Дом, улица, гараж, кусочек неба в грязной луже

Больше он ничего не помнил, когда проснулся утром. В вагоне уже сновали люди, многие пили чай и кофе; было совсем светло. Ольга Алексеевна (это она разбудила Саню, задев плечом) продефилировала мимо в туалет. Гарик на своей полке заговорщицки подмигнул. Ирочка еще спала, а Тахира нигде не было видно. Его постель уже была собрана, остался только расстеленный матрас. Часы в телефоне показывали почти полвосьмого утра; на экране висело сообщение от Натахи: «Ага». Золотая же баба, вот чего ему не хватает? Саня вздохнул и пихнул телефон в карман. Хотелось в сортир и курить. На полпути к тамбуру его выловил Тахир: в одной из соседних купешек он помогал женщине, выходящей в Ульяновске, доставать сумки. — Не ходи, сейчас станция будет. На улице лучше же? Вместе сходим. Саня не особенно хорошо себя чувствовал: наверное, мороженое и беляши не очень хорошо сочетались друг с другом. Или он вчера семок многовато съел? Сегодня Тахир здорово подбешивал. Чего привязался только? Саня помотал головой и вывернулся из его руки. В туалет-то все равно надо было. Он назло Тахиру проторчал в сортире половину остановки, а потом вернулся на свою полку. С утра в вагоне почти не было жарко, так что можно было вполне комфортно лежать и читать свои распечатки. Ирочка, уже одетая и с чашкой кофе в руке, одарила его презрительным взглядом. — Сейчас Ульяновск. Через полчаса, — сказал Тахир, возвращаясь с улицы. — Стоять там долго будем, час целый. Тебе принести «Буратины», или еще чего? — А сам чего? — Не, я сегодня не буду. Вечером меня мои встретят и всю плешь проклюют, что я что-то пил. — Ульяновск! — Алина прошла по вагону, поднимая последних сонь. — Станция Ульяновск! — Тоже не хочу. Минералки еще возьму, а то мою бутылку бабка, чтоль, запрятала. — Лады. Они покурили на платформе, а потом Тахир насторожился и напрягся, как охотничья собака. — Ты чуешь? — Чего? — Еда. — Ты голодный что ли? — Саня нахмурился, хотя беляши уже провалились, и он был бы не против что-нибудь съесть. — Я скоро, — улыбнулся Тахир. — Надеюсь, у нас будет охуенный завтрак. Саня только пожал плечами: ему и бомж-пакет был в самый раз. Он побродил немного по платформе, купил минералки и неторопливо закурил вторую сигарету, чтобы хватило на подольше. Тахир нарисовался минут за десять до отправления поезда; вид у него был довольный и загадочный. В одной руке он нес пакет со свертком внутри, в другой — баклажку кваса. — Я все достал! Сейчас пожрем. Они докурили вместе и забрались в вагон. В их купешке опять было пусто: Ирочка снова торчала у десантников, Гарик с мамой зависали в тамбуре, заряжая телефон, а потомственный интеллигент Смелянский со своим вчерашним другом сидели у них и костерили правительство. Тахир развернул свою ношу на столике, и тут же вкусно запахло свежим шашлыком. — Да ты прям этот, как его… доставала сладостей, — вспомнил Саня, глядя на горку шашлыка в свертке из армянского листового лаваша. — Кто? — не понял Тахир. — Рассказ такой есть. Детский. Не помню, кто автор. У меня сестра читала, классе в четвертом, что ли. — Ясно. Ты ешь давай, пока не остыл совсем. За окном загремело. Саня посмотрел туда и увидел… — Это что, море? — Волга, — чуть удивленно ответил Тахир. — Ты чего, Сань, моря не видел? — Не. Не до того было. Секции железнодорожного моста отделяли поезд от почти бесконечной водной глади, в которой отражалось небо. Мелкие волны рисовали рябью, качали далекие лодочки и большую баржу у самого горизонта. Саня такой красоты не помнил: мелкий он внимания не обращал, а три года назад зимой ехал и спал, скорее всего. Теперь ему очень захотелось увидеть настоящее море и сравнить: в его мыслях оно так вот и должно было выглядеть. Саня пялился, пока вода не скрылась из виду и не начались холмы, поросшие лесом. При этом у него было странное чувство, что Тахир глядит на него, но когда он пытался убедиться в этом, тот смотрел в окно. Вдвоем они быстро уговорили все, включая лаваш, хотя шашлык и остыл, и потом только лениво сидели на полке. — Слушай, а тебе можно свинину? Татары же вроде мусульмане? — Татары — да. А мне можно. Не религиозный я. Сегодня Тахир казался как-то серьезнее, больше хмурился, словно это у него в Москве баба обиженная осталась. Хотя, может, так оно и было. Вскоре после Ульяновска пошли сбоить часовые пояса. Многие пассажиры подходили к проводнице, чтобы уточнить время прибытия на следующую станцию. Саня и Тахир выходили курить каждый раз, когда длительность стоянки позволяла: в Димитровграде, Нурлате и Бугульме. В последней сошла Ирочка со своей кучей сумочек; ее встречали родители и какая-то мелкая девчонка, сестра, наверное. Тахир не выглядел слишком довольным от приближения к родному дому. Большую часть времени он хмурился и зыркал на Саню, но трепаться почти не переставал. Рассказывал о собаке, которая у него в детстве была, о брате, о школьных терках разных. Саня часто начинал беситься, но быстро успокаивался: по-настоящему сердиться на Тахира не получалось. Наверное, зря он перед отъездом не собрал силу воли в кулак и не встретился с Натахой: сейчас бы не ловил себя на том, что смотрит на плечи Тахира, на его сильные руки, яремную впадинку и красивые губы. Был за Саней такой грешок, любил он… посмотреть на всякое. Впрочем, бороться с этим выходило неплохо, так что большой проблемы он видел. После Бугульмы они заварили себе по бомж-пакету и запили остатками кваса. — Зур рэхмэт, бик тэмли булды! — радостно заявил Тахир. — Сам такой, — на всякий случай отозвался Саня. — Ты не перегрелся? Может, в нос тебе прописать? — Я сказал «большое спасибо, очень вкусно», — надулся тот. — Это по-татарски. — Ты со мной по-русски давай, а то я не всегда такой добрый. Телефон поймал сеть и принял сразу штук пять сообщений. Тахир поглядел на экран и нахмурился. — Достали уже. Все пишут и пишут, — вздохнул он. — Родные? — Ну да. — А девчонка? — Чего? — Ну, девчонка у тебя есть? — А, не, сейчас нет. Разошлись, времени не хватает на это. А у тебя? — Вроде как есть, но тоже не до того. Она обижается, конечно. — Ну да, это понятно. Семья с двумя детьми из соседней купешки вышла на станции со смешным названием Туймазы. Теперь Тахир больше молчал, так что курили почти в тишине. В их вагон здесь садилась тетка, похожая на учительницу музыки, с огромными баулами. Те никак не хотели пролезать в вагон, и Тахир взялся помогать. Тетка тянула изнутри, а он толкал снизу, пока баул не пропихнулся внутрь. — Ну бля, — Тахир дернул рукой, и нижняя ступенька покрылась красными пятнышками. — Там, походу, что-то острое было! — Я спрошу у проводницы перекись или типа того, — сказал Саня. — Стой тут, а не то весь вагон зальешь. — У меня пластырь есть. Посмотри на моей полке там, под матрасом. Может, в файле с билетами, — крикнул Тахир вслед. Под матрасом у Тахира обнаружился целый склад. Паспорт, плеер, кошелек с водительскими правами и прочей лабудой. Файл с распечатанными билетами лежал ближе всего. «Файзуллин Т В, — было написано там. — Отправление: Уфа». Обратный, значит. Совсем недолго на свадьбе гулять собирается. Лист из нескольких полосок пластыря лежал вместе с палеткой анальгина прямо поверх распечатки. Саня вынул пластырь, схватил со столика оставленную Ирочкой почти пустую пачку влажных салфеток, у Алины взял пузырек перекиси. Тахир со страдальческим лицом сидел на кортах у самой лесенки вагона. — Че так долго? — Нормально, терпи. — Две минуты, ребят, — сказала Алина, стоя на лесенке. — Мы успеем. На указательном пальце Тахира красовался длинный продольный порез, в который все еще набегала кровь. Саня щедро плеснул ему перекиси, потом снял пену влажной салфеткой. Повторил процедуру дважды, пока кровь не перестала идти, потом насухо вытер и замотал пластырем, использовав сразу весь лист. Тахир при этом лыбился как дебил и пялился на Саню. Бесило страшно. — Отправляемся! — заторопила Алина. — Быстрей! Парни запрыгнули в вагон, и Алина закрыла за ними дверь уже на ходу. — Говорил же, успеем, — Тахир ослепительно улыбнулся. — Экстремалы хреновы! Вот же два сапога... Улыбка Тахира растянулась еще шире, хотя казалось, что дальше некуда, и он снова стал похож на слабоумного. — Точно, мы такие. Сапоги. Народу в поезде стало поменьше. Тетка с баулами загрузилась в ту купешку, где до этого ехала семья с детьми и политическим мужиком. Интеллигент Смелянский пытался с ней общаться, надеясь найти нового собеседника и, может, компанию для пития. — А ты не голодный, Санька? У меня что-то доширак провалился и все, нет его. Тахир по-хозяйски сел на Ирочкину полку и вытянул ноги, к большому неудовольствию Ольги Алексеевны. — Да не знаю. Надо купить что-нибудь. — Ты с чем пирожки любишь? — продолжал трепаться Тахир. — Я вот с мясом. С капустой тоже ничего. И с луком и яйцом. Еще сладкие люблю, с рисом и курагой. — С картошкой. Рукой не маши, опять кровь пойдет. — Да ладно тебе. Тахир соскочил с полки и понесся куда-то по проходу. Саня сел к окошку и уставился туда, задумчиво глядя на поля подсолнухов, бархатные холмы и деревеньки, которые нарядно смотрелись из-за яркой покраски домов и разноцветных крыш. Минут через пятнадцать вернулся Тахир с пирожками. — Сейчас станция будет, двадцать пять минут стоим. Айда курить? Саня кивнул и полез в сумку за новой пачкой. За его спиной очень грустно и очень многозначительно вздохнул начинающий курильщик Гарик. На станции Кандры тоже выходили люди, но из их вагона никого. Тахир все больше мрачнел, то и дело проверяя время в телефоне. Ждал, что ли, чего. — Хорошо, уже ночью дома будешь. В нормальной койке спать, — сказал Саня, глядя, как какого-то дядьку, сошедшего с их поезда, обнимают женщина и маленькая девочка. — Да, зашибись просто. Я, Саня, домой как на каторгу. Родных-то люблю, конечно, но вот традиции эти… Они ж и в Москве умудряются мне мозг проедать, что живу я не по-людски, что жениться надо, в Уфу вернуться. А тут это будет каждый день, без перерыва. Да я, бля, уверен, что там уже очередь дочек маминых знакомых и подружек невесты меня поджидает. — Сочувствую, чувак. Следующая большая остановка была только через два часа. За это время парни доели пироги и сбегали покурить в тамбур. Тахир все заметнее нервничал, перескакивал с темы на тему, и то травил дурацкие анекдоты, то вдруг мрачно замолкал, думая о своем и хмурясь. Надо же, как переживал из-за приезда домой — а вроде ведь говорил, что часто приезжает. Саня чувствовал себя усталым, хотя ничего не делал. Какая-то противная тоска была в груди, и он отстраненно фиксировал какие-то детали для себя, на потом. Венки на руках Тахира, короткая щетина на щеках, ресницы длинные, как у девчонки. В спине прогиб красивый. Тахир об этом не узнает, да и никто вообще, а Сане будет потом что вспомнить. Да вот хоть когда с Натахой мириться придет: тут главное зажмуриться и представлять свое, тогда природа сама все сделает. Хорошо, что Натаха девка тихая, не пищит в процессе и никакими зайчиками не обзывается. Долгая остановка была уже в темноте и в какой-то заднице. Это даже не станция оказалась, а какая-то техническая остановка: в поезд заливали воду, еще что-то делали. Может, тут машинисты сменялись, кто их знает. Саня неторопливо пускал дым в небо, полное звезд, и сильно жалел, что не пересекся с Натахой перед отъездом, а Тахир стоит что-то слишком близко. — У нас в Уфе знаешь как красиво? Ты приезжай как-нибудь, серьезно. Я бы тебе там все показал. У нас парк сделали такой — закачаешься! Там на горе Салават, а вид вокруг — как с самолета, прикинь? Будто сам летишь и видишь все это. Саня кивал, конечно, но ничего не говорил. Ясно же, что все эти друзья в поезде на раз, только чтоб дорогу скоротать. На обратном пути в Москву Тахир будет выбегать покурить с кем-нибудь еще, и так же жарко зазывать его в гости. До Уфы оставалось меньше часа. Тахир собрал свои вещи, проверил несколько раз паспорт и билеты, сумку выставил на полку перед собой. От его нервозности будто воздух дрожал. — Тебя, наверное, встречают, — Саня постарался немного разрядить обстановку. — Стопудово. Хорошо еще, если всем колхозом не приехали, — нервно хохотнул Тахир, поглаживая свои колени. Он уже переоделся в джинсы и белую футболку, и Саня в сотый раз пожалел насчет Натахи. — Хорошо же. Они тебя любят, походу. — Любят, ага. Но лучше любить родню в паре тысяч километров, я считаю. Поезд остановился на какой-то маленькой станции. Тахир рвано выдохнул. — Дема. Ну все, еще минут пятнадцать… Санька, пойдем курнем по последней, а? Что-то я психую. Они вышли в тамбур, и Тахир несколько раз не мог нормально прикурить из-за дрожащих рук. — Да че ты, бля, — Саня подпалил ему сигарету и строго посмотрел. — Соберись давай. — Спасибо. Сам не знаю, чего так. — Бывает. Тебе бы выпить. — Не. Сегодня точно нет, а то еще и на эту тему мозг выносить будут. Докуривали молча. Саня тоже начал нервничать, то и дело ловя на себе быстрые взгляды Тахира. Все-таки какой-то он мутный оказался. — Санька, а ты вообще в судьбу веришь? — спросил мутный Тахир, затушив окурок и отправив его в окно. — Фигня. Человек получает то, что заслужил. Как поработал — так и полопал. — Думаешь? И никаких случайностей? — Любая случайность получается потому что кто-то где-то что-то решил. Ты чего на философию-то перешел? Совсем лихо, ага? — Вроде того, ага. — Уфа! Станция Уфа, кто на выход! — кричала в вагоне Алина. Тахир стоял совсем близко и молчал. И смотрел опять странно как-то, неприятно. Саня чувствовал запах его одеколона, смешанный с сигаретным дымом. Тусклая лампочка выхватывала из полумрака его длинные девчачьи ресницы. — Санька… я… Саня даже понять не успел, как это получилось. Тахир взял его за лицо и поцеловал. Прижал крепче, когда Саня дернулся, цепенея, пропихнул в рот язык, выдыхая с едва слышным стоном. Это было похоже на гребаный взрыв в голове. Сане показалось, что он ослеп и оглох разом, но реакция у него была неплохая. Он оттолкнул Тахира и тяжело задышал, тыльной стороной ладони утирая мокрый рот. Поезд остановился. — Ты, бля, это… ты чего, ебанулся? — Не угадал? — как-то очень несчастно выдавил Тахир. — Я ж… ты прости. Санька, ты же такой, ну… — Пидор я? Так, что ли? — Да нет, я ж не это… бля. Тахир рванул на себя дверь и вышел, с грохотом закрывая ее за собой. Саня за ним не пошел. Он стоял, привалившись плечом к стене, и его даже так заметно шатало. Когда Саня вернулся в вагон, умытый раз пятьсот и побившийся головой о стены, Тахира уже не было. Счастливый Гарик подмигнул ему и показал пачку сигарет, которые курил Тахир. Саня кивнул и залез на свою полку, отвернувшись к окну. За его спиной ходили какие-то люди, разговаривали, смеялись. Кто-то пил поздний чай, а кто-то и не чай вовсе. Саня смотрел, как проплывают в темноте ночные огни редких деревень, и хотел бы что-то чувствовать. Но внутри было пусто и почему-то тяжело. Интересно, может ли пустота быть тяжелой? Губы горели огнем, хотя Саня несколько раз мыл рот с мылом холодной водой. А еще там постоянно ощущались бархатистые касания чужого языка. С Натахой почему-то так не получалось. Саня так и не уснул этой ночью. Едва начинала наваливаться дрема, ему мерещился веселый голос Тахира или его же глухое «Не угадал?», и глаза распахивались сами собой. В шесть утра на выход собрались Гарик и Ольга Алексеевна. Саня сполз вниз и вышел покурить впервые после тамбура. Зябко поеживаясь от рассветного холода, он смотрел, как их встречает возможный будущий «папа»: мужик, похожий на советского инженера с букетиком белых гвоздичек в руках. В вагоне стало еще тише. Тетка с баулами и интеллигент Смелянский употребляли коньячок прямо с рассветом. Свистящая бабулька еще спала. В купешке с десантниками осталось всего двое ребят. Саня заварил себе бомж-пакет, купленный у Алины, и устроился на опустевшей полке Ольги Алексеевны за столиком. «Файзуллин Т В, — вертелось в голове. — Отправление: Уфа». В Челябинске было на удивление солнечно. Саня вышел один из последних, неторопливо топая в сторону вокзала. Он все еще не знал, что делать с тем странным, что поселилось у него внутри. Не был готов к такому, никогда даже не думал всерьез, что оно такое бывает. В здании вокзала Саня дошел до касс и сдал свой обратный билет на послезавтра. Он все еще считал, что починит бабкин шкаф за три-то почти полных дня, но ему нужно было время, чтобы как-то ужиться с новым опытом, о котором и не расскажешь никому. — Александров Владимир Юрьевич, вас ожидают у стойки информации, — объявили по громкой связи. Странно, ждать Саню тут было некому. Может, тезка? На всякий случай он подошел ближе. — Вовка! Внучок! — Мария Федоровна Свистунова до того рада была увидеть внука, что заторопилась навстречу, позабыв о палке. — Приехал, гляди ж ты! Мужик совсем стал! А тощий-то какой, ужасть! — Бабуль, ты что тут делаешь? — Саня гладил спину бабушки, обнимавшей его в районе груди. — Далеко же. Зачем? — Не такая уж я и старая, чтобы внука родного не встретить! Такси заказала, мне соседка помогла, Танюшка. Симпатичная такая девчонка, увидишь, — бабушка подмигнула всем своим маленьким сморщенным лицом. — Ну, идем скорее, а то у меня ж тесто там, поди, уже по столу пошло. Трехэтажный дом по Артиллерийской выглядел совсем так же, как и в Санином детстве. Разве что окна кое-где сменяли на пластик. А в бабушкиной квартире время словно остановилось совсем. Даже дедово пальто так и висело в прихожей, будто он вот-вот соберется в булочную. — Сейчас я пирожков тебе нажарю… ты пока в душ сходи, поди ж грязный с дороги. Полотенца там… — …в шкафчике сверху. Я помню, бабуль. — Ай, молодец. Вещи грязные в ванной брось, я постираю потом. Я тебе в светелке постелила, где обычно. Спать, наверное, хочешь, ага? — Не. Нормально все, бабуль. Саня смотрел на свое отражение в старом зеркале, будто надеялся увидеть изменения. Что в нем выдавало… это? Или это только Тахир увидел? Или Саня где-то палится? Зашквар же, если кто узнает. Когда Саня закончил с мытьем, по квартире уже поплыл дивный запах жареных пирожков. На кухне бабушка хлопотала над чудовищной кастрюлей теста и тремя мисками начинки: картошки, капусты и ошпаренных яблок. — Вот, давай, горяченькие бери. Эти с картошкой, твои любимые. Ох, Вовка, как на Галку-то похож стал! Ну вылитая мамка твоя! Счастливым, значит, будешь. — Это еще почему? — спросил Саня с набитым ртом. — Народная мудрость такая. Если сын на мать похож, то счастливый будет в любви. А ты один в один Галочка, ничего от отца нету. — Маринка на батю похожа, — сказал Саня. — Да знаю я, что же, не видела, что ли. Тоже счастливая: сын похож на мать, дочка — на отца. Это к счастью. Саня подумал, что непременно скажет об этом Маринке, когда вернется. Сестре исполнилось тринадцать. У нее полезли прыщи и потому она начала переживать из-за внешности. Саня как-то даже ходил в ее школу, общался с пацанами, которые вздумали Маринку дразнить. В «светелке» — бывшей детской комнате мамы — все оставалось так, как Саня оставил в свое последнее лето здесь десять лет назад. Какие-то вырезки из старых газет про машины, ржавые уже металлические шарики, коробка с крючками и грузилами для рыбалки, которую ему когда-то давно выделил дед. «Тахан-халва» было написано на ней. Саня почему-то прочел «Тахир». Да бля. — Че там со шкафом у тебя, бабуль? Давай, показывай. Трое суток Саня чинил все, до чего дотягивались руки, и доламывал то, что починить было нельзя. Шкаф, полки на кухне, полы в прихожей, входную дверь. Трубы в ванной Саня вообще заменил на пластик, пробежавшись по соседям и выпросив за миску пирогов на вечер машинку для сварки. Потом заменил треснувшую раковину. Повесил новую люстру в горнице. Ободрал на кухне старые обои, заделал трещины и вытащил бабушку в магазин, чтобы сама новые выбрала. — Ой, Вов, может, ну их, а? Вот эти, вроде, попроще… — Ты не попроще бери, а покрасивее. Чтоб тебе нравилось, и чтоб мыть можно было. Саня хотел бы отвлечься, но не мог не думать о Тахире. Каждое его слово, сука, вспоминал. Про семью, про школу, про собаку эту его долбанную. И это вот «не угадал?». Такое отчаянное, аж до боли. Сука. — А красиво будет, а? Я будто в лесу сижу, — ворковала бабушка, поглаживая рулоны фотообоев «Лесное озеро». — И простора больше сразу, правда, Вов? Саня кивал и продолжал думать о своем. «Надо поговорить, когда увидимся. Имеет ли смысл это все», — писала Натаха. С фотки в Рузаевке Тахир широко улыбался ему у большого футбольного мяча. Нет никакой судьбы. Судьба — это когда кто-то что-то делает. Мобильный интернет здесь ловил нормально, но старый смартфон то и дело глючил и вырубал браузер. Саня влез в заначку на комп, но не жалел об этом. Он до конца не был уверен, что успешно купил билет в Москву, пока не пришел на почту электронный бланк. Теперь оставалось надеяться, что он нигде не ошибся. — Жаль, что погостил так мало, — сокрушалась бабушка, не догадываясь, что изначально Саня планировал уехать еще позавчера. — И с Танюшей не познакомились… — Ничего, бабуль. Я еще приеду. Как чего сломается, или помощь нужна будет — ты мамке говори, все решим. Ага? Обратный поезд «Челябинск-Москва» отходил от вокзала вечером. Саня помахал бабушке в окно, пока она не осталась позади, и пошел занимать свое место. Больше всего он боялся, что неправильно запомнил цифры. Вдруг это не тот вагон? Или вообще не тот поезд. Или все то, но планы изменились… Боковушка у туалета и правда была филиалом ада. Саня не мог уснуть, даже если бы хотел: мимо то и дело шастали люди, в тамбуре разговаривали и курили, то и дело несло сортиром. В Уфу поезд прибывал в шесть двадцать и стоял там полтора часа. Саня вышел покурить, а потом затарился на свое место. Он пытался читать о сайлентблоках, но постоянно прислушивался к разговорам в вагоне. Уже пару раз он вздрагивал, но ошибался. — Светочка, можно чаю? — голос Тахира звучал устало и как-то грустно. Проводница явно строила ему глазки, заливисто хохоча и отвечая что-то кокетливое. Саня наблюдал из-за стенки, как Тахир сидит на нижней полке в трех купешках от него, спрятав лицо в ладонях. Что делать дальше, он так и не придумал. Примерно через час Тахир стал пробираться в конец. Пообщался с ребенком в одной купешке, помог забраться на верхнюю полку пенсионеру в следующей. А потом наткнулся взглядом на серьезное Санино лицо. Было чувство, что все звуки в один момент пропали. Как в кино. — Саня, — выдохнул Тахир в гулкой тишине. — Ты здесь? — Не угадал? — вернул ему его задвиг Саня. Тахир густо покраснел и начал улыбаться. — Ты тут откуда? — Из Челябинска. Ты у меня фотку свою не забрал. С мячом. Пидор, — Саня почувствовал, что тоже краснеет, и улыбнулся в ответ. — От пидора слышу, — уже уверенно расплылся в улыбке Тахир. — Пойдем курить? Сейчас станция долгая будет.