Алкогольные нотки в воздухе. Нотки страсти и похоти; скрипела кровать. Шторы раздувало штормовым ветром. Тучи сгущались на небе.
С примесью отчаяния и бессилия перед своей развязностью и отсутствием здравого смысла я изучал ротовую полость напротив; из глотки оппонента доносился привкус коньяка, дребезжала трахея, мой кадык ходил туда-сюда, капелька пота стекала по виску.
Мальчик неуверенно впился своими пальцами в мою домашнюю майку, мял ее между лопаток, притягивая меня к себе. Руки его были довольно-таки сильными по сравнению со всеми девушками, что лежали «подо мной» волей случая. Оттого мы и боролись за власть в королевстве нелепости и одеял. На моих запястьях пухли вены, я вжимал мальчишку в деревянную спинку постели, чем вызывал у него гортанные выдохи. Чёрные глаза доверчиво глядели на меня с толикой испуга. Я тоже боялся, но не мог закончить на середине.
Юлик снова подался ко мне. Дернул замызганную ткань на себя, стягивая ее с моего разгоряченного тела. Я вздрогнул, как только кожа почуяла ледяное веяние Питерского дыхания. Сжался, неловко стискивая губы. Парень нагнулся надо мной, впился в короткий утешительный поцелуй, попятился на карачках обратно; ниточка слюны тянулась между нашими промокшими губами.
— Не бойся, мне не будет больно… — прошептал паренёк одними губами. Я прижал подростка к себе, переворачиваясь на спину. Пацан оказался сверху, раздвигая ноги и проводя умелыми ручонками по мягкой ткани моих боксеров.
Казалось, все же я был повержен в этой схватке, поэтому немощно откинулся на спину, в плен наволочек и хлопковых подушек, ухмыляясь, разглядывая мальчика, что с кривой усмешкой не сводил глаз с моего лица. Его пальцы параллельно с этим легко справлялись с резиновым ободком на моем нижнем белье.
— Чё ты делаешь… — на выдохе произнёс я, глупо хихикая и помогая мальчугану справиться с предметом одежды.
Юлик посмеялся, его лицо засияло в лучах редкого солнышка, что проглядывало из-под пелены серых туч.
И, о черт, я бы хотел запечатлеть тот момент, повесить картину с этим над кроватью и любоваться ежедневно,
И, вероятно, каждый раз одергивать себя.
— Не думай о том, что будет. Делай. — молвил отрок, снова грязно целуя меня и заставляя сесть напротив себя. Я отвечал взаимностью, боролся языками с ним, касался едва ощутимой подростковой щетины горящими щеками.
В одну секунду ощутил необратимое.
Мой оголенный половой член в одну секунду оказался в опасной тесноте.
Странная теплота разлилась по солнечному сплетению, обвила нейронами чувствительную паховую зону. Я никогда не ощущал того, что ощущал тогда. Чтобы инициатива исходила от обоих участников. Юлик не ждал моей реакции, Юлик просто делал. Юлик просто, что странно, робко целовал мои скулы. Возвращался, прикусывал мои губы.
Кажется, я чувствовал железный привкус.
Стонал.
Наслаждался стонами напротив.
Парень запрокинул голову назад, из его груди доносилось что-то вроде рычания, мычания, животных мотивов с примесями страсти. Все смешалось у меня в одну картину. Я зубами прикусил его острую ключицу, провёл ногтями по спине, да так, что партнёр мой изогнулся, простонав настолько тихо, что голос его слился с гулом ветра.
Я исподлобья следил за чёрными глазами. Они не отвечали взаимностью, глядели в никуда, закрывались в сомнительном удовольствии.
А я вспоминал своё любимое звёздное, ясное, ночное небо. То, как я бежал по дороге, не зная, куда…
То, как я тащил парнишу к себе, не зная, зачем…
Я
всё творил недальновидно. Я корил себя за это.
Но не в те секунды. Я ощущал всплеск неясной эйфории, казалось бы не присущей опошленному в наших реалиях любовному акту.
Вокруг явилась чернота — фейерверки, всплески.
Мы смотрели друг на друга. Юлик улыбался, скакал, подавался вниз, сжимал волосы на моем затылке, я же благодарен парню был.
Почему?
Я сам не понимал.
Вероятно, за те эмоции. За ту теплоту. За его искренний взгляд, даже пьяных, иссиня-чёрных глаз, в которых я тонул.
Я изучил каждый блик на его радужке, на его расширенных зрачках.
Каждый волосок, спадающий на лоб. Каждый шрамик на аккуратненьких бровях.
Каждую деталь.
Каждую маленькую портачку. Тело отрока хранило историю его нелёгкой жизни. Синяки, побои, потертости, шрамы на бёдрах и предплечьях…
Хотелось защитить парнишу от всего, поэтому в очередной раз я зачем-то обнял Юлика, беспомощно на нем повис.
И кончил в этот же момент, подогнул колени, обвивая их вокруг ребяческого тела. Парень, ощутив развязку, коснулся своего члена, лёгким движением руки провёл по нему, выдохнул, повёл головой и излился себе же на ноги.
Отвратительно, скажете вы?
Нам было все равно.
Я тяжело дышал, пока мы сидели в обнимку.
Было страшно говорить. Было странно так сидеть.
И только за окном видно было мой растерянный взгляд. Мое смятение и судорожное дыхание.
«Что ж происходит?»
***
— Юлик… — я проснулся под вечер, когда закат уже лелеял кухню багровыми оттенками. Парень сидел за столом, опираясь локтем о подоконник. Он обратил на меня своё внимание, не хотя, лишь спустя полминуты, хмуря брови от моей сосредоточенности, — слушай…
Сердце у меня неприлично быстро колотилось. Я не понимал, что вело мое обмякшее тело. Стыд? Совесть? Демиург?
Ладони дрожали. Я спрятал их в карманы свободных домашних джоггеров. Парнишка же тихо хлопнул по столу, вопросительно разомкнул тонкие губы.
На его видневшихся ключицах сиял зеленоватый засос.
— Прошу тебя… — мне было тяжело, — тебе лучше уйти… Сейчас.
«Так нельзя» — тут же молвил я про себя.
Но тревожное волнение все равно стискивало рёбра. Я дергался, то и дело, чтобы начать объясняться вновь, но молчал, как обычно.
Молчал, когда отрок возмущённо хмурил брови.
Молчал, когда он встал.
Молчал, когда тот промчался мимо меня, возмущённо топая ногами.
Молчал, когда обессилено плюхнулся на стул, что предательски пошатнулся под моим весом. Я слышал шорох со стороны коридора. Юлик собирался быстро, точно ожидал такого. Он напряжённо молчал, когда я бросил тихое:
— Открыто там…
Напряжённо молчал и впоследствии. Мы с секунду разглядывали друг друга. Юлик поправлял куртку на плечах, шмыгал носом, прикрывая кончик, дабы оставаться незамеченным.
Жаль, что я не мог ответить. Жаль, что я не мог спросить.
— Прости… — безэмоционально бросил Юлик. Недовольно фыркнул и шустро вынырнул за дверь.
Я ринулся к балкону, шаркая ногами. Выглянул в окно, ожидая встретить взглядом треклятого подростка. Когда же увидел снующий силуэт, задался глупеньким вопросом:
— Куда он пойдёт? — вымолвил я вслух. Провёл ладонью по лицу, простонав сквозь фаланги.
В этот момент внутри все ныло. Неопределенность. Неоднозначность. Непонятность.
Я боялся обстоятельств. Я боялся будущего.
Я боялся, когда держал в руках телефон,
Когда читал уже спустя несколько часов:
Настя 20:35
Я вроде говорила, что Юлик пропал
Настя 20:38
Спасибо, что нашёл его…?
Настя 20:43
Он вернулся, кстати, если тебе все ещё интересно.
