но она, кажется, не слышит меня, потому что её ногти впиваются в мою кожу, а зубы нежно кусают мою шею. Нет, я не буду издавать стон, я не буду… — Аня, твой парень в гостиной, мы не можем… — Я делаю тебя мокрой, — хихикает она мне в ухо. — Ну, это я запихиваю себе в глотку стаканы с водой, я уверена, что я тот, кто… — Лекс, я так по тебе скучала. — Опять эта её самоуверенная улыбка, прежде чем лизнуть горящую дорожку от моей ключицы к линии подбородка. Ебать её… нет, я имею в виду… Блядь! Затем она кусает меня за ухо и шепчет: — Покажи мне, что ты узнала для меня на этот раз. Как обычно, Аня даже не знает, что делает. Для неё это просто игра, флирт, долбежка до изнеможения и «пока, Лекс». Для меня, однако, это рецидив в моей не очень хорошо решённой проблеме. У Ани есть бойфренд, причём долгосрочный, и для меня это измена. По какой-то причине я думаю о Кларк. Это именно то, о чём мы говорили на днях, то поведение, которого я хочу избежать любой ценой, потому что даже я могу признать, что это абсолютно неправильно. Я делала это уже много раз — занималась сексом с женщинами, у которых уже были партнёры. Подруги, бойфренды, мужья, жёны… это не имело значения, и я никогда не позволяла себе чувствовать какую-либо вину — их партнёры были их проблемой в конце концов. Это не значит, что я всё ещё не согласна с этим, но теперь всё как-то по-другому. После встречи с Нико, после разговора с Кларк… я даже не знаю, почему я принимаю во внимание её чувства к этому, особенно после того, что произошло сегодня утром. Я имею в виду, что Нико — это не Кларк, а Аня — не её бывшая невеста. Я не обижу Кларк, нет.… В какой-то момент я резко возвращаюсь к реальности, но я больше не на кухонной стойке. Я стою в кладовке, дышу в потную шею Ани. Она прислонилась спиной к стене, её ноги плотно обхватили мои бёдра, в то время как мои пальцы снова и снова сжимаются внутри неё, а ладонь касается её клитора. Она так промокла, что практически втягивает меня в себя. Дерьмо. Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт. Вот дерьмо. Как я вообще дошла до такого состояния? Пульсирующее ощущение в моём клиторе настолько чертовски сильно и мощно, что я чувствую, как будто горю. По какой-то причине, которую я даже не могу понять, так как я должна была вернуться к своим чувствам, я кусаю и покусываю её горячую кожу, получая мягкое дёргание за свои волосы в ответ. Я не могу остановиться, я просто… я знаю, что это неправильно, но в то же время это так опьяняет. Её тихие стоны пытаются не покидать её горло, то, как её тело отвечает на мои прикосновения, тот факт, что мои родители практически над нами и не имеют понятия, что их дочь-нимфоманка трахает их «невинную» племянницу в их грёбаной кладовке… Эй, подождите секунду: Аня-племянница моих родителей, значит она моя кузина, не кровная, но всё-таки. То есть, конечно, я знаю, что она моя кузина, но, ребята, она же моя кузина! Правда, иногда я не понимаю, как поступила в Гарвард, я же грёбаная тупица. Так что, даже если она удочерена, она моя двоюродная сестра, и это инцест, который нормальные люди считают аморальным? Это было в моём списке уже давно, но теперь ещё хуже, теперь это псевдо-инцест, усугублённый изменой. Я дважды разыгрываю свою роль. Чёрт, да это же бред какой-то. — Я так близко, Лекс, сильнее, — шепчет она мне на ухо, и я рычу. Чёрт… как я вообще расскажу об этом Кларк? «Привет, мм, Кларк. Итак, … я сделала много странных вещей в своей жизни, о которых ты уже знаешь, но в довершение всего я трахала свою собственную кузину кучу раз. Когда был последний раз? Вчера! Пока её парень и мои друзья болтали и пили в гостиной, а мои родители спали наверху». Я почти вижу, как её прекрасная улыбка спадает, а её гребаный хриплый голос отправляет меня в ад, чтобы сгнить там, где я должна быть. Блять. Я не могу сейчас остановиться, не могу, ребята, не могу. — Ох, Лекс, бля, — стонет Аня у моего плеча, и я чувствую, как мышцы сжимаются вокруг моих пальцев. Внезапно я слышу шум на кухне и практически отскакиваю назад. Аня изо всех сил старается не упасть и смотрит на меня совершенно ошарашенно. Я в ужасе застыла на месте, ожидая, что кто-то войдёт к нам. Мои пальцы всё ещё блестят. Снова. Я снова это сделала. Есть ли у меня хоть какой-то прогресс за эти пару месяцев? Да что за хуйня со мной творится? А теперь нас поймают, если и не голыми (потому что краем глаза я вижу, как Аня поправляет свою одежду), то взволнованными и растрёпанными, и это нехорошо. Однако шум проходит, и никто не входит в кладовую. Затем Аня хихикает из-за моей реакции, прикусывает губу и опускается на колени на пол, чтобы расстегнуть мою ширинку. Она целует мой живот, снимает шорты и пробегает языком вниз. Да, на мне ужасные хлопчатобумажные трусики, и да, Аня фыркает, когда видит их, но, к счастью, она слишком сосредоточена и возбуждена, чтобы что-то сказать. Она кусает меня, и раньше я бы поторопила её, чтобы она засунула свой язык туда, куда мне нужно, но сейчас, сейчас я не могу. — Мне… надо пописать, — говорю я, натягивая шорты и выбегая за дверь. Я не оглядываюсь назад, я не слушаю Аню, когда она зовёт меня. Я просто захожу в ванную и запираюсь там, чтобы пописать, это верно, но также и плеснуть немного воды на лицо. Когда я получаю некоторое облегчение после опорожнения мочевого пузыря, всё кажется немного другим, не очень, но есть заметная разница. Поскольку я знала, что это произойдёт, я снова всё испортила. Я смотрю в зеркало и понимаю, что только что размазала тушь по всему лицу и теперь выгляжу как свирепый енот, но мне всё равно. Мне нужно выйти… безумно глупая идея возникает у меня в голове, когда я вижу окно ванной комнаты. Я идеально приземляюсь на землю и начинаю бежать без всякого направления против холодного ветра. На улице больше никого нет, и мне просто нужно бежать и бежать на полной скорости, пока этот жар не исчезнет, пока эта безумная пульсация не прекратится, или я сойду с ума. Тонкая одежда, липнет к моему потному телу. Я больше не могу терпеть этот жар, я больше не могу терпеть всё это. Моя жизнь проходит мимо, и я чувствую, что умру молодой от этого. Я чувствую, как будто горю внутри и бля, я хочу, чтобы это прекратилось. Я всё время притворяюсь, но клянусь, что за моими действиями нет никакой злобы, только наивность, невинность мысли, что я могу бороться с этим. Я не могу, кого я обманываю? Как я могла подумать, что смогу победить себя, когда я слишком слаба? Это то, что есть — принуждение, неудовлетворенное желание, которое заставляет меня проводить бессонные ночи и наблюдать за своей жизнью, как незнакомец, в то время как я просто разрушаю всё и всех, и для чего? Я не должна жить в окружении людей, я буду причинять им боль. Я причинила боль Ане, я причинила боль Луне… и Керис, я причинила боль Индре со всем этим и Густусу, я определённо причинила боль Нико, и я знаю, что снова потащу Октавию со мной, и я причиню боль Линкольну в этом процессе. Моя проклятая и обречённая судьба. Я чувствую, как слезятся мои глаза. Нет, блядь! Не плачь, ты тупая, грёбаная… шлюха! Я пинаю стену, буквально пинаю стену, на мне не самая подходящая обувь для этого. Сильная боль проходит от пальцев ног и выше. Блядь! Я очень пьяна. Завтра будет ещё больнее, чем сейчас, но мне плевать. Я бью голыми кулаками о каменную стену заброшенного дома, прислоняюсь к ней руками и лбом, отчаянно пытаясь сдержать слёзы, которые пытались скатиться по моим щекам. Ещё одна боль в ногах указывает на то, что я упала на колени. Я снова и снова впиваюсь ногтями в кожу вокруг глаз, пытаясь остановить слёзы, но они не останавливаются. Я не могу дышать, я не могу… бля! Сколько панических атак у меня уже было в эти выходные. О Боже, мне нужно двигаться, мне нужно… я двигаюсь, я снова бегу, я… я спотыкаюсь и падаю на другую стену, на этот раз больнее. Это же церковь. Я пришла в церковь. — О, нет… — кажется, я сказала это вслух, но не совсем уверена. Это то, что происходит, когда вы обычно не пьёте, а затем напиваетесь пивом и джином. Ну молодец, Лекса, просто молодец, сука. А почему бы и нет? Мне пришлось сразу же прийти в единственное место, где я не… я громко смеюсь, безуспешно вытирая слёзы на глазах. Как я могла не прийти к единственному человеку, который заботится обо мне и может мне помочь? Или, по крайней мере, она так говорит. Блядь! Нахуй всё это! ДА ПОШЛА ТЫ! Ой, кажется, я только что ударила в дверь ризницы. Это поведение почти так же бесполезно, как и я, мне нужно поговорить с ней, мне нужна она, я… я слышу, как ключ входит в замок, и дверь открывается. — Лекса, — она выглядит так красиво в своём синем халате, её волосы собраны в неряшливый хвост, а глаза широко открыты от удивления. — С тобой всё в порядке? Я думала, ты со своими друзьями? Моё сердце почему-то сжимается в груди. Она всегда заботится обо мне, она даже не спросила меня, почему я здесь и беспокою её в этот безбожный час. Она ангел, а я испортила её. Ни с того ни с сего я чувствую себя грязной, как будто моя кожа и внутренности покрыты грязью и плесенью. Моё эгоистичное " Я " затащило её в ад вместе со мной, я не должна быть здесь, если хочу спасти её от боли. Наверное, я настолько эгоистична, что просто не могу незаметно уйти от неё и подождать, пока это ужасное лето закончится, чтобы никогда больше не возвращаться. Кларк заслуживает гораздо лучшей компании, чем я. — Я должна тебе кое в чём, признаться. — Её брови сморщиваются в резкую линию, я не знаю, то ли из-за моей просьбы, то ли из-за моего невнятного голоса. Так или иначе, она медленно отступает в сторону, чтобы впустить меня. — Ты хочешь пойти в исповедальню? — Я качаю головой в обе стороны, может быть, немного энергично, но, опять же, я всё ещё очень пьяна, поэтому я не знаю. — Хорошо, тогда следуй за мной. Я иду за ней, едва отрывая ноги от земли, и мы вместе поднимаемся по лестнице в башню. В её спальню. Кейн всегда будет викарием, но Кларк-священник, даже если не официально. Она включает свет маленькой лампы на ночном столике. В тусклом свете от неё ещё больше захватывает дух, что-то, что я никогда не думала, что возможно. Жаль, что здесь нет свечей. Кларк закрывает дверь за моей спиной и поворачивается ко мне лицом, учитывая, что я не тороплюсь (или не могу) обернуться. Она всё ещё хмурится, ожидая объяснений моего поведения. Ожидая худшего моего признания. — Ну и что же? — она скрестила руки на груди. Да, она уже знает. — Я… — я чувствую себя довольно глупо и неуклюже, заикаясь от слов, которые я… я не боюсь сказать, потому что мы даже не встречаемся, мы просто трахаемся иногда. И она мой доктор, или друг-доктор, вот кто она такая. Это была терапия, и ничего больше. — Я сегодня сорвалась. Она глубоко вдыхает через нос, так тихо, как только может. Она обдумывает мои слова с невозмутимым лицом, и я могу просто стоять спокойно и продолжать рассказывать ей о своих грехах. Это больше похоже на признание. — Ты же видела нас на празднике. Мы с друзьями веселились, а потом вернулись ко мне и продолжили вечеринку, мои родители не возражали, — начинаю я, и она начинает слегка раскачиваться. — Мы разговаривали и смеялись, и Линкольн счастлив, ты знаешь, со своей девушкой… с которой я, возможно, спала или не спала раньше… — выражение лица Кларк нисколько не меняется. Я начинаю по-настоящему бояться, — … и у меня кончилась вода. Я немного выпила… ну, больше, чем немного, но я сделала глоток своего второго напитка… я даже не хочу думать, что случилось бы, если бы я выпила всё. — Лекса, переходи уже к делу, — торопит она меня, и теперь я точно знаю, что она знает, что я собираюсь сказать. — Я пошла на кухню, чтобы выпить стакан воды… или два, и Аня последовала за мной, так что… — Ты занималась с ней сексом, — произносит она низким голосом, более хриплым, чем обычно. — Я трахнула её у стены кладовки. — Мой живот скручивается, когда её губы превращаются в тонкую линию на лице. Я хотела бы вернуться назад во времени, в тот самый первый день в церкви, когда я положила на неё свой взгляд. Назад в тот день, когда мои родители забрали мой iPod и прожолжить слушать долбаные мужские стоны. Назад, когда все эти страдания даже не были чем-то, что я могла чувствовать, назад, когда Кларк не должна была бы снова пережить это чувство. — И тебе понравилось? — Я не знаю, почему она спрашивает об этом, если уже знает ответ. Она злится. Нет, она в ярости. Кларк напрягает мышцы и стискивает челюсти, её глаза не отрываются от моего лица, её голос ни разу не повысился. — Ты кончила? — она делает шаг в мою сторону, но я даже не пытаюсь изменить позу. — Да, мне понравилось трахать её, но нет, Кларк, если ты хочешь знать, я не кончила, — я не колеблюсь. И знаете, что? Я… я не должна чувствовать, что совершила худшее из преступлений. Она взрослая женщина, и она не моя девушка, мы не находимся в моногамных отношениях или что-то в этом роде. — Я не позволила ей прикасаться ко мне. Кларк выпускает весь воздух, оставшийся в лёгких, и опускает руки. Она этого не ожидала, да и я, честно говоря, тоже. Аня безжалостно трахнула бы меня на полу между хлебом и консервами, и я бы кончила столько раз за такое короткое время, что даже не смогла бы вспомнить своё имя, если бы меня спросили. Тем не менее, я убежала к Кларк. Почему? Потому что случилось бы то же самое, что происходит всегда? — Но почему же? — она спрашивает, но на самом деле у меня нет ответа. По крайней мере, не совсем честный. — Наверное, я не хотела получать удовольствие от игры, — я пожимаю плечами. Её взгляд опускается вниз, она кивает, и поворачивается к кровати. Её руки тянутся к одеялу, чтобы подготовить его, приготовиться забраться под него. Она прячется. Кларк чувствует потребность спрятаться от меня. — Это хорошо, это хорошо, — говорит она, но в её голосе нет ничего хорошего или живого. Она просто как робот, как безличный доктор. Она держится от меня на расстоянии, и я не могу не думать, что она права. В конце концов, именно это ей и нужно. — Это хорошая новость, Лекса, ты прогрессируешь. Её слова звучат так бесстрастно, так фальшиво, что на секунду я не знаю, смотрю ли я на Кларк или в зеркало. Я хочу, чтобы настоящая Кларк вернулась, я не хочу, чтобы она возводила эти стены. По какой-то причине моя рука уже поднята, тянется к ней, медленно притягивая её ближе за бёдра. Потому что это единственный известный мне способ заставить её чувствовать себя хорошо, это единственный известный мне способ никому не навредить. Мои губы начинают посасывать её пульсирующую точку, как только наши тела сливаются вместе; однако веселье заканчивается слишком рано. Кларк отступает назад, устанавливая некоторое физическое расстояние между нами, и я знаю наверняка, что это не нормально. — Я думаю, нам надо немного поспать, — говорит она всё тем же ровным тоном. — Если ты хочешь остаться, то добро пожаловать. Я действительно устала. — Это всё из-за Ани? Ты злишься на меня, потому что я так себя вела? — Я продолжаю смотреть на неё в течение долгих секунд, не получая ответа. Она мне его не даст. Кларк снимает свой халат передо мной, я наблюдаю за её фигурой, скрытой полумраком и трусиками. Захватывающий вид, серьёзно, не очень хорошо для меня прямо сейчас. Затем она сворачивается калачиком на краю кровати. Я занимаю другую сторону, отворачиваясь от неё направо в противоположном направлении, не зная, что ей сказать. Я ещё не совсем понимаю, почему я чувствую эту ядовитую вину, почему она злится на меня. Почему это должно иметь для нас такое значение? Но ведь «нас» не существует. Нахуй мою жизнь. Я перекатываюсь на матрасе и внимательно смотрю на неё. Её дыхание слишком быстрое. Она нервничает, она… о, она так зла, и я не могу ничего сделать, кроме как ласкать её спину от основания шеи до конца позвоночника. Только когда я снова начинаю притягивать её к себе, она поворачивается ко мне лицом, и я вижу, как её глаза медленно наполняются слезами. — Кларк, тебе обидно, что я сорвалась? — Снова спрашиваю я, и она судорожно сглатывает, не сводя с меня глаз. Наконец она тяжело дышит и даёт мне ответ. — Да. Почему? Как же так? Почему это ранит меня так же, как и её? Как же мне удалось заставить её страдать? Мы не вместе, этого не должно было случиться. Мы всего лишь два человека, две женщины, которые иногда трахаются, потому что я нуждающаяся сексуальная наркоманка, а она — нуждающийся священник-врач, который пытается помочь мне, и мы любим трахаться и прикасаться друг к другу, поэтому это просто самый естественный вывод. Только это неправда. Секс-приятели не заботятся о вас, когда вы больны, секс-приятели не вызывают вас, когда это необходимо, и не пытаются понять, что вы переживаете, не пытаются помочь вам, они не хватают вас за руку, решив идти рядом с вами на вашем болезненном пути. Это не так, поэтому вы не чувствуете себя виноватым из-за измены вы не идёте к ним домой, когда чувствуете себя дерьмом. Секс-приятели не водят вас в бары, чтобы выпить кофе или пива и поиграть в бильярд и заставить вас даже на секунду забыть, что секс может ждать вас, когда вы вернётесь в город. Я сажусь на кровати, опираясь на локоть, чтобы посмотреть на неё с другой точки зрения. Секс-приятелям не нужно этого делать. Она следует моему примеру, немного выпрямляясь, и я ничего не могу с собой поделать. Я наклоняюсь, хватаю её за шею и сжимаю наши губы вместе. Я до сих пор помню, когда я впервые сделала это с ней, была совсем другая атмосфера, может быть, даже противоположная ситуация, и в тот момент я действительно ничего не видела, я хотела секса. Я целую её нижнюю губу, а затем верхнюю, посасывая их так нежно, как только могу, потому что я знаю, что ей нравится, когда я медленная и нежная. Когда она целует меня в ответ, я чувствую, как над нами открывается крыша в небо, и что-то влажное стекает по моей щеке. Я на секунду отрываю наши губы, ожидая увидеть, как она наконец заплачет горькими слезами печали, но это не так. Это я, это мои слёзы. Я не могу поверить, что причинил ей боль. — Мне так жаль, Кларк, — выпаливаю я, это говорит моё сердце, я даже не могу думать. — Мне очень, очень жаль… — и мне приходится шмыгнуть, потому что мой нос и вообще всё мое лицо промокли. Её пристальный взгляд тщательно изучает моё лицо, и она, должно быть, решила, что не возражает, потому что целует меня более интенсивно. Мои губы дрожат, и мне нужно хватать ртом воздух, но это не мешает мне поклоняться её губам. Кларк жадно сосёт мою нижнюю губу, покусывает её, проводит по ней языком. Я знаю, что она ждала этого уже давно, просто я не ожидала, что она получит столько удовольствия от поцелуя. Честно говоря, я не ожидала, что мне это так понравится. У Кларк есть маленькая родинка над верхней губой… это сводит меня с ума. Я хочу целовать её вечно и теперь, возможно, я всё испортила, потому что причинила ей боль. Как же я могла это сделать? Я недостойна Кларк — той, которая заботилась обо мне, когда ей это было не нужно. О ней, которая хотела помочь мне, хотя должна была ненавидеть меня. О ней, которая была придурком, но также очень умной и доброй и одним из самых смешных людей в мире, несмотря на то, что была врачом-священником. Я не заслуживаю Кларк, у неё должна быть Вселенная, а я могу дать ей только ад. И всё же, по какой-то непонятной мне пока причине, я ей нравлюсь. Я таю в её поцелуе, я таю от её прикосновений. Кларк нуждается во мне всё больше и больше, и я не могу отказать ей в чём-то, что она хочет — она может забрать всё у меня прямо сейчас, и я бы и глазом не моргнула, если честно. Она жаждет меня, и мне нравится это, она оседлала меня, и я позволила себе расслабиться. Кларк стоит того; я доверяю ей, и по какой-то причине она думает, что может доверять мне. Я в долгу перед ней, я причинила ей боль. Что же я такого сделала? Кларк расстёгивает мои шорты с поразительной способностью, но я уже несколько раз рассказывала вам о её волшебных руках, не так ли? Однако я не заслуживаю их, я не заслуживаю её или какого-либо удовольствия. Как я могла допустить это после того, как сегодня сорвалась? Поэтому я соскальзываю вниз, покусываю дорожку от её большой груди к животу. Играя с её пупком, я использую свои руки, чтобы стянуть её нижнее белье. Я чувствую вкус её соленой влаги сразу же, как только она садится мне на лицо. Чёрт, она вся промокла, и мне это нравится. Мои слёзы и её соки смешиваются в беспорядочный фестиваль стонов, пока она трётся о моё лицо, но всё равно, это удивительно. Я бы позволила ей взять весь контроль, я бы позволила ей использовать меня, чтобы получить удовлетворение, которого она ищет, но я хочу, чтобы она нашла самое сильное удовольствие, которое она может получить, поэтому я хватаю её ягодицы и немного помогаю ей, пока мой язык пробегает её складки по зигзагообразной дорожке. Её клитор так распух, что я изо всех сил стараюсь не прикасаться к нему, пока дразню её, но как только приходит подходящее время, она вскрикивает и осторожно дёргает меня за волосы. Я посасываю её, обхожу кругом, я знаю, как ей это нравится, и моя грудь трепещет, видя, что она действительно наслаждается собой. Но затем рывок исчезает, и её стоны резко прекращаются. — Остановись. — Сначала я не уверена, что правильно расслышала, поэтому продолжаю лизать и сосать, пока она не повторила снова. — Лекса, остановись! Я отступаю и взбираюсь по её телу, желая, чтобы она не отдалялась так быстро, но она делает это. Кларк лежит на своей стороне кровати, распластавшись на матрасе и закрыв глаза. Что же я сделала не так? Ну, я знаю, что я сделала, это было действительно глупо с моей стороны думать, что поцелуи и удовольствие могут стереть моё пренебрежительное поведение. Я ведь не просто так помешана на сексе. Если бы Кларк не хотела быть рядом со мной, я бы её не винила. — С тобой всё в порядке? — Я осмеливаюсь спросить, но она даже не смотрит на меня. Я бы тоже на себя не смотрела. — Да, мне просто нужно немного поспать. Мы остаемся в тишине, ожидая, когда придёт сон, хотя кажется, что он оставил нас здесь умирать, забытых под тяжестью предательства и смятения. Я не знаю, сколько времени прошло — может быть, минута, может быть, пятнадцать, даже час; однако, прежде чем я успеваю подчиниться усталости, матрас движется под Кларк, которая поворачивается ко мне лицом. Я жду, когда она заговорит. — Ты когда-нибудь целовала Аню? — Мне даже не нужно пытаться вспомнить, чтобы узнать ответ. — Нет. — Всё очень просто, я надеюсь, что она мне поверит, потому что сейчас я не кажусь ей самым надёжным человеком. Это тоже отчасти несправедливо. И в то же время я заслуживаю того, чтобы она никогда больше не была рядом со мной. — Единственные девушки, которых я целовала ради поцелуя, были Костия, Луна и теперь ты, Кларк. Я никогда в жизни не была более честна. Я только что обнажила свою душу перед ней, но она всё равно не доверяет мне больше? Её молчание поначалу ничего не выдаёт, но она открывает свои объятия, приглашая меня. Ладно, я снова заплачу, но не хочу, потому что это слабость, и я… она обнимает меня, и я кладу голову ей на шею. Я ещё никогда так быстро не засыпала.