Crush

      Позже Хакс размышлял, что же послужило отправной точкой. Он снова и снова прокручивал в голове осенние вечера, такие похожие и в то же время отличающиеся в тысячах мелочей, и в конце концов пришёл к выводу, что всё началось в один-единственный конкретный день.       Длился он вполне безобидно и даже воодушевляюще: лето решило напоследок напомнить о себе, и жар солнца стелился по жёлто-оранжевым холмам, путался в позолоченных верхушках деревьев, проникал под грубую пальтовую ткань.       Даже белое больничное крыльцо и прямые строгие колонны у входа выглядели тогда не тревожно, а скорее помпезно, будто в доме скрывался провинциальный музей или маленькая гостиница. Но что оказалось самым важным, важнее даже, чем прекрасная погода и всеобщий духовный подъём — это был первый день за долгое время, когда никто не умер от испанки.       Для Хакса это значило очень многое, пусть даже работы всё равно оставалось в достатке, и он вправлял, шил, промывал и удалял, будто перед ним шёл не поток испуганных, доверчиво заглядывающих в лицо людей, а конвейер с механическими деталями, которые следовало починить.       И он чинил, оставаясь беспристрастным и собранным, тщетно стараясь экономить сигареты, но срываясь и выкуривая свою обычную дневную норму.       Следует на трубку перейти, раздумывал Хакс, стряхивая пепел под ноги. Как же он может помогать людям избавляться от болезней, если не в силах избавиться от пагубной привычки?       С другой стороны, он никогда не просил считать себя примером для подражания. А слова Дэмерона — что ж, тот и сам насквозь пропах дымом, и казалось несуразным с его стороны критиковать количество сигарет. Но мысль про трубку Хакс отметал, чуть только она появлялась; ещё во время учёбы в Париже один из однокурсников вальяжно объяснял, что в трубочном курении главное — подготовительный процесс, набивка, прочистка, и суть не в самой трубке, а в той обстановке, в которой эта трубка выкуривается.       Хакс честно попытался представить себя в кресле возле камина, расслабленного и умиротворённого, но картина получалась не очень достоверной.       Однако же он впервые за долгое время возвращался домой в состоянии приподнятом и бодром, поглядывая из-за высоких бортиков повозки на плывущие мимо кусты и траву, слушая, как стучат по подсохшей грязи лошадиные копыта, и даже тени на стенах родительского особняка не выглядели столь мрачными, как обычно.       Он распрощался с кучером, отдав тому распоряжение свозить Роуз на рынок в ближайший торговый день, и долго стоял на крыльце, сунув руки в карманы, дыша полной грудью и глядя на низкие сероватые облака. День клонился к закату.       Когда Хакс неторопливо вошёл в дом и уже снял пальто, сбоку из кухни выглянула Роуз. Рукава её платья были закатаны почти по локоть, а ладони и пальцы густо вымазало что-то тёмно-розовое. — Доктор, вот и вы! — воскликнула она. Хакс помахал ей рукой, старательно удерживая равновесие на одной ноге и стряхивая с другой ботинок. — Как прошёл день? — Лучше, чем я думал, — признался Хакс. — Погода сегодня великолепная, и мне кажется, это повлияло на всех с лучшей стороны. Даже пациенты отказались умирать, а они народ упрямый. — Вы не могли бы мне помочь? Я должна была отнести чистую одежду капитану Дэмерону в ванную, но не успела почистить свёклу, и руки все в соке. Не хотелось бы заставлять капитана ждать.       Хакс принялся стаскивать с себя пиджак. — Хочешь, чтобы я ему отнёс вещи? — уточнил он. — Конечно, без проблем.       Роуз благодарно улыбнулась. На щеке краснел смазанный след свекольного сока — Хакс так и видел, как она решила отбросить за ухо выскользнувшую из плена шпилек прядь и незаметно для себя испачкала лицо. — Спасибо вам огромное, доктор! Я выбрала кое-что из вашей старой одежды, надеюсь, вы не будете против? Те зелёные брюки вы ведь всё равно не носите...       Хакс заверил её, что всё в порядке, и отправился вслед за Роуз на кухню, чтобы на паровой батарее найти простого кроя бежевую рубашку, брюки, которые никогда не носил, потому что они были ему велики, пару белья и неожиданно незнакомые мужские ботинки. Должно быть, Роуз выбрала пару у местного сапожника, когда ездила закупаться после объявления карантина. — Надеюсь, размер будет впору, — озабоченно пробормотала Роуз, кивая на ботинки. — Что ж, я побыстрее закончу и буду накрывать ужин! Сегодня у нас свинина с зелёным горошком и свёклой!       Хакс тревожно покосился на кастрюлю с корнеплодами, но спорить не стал.       Подхватив тёплую стопку одежды и водрузив обувь сверху, он вышел обратно в коридор и направился к ванной. Половицы под ногами поскрипывали, и мысли Хакса снова сами-собой свернули к идее курительной трубки. Может, ему попробовать хотя бы дома? У камина, со стаканчиком виски и медицинским справочником, это звучит не так уж и плохо. Другой вопрос, хватит ли ему терпения и усидчивости…       Он остановился у нужной двери, прикоснулся пальцами к латунной ручке и замер: створка была приоткрыта.       Виной тому, как видно, был сквозняк. Дверь в ванную всегда закрывалась неплотно, и Хакс всё собирался вызвать слесаря, чтобы тот поменял петли и смазал пружины, но постоянно откладывал на потом.       В коридоре было темно, сквозь широкую щель на лицо Хакса падал свет от переносной лампы — Роуз, видимо, принесла её и установила на деревянном табурете у стены — и он невольно вцепился крепче в мягкую ткань рубашки, закрываясь одеждой, будто щитом.       Почему он не постучал, не прошёл в ванную, но остался стоять в тёмном коридоре, не решаясь открыть дверь и шагнуть в эту полосу тёплого света?       Дэмерон не делал ничего особенного — он полусидел в неглубокой чугунной ванне, держа голову прямо и глядя куда-то вперёд, хотя на противоположной стене не было никаких приметных знаков или картин. Тишина и рассеянный жёлтый свет делали обстановку торжественной, и Хаксу невольно вспомнилась их самая первая встреча, тогда, под лампами операционной, когда он преисполненный решимости вытащил полутруп с того света.       Сейчас перед ним был другой человек, странно-привлекательный и пугающий одновременно. В нём не осталось ни следа того остряка, что проводил вечера с Хаксом и подшучивал над Роуз, и во всём облике читалось сейчас что-то опасное и почти звериное, отчего предчувствие снова заголосило о надвигающейся беде.       И это стало отправной точкой. Внутри поднялось нечто сокрушающее и горячее, беспринципное и собственническое, и оно нагоняло неведомый доселе страх. Хакс отступил назад в спасительную темноту, но под ступнёй предательски громко скрипнула половица. Внутри всё замерло в надежде, что звук существовал только в его болезненном воображении, однако капитан тоже его услышал. — Роуз? Заходи, не стесняйся, — позвал он, пряча руки за бортиками. Послышался плеск воды.       Терять уже было нечего, и сбежать не получилось. Хакс стиснул зубы и шагнул вперёд, оказавшись внезапно в обычной обшарпанной ванной комнате, а не в пещере хищника. Переутомление всё же играло свои злые шутки с его разумом. — Это лишь я, — сказал он, для наглядности демонстрируя стопку вещей. — Роуз готовит ужин и попросила отнести вам одежду. — Очень мило с вашей стороны, доктор. Как прошёл ваш день?       Он снова стал прежним, морок пропал, к облегчению Хакса, но что-то не так было в общем облике капитана. Хакс присел на один из двух свободных высоких табуретов, рассказывая о происходящем в больнице, хотя видел, что Дэмерон его не слушает, пусть и кивает в подтверждение той или иной фразы, и снова эта загадочная поволока воцарилась в тёмных глазах. — О чём вы думаете? — не стерпел Хакс.       Со своего места он видел гладкую поверхность воды, которая приходила в беспокойство, когда капитан шевелился. Смуглая кожа широкой груди влажно поблескивала. — Простите? — Вы сегодня необычайно серьёзны и молчаливы, — пояснил Хакс. — Непривычно видеть вас таким, вот я и подумал, что вы чем-то озадачены.       Дэмерон медленно опустил ладонь плашмя на воду. Отблеск лампы заплясал на тёмной поверхности. — Не сказал бы, что я… Я подумал, что уже давно не проводил столько времени на одном месте. Понимаете? Не выходя за пределы помещения. Роуз помогла мне добраться до ванной, и одно только это показалось мне значительным путешествием. У вас прекрасный дом, кстати. — Спасибо, — сказал Хакс. — Достался по наследству. — Едва ли поправится тот больной, кто сделал врача своим наследником. Слышали такой афоризм? — Нет. Но он довольно меткий, капитан, потому что дом я унаследовал после смерти отца.       На лице Дэмерона отразилась сложная гамма чувств. Обстановка мигом стала неловкой. — Простите, доктор, — он сложил ладони конвертом, набрал в них воды и плеснул в смущённое лицо. — Простите, я болван. — Не страшно, — мягко сказал Хакс. Капитан провёл ладонью по лбу, откинул назад мокрые волосы, которые тут же вернулись на прежнее место. — Выбора у него всё равно не было, я ведь единственный ребёнок в семье.       Дэмерон виновато смотрел на него, продолжая пропускать чёрные кольца волос между пальцами. Хакс отметил, что его ресницы слиплись от воды в треугольники и от этого стали ещё более заметны. — Вы не любите дом, верно? — догадался капитан. — Слишком много воспоминаний, от которых вы предпочли бы навсегда скрыться? — ”Не люблю” — слишком сильное слово, — Хакс поднялся на ноги и оставил одежду на табурете, чтобы снять с крючка большое мягкое полотенце. — Временами он меня угнетает, но я смог немного переоборудовать его под свои нужды: на месте бывшей столовой сделал небольшую операционную, а то место, где мы едим сейчас, раньше было гостевой залой. — Он усмехнулся своим мыслям, продолжая сжимать в руках ткань. — Думаю, отцу бы не понравилось. Мои решения вообще редко ему нравились. Ну, хватит о прошлом, Роуз нас уже ждёт. Вы позволите?..       Капитан ухватился руками за мокрые бортики и ловко приподнялся, выбираясь из воды, мускулы на предплечьях напряглись. Левая нога предусмотрительно была защищена клеенчатой пленкой, наподобие того как макинтош защищает человека от дождя.       Хакс подвинул свободный табурет ближе, чтобы капитан почти без усилий переместил на него своё тело, и протянул полотенце. Глядя на бегущую с волос на плечи воду, нельзя было сказать, что Дэмерон испытывал смущение, хотя сидел сейчас перед Хаксом в чём мать родила. Скорее всего, Хакса он воспринимал только как врача, существо, в идеале, безликое и бесполое, и это было правильно. Разумеется. Но вот Хакс всё же не мог относиться к капитану, как пациенту, хотя изо всех сил это отрицал. Он заметил эту черту в себе после слов Роуз о их сходстве с Дэмероном, и со смешком возражал самому себе во внутреннем диалоге, не желая признавать её правоту.       Он старательно сравнивал себя с капитаном и с затаённой радостью отмечал, что различий между ними было предостаточно. В самом их телосложении процветала несхожесть: Дэмерон был крепче, темнее и явно не гнушался физическими нагрузками, в отличие от вечно худощавого Хакса, чурающегося своих веснушек на светлых плечах. — Мне кое-что в вас очень не нравится, доктор.       Хакс замер; слова капитана взлетели под низкий потолок и безмолвно нависли над рыжей головой. — И что же? — спросил он.       Дэмерон в последний раз провёл по шее полотенцем и отбросил его на чугунный бортик. — Вы постоянно принижаете себя, хотя поводов для этого нет. Почему? — Самокритика, не более того, — Хакс подал ему пару белья, стараясь не смотреть вниз на плохо вытертый поблёскивающий живот. — Вам… помочь? — Справлюсь.       Хакс потянулся за рубашкой, чувствуя себя максимально неуместно и стеснённо. Разумеется, он справится. — Или же нет, — послышалось сзади хмуро. — Вот уж не думал, что в ближайшее время буду выделывать кульбиты на табурете в попытке надеть исподнее.       Ничего не отвечая, Хакс обошёл капитана сзади, отметив, что тот сидит слишком прямо. Не нужно было быть великим мудрецом, чтобы понять, насколько уязвлена его гордость. — Я вас приподниму и помогу поддержать равновесие, — сказал он, будто речь шла о погоде или последних светских новостях. — В дальнейшем вы освоитесь, но первые разы всё крайне неудобно.       Дэмерон молча кивнул, не оборачиваясь, за что Хакс был ему безумно благодарен. Пожалуй, если бы сейчас он встретился взглядом с капитаном, то не смог бы объяснить причину своего волнения.       Он быстро потёр ладони друг о друга, чтобы согреть их. Пальцы оказались холодными и липкими.       От капитана пахло мылом, как и полагается после ванной, но когда Хакс наклонился ближе и обхватил за бока всё ещё влажное тело, ноздри уловили едва исходящий от затылка терпкий и насыщенный запах гвоздики. Парфюм? Но откуда?..       Он осторожно потянул тело наверх, удерживая его в воздухе, почти зарывшись носом в чёрные волосы, чтобы сильнее почувствовать запах — обволакивающий, густой и горячий — и не сумев сдержать невольный вздох удовольствия. Он молился, чтобы капитан ничего не заметил, а если бы и заметил — то пусть подумает о том, какой Хакс слабак и как тяжело ему держать такой груз. — Возвращаясь к разговору о самокритике, — снова заговорил Дэмерон, быстро натягивая бельё, — я думаю, что вы чересчур стараетесь. Зачем?       Хакс отпустил его из своих объятий и боком прошмыгнул к табурету за брюками. Чем раньше он расквитается с этой пыткой, тем меньше шансов у капитана заметить, как горят его уши и щёки. — Чтобы давать меньше поводов для осуждения, — сказал он тихо. Ткань брюк показалась слишком шершавой после человеческой кожи.       Дэмерон протянул руку за одеждой — он снова смотрел в своей странной манере, чуть наклонив голову, всё такой же раскованный и ничуть не смущённый ни своей наготой, ни своей ограниченностью в движениях. Как он это делал, откуда бралась гармония между человеком и его телом — Хакс ответить не мог. Но в этом он определённо хотел быть похожим на капитана.       Отрицать этот факт он мог сколько угодно и спорить с самим собой тоже, но поверить в ложные иллюзии у Хакса не получалось, сколько бы не старался.       Опомнившись, что он слишком долго молчит и смотрит на протянутую ладонь, Хакс поспешно отдал аккуратную зелёную стопку и снова зашёл за смуглую спину. Его рубашка промокла в тех местах, где он слишком крепко прижался к Дэмерону, но он едва это замечал, как и то, что веки приятно отяжелели. — Вы так боитесь того, что подумают другие?..       Второй раз запах гвоздики он вдохнул уже без опаски, откровенно им наслаждаясь.