Crush

      Хакс отрезал от своего куска тушёной свинины полоски мяса, чувствуя себя крайне несуразно. Стыд и стеснение боролись внутри и не давали расслабиться, поэтому в застольную беседу он старался вступать лишь по необходимости, отвечая только когда Роуз или Дэмерон обращались непосредственно к нему.       За окнами уже почти стемнело, маленькая столовая с зеленоватыми обоями освещалась несколькими настенными светильниками в светлых абажурах, и в другом настроении Хакс бы даже проникся этим особым осенним уютом и с удовольствием бы слушал шелест яблонь за закрытыми ставнями.       Но сейчас, как бы он не отводил глаза, как бы не старался очистить разум от неподобающих мыслей, он всё равно возвращался к капитану Дэмерону, который сидел за столом по правую руку, с удовольствием опустошал свою тарелку, пил вино большими уверенными глотками и вёл с Роуз самую что ни на есть светскую беседу о кинематографе. — ...Конечно, я его смотрела! И даже не один раз! — Так вот, мне довелось побывать на съемочной площадке, когда они снимали сцену запуска аэроплана, и…       Переутомление и упадок сил, думал лениво Хакс, гоняясь за отдельными горошинками вилкой. Вот и объяснения непривычной реакции; мозг сам создает то, чего не хватает его хозяину, и, возможно, Дэмерон был прав — Хаксу нужно сбросить физическое напряжение и как следует взбодриться. Как только карантин снимут, он поедет… размяться. Выберется в Лондон на месяц или на два, прогуляется по нескольким ресторанам, может, познакомится с кем-нибудь.       Он незаметно посмотрел на веселящегося Дэмерона. Количество застёгнутых пуговиц на рубашке всё ещё оставалось недостаточным. Если бы только Хакс мог добраться до этих раздражающих небрежных петлиц!.. Но это являлось неуместным, как не посмотри, и когда в тканевых складках мелькала смуглая гладкая кожа, Хакс делал вид, что особенно внимательно разглядывает свою порцию еды.       Досаждало и то, что нельзя было отрицать внешнюю привлекательность капитана, особенно теперь, когда вместо вороха простыней и старой мятой рубашки его тело укутывала хорошая, качественная одежда. Брюки оказались великоваты, но по такому случаю Хакс с готовностью одолжил пару своих подтяжек       Готовность могла быть и поменьше, если бы Дэмерон не попросил его поправить воротник рубашки, когда они уже выходили из ванной комнаты, и Хаксу не пришлось бы ненароком коснуться мягких, тёмных, ещё не вьющихся волосков на шее.       Быстрое отступление больше походило на бегство, но оно было тактически необходимо. Приводя в беспорядок идеально разложенное бельё в комоде, Хакс пришёл в себя и поумерил необъяснимое чувство волнения.       На время. Пока не пришлось закреплять зажимы подтяжек на поясе, стоя просто непростительно близко. — Извините, доктор, что я вам такой ерундой докучаю, — примирительно сказал тогда Дэмерон. Хакс пробормотал что-то присущее ситуации, непослушными пальцами стараясь захватить нужное количество ткани. Как он проводит операции, если у него руки как у тряпичной куклы? — Просто не хотелось бы заставлять Роуз ждать, а вы это сделаете гораздо быстрее, чем я. Понимаете, из-за этих костылей; дойди до табурета, положи их, сядь, пристегни, отстегни, пристегни еще раз, но уже правильно, поправься — сколько времени тратится даром! Обещаю, что это в последний раз!..       На костылях капитан передвигался не очень уверенно. Хакс ещё раз удостоверился, что перенос веса на уцелевшую ногу не причиняет дискомфорта, и только потом открыл дверь в коридор. — Они недостаточно амортизированы, — полушутя сказал Дэмерон. Он старательно двигался по скрипучему полу, крепко удерживаясь за рукоятки. — И не подходят под оттенок рубашки. Есть такие же, но с перламутром? — Чем вы занимались в нерабочее время, капитан? — парировал Хакс. — Картины писали или шили камзолы? — На танцы ходил.       Хакс так и не понял, шутит Дэмерон или нет.

***

— Вы составите мне компанию, доктор?       Хакс, не успевший поджечь сигарету, вопросительно посмотрел на капитана Дэмерона. — Я бы хотел прогуляться, если можно, — пояснил тот почти виновато. — По вашему саду, который видел из окна своей комнаты. — Сейчас? — Хакс посмотрел в темноту за окном. — Честно говоря, лучше подождать до утра, чтобы вы могли видеть тропинки и не запнуться случайно о какой-нибудь корень. Сад в довольно запущенном состоянии и… — он замолчал, видя, как погрустнел Дэмерон. — Хотя чёрт с вами, почему бы и нет? Я же буду рядом в конце концов.       Он с удовольствием отметил, как загорелись радостью и предвкушением тёмные глаза, словно Дэмерон собрался совершить не простую прогулку, а по меньшей мере готовился к экспедиции куда-нибудь в Эльдорадо.       Роуз отказалась присоединиться к ним, сославшись на то, что ещё не прочитала нужную ей главу в учебнике, однако суетилась вокруг капитана, будто наседка вокруг цыпленка. Она мигом взлетела по лестнице на второй этаж, шелестя юбкой и стуча каблуками по ступеням, и вернулась с объёмистым свёртком, перевязанным бечёвкой. — Я как знала, что оно сегодня пригодится! — воскликнула она, ловко расплетая узел. — Доктор, вы не будете против? Сейчас вечера прохладны, а у нашего гостя нет даже пиджака!       Она развернула шуршащую бумагу. Внутри лежало аккуратно свёрнутое тёмно-серое пальто. Отцовское пальто — Очень разумное решение, — машинально похвалил её Хакс. Пожалуй, Роуз застала его врасплох, оживив некоторые давно забытые воспоминания.       Просиявшая Роуз развернула пальто и потрясла им в воздухе, чтобы расправить складки от долгого хранения. — Это совершенно необязательно, — запротестовал Дэмерон, но Роуз уже покрыла тяжёлой тканью его плечи. — Роуз, ваша забота мне льстит, и вы просто чудо, но мне, право, неудобно!.. — Бросьте, капитан! — перебила его Роуз, оглаживая воротник и стряхивая с него невидимые пылинки. — Вы только после ванной, и может случиться переохлаждение! — Для такой горячей крови, как у меня, это пустая угроза!..       Уже одетый Хакс молча слушал их препирания, нетерпеливо крутя в пальцах изрядно помятую сигарету. Ему показалось, что спорит капитан только лишь из интереса. Он видел Роуз насквозь, её заботу и преданность, и шёл на некоторые уступки ради удовлетворения этой потребности быть нужной и ценной.       Или же дело было не только в этом? Но капитан ведь утверждал, что Роуз неинтересна ему — можно ли доверять его словам, когда он так легко и быстро расположил её к себе? — Нет, вот шарф точно не надо!..       В конце концов они вышли на крыльцо. Ночь наступила тихо и неспешно, небо уже было непроницаемо чёрным. Руки Хакса моментально озябли.       Капитан нетерпеливо покачнулся; Хакс помог ему преодолеть ступени и спуститься с крыльца. Изо рта вырывались облачка дыхания. Гравий на парадной дорожке потревожено зашуршал, когда наконечники костылей надавили на камни.       Хакс оглянулся назад — Роуз закрыла за ними дверь, отрезав от тепла и света особняка. Мир, если он и существовал, остался где-то за тёмными холмами и деревьями. — Дальше я сам, — сказал Дэмерон. Хакс нехотя отстранился. — Я… Здесь так свежо и свободно, а небо… Вы только посмотрите!       Хакс послушно задрал голову. — Оно такое высокое и бархатное, точно кротовая шкурка! Здесь водятся кроты, доктор? — Не знаю. Я не видел.       Он стоял и смотрел, как неуверенно продвигается вперёд капитан, как шевелятся от движения полы пальто. Несколько шагов — и контур фигуры практически исчезнет из поля зрения, и от осознания этого Хаксу стало не по себе.       Где-то в траве стрекотали неизвестные насекомые. Яблони тянули к людям свои корявые ветви, но до дорожки было слишком далеко, и всё, что они могли делать — разочарованно шелестеть сохнущими листьями.       Хакс подышал на пальцы, согревая их, снова вытащил спички. Огонёк сигареты заплясал в ночном воздухе, дым взвился к небу. — Я теперь понимаю, что означает выражение “узник плоти”, — донесся до него голос, и от звенящей муки в нём в Хакса защемило сердце. — Я так хорошо теперь это понимаю. — У меня есть знакомый протезист в Лондоне, — торопливо сказал Хакс, приблизившись. Гравий снова зашуршал. — Он действительно может… Он сделает хороший протез. Я напишу ему, порекомендую…       По позвоночнику пробежал озноб, то ли от резкого порыва ветра, то ли от отчаяния, давящего на горло. — Но я ведь не сяду больше за штурвал, да?       Хакс не нашёл в себе сил ответить. — Я жил небом столько, сколько себя помню, — произнёс почти неразличимо Дэмерон. — Когда ты поднимаешься вверх, всё внизу кажется таким… незначительным. Бессмысленным, понимаете? Вся фальшь и весь мусор отбрасываются, и остаётся только глубокое чувство свободы. Моя мама, она просто влюбилась во флайеры братьев Райт, и отец так обожал её, что приобрёл одну из первых управляемых моделей за бешеные деньги. Он совсем не интересовался полётами, знаете?       Хакс не спускал с капитана глаз. Тот говорил и говорил, но не так, как обычно; Хакс подумал о прорванной могучей рекой плотине и яростной массе воды, что сметает всё на своём пути. — Он был археологом раньше, сейчас-то торгует иранскими специями… Анис, гвоздика. Крупные партии на бирже. Скука смертная. Но вот небо — это совсем другое. Знаете, доктор, — капитан резко поднял голову и невидяще посмотрел куда-то вперёд на линию горизонта, — он ведь совсем не удивился, когда я сообщил, что потерял ногу. Я думаю, он всегда был к этому готов. — Ваша мать… — догадался Хакс.       Дэмерон кивнул. — Разбилась, да. Машина начала рыскать по тангажу и в один из бросков вниз столкнулась с землей. Когда ты наверху, время замедляется, и мне сказали, что прошло меньше минуты. Для неё это тянулось вечностью, как я теперь думаю. Главная рама согнулась почти пополам. Пропеллер раскололся. Мне тогда было лет двенадцать, может.       Он вытащил сигарету, и Хакс смог разглядеть, как дрожат его пальцы. — Но я всё равно стал пилотом. Я считал, что смерть — это лишь незначительная цена за полёт, понимаете? То есть вы смотрите на леса, поля, реки, ветер бьёт в лицо, несёт нас на своих крыльях, облака кругом и яркое солнце!.. Но я не думал, что…       Голос сорвался, и Дэмерон замолк, по-прежнему держа сигарету в руках. Хакс зашарил по карманам в поисках спичек, но ничего не обнаружил — скорее всего, коробок выскользнул и упал в густую траву. — Ваша мать гордилась бы вами, капитан, — сказал Хакс. — Вашей силой духа и вашей мужественностью.       Дэмерон ничего не ответил. От его тяжёлого молчания Хаксу становилось всё хуже и хуже.       “Почему ты просто не дал мне умереть?”       Может, он не должен был оперировать капитана? Он своими руками обрёк того на дальнейшее безрадостное существование. И винить, кроме самого себя, Хакс никого не мог. Дэмерон мог крепиться, мог изо всех сил делать вид, что всё в порядке, мог флиртовать с Роуз и ставить в неловкое положение Хакса — но внутри в нём что-то умерло, и чем дольше он сдерживался, тем больнее было.       И теперь этот красивый сильный мужчина стоял на ветру в двух шагах от Хакса, потерянный и опустошённый. Он бы очень хотел забрать себе хотя бы часть боли, что терзала капитана, но всё, что он сделал, это положил руку на плечо и одобрительно сжал, надеясь, что его поймут. — Простите, доктор. За то, что вам приходится всё это слушать. — Ничего. Вам станет легче, если выговоритесь. Хотите… — Хакс сглотнул, но всё же продолжил, — хотите, я подкурю? — Было бы чудесно.       Капитан плотно зажал кончик сигареты между губами. Хакс склонился к нему, закрывая крохотный оранжевый огонёк ладонью, и Дэмерон в каком-то немом отчаянии, словно утопающий, который не может вырваться из бушующего ревущего водоворота, обхватил его пальцы своими и потянулся навстречу. Лицо его казалось высеченным из грубого камня; пока он прикуривал, делая короткие быстрые вдохи, Хакс бессильно ждал, стараясь не выдавать своего желания притянуть к себе и вдохнуть запах гвоздики, пока воздух в лёгких не кончится. — Вы злитесь на меня? За то, что я сделал?       Он и сам не понял, зачем спросил. Но уже поздно было брать слова назад — Дэмерон взглянул на него из-под густых ресниц, не моргая и своим тяжёлым взглядом с поволокой выжигая внутри опасное пламя. Ладони капитана всё ещё грели руки Хакса. — За выполнение долга? — он выпустил ароматный дым, и ветер тотчас унёс его в сторону. — Я не могу на вас злиться. Вы всё сделали правильно, доктор.