Дом, улица, гараж, кусочек неба в грязной луже

Тахиру нравилась Москва. Шумная, яркая, большая. Потеряться здесь было легче легкого, найти себя — еще проще. Он приехал сюда в августе, вроде как на остаток каникул погулять, а на самом деле и не собирался возвращаться. Знакомые здесь были, а близких — никого. Это не помешало Тахиру найти первую работу не сходя с поезда: общительный азербайджанец Анвар, с которым они разговорились в вагоне-ресторане, предложил поработать продавцом в его палатке с шаурмой и посоветовал хорошую общагу, где можно было временно решить вопрос с регистрацией. В шаурме Тахир проработал всего месяц, а потом его сманили в грузинский ресторан. Палатка после этого быстро свернулась: прибыли очень резко упали, и вскоре на этом месте открыли цветочный ларек. В ресторане клиенты были разные, и предлагали тоже очень разное. Один зазывал в эскорт, другой — в модельное агентство, третий — продавать люксовую косметику в бутике для мужчин. Тахира хватило на три месяца, и уже к Новому году он уволился и вышел в магазин автомобильной электроники. Не лежала у него душа ко всем этим пидорским вещам, хоть и денег, наверняка, больше выходило. Ну или нет, хрен знает. В магазине было цивильно, но правила очень утомительные: сидеть нельзя, ко всем посетителям подходить и предлагать помощь, впаривать системы подороже. Тахир неплохо заработал там и обзавелся некоторыми связями, что позволило ему летом выбирать между несколькими вариантами. К тому времени родители как раз подостыли насчет брошенного им института, так что их удалось навестить в перерыве между одной работой и другой. Тахир приехал в Уфу красивый и подтянутый, в модных московских шмотках и с гостинцами, и теперь уже даже бабушка Сахия встала на его сторону: зачем, мол, парню эта нефтянка, если душа не лежит? Захочет — потом закончит институт, а пока раз так все хорошо, пусть и работает. Мама-то изначально не очень возмущалась, зато папа долго сокрушался, что он для сыновей не авторитет: сперва Марс отказался от карьеры менеджера в нефтянке, предпочитая учиться на повара, теперь вот, и Тахир... Понятно, что Вали Шамильевич, выросший в детдоме, хотел оказать детям помощь и поддержку, которой не было у него самого, но Тахир убедил его, что так они с братом будут больше гордиться своими успехами, а не тем, что папа помог. К осени он вернулся в Москву и вышел работать по рекомендации друзей на Южнопортовый автомобильный рынок. Тахир думал, что продержится тут максимум год, а в результате застрял надолго. Рынок — это как отдельный мир, город в городе. Здесь свои обычаи, правила и законы. Даже время считается иначе. Ты либо принимаешь эти условия и живешь по ним, либо очень быстро уходишь, чтобы вспоминать с ужасом и никогда не возвращаться. Тахир почти сразу стал своим здесь, легко освоился и даже начал ценить те редкие моменты скупого очарования этого места. Вместе с другими ребятами они отмечали свадьбы, дни рождения, приходы из армии, вместе плакали на поминках, когда веселый и шебутной Тоха Рузаев разбился в аварии, а потом всей толпой собирали вещи, продукты и деньги для семьи Аслана Саркисяна, у которого сгорел дом. Тут требовалось только не светить своими вкусами. Тахир не особо прятался от призыва, поэтому не удивился, когда по месту временной регистрации на съемную квартиру пришла повестка в армию. Он обратился в военкомат по месту пребывания и явился на медкомиссию. Снаружи его ждала целая толпа народу с рынка, которая взвыла от восторга, когда вышедший Тахир поднял над головой, как плакат, справку, что к службе в армии он не годен по этическим причинам. Конечно, всем пришлось рассказывать, что ему удалось убедить психиатра в собственном глубоко пацифистском мировоззрении, и некоторые ребята стали пытаться этим пользоваться (говорят, даже кому-то удалось отмазаться таким образом), но на самом деле он честно признался врачу, что является геем и проживание в казарме с молодыми парнями будет омрачено его интересом. После ряда тестов (даже детектор лжи использовали!) и личной беседы с психиатром Тахир получил заветный билет с обтекаемой формулировкой и свободу. Он не сразу понял, как сильно ему повезло, но был очень рад, что не нужно никуда уезжать. Отмечали всем рынком, несмотря на собачью осеннюю погоду, и Тахиру больших трудов стоило не спалиться: Славик Курицын из техцентра Опель, который ему вроде как нравился, крутился поблизости. А когда Тахир свалился с воспалением легких, ребята навещали его в больничке и дома с едой и лекарствами. В общем, он просто знал, что всегда может обратиться за помощью, и ему не откажут, потому что и сам помогал без вопросов. Под Новый год работа шла по-всякому: то приваливал народ, то целый день никого. Тахир каждое утро гадал на котиках. В старом доме на Трофимова в мутном окне часто сидели коты, и он загадывал: если много котов, то и народу много, прибыль будет. Если в основном светлые — то все хорошо. Если котов мало или не видно вообще, то весь день можно спать или играть в телефон. Темные коты — к проблемным покупанам или к конфликтам с контрагентами. Никогда не подводило. Сегодня в заветном окне сидела всего одна маленькая изящная сиамка. Свет фонарей отражался в ее голубых глазах с красными бликами, и Тахир даже задумался: она светлая или темная? Замок на двери подмерз за ночь, пришлось греть ключ зажигалкой. Внутри на легком режиме работал конвектор и было почти тепло. Тахир врубил свет, открыл подсобку и поставил чайник, чтоб вскипел, пока он переодевается: в полвосьмого должна была прибыть фура с товаром, ему разгружать. Последняя поставка этого года! Телефон затрезвонил почти сразу, и Тахиру пришлось балансировать с трубкой в одной штанине. День начинался как обычно. Такие дни иногда случались: вроде обычные, но какие-то особенно уютные, будто подшитые мягким изнутри. Хотя, возможно, дело было в Вовке, который остался спать дома под одеялом: сегодня у него не было утренней смены. Когда Тахир уходил в шесть утра, тот еще сопел в нагретой за ночь постели, такой теплый и домашний, что отпускать не хотелось. Правда, в ответ на попытку подкатить и потискаться, Вовка заворчал и стал не глядя пинаться в одеяле, так что пришлось довольствоваться своими фантазиями, но все равно это было лучше, чем ничего. Раньше Тахир не думал, счастлив ли он здесь. Просто жил, гонял на работу, строил планы. А теперь он точно знал, что да, счастлив. Потому что каждый день он не просто возвращался домой, а к нему. К Вовке. Из-за этого вся жизнь обретала смысл. Девчонки в магазин заходили нечасто, и как правило делились на два типа: дева-ачки, которые ничего в этом не понимали и просто хотели «вот такую вот штучку», или настоящие автомобилистки, знающие, что им нужно иногда вплоть до фабричного артикула. Но эта была другая. Сперва Тахир решил, что она кого-то ждет, а внутрь зашла, чтобы не мерзнуть. Но уверен не был, поэтому выглянул из подсобки, где у него как раз закипал чайник, в помещение и широко улыбнулся. — Обращайтесь, если что-то понадобится! — Спасибо, — девушка вымученно улыбнулась в ответ и отвернулась. Кажется, она недавно плакала. И плечи у нее были приподняты, как от холода, или будто она пыталась защититься от невидимой угрозы. Тахир уже знал, что у нее что-то случилось, и вопрос был только в том, может ли он чем-нибудь помочь, или это трагедия уровня сломанного ногтя, где бессильны даже супергерои Марвел. Девушка обошла торговый зал дважды и медленно зашла на третий круг. У витрины с кабелями и разъемами она остановилась, выгребла из карманов мелочь и стала ее пересчитывать, потом шмыгнула носом и отвернулась к стене. Впрочем, плечи у нее затряслись вполне красноречиво. «Теорию большого взрыва» Тахир не смотрел, в Техасе не бывал, и имел очень смутное представление об этикете, но тоже считал, что расстроенному человеку стоит предложить чай. Он нацепил на палец специально купленное для таких случаев обручальное кольцо, кинул по пакетику «Гринфилда» в одноразовые стаканчики, залил кипятком и вышел со всем этим добром к девушке. — Держи, — он протянул ей один стаканчик и отхлебнул из второго. — Что у тебя случилось? — У меня нет денег, не надо, — испуганно отшатнулась та. — Я просто погреюсь и уйду. — Да все нормально, не надо денег. Пей чай, он горячий. Как раз согреешься. Девушка посмотрела на Тахира долгим взглядом и снова собралась плакать. — Спасибо, — она шмыгнула носом и обняла стаканчик ладонями. — Так что случилось? — повторил Тахир, потягивая горячий чай. — Потерялась, поругалась или еще что? Меня Тахир зовут, кстати. — Оксана. Я… все сразу, наверное, — она сморгнула слезы и прикусила губы, чтобы не всхлипывать. — Сама виновата. — Присядь-ка, — Тахир ногой вытолкнул из подсобки табуретку, для тепла оббитую вырвиглазно-салатовым мехом дохлого чебурашки. — Вот теперь рассказывай, что за горе. Хуже-то не будет, ага? Оксана приехала из Винницы за своей большой любовью — бывшим одноклассником Данилой. Перессорилась со всей семьей, чуть не довела до инфаркта бабушку. Там у нее была непыльная работа сразу после школы (в фирме по производству тортов, которой владел отец), по желанию она могла бы отправиться в любой институт страны на платной основе, а вместо этого Оксана отправилась в поганую Москву за дурным парнем без роду и племени, не имевшим, к тому же, никаких перспектив. Но она никого не слушала: в ней говорили, перебивая друг друга, большая любовь и юношеский максимализм. Высказав всем родным кучу интересного, не стесняясь в выражениях, Оксана разругалась даже с братом, с которым всегда были хорошие отношения. Окрыленная, она рванула покорять российскую столицу, не оглядываясь назад. У нее был Данила, а все остальное значения не имело. Поначалу дела шли неплохо. Данила устроился на работу, они сняли комнату в квартире со студентами, Оксана немного подрабатывала, где получалось. Потом начались задержки с зарплатой, и временами им приходилось сидеть на пустых макаронах. Вдвоем они кое-как наскребали только на аренду, и Оксана пошла работать в клининговую компанию уборщицей по вызову, несмотря на аллергию на моющие средства. Они с Данилой начали ссориться, он все позже приходил домой и временами ночевал у друзей. Претензии были стандартные: у Оксаны не было сил, чтобы устраивать ему ежевечерние танцы в кружевах, делать массаж и все такое, а еще содержать жилье в чистоте и готовить каждый день свежее. Во время очередной ссоры Данила ударил ее. Потом извинялся, говорил, что сорвался от стресса, и что все это нервы, и нужно только потерпеть немного, и все у них будет хорошо, наладится со временем. Оксана ему верила, потому что любила, да и вариантов особо не было. А потом нашла его переписку с какой-то Светой, которая звала Данилу к себе, а тот отвечал, что не может оставить больную сестру одну. Оксана вспылила, наговорила всякого, расплакалась. А Данила даже ничего отрицать не стал, просто назвал ее дурой и сел гонять танки по сети. Она ушла проветриться и успокоиться, переночевала у подруги, а утром вернулась и обнаружила свои вещи на лестнице у дверей. На стук и звонки вышел сосед по квартире и сказал, что Данила вроде бы съехал, и хозяйка собирается вот-вот подойти, чтобы осмотреть комнату перед заселением новых жильцов. Телефон Данилы не отвечал, Оксана совсем растерялась. Близких в городе нет, только пара подруг, у которых свои дела и семьи. Денег всего ничего: все нехитрые запасы Данила забрал с собой (а также ноутбук, оба планшета и даже пылесос), нормальной работы нет. Поплакав на лестнице, Оксана кое-как собралась с мыслями, договорилась с подругой, что временно оставит у нее вещи и попробует поискать работу с жильем. — Я заходила в салоны сотовой связи, в кафешки, вот в столовой тут была. Всем надо регистрацию, разрешение на работу, санитарную книжку… да и жилья нигде нет. Некоторые еще и образование спрашивают, а у меня только школа в Виннице, — Оксана высморкалась и постаралась дышать ровно. — Ну ясно, — протянул Тахир, прикидывая в уме. Он был уверен, что Оксана говорит правду о случившемся, хотя наверняка и сама не то чтоб прям белая и пушистая. В большинстве своем знакомые украинские девушки были не из тех, кто легко дает себя в обиду, и их умением устраиваться поудобнее Тахир искренне восхищался. Конечно, он вовсе не был обязан помогать, да и сама Оксана ни о чем не просила, но почему не сделать, если можешь? Люди — единственный по-настоящему важный ресурс, на который мы можем избирательно влиять в своей жизни, в отличие от времени и солнечного излучения. — Я пойду. Спасибо за чай, — Оксана кинула стаканчик в мусорку и встала. — Может, что-то найдется неподалеку. Ты не знаешь, нигде тут не нужны работники? — Не спеши. Посиди, я позвоню по знакомым тут, может, и правда что-то найдется. — О, спасибо! Было бы здорово. Только я в машинах ничего не смыслю, — сказала Оксана и шмыгнула носом. — Торты делать умею. — А на заказ делать не пробовала? — Тахир улыбнулся и набрал номер Илюхи Загорного. — Ты знаешь, сколько стоит правильная духовка для тортов? — Оксана грустно усмехнулась. — Мне на нее работать и работать. А в обычной так не получится. Вон сколько этих тортовых блогерш сейчас развелось — все красиво и креативно, а внутри обычные коржи на троечку и дешевый крем из концентратов. — Илюх, привет, — сказал Тахир, услышав в трубке смешной детский голосок знакомого. — Как оно? — Привет. Да ничего все. Чо хотел? У меня тут новая партия запчастей подъехала — от родных не отличить, а цена приятная. — О, спасибо, загляну. Слуш, я по какому вопросу… ты, вроде бы, искал продавца в ночную смену? А девушка не подойдет? Симпатичная. Оксана притихла и смотрела круглыми детскими глазами. Илюха на том конце заинтересовался. — Кто такая, откуда? — Моя знакомая. С Украины она, документы тоже украинские. Жить негде и не на что, — охотно объяснил Тахир. — Помогай. — Это можно, лишь бы толковая была и не крысятничала. Комната в общаге на троих девочек ее устроит? К вечеру он помог Оксане перевезти вещи от подруги на новое место жительства. Общага была вполне приличная: народ тут жил небогатый и разнородный, но все, в основном, работающие на рынке и рядом. Комнатка выглядела опрятной, соседками Оксаны стали Марьяна из Кишинева и Олэна из Чернигова: обе работницы столовой. Они уже ждали Оксану, вкратце знали ее историю и собрали небольшое угощение. Тахира тоже приглашали за стол, но он отказался: хотел вообще пораньше сегодня вернуться домой, чтобы еды наготовить, и так уже не вышло. Вовка, наверное, его опередит, и будет голодный сидеть. У Дубровки Тахир неожиданно встрял в пробке: авария с газелькой и заниженной приорой. «Ты когда будешь? Картохи наварю», — написал Вовка. «Лучше пельменей. Я голодный. Минут через сорок, видимо». «Поздно, я уже начистил картохи». Тахир чуть не прослезился от умиления и, наверное, поэтому совсем не сердился на столкнувшихся орлов, бурно выясняющих отношения у своих подбитых болидов. В окне ползущей рядом тойоты девочка лет семи улыбалась и махала всем соседям по пробке букетом из еловых веточек, красных ягод и мишуры. У нее на голове мерцал венок из светящейся гирлянды: наверное, блок с батарейками положила в капюшон. Новый год же на носу, и правда… Тахир и сам не знал, зачем сфоткал Оксанкин паспорт. Привычка, что ли? Пока толкались на светофоре, нашел в соцсети однофамильцев Оксаны в Виннице, выбрал парней плюс-минус десять лет, и у первого же из них, по имени Олексiй, в фото нашелся совместный снимок с ней самой. Полистав еще немного, Тахир нашел и страничку с их семейными тортами, и даже (наверное) фото родителей. На Земляном валу он уже переписывался с Олэксием-Алексеем, а на повороте в родные переулки тот не выдержал и позвонил. — Спасибо тебе, бро. Я так рад, что Оксанка нашлась! Ща к родителям метнусь, расскажу им. Мама часто грустит и плачет, бабушка вообще слегла и от врачей отказывается — мол, ничего мне не надо, лишь бы внучка вернулась домой живая. — Да не за что ваще. Ты это… может, приедешь к ней? Она сама ж не станет звонить, стыдно ей. Боится, что вы ее ругать будете. Тахир уже загнал машину под стену дома , но наружу не выходил. В окнах соседней пятиэтажки мигали огоньки елок и гирлянд; на одном из балконов стояли здоровенная елка и фигурка светящегося оленя. Мимо машины Тахира по скользкой дороге медленно ковыляла старенькая Серафима Карловна, соседка снизу. В ее пакете виднелись пакетики с кошачьим кормом, апельсин и упаковка копченой скумбрии с яркой этикеткой «Акция!». Надо будет зайти, занести ей мандаринок и конфет. Трюфелей ее любимых, только нормальных, а не этих, подделок всяких. Алексей некоторое время сопел в трубку и молчал, соображая. — А ты знаешь… приеду. У меня как раз компания на Новый год обломалась, думал, к родителям идти или в бар. Да и с Даней потолковать по-мужски аж руки чешутся. Ты адресок мне скинь, я там посмотрю жилье поближе. У меня есть пара знакомых в Москве, но влом их напрягать. Да и храплю я как пиздец. Ты только Оксанке не говори, пусть сюрприз будет, хорошо? Закончив разговор, Тахир вышел из машины и закурил. В кухонном окне их с Вовкой квартиры горел яркий свет, а в комнате за шторами что-то едва заметно мерцало. Наверное, Вовка гирлянду на шкафу нашел. Тахир курил и ждал, пока широченная улыбка не сползет немного, но та и не думала ослабевать. Что-то в груди распирало и требовало петь в голос, ну или вот, хотя бы лыбиться, как Джокер из кино. Вовка открыл дверь, когда Тахир только вытряхнул из кармана ключи, выискивая нужный. — Ты под дверью чтоль караулил? — Да было б чего караулить, — отозвался Вовка, прочесывая отросшую челку пальцами. — Ты б еще дольше под окнами стоял, олень. И топаешь громко. Он говорил хмуро, пытаясь спрятать радостную лыбу. Тахир сразу заметил, что Вовка будто смущается своих эмоций, и не заострял внимание. Ну, нравится ему так. Может, потом отойдет. В квартире офигенно пахло жареной картошкой, мандаринами и елкой. — Ты чем-то набрызгал, что ли? — спросил Тахир, скинув куртку на пол и вытряхивая ноги из ботинок. — Чем набрызгал? — нахмурился Вовка. — Ты о чем? Бля, чайник! Он умчался на кухню, а Тахир пошел следом, но затормозил у распахнутой двери комнаты. В тесной щели между диваном, матрасом и стеной было втиснуто ведро, обернутое мишурой. Из него торчал веник свежих еловых веток с шишками, украшенный старенькими игрушками, которые Вовка нашел в квартире, и пожилой гирляндой. На краю дивана стояла миска с мандаринами. — Красота, — выдохнул Тахир. — Чего застрял? — выглянул из кухни Вовка. — Я жрать хочу, харе зависать. — Вовка-а, — Тахир обнял его и засопел в шею. — Так хорошо! Елку придумал, и мандарины… и еду сготовил. Бля, как это мне так повезло, я ведь вел себя не очень-то хорошо в этом году! — Ну это, — смутился тот. — Новый год же почти. Настроение. Жрать идем, а? Картоха стынет, пиво греется. Я и скумбрии взял в магазе, там акция сегодня.