Crush

      Вязкая смесь эмоций, бушующих внутри, оказалась необычайно сложной. Невозможно было поймать в ней одно конкретное ощущение, чтобы определить своё отношение к происходящему. Отвечать на неловкие нежные движения губ было страшно, возбуждающе и до ужаса сладко. — Я думал, ты оттолкнёшь меня. Боже, я просто надеялся, что ты меня оттолкнёшь… — обжёг рот неловкий смешок. Хакс с трудом открыл глаза, чтобы увидеть тень растерянности на счастливом лице напротив. — Я хочу… сам не знаю, всё путается, — Дэмерон погладил большим пальцем щёку Хакса, и тот вспомнил, насколько давно не брился. — Я столько размышлял, как дотронусь до тебя, представлял, каково это будет, а теперь и не знаю, что делать! — он уже открыто смеялся, и сквозь рубашку Хакс чувствовал ладонями, как двигаются лопатки. — Ужасно неудобно получается, не находишь? — Немного, — машинально согласился Хакс. Он размышлял, он представлял — одна только мысль об этом заставляла пальцы ног поджиматься от удовольствия.       Дэмерон снова улыбнулся. — Ты невероятный. Ты невероятный, а я просто косноязычный болван, болтаю и болтаю без цели, потому что совершенно не понимаю, почему ты меня слушаешь, да ещё и так внимательно.       Хакс продолжал обнимать Дэмерона, серьёзно глядя в его лицо. Он чувствовал вину теперь, это точно, вину за то, что не сдержал своего порыва и открылся Хаксу, а вот делать что-либо дальше опасался.       И это настолько не вязалось с общим впечатлением о капитане, что внутри Хакса проснулась непонятная печальная нежность.       Не ответив, он снова закрыл глаза, потянулся вперёд и поймал нижнюю губу Дэмерона своими губами, обнял чуть крепче — в ад все сомнения и все размышления, они оба хотят одного, и если уж у капитана хватило смелости признаться, то и у Хакса хватит. Использовать слова вовсе не обязательно.       Дэмерон замер, но в следующий миг ответил с прежней готовностью, запуская одну руку в идеально лежащие рыжие волосы. Он с готовностью приоткрыл рот, когда Хакс на пробу лизнул языком, и когда их языки соприкоснулись, едва слышно вздохнул, прижимаясь теснее.       У Хакса кружилась голова от ласк и прикосновений. Робость вскоре уступила место пылкости, поцелуй стал азартнее, исступленнее; в конце концов инициатива окончательно перешла к Дэмерону, и Хакс готовностью отвечал на заданный ритм влажного касания губ.       Ему нравилась каждая мелочь. Нравилась буря за окном, потому что она отражала беспорядок в их потерянных душах. Нравились пальцы, грубо ласкающие его затылок — сам Хакс переместил руку чуть выше, на шею, где брала начало линия роста волос, и тактильные воспоминания об их мягкости тут же подтвердились. Нравился вкус виски, которым отдавал поцелуй. Нравилось, как рвано слышится дыхание Дэмерона. Нравилось, как тот скользнул пальцами по щеке, по щетине на нижней челюсти, по шее, расположил большой палец под ключицей — руки его были сухими и горячими.       Дэмерон разорвал поцелуй, продолжив жадно касаться губами подбородка; он властно потянул волосы на затылке, заставив Хакса запрокинуть голову, беззащитно обнажив горло.       Когда кожи коснулся обжигающий кончик языка, Хакс не смог сдержать стон. Сквозь полуприкрытые ресницы он видел плывущие потолочные балки.       Шум дождя и дрожь пульса слились воедино и теперь стали громким гулом, порочной пульсацией крови. И запах, запах гвоздики собирал всё воедино; тяжёлый, пряный и тёмный — он связывал возбуждением по рукам и ногам. Волна мурашек пробежала по позвоночнику, когда Дэмерон накрыл ртом ямку под ухом, живот свело от желания. Между нижними половинами их тел все еще было небольшое расстояние, поэтому капитан не мог понять, насколько Хакс твёрд.       А он сам?..       Хакс с трудом сглотнул слюну — в глотке пересохло из-за того, что он беспорядочно ловил ртом воздух. Он ведь может всего лишь опустить руку вниз, чтобы накрыть возбуждённый пенис, вызвать короткий рваный выдох из припухших губ. Одно простое недолгое движение.       Но сделать он ничего не успел. Едва ли можно было его за это винить; широко и размашисто проведя языком по адамову яблоку, капитан вдруг убрал руки от его головы и принялся нетерпеливо расстёгивать не до конца просохшую после дождя рубашку. Всё обошлось в пару движений. Подтяжки мешали стянуть одежду с плеч, но, кажется, это было и не нужно.       Хакс не стал приподниматься, оставшись в прежней позе. Он чувствовал, что каждое его движение ловится блуждающим взглядом, слышал, как тщетно пытается восстановить дыхание Дэмерон, и это ему льстило. Оставив рубашку распахнутой, точно крылья, капитан приложил ладонь к солнечному сплетению, ненавязчивая ласка, но сейчас ощущающаяся куда острее, чем должно.       Он больше не целовал Хакса. Он обводил контуры рёбер и гладил живот, касался грудных мышц и задевал пальцами возбуждённые соски. Мозг отказывался понять, дразнит ли он таким образом или действительно получает удовольствие исключительно трогая. — Армитаж… — тихо позвал его Дэмерон.       Хакс с трудом поднял веки и встретился с давящей поволокой в тёмных глазах. От взгляда на призывно приоткрытые губы член в брюках дёрнулся, от чего Хакс непроизвольно подался бёдрами вперёд. — Если тебе покажется, что я перегибаю палку, только скажи, — прошептал Дэмерон. — Не думаю, что я в курсе дозволенных пределов.       Я практически распят перед ним, беспомощно подумал Хакс, а у него рубашка застёгнута на большее число пуговиц, чем нужно. Это несправедливо. — Я не знаю. Я никогда не… — Я тоже. Но ты только скажи, если тебе не понравится. Я, — Дэмерон хитро усмехнулся, став от этого дьявольски красивым, — я постараюсь послушать тебя. Не обещаю, что получится, потому что ты не представляешь, как выглядишь в моих глазах.       Он потянулся вперёд и легко поцеловал Хакса в губы, вопросительно глядя на него и явно ожидая вербального разрешения, потому что язык тела говорил сам за себя. Контраст между дикостью и резко поднимающей голову неуверенностью играл против Хакса, делая Дэмерона слишком привлекательным, чтобы сказать “нет”.       Поэтому Хакс молча кивнул. И тут же зашипел, потому что поглаживающая живот ладонь невозмутимо и мягко накрыла пах, пальцы сжались, прощупывая безбожно твёрдый член. Как будто он делал это уже тысячи раз и точно знал, что понравится Хаксу. — Ну надо же… — снова раздался шёпот, на этот раз ближе к краю уха. Зашуршала ткань брюк. — Если бы я знал, что ты настолько хочешь, то не тянул бы так долго. Расстегни зажимы.       Непослушными пальцами Хакс отстегнул подтяжки и ослабил брюки, стараясь не смотреть в сторону Дэмерона. Щёки горели огнём, и со стороны он наверное представлял то ещё зрелище: растрёпанный, румяный, с затуманенными глазами и потемневшими губами.       Чёрные волосы защекотали щеку, когда капитан поцеловал его в шею. Хакс не сдержался и несмело погладил кудрявую макушку. Он вдруг понял, что капитан нервничает похлеще его самого, но останавливаться не собирается никоим образом: чужие руки расстегнули штаны и приспустили бельё, и вот тут уже Хакс не выдержал и стыдливо зажмурился, чувствуя, как на кончике члена выделяется смазка.       Раздался влажный бархатистый звук — он лижет свою ладонь, в священном ужасе подумал Хакс, внутренне содрогнувшись — и наконец на плоть легли горячие пальцы. Он охнул от того, как остро это ощущалось, почти так же, как и своя собственная рука, но всё же иначе; Дэмерон шумно выдохнул ему в шею и снова приник к губам с прежней собственнической нотой.       Плотно обхватив ствол, он начал мерно двигать рукой. От избытка ощущений Хакс был вынужден вцепиться в первое, что попалось — вьющиеся чёрные волосы — и это наверняка причинило неслабую боль. Но он сразу об этом забыл. Горячая всепоглощающая волна возбуждения затопила его, и думать он мог только о том, как бы продлить происходящее и не прийти раньше времени. Это было проблемой; от звука движущейся кожицы никуда было не скрыться, как и от возбужденного дыхания Дэмерона.       Второй проблемой стало дикое противоречивое желание кончить быстрее. Движения кисти казались слишком медленными. — Вы… можете вы… ах!.. — задохнулся Хакс; Дэмерон накрыл большим пальцем отверстие уретры и слегка помассировал его. — Как забавно, — раздался низкий дрожащий смешок. — Оценишь ли ты иронию, Армитаж? Ты сидишь передо мной со спущенными до колен брюками, твой великолепный член у меня в руке, и я серьёзно подумываю, что этого недостаточно…       Он сжал пальцы крепче и чуть покрутил кистью, заставив Хакса охнуть. — И ты всё ещё обращаешься ко мне на “вы”? — он легко прихватил зубами шею, почти не всосав кожу. — Это действительно забавно...       На внутренней стороне век плясали звёзды. — Ты… — Хакс быстро облизнул пересохшие губы, — ты мог бы чуточку быстрее?.. — Открой глаза, Армитаж. Посмотри.       Хакс повиновался, но следующий миг пожалел об этом: слишком развратное зрелище предстало его глазам. Головка раскраснелась и вся покрылась липкой смазкой, смазка же перепачкала и пальцы, медленно скользящие по стволу вверх и вниз. — Не думал, что скажу это кому-нибудь, но у тебя чертовски красивый член, — хохотнул Дэмерон. — Но я тебя понял…       Он увеличил темп, время от времени сжимая пальцы чуть крепче и стимулируя алеющую головку. На висках у него выступили капли пота, волосы промокли и прилипли к коже. Хакс безуспешно сдерживал стоны, рвущиеся из его непослушного рта, одной рукой тщетно впиваясь в обивку дивана, а другой всё ещё удерживая Дэмерона за волосы. Если бы у него остались силы, он мог повернуть голову и увидеть, что не один он здесь ходит на грани возбуждения.       Буря за окнами и не думала сбавлять обороты. Ветви яблонь яростно стучали в окно.       Хаксу показалось, что он падает на дно глубокой пропасти. Всё было слишком хорошо и слишком неправильно. Ему не должна нравиться животная составляющая возбуждения Дэмерона. Взгляд, полный порочности, не должен заставлять его думать о самых разнузданных вещах, о которых он когда-либо слышал. И эта улыбка, озорная и многообещающая — она не должна…       Мысль оборвалась; Хакс понял, что ещё немного, и он кончит. Боги, он кончит, прямо на глазах капитана Дэмерона. Кончит от движений его рук на эти самые руки. Белое семя на смуглых руках. Его семя на его руках.       Он снова откинул голову назад, хватая ртом воздух; он и забыл, что кто-то на него смотрит, потому что оргазм нахлынул внезапно и неотвратимо. Хакс содрогнулся, даже не пытаясь сдержать громкий полустон-полувсхлип, чувствуя, как толчками извергается себе на живот. Тёплого семени было много, Дэмерон не ошибся тогда на счёт его ненамеренного воздержания.       Он не мог насытиться воздухом, лёгкие горели, и Хакс всё никак не мог отдышаться. Один из самых ярких оргазмов в его жизни ему подарил его собственный пациент — в топку врачебную этику.       Что-то коснулось его живота. Что-то влажное и горячее.       От внезапной догадки глаза Хакса распахнулись сами собой. Это действительно происходило — Дэмерон оставлял на напряжённых мышцах пресса невесомые поцелуи, никак не вяжущиеся с прежними неудержимыми касаниями губ. Изредка он находил одинокую мутную каплю и быстрым движением подхватывал её кончиком языка.       Их взгляды встретились. Член Хакса снова дёрнулся, когда Дэмерон ухмыльнулся и нарочно провёл языком широкую дорожку по самой бело-мутной гуще. Его рука, вся липкая, испачканная спермой и смазкой, оглаживала выступающую косточку на бедре. — Сигаретой не угостишь? — как ни в чём не бывало весело спросил он.