Crush

      Завтракать Хакс не стал; наскоро собравшись и прихватив с кухни остатки вчерашнего пирога, он практически вылетел во двор. Холодный утренний воздух обжигал лёгкие.       Позже, когда он трясся по дороге в повозке и слушал сонный стук копыт лошадей, он признался самому себе, что просто сбежал. Как вышло, что его тихая и размеренная жизнь вдруг зарябила и замельтешила перед глазами? Он и раньше недолюбливал особняк, считал его слишком угрюмым и неприветливым, однако теперь в доме не просто было неуютно — в нём сосредоточился совершенно непостигаемый хаос, который, видимо, проникал своими тёмными корнями в любого обитателя дома. Если раньше он мог прийти в себя после особенно впечатляющих случаев в больничном кабинете, то теперь стены особняка пропитались беспокойством и неопределенностью. Кто вгонял в ступор больше: внезапно разоткровенничавшаяся Роуз или инакомыслящий капитан Дэмерон, Хакс решить не мог.       Он снова вспомнил, как по его руке чуть касаясь скользнули чужие пальцы, и горячий стыд захлестнул его — как вообще объяснить всё происходящее? Почему какое-то невинное — оно ведь невинное и вполне себе обыкновенное — прикосновение вводило его в состояние лихорадки, заставляло температуру тела подскакивать, а мысли в голове путаться?       Желудок требовательно заурчал, напоминая о пропущенных приемах пищи, и Хакс развернул припасённый свёрток.       Он меланхолично жевал холодный пирог, не чувствуя вкуса, и смотрел на дорогу. Вдоль обочины проплывали растрёпанные жёлто-оранжевые кусты, мокрые от недавнего дождя.       Хакс никогда не наблюдал в себе сексуальной тяги к мужчинам — с другой стороны, повода сомневаться в себе тоже ещё не возникало. Во времена обучения в Париже жизнь сводила его с действительно красивыми мужчинами; некоторые к тому же, как он знал, предпочитали себе подобных в спальне, однако по вполне понятным причинам не афишировали этого. Сплетни упорно циркулировали в маленьких группках и на светских раутах, без этого никуда, но Хакс не удостаивал их своим вниманием, и даже череда музыкальных вечеринок во времена студенчества не свела бы его с таким мужчиной, который мог бы заставить ладони потеть одним только взглядом.       Таким образом, происходящее абсолютно точно не было сексуальным влечением. А следовательно, мысленно сказал себе Хакс, эффект, который оказывал на него капитан Дэмерон, был ничем иным как остаточным влиянием морфия. Пальпация места укола послужила своего рода тактильным маяком и возбудила не столь далёкие воспоминания о наркотическом сне.       Звучало вполне правдоподобно. Хакс даже готов был в это поверить.       Но объяснения своему поведению в пустой спальне он подобрать не мог. Ему нравилось, да-да, нравилось быть там, среди простыней, на которых только недавно размещалось мерно дышащее тёплое тело, нравился запах, нравилось тепло — он пребывал в головокружительном восторге.       И он хотел бы...       Последний кусок пирога встал в горле комом. Хакс с трудом проглотил его и смял бумажную обёртку, вытирая об неё испачканные пальцы, спрятал комок в карман.       Остаточное влияние морфия, напомнил он себе строго.       Переутомление. Длительное отсутствие сексуальных контактов. Всё закончится, когда отменят карантин, психологическая нагрузка спадёт, Хакс сможет насладиться заслуженным отдыхом, а главный виновник беспокойства уедет восвояси в свой пропахший специями дом, где будет заниматься… а чёрт его знает, это уже его заботы!       “Я подумал, что уже давно не проводил столько времени на одном месте. Понимаете? Не выходя за пределы помещения. Роуз помогла мне добраться до ванной, и одно только это показалось мне значительным путешествием.”       Он нервно провёл рукой по лбу, не отдавая себе отчёта в собственных действиях. Как бы ослепительно не улыбался капитан, сколько бы не болтал чепухи, внутри себя он разбит вдребезги. То мгновение, когда маска бравады на миг приподнялась, открыло беспробудную тоску и глухую печаль, которую невозможно было утолить ничем. Возможно, вся манера поведения отыгрывалась исключительно для Хакса, чтобы не дать ему увидеть кровоточащее израненное нутро. И когда он уедет, маска спадёт и притворяться будет не нужно, и тогда… Что тогда произойдёт? Смотреть на небо и не иметь возможности вновь взлететь, для капитана Дэмерона это станет настоящей пыткой.       И, возможно, вот и ответ: Дэмерон бессознательно тянется к нему, как к своему спасителю, а Хакс чувствует ответственность за ампутацию. Это было его решение, и его руки отсекали пилой раздробленные кости. Ваши ошибки стоят дороже, Хакс уловил фразу в своём полубреду, и она попала прямо в цель — он совершил ошибку, и теперь капитан Дэмерон за неё расплачивается как умеет.       Хакс посмотрел на свои руки, потом на неизменно пустую дорогу, потом опять на свои руки.       Всё непременно закончится, когда отменят карантин.

***

— Вам бы отдохнуть, доктор. Вон какой вы бледный, разве ж это дело.       Уже по завершении рабочего дня Хакс был остановлен старшей медсестрой. Он старательно подавил раздраженный вздох и поплотнее запахнул пальто на груди. — После, всё после, — отозвался он, на что медсестра только покачала головой. Скрестив руки на груди, она наблюдала, как он прячет по карманам мелочь вроде пачки сигарет или перчаток. — Вы сегодня на ночном дежурстве остаётесь? — А кто ж ещё… Вам бы отдохнуть, — повторила она настойчиво. — Вы себя совсем не жалеете, так нельзя. Останьтесь на день дома, поспите, тем более…       Она не договорила и только махнула рукой, но догадаться о смысле слов было совершенно нетрудно. Тем более что вы ничего не можете сделать, вот что женщина имела в виду. — Посмотрим. Сейчас никак. — А что, карантин нам продлят?       Хаксу почудилось, что из всех дверей, выходивших в холл, где сейчас велась беседа, высунулись любопытные и жадные уши. — Я отправил им новые данные, в том числе и по детям. Теперь ожидаю телеграммы. Сказал на почте, чтобы не мешкая меня известили, как придёт.       Медсестре его ответ явно не понравился, но она всё же весьма вежливо попрощалась и отправилась на свой пост. Хакс дождался, пока задребезжит от хлопка о косяк стекло в кабинетной двери, и только потом вышел на улицу.       Дождю удивляться не стоило; прикрывая голову, Хакс быстро добрался до повозки и запрыгнул внутрь. На ботинки налипло несколько мокрых листочков.       За день он настолько утомился, что задремал сразу, как повозка тронулась. Шуршание воды и стук колёс убаюкивали, так что немудрено, что он благополучно проспал весь путь домой и проснулся только тогда, когда кучер звонко постучал по стенке повозки. — Приехали, доктор, — он отошёл в сторону, пока зевающий Хакс выбирался наружу. — У нас колесо вихляет, так что извиняйте, если маленько трясло. — Не заметил.       Ежась от холодных брызг, Хакс посмотрел туда, куда указывал покрасневшим пальцем кучер. В устройствах повозок он не понимал ровным счётом ничего, поэтому ограничился лишь глубокомысленным видом и потиранием подбородка. — Я сейчас-то починю на скорую руку, — пришёл ему на выручку кучер, — но надо бы по-хорошему заменить ещё и ось, а то встрянем где-нибудь на дороге. — Я распоряжусь, чтобы поменяли, — пообещал Хакс.       Кучер только махнул рукой и, кряхтя, полез под повозку.       Роуз, имевшая обыкновение ждать в дождливую погоду с зонтом, в этот раз на крыльце отсутствовала. Хакс чуть нахмурился: насколько же она стыдится своего поведения, что даже не выходит к нему?       Не было девушки и в полутёмном холле. Свет горел наверху, на втором этаже, и в кухне. Хакс снял влажное пальто и принялся расшнуровывать ботинки, когда дверь в комнату капитана приоткрылась. — А вот и вы! — довольно послышалось оттуда. Хаксу захотелось немедленно броситься на улицу под дождь из-за этих весёлых интонаций в голосе Дэмерона. — Дорогой Хакс, вы не представляете, как тоскливо здесь без вас! Книги и сигареты, сигареты и книги — вот и все мои развлечения! — В сад бы сходили, — пробормотал невнятно Хакс, без удовольствия глядя на неловко переставляющего костыли капитана. — Вы за ногой ухаживаете, как я велел? — Выходил и не раз, — подхватил радостно тему для разговора Дэмерон. Он заспешил за Хаксом на кухню, хотя тот вовсе не торопился. — Сад чудесный, свежий, землёй пахнет!.. Я всё кротов смотрел, но не нашёл ни одного признака их обитания здесь. Не знаете, они тут водятся? — Дались вам эти кроты. Не знаю, я ещё в прошлый раз сказал, что не видел. Может дальше, в холмах. Меняли сегодня бинты? — Менял, как же, — заверил его Дэмерон. — Всё, как вы говорили, делаю; Роуз мне первые разы помогала, но с таким пустяком я и сам теперь могу справиться.       Хакс зажёг плиту и набрал воды в чайник. В душе глухо ворочалось стеснение, но он слишком устал, чтобы думать о таких пустяках. — Раз уж вы упомянули Роуз, — поставил он чайник над огнём и обтёр мокрые ладони о пиджак, — где она? Почему не выходит?       Дэмерон склонил голову набок. — А то вы сами не понимаете, — ответил он. — Вам бы самому к ней подняться, поговорить по душам. Она сегодня совсем тоскливой выглядела, почти весь день в своей комнате провела. Затаилась, точно мышка. — Вот уж чушь! — не стерпел Хакс. Он проскользнул мимо капитана Дэмерона обратно в холл, расстёгивая пиджак, а потом быстро расправился с жилетными пуговицами. — Чушь! — повторил он. — Заявлюсь я к ней и потребую, значит, объясниться, даром что пальцами в душу не залезу. Ну нет, не нужно. Как остынет, спустится сама, тогда и поговорим. — Она может счесть вас равнодушным, — заметил Дэмерон. Он не спускал взгляда с Хакса, уже гремящего утварью в поиске молочника. — И эгоистичным. — Я равнодушен и эгоистичен, она это знает, я это знаю, весь мир это знает, — Хакс бросил бесполезные поиски. — И только для вас, капитан, это всё ещё неподтверждённый факт. — Я и не отрицаю, что вы для меня загадка.       Он замолчал, по-прежнему рассматривая Хакса, и у того возникло неприятное ощущение, что от него ждут определённой реакции, будто он был и не человеком вовсе, а распятой на лабораторном столе лягушкой, к лапке которой вот-вот подадут электрический ток. — Хорошо, — сдался он и тут же пожалел о сказанном. — Хорошо, я схожу к ней. Но только для того, чтобы закончить разговоры об этом и снова вернуть всё на привычные места! — Это вы верно решили, — одобрительно заметил капитан. Он добавил ещё что-то, но Хакс не стал его слушать, решив разделаться поскорее хотя бы с одной проблемой.       Он поспешил подняться на второй этаж и подойти к нужной, запертой сейчас двери. Комната Роуз располагалась напротив лестницы по соседству с редко посещаемой отцовской библиотекой-кабинетом, что по утверждению самой девушки было весьма и весьма удобно. Сам же Хакс же обитал в другом конце коридора.       Занеся руку, Хакс громко постучал костяшками пальцев в дверной косяк. — Роуз, это Хакс. Я знаю, что ты там. Нам нужно обсудить кое-что.       Он подождал, но никто не отозвался. Хакс беспомощно оглянулся назад, ожидая увидеть следящего за ним капитана Дэмерона, однако тот предпочёл остаться в кухне и не вмешиваться.       Пришлось постучать снова. — Роуз, я могу понять твоё состояние, — сказал он, нетерпеливо переминаясь на месте, — в конце концов я хорошо тебя знаю. Выходи скорее, я без тебя даже молочник найти не могу!       Ответом на неловкую шутку послужила тишина. Может, капитан Дэмерон ошибся, и Роуз внутри даже нет?       Хакс повернул дверную ручку и осторожно приоткрыл дверь.       Комната Роуз была небольшой: кровать, шкаф и письменный стол со стулом — вот и вся обстановка. На столе в простом керамическом кувшине стоял пышный букет из ярко-желтых и оранжевых листьев, лежало несколько книг и большой анатомический атлас с наглядными иллюстрациями — Хакс не так давно сам и подарил его девушке. На стенах висело несколько дешевых открыток, все с цветами и бабочками.       Роуз дремала на постели, по-детски подложив ладони под щёку. Она спала, понял Хакс, и совершенно не слышала, как он приехал. На его памяти это был чуть ли не первый подобный случай. — Роуз? — он наклонился и осторожно потрогал девушку за плечо. — Роуз, это я.       Та тихо вздохнула и приоткрыла глаза. Хакс осторожно присел на пол, едва не наткнувшись на сброшенные туфли. — Доктор? — неуверенно пролепетала Роуз. — Вы уже приехали, да? Извините… я только на минутку легла. — Ничего страшного, — заверил её Хакс. Он ободряюще погладил её руку. Роуз прикосновения словно и не заметила, продолжая сонно и вяло смотреть на него. — Я сейчас приведу себя в порядок, — сказала она, однако не пошевелилась. — Только дайте мне немного времени. Извините, я вам ужин не успела подогреть…       Слова прервал кашель, густой и влажный, вмиг сбивший дыхание.       Изъеденному знаниями мозгу Хакса не требовалось много времени, чтобы сделать выводы. — Роуз, как ты себя чувствуешь? — тихо поинтересовался он. — Тебя тошнило сегодня? Была слабость?       Нет, это, конечно, только предположение, сказал он себе. Столько признаков, они все разные, а без первичной диагностики и говорить ничего не следует. — Всё было, — прошелестела Роуз. — И кости ломит, что сил нет. Я хотела… — Кашель давно? - перебил её Хакс. — С полудня, пожалуй. Доктор Хакс, простите…       Она снова закашлялась, спрятав лицо в подушку. Хакс молча смотрел на её содрогающиеся плечи. — Нужно в больницу, — сказал он механическим голосом. — И как можно скорее. Я отвезу, пока кучер… Кучер!       Он вскочил и бросился вон, не затворив даже дверь. Почему-то внутри не было паники, и он боялся лишь, что кучер уедет, и придётся пережидать ночь, чтобы найти транспорт до больницы.       “К Рену побегу, — решил про себя Хакс, вылетая из особняка во двор. — Он недалеко живет, так что добраться быстро можно.”       Кучер, к счастью, ещё не отъехал. Когда тяжело дышащий Хакс подбежал, он как раз карабкался на облучок, но увидев, как взвинчен доктор, замер и с некой даже опаской посмотрел на него. — Какая удача, что вы ещё здесь! — выдохнул Хакс в испуганно вздрогнувшего кучера. — Сейчас же поедем обратно в больницу! Во весь дух!       Ничего не объясняя, он повернулся и бросился обратно, не обращая внимания на лужи и грязь. Кто-то другой внутри досадовал, что рубашка так быстро промокла и неприятно холодит тело. Облачка дыхания испарялись в темнеющее небо.

***

— Вы позволите?       Неловкая фигура капитана замерла в дверях.       Хакс молча кивнул, устало делая неглубокие затяжки. Покачиваясь вперёд-назад, Дэмерон переместился к узкому дивану, на котором полусидел Хакс. — Я думал, вы останетесь в госпитале? — он старательно опустился рядом, отложив костыли в сторону, вытащил из кармана сигареты. — Я тоже так думал, — угрюмо сказал Хакс, — но меня оттуда вытолкали чуть ли не взашей. До сих пор не понимаю, почему. Я прекрасно мог бы поспать в кабинете в кресле. — Как Роуз? — Подозреваю, что у неё грипп.       Повисла тишина. Дополнительных слов не требовалось, и Хакс был очень благодарен капитану, что тот не стал произносить банальные и ничего не значащие сочувствующие фразы. — Думаю, вам это понадобится, — из-за пазухи Дэмерона появилась привычная бутылка виски. На этот раз число расстёгнутых пуговиц на рубашке сократилось на одну, и в других обстоятельствах Хакс бы даже порадовался. — Давно хотел спросить, как вообще Роуз попала в ваш дом? — Спросили бы у неё самой, — отозвался Хакс, потирая руками уставшие глаза, в которые будто насыпали мелкий песок. — А я и спросил, но Роуз не отвечает на вопросы, которые её конфузят. Маленькая мышка; она только сказала, что вы её спасли, но вот от чего, я выведать так и не смог. Простите, если лезу не в своё дело, но этот секрет действительно интригует... Нет-нет, спасибо, спички у меня есть.       Хакс дёрнул плечом и небрежно отложил коробок на столик. За окнами бушевала настоящая гроза, и он в неком тумане порадовался, что повозке с Роуз не пришлось ехать под ливнем и ветром.       Дэмерон зажал сигарету в углу рта, откупорил бутылку, оглянулся в поисках стаканов, но ничего не обнаружил - в своём кабинете Хакс держал разве что кружку для чая — Нет в этом никакого секрета, — сказал он, делая новую затяжку. — Просто Роуз неприятно вновь думать об этом, особенно в вашем обществе. Ей нравится с вами общаться, хоть вы порой и перегибаете палку. — В этом я мастер, не спорю.       Он подмигнул и протянул виски, словно приглашая поучаствовать в некой тайной игре или шалости.       Хакс сделал глоток прямо из горлышка. Спиртное обожгло глотку и тяжёлым горячим комом упало в желудок. — Вы слышали что-нибудь об Акте об исключении китайцев, капитан? — спросил он. — Читал в газетах, — кивнул тот. — Попытка предотвратить миграцию китайцев на Запад. — Именно так, — Хакс отпил ещё немного. От алкоголя стало теплее, на языке защипало. — Роуз и её семья стали одними из многих, кто испытал действия Акта на себе. Постоянные стычки на расовой почве вынудили правительство запретить переселение китайских рабочих, которые стали резидентами США. Выхода было два, либо ты остаешься на землях, где тебя подвергают самосуду за то, что ты китаец, либо переселяться, но это строго контролировалось, и нелегалу работу найти трудно. Поэтому многие китайские рабочие бежали на кораблях в другие страны, в частности, в Англию. Дэмерон забрал виски обратно и повторил действия Хакса. Гортань дёрнулась, когда он сделал хороший глубокий глоток. — Я помню ваши слова, что Роуз из Америки, но тогда подумал, что сам выдумал их себе в бреду, — сказал он. — Так она приплыла в Англию с семьей? — Большую часть её семьи перебили ещё в Новом Свете. Сюда же они бежали с матерью и дедом.       Хакс замолчал, слушая, как шумят терзаемые дождем ветви яблонь. Воспоминания о встрече с Роуз сменяли друг друга множеством цветных просоленных картинок. — Я после войны был… не совсем в порядке, — замявшись, сказал он. — Не мог, знаете, привыкнуть, адаптироваться что ли. После окопов всё казалось картонным и неустойчивым, мелочным таким. Я не знал, чем заняться. Отец, к чести его будет сказано, постарался мне помочь, насколько мог. Мы с ним редко ладили, но сейчас его действия вызывают у меня уважение, хотя раньше я совсем не понимал, для чего он всё это делает. Он брал меня с собой на деловые встречи, в поездки, старался занять меня и отвлечь. Я тогда не мог прикасаться к медицинским книгам, только потом немного отлегло, и я полностью забылся в работе.       Хакс снова умолк. Капитан Дэмерон слушал его, не перебивая. Обычно лукавый сейчас он был серьёзен и собран. В свете одной лишь лампы, на зажигание которой у Хакса хватило сил, он снова показался не тем, за кого себя выдает. — В тот день мы приехали в порт, он хотел заключить какую-то сделку, не вспомню уж подробностей… да и не важно. Помню только, что погода была дрянь, небо серое, ветер. Соль можно было с губ языком слизывать. И эти чёртовы чайки. Я ненавижу чаек, они не птицы, а плакальщицы, понимаете? — Понимаю, — склонил голову капитан.       Хакс посмотрел на свои руки, но видел только доски пристани и рябь мутной воды. — И пока он обсуждал подробности, я бродил по докам, рассматривал корабли, грузы. Пахло сырой рыбой. Я бродил без цели, смотрел на воду; прыгать не думал, нет. Я вообще тогда мало о чём мог думать, только о… Ну, неважно. И я остановился, засмотрелся на огромный корабль, что только вошел в бухту, а потом меня кто-то потянул за пальто. Я и не слышал, как она подошла, потому что босые ноги ступают совсем неслышно; обернулся и увидел девочку, что едва мне по грудь была. Знаете, меня тогда особо удивило даже не то, что она китаянка, не то, что она подошла, а наше противостояние в одежде. Я-то был одет по погоде, а вот у Роуз только штаны серые были и блузка какая-то, вся грязная и даже цвета не различить было. И босая, да…       По мокрой крыше что-то прокатилось с железным скрежетом, но ни Хакс, не Дэмерон внимания на звук не обратили. — Я тогда понял, что такое не иметь совсем ничего, — Хакс сделал ещё один глоток, отметив, как дрожат его руки. — То есть у меня-то было всё, но я не мог, понимаете, не мог, этим пользоваться. А тут — нищая оборванка, едва говорящая два-три слова по-английски, и она не милостыню просила, потому что это было бы слишком низко в её понимании. — Она… — нерешительно начал Дэмерон, но замолк. Хакс посмотрел на столбик пепла, в который превращался кончик забытой сигареты, и после недолгих раздумий медленно раздавил её в пепельнице. — Статистика детской проституции в Лондоне достигла пика в викторианскую эпоху, — пояснил он, — однако же сокращается она непростительно медленно. Мать и дед Роуз умерли от тифа ещё во время плавания, и на благословенную землю Англии ребёнок ступил один. Да, она свой возраст точно не знает, но ей тогда было лет одиннадцать-двенадцать, около того. Я ей в свои двадцать с небольшим показался наверное совсем взрослым, тем более что лицо всегда имел угрюмое и серьезное. Она хотела зарабатывать честно, как потом объясняла, хотела шить или готовить, но кто взял бы её к себе? Никто. — И вы её… купили?       В другой раз Хакс бы непременно возмутился, но сейчас только покачал головой с совершенно болезненной улыбкой. — Не будьте глупее, чем кажетесь, — устало ответил он. — Её услугами я не воспользовался. Но в этом несчастном маленьком существе я увидел, почему я вернулся, почему не остался с другими, засыпанным землей или гниющим на её поверхности. Отец забавно отреагировал, конечно же. В другой ситуации объявил бы меня сумасшедшим, но тогда он чуть ли не пылинки с меня сдувал. В общем, Роуз жила у нас, в той же комнате, где и сейчас. Она оказалась очень способной, хотя, должен сказать, что вслух она до сих пор читает с трудом. Воспитанием занималась наша кухарка, но она скончалась около полугода назад, мир ее праху. Роуз очень многое у неё переняла. Когда заболел отец, она ухаживала за ним до самой смерти, и, я думаю, он смирился, что у нас в доме живёт “чёрт из китайской табакерки”, и даже по-своему привязался к ней. Собственно… вот и вся история.       Дэмерон откинулся на спинку дивана, почти касаясь бедром ноги Хакса. До этого он жадно ловил каждое слово рассказа, и вспыхнувшее было в морщинках вокруг глаз презрение снова угасло. — Вот так рассказ, — протянул он озадаченно. — Такого и не придумаешь нарочно, а жизнь — штука удивительная и капризная, такие повороты выделывает! Хотите ещё?       Он снова протянул виски. — Благодарю, но мне хватит. — Вы сказали, что не могли заниматься больше медициной, — уточнил он. Хакс поджёг новую сигарету, и клубы синеватого дыма снова окутали его руку. — Почему всё же вновь вернулись к профессии? — Из-за Роуз, — тепло ответил Хакс. — Она как-то увидела у меня пособие по анатомии и испугалась подробных иллюстраций, пришлось объяснять, что тут к чему, и почему книгу бояться не стоит. Испуг уступил место интересу, а интерес… Теперь мы готовим её к школе медсестёр. Я стал ей объяснять, простыми самыми словами и самые общие темы, и внутри начал по-своему оживать. Кошмары почти пропали. Роуз больше умеет руками работать, перевязки делает мастерски, во время операций может ассистировать. Но самых простых знаний языка ей не хватает, хоть мы и занимались очень усердно. — У неё почти нет акцента, — заметил капитан. — Очень большую работу вы проделали, Армитаж. — Это её заслуга, — покачал головой Хакс, стряхивая пепел. — Я не логопед, методиками по исправлению речи не владею. Роуз очень целеустремленная девушка.       Капитан некоторое время смотрел наверх, где в темноте терялись деревянные потолочные балки. — Вашему хладнокровию можно позавидовать, вы знаете? Я первый раз увидел вас в деле, потому что нашу встречу в операционной едва ли можно считать. Вы сами по себе производите впечатление человека сдержанного и невозмутимого, а уж в таких ситуациях…       Алкоголь незаметно взял своё и мягкими лапами обхватил голову. Железный обруч вокруг висков постепенно ослаб, глаза перестали болезненно реагировать на свет лампы. — Но вот ваше лицо сегодня, — продолжил капитан, выпуская ароматный сигаретный дым, — оно меня напугало. — В самом деле? — без интереса спросил Хакс. — Вы так выглядели и тогда, когда вся эта история с детьми приключилась. Будто от вас уже и не осталось ничего, глаза страшные, мёртвые. — Может и не осталось, — согласился Хакс — Я тогда чувствовал злость на себя, бессилие, если угодно. Человек старается удержать власть над происходящим в своих руках, а когда ему это не удается, он покоряется изнеможению. Но это не страшно совсем. — А что страшно?       Хакс посмотрел на собеседника, не зная, стоит ли говорить ему о своих опасениях. Под влиянием ли спиртного или чего другого, но он снова отметил, насколько притягателен его собеседник, как одним своим внешним видом он располагает к себе.       Внутри снова зашевелилось дурное предчувствие. — Меня не тронуло произошедшее, — сорвались сами собой слова. — То есть, Роуз ведь мне ближе, чем все остальные пациенты, чем все эти дети. Она, пожалуй, ближе всех мне сейчас, хоть вы и говорите, что я веду себя холодно и эгоистично. И я предупреждал, чтобы она предприняла меры… чтоб ни с кем не говорила. Я предполагал, что так будет, не хотел, конечно, но опасения у меня были. А теперь все мои страхи стали явью. Зная статистику смертей от испанки, могу сказать, что шансы у Роуз невысоки.       Он сказал это с холодной и безжалостной методичностью, словно зачитывал приговор обвиняемому, и всё ожидал, что вот сейчас поднимется изнутри что-то колющее и скручивающее, но ничего не происходило. Он чувствовал только безжизненную тяжесть. — И вот это страшно. То, что я смирился, — пояснил он. — Что я не могу переживать за неё. Я думаю, если Роуз не справится, то смысла заниматься медициной мне больше не будет. И на сей раз это будет окончательное решение.       Дэмерон снова сел прямо и затянулся, не спуская тёмных глаз с Хакса. — Почему вы так решили? — А какое я на это буду иметь право? — исказила лицо Хакса усмешка. — Я не смог защитить единственное, что мне осталось дорогого, потому что не имел достаточных знаний, был слеп, невнимателен, глух. Врач не может, не должен быть таким.       Где-то за окном в темноте на миг показалось мальчишечье лицо. — Вы хороший доктор, — мягко сказал Дэмерон. — Хороший, чем бы не забивали свою рыжую голову. Доказательство тому сидит перед вами, разве нет? — Я сломал вам жизнь, — прошептал Хакс одними губами, но Дэмерон всё же услышал.       Его рука чуть дрогнула, виски в бутылке лениво покачнулось. — Вы её изменили. Выпейте, Армитаж. Вам станет легче. Или может вы хотите?.. — Не хочу. Не хочу и не должен. Да и нет его, тогда была последняя склянка. — Тогда я сделаю ещё глоток, не возражаете? Если вы не будете больше, то и я не буду. Пить в одиночестве — шаг к отчаянию, вы так не думаете?       Хакс неопределенно махнул рукой, думая о своём. Капитан сделал последний глубокий глоток и действительно убрал бутылку — наклонился и поставил её у ножки дивана. — Хотя должен вам сказать, что я уже в отчаянии, — произнёс он с некоторым напряжением в голосе.       Дэмерон вдруг посмотрел с той самой дикостью, что так испугала Хакса в ванной комнате. В глазах его плескался хмель, из-за малой яркости света радужка выглядела бархатно-чёрной, под стать волосам. — Вы… что вы?..       Голос изменил Хаксу, когда Дэмерон решительно забрал из его ослабевших пальцев сигарету и, не потрудившись затушить, уронил её в пепельницу, перегнувшись через растерявшегося Хакса. Собственный окурок капитана отправился туда же.       А после вдруг чужие горячие руки оказались на его щеках, чужое дыхание опалило губы. Запах гвоздики, извиваясь, проник в нос, и Хакс жалко всхлипнул, чувствуя, как предательски теплеет внизу живота.       Он схватился за смуглые запястья в попытке не то оттолкнуть, не то притянуть к себе ближе горячее тело. Шум пульса возвысился в считанный миг и заглушил все вокруг: дождь, грозу, скрип старой мебели и звуки непродолжительной возни. — Тише… тише, не бойся, Армитаж, — прочитал он по губам. — Тише. Это только я.       Как он упустил момент, когда стал для капитана Армитажем, а не доктором Хаксом?..       Но собственное имя успокоило и отрезало страх. Хакс потерянно моргал, глядя на так близко находящегося Дэмерона, наслаждаясь жаром его смуглого тела и страшась горящего дикого взгляда.       Поцелуй показался горячее самого обжигающего чая. Неловко и напористо, будто и не имея никакого опыта, Дэмерон прижался к нему полураскрытыми губами, беспомощно выдохнув в рот.       Запах гвоздики сводил с ума, толкал в бездну, иначе Хакс не мог объяснить себе, почему вдруг руками обхватил капитана за широкую крепкую спину и вцепился пальцами в рубашку в последней безуспешной попытке сохранить здравый смысл.