Crush

      Хакс проснулся от того, что Миллисент настойчиво кусала его за пальцы. Он сонно помахал рукой, пытаясь отогнать наглое животное, но особого успеха действие не возымело: кошка принялась нагло и громко мяукать, не собираясь сдаваться и требуя без промедлений её покормить.       Пару секунд Хакс недоумённо разглядывал животное, пытаясь сообразить, почему Миллисент вообще его разбудила. Никогда прежде она не приходила и не требовала еды, поскольку её миска стояла на кухне и редко пустовала. Кроме того, Роуз обычно подливала ей молока.       Ах, вот в чём причина. Роуз сейчас здесь нет.       Хакс сглотнул невесть откуда взявшийся ком в горле и медленно повернул голову вправо, неуверенный, хочет ли он, чтобы всё происходящее оказалось сном или действительно свершилось наяву.       Места на диване осталось совсем немного. Капитан Дэмерон спал, уткнувшись лицом куда-то Хаксу в подмышку и собственнически перекинув мускулистую руку ему через грудь. Можно было почувствовать, как мерно движется от дыхания грудная клетка.       Ситуация начинала казаться абсурдной.       Хакс потрогал пальцем чёрные завитки на затылке. Нет, тут никаких сомнений и быть не может — он ощущает мягкость волос, да и от близости с обнажённым телом очень жарко, особенно на контрасте с прохладой осеннего утра. Всё на самом деле происходит. Сколько же сейчас времени? Вроде и усталость как рукой сняло, и спал он будто бы вволю, но в кабинете ещё было темно, да и за окнами едва занималось солнце.       Он забыл обо всём, даже не вспоминал о всех навалившихся проблемах. Все они оказались вдруг несущественными и зыбкими, но сейчас, стоило темноте начать отступление, как они снова выбрались из своих укрытий и протянули к Хаксу корявые руки. Он и не думал о карантине, не вспоминал о неудаче с сиротами, не переживал о Роуз. Весь его долг и все его убеждения прошлой ночью рассыпались в прах под настойчивыми ловкими пальцами.       Хакс закрыл лицо свободной ладонью — другая, как он с ужасом заметил, мягко покоилась на талии Дэмерона.       Сейчас в нём преобладало отвращение к самому себе. Но самым страшным оказалось то, что он хотел этого снова, хотел большего, хотел разного. Произошедшего оказалось в избытке и недостаточно. Кабинет с его забитыми книжными полками, с заваленным листками и заметками письменным столом, с высокими окнами и мрачными балками на потолке потерял свою неповторимую атмосферу безопасности и уюта.       Теперь всякий раз, когда Хакс окажется в кабинете, он будет смотреть на узкий скрипящий диван, будет вспоминать чужие горячие руки на своей спине, требовательные губы и бессильное “Ох, Арми…”, стон умирающего, что прервался на середине фразы.       Миллисент снова требовательно мяукнула.       Как можно аккуратнее Хакс стал отодвигаться в сторону, сантиметр за сантиметром, опасаясь резким движением разбудить Дэмерона. Глаза под плотно сомкнутыми веками двигались, и Хакс задался невольным вопросом — что ему снится? Видит ли он небо, которого лишился?       Собственное худое тело стало огромным и трудноуправляемым.       Диван скрипнул слишком громко, когда Хакс кое-как перенёс вес и сполз на пол, оставшись коленопреклонным; Дэмерон глубоко вздохнул, но не проснулся, только лишь подтянул руки поближе к груди, словно сжимал что-то или защищал.       Потеря тепла тут же заставила мурашки броситься вниз по позвоночнику, рыжие волоски на руках встали дыбом.       В таком положении отлично видна была пострадавшая нога капитана, бугрящиеся шрамы и следы от швов. Вчера Хакс не покривил душой, когда сказал, что хочет Дэмерона сейчас даже сильнее, чем если бы он не попал в катастрофу. Но если в тот момент он принял кипящее внутри за нечто большее, чем физическое притяжение, и сам поверил своим словам, то сейчас Хакс практически ненавидел себя и свои руки за то, что сделал с капитаном.       Я использую его, подумал сдавленно Хакс, я пользуюсь его беспомощностью и зависимостью, и пусть он говорит, что не злится и что я всё делал правильно — мы оба знаем, что был ещё один выход. И выбор зависел не от Дэмерона.       И его чувства — они неправильные. Они кривые и извращённые, не выдерживающие критики, яркий пример антибиоза, и ещё неясно, кто получает больше вреда, кто сильнее вывернул нутро наизнанку.       Но он… он был счастлив?       Они были счастливы?       Дэмерон надеялся, что Хакс его оттолкнёт; Хакс доказывал самому себе, что никаким сексуальным притяжением здесь и не пахнет. И что же, вот они, тесно сплетённые на диване, их волосы спутались в чёрно-рыжую живую смесь, их дыхание смешалось, их животы покрыты смазкой. И если Хакс наклонится к своему плечу и вдохнёт запах, он распознает настойчивую и настырную гвоздику.       Чуть не потеряв равновесие, он встал. Быстро подобрал с пола брюки, едва удостоив вниманием остальную одежду на полу. Подтяжки укоряюще болтались в воздухе. От жгучего желания лечь обратно и поцеловать Дэмерона в чуть разомкнутые губы спасло только болезненное закусывание щеки.       Миллисент проследила, как он неловко натягивает мятые брюки, а затем величаво затрусила за Хаксом прочь из кабинета в спальню, где внимательно смотрела, как он ищет новые брюки, свежее бельё и рубашку в комоде; под звук шлёпания босых ног по деревянным полам она спустилась с ним на первый этаж, быстро-быстро перебирая лапками и мяукая, дабы Хакс не забыл про неё. Внизу было ещё холоднее — кажется, где-то осталось открытым на ночь окно.       Отделаться от животного удалось только наполнив миску мясными обрезками. То и дело зябко передёргивая плечами, Хакс поскорее покинул полутёмную кухню, наткнувшись на пустое ведро. Остатки семени осыпались с живота молочным песком.       Оказавшись в ванной, он плотно прикрыл дверь и открыл краны. Штаны после недолгих раздумий отправились в корзину для белья — Хакс едва сдержался, чтобы не разорвать их на лоскуты, точно доказательство коварного преступления.       Несмотря на холод, он стоял обнажённый и смотрел на наполняющуюся бурлящей водой ванную, спрятав мерзнущие ладони в подмышках и время от времени потирая ступни одну о другую. Всегда ли здесь было так холодно? Когда он приносил одежду Дэмерону, он вовсе не продрог.       Он покосился на лампу на старом табурете. В тот раз она горела, и всё было обласкано светом, и тело в воде отливало золотом.       Хакс поморгал, чтобы мираж рассеялся.       Мылся он недолго — всё же ему нужно было в госпиталь, а он так и не удосужился взглянуть ни на одни часы в доме. Он тщательно, почти как перед полостной операцией, намылил всё тело, фыркнул, когда пена попала в нос, будто надеялся стереть с лица земли опрометчиво поступающего Хакса и возродить из пены нечто новое и чистое. От вульгарного сравнения с Кипридой Хакс закатил глаза и развивать эту мысль дальше не стал.       После, до покраснения натерев кожу полотенцем, он с той же педантичностью оделся, застегнув все пуговицы и разгладив складки на рубашке в районе пояса. Посмотрел в зеркало, критически изучив лицо, и пришёл к выводу, что побриться всё же стоит.       Щетина была уничтожена без сожаления.       В итоге Хакс стал выглядеть почти нормально. Ботинки он благополучно оставил наверху, жилет следовало надеть как можно скорее — ещё один слой тканевой оболочки — но по крайней мере человек, серьёзно взирающий из зеркала, не выглядел больше страдающим от глубокой бессонницы, и даже складка между бровей как будто стала не такой напряжённой.       Когда он, погружённый в размышления о происходящем, вернулся в кабинет, Дэмерон уже не спал. Судя по всему, он только недавно очнулся, лицо его всё ещё хранило следы отрешённого спокойствия. — Доброе… доброе утро, — запнувшись, сказал Хакс.       Грёзы стали явью. Гибко потягивающееся тело, линии живота и напрягшиеся трицепсы. Вьющиеся в беспорядке волосы. — Доброе, — отозвался Дэмерон, играя мышцами, будто змея, которая разворачивает мягкие кольца своего чешуйчатого тела. Нельзя было сказать, что он думает о прошедшей ночи, потому что на первый взгляд он вёл себя так же непринуждённо и расслабленно, как обычно.       И он был твёрд.       У Хакса пересохло во рту.       Обычная утренняя эрекция, сказал он сам себе. Физиология. Возьми себя в руки, ты же считаешься врачом, чёрт бы тебя побрал. — Как проходит самокопание?       Хакс опешил. Дэмерон спокойно смотрел на него, вольготно раскинувшись на всём свободном пространстве дивана и заложив одну руку за голову, а другую невозмутимо устроив на животе. — А ты думаешь, чем я занимался всё то время, что ты в госпитале? — сказал он, увидев заминку. — К тому же я уже понял, что ты склонен к постоянному анализу своих действий и просчёту последствий своих поступков. — Я только пришёл за ботинками, — невпопад ответил Хакс. — Только?       Он видит тебя насквозь, подумал Хакс мрачно. До последней косточки, до самой поверхностной мыслишки.       Он осознавал, что ведёт себя неуместно. После откровений и после совместной ночи не следует вести себя так прохладно, и в глубине души Хакс это понимал, однако если вы провели вместе всего одну ночь, то это ведь не значит, что при следующей встрече должны бросаться друг к другу с объятиями. Но на тонкой грани между сдержанностью и холодностью оказалось так трудно балансировать.       Хакс засунул руки в карманы, потом высвободил, чтобы снова спрятать. Как всегда в напряжённой ситуации захотелось курить, и он косо посмотрел в сторону оставшихся в пепельнице окурков. Воздух в комнате не пропах табаком, значит капитан так и не пригубил сигарету. — Присядь, — попросил его Дэмерон.       Хакс скованно опустился на краешек дивана и тут же мысленно обругал себя последними словами. Нужно было вновь установить дистанцию, пока ситуация не усугубилась. — Ты снова пытаешься закрыться, — негромко сказал Дэмерон. — Я размышлял и об этом тоже, знал, что так будет. Знал, что тебе будет плохо. Я не хочу, чтобы ты сам себя уничтожал из-за случившегося. В конце концов, я просто хотел быть рядом, хотел помочь. — Это всё… не так, как должно быть, — выдавил из себя Хакс. Под тяжёлым всепроникающим взглядом ему было крайне неуютно, а тот факт, что обнажённый обладатель взгляда сидел совсем рядом — протяни руку и дотронешься до песчинок на животе — вносил неуместную нотку пикантности. — А как должно быть?       Хакс стиснул зубы. — Ты… вы… ты не понимаешь или притворяешься, что не понимаешь? Последствия, вот что важно! Я далёк от психологии, однако же даже я не могу назвать то, что случилось, правильным и закономерным. Всё закончится с карантином, всё должно закончиться с карантином. Наша связь врача и пациента выросла во что-то извращённое и пагубное. — О, звучит почти обидно, — весело сказал Дэмерон. В тёмных глазах заплясали чёртики.       Хакс едва не всплеснул руками, глядя на это безобразие. — Я просто пытаюсь быть честным, — в отчаянии воскликнул он. — То есть я понимаю, что мы оба этого хотели, я знаю и не виню тебя, ни в коем случае не виню! Только себя. Я уже сталкивался со случаями, когда пациент начинает испытывать большее, чем просто благодарность, но всегда успевал подвести черту - но не сейчас! Момент безнадёжно упущен. — Вчера ты обещал, что не отпустишь меня, — заметил Дэмерон. — Я знаю, я знаю. Я не врал, клянусь! Но... я не должен просто покориться тому, что хочу, это означало бы нравственную деградацию. — А я всегда стараюсь поступать так, как хочу, — Хакс вздрогнул, когда Дэмерон взял его за руку. Дружеский жест — последнее, что в этот момент ему было нужно. — В твоей системе ценностей я, видимо, плескаюсь где-то на самом дне. — Да нет же! Пойми же, у всего есть цена, и цена, что мы заплатим после, если не прекратим, будет чересчур высока! — Всегда нужно чем-то расплачиваться. Особенно за удовольствие. Я готов, если это поможет извлечь из удовольствия всё, что можно. Иначе какой смысл вообще существовать?       Хакс бессильно перевел взгляд в окно, где ветки яблонь уже стали светлее. — Об этом я и говорю, — сказал он с болью в голосе. — Нужно расплачиваться. Я не могу владеть собой в той мере, чтобы выкорчевать все мои мысли о тебе без остатка, а их стимул - он в корне неверен сам по себе, и от этого вдвойне хуже. И… это повлияет на меня. Мне сложнее будет сосредоточиться, когда я буду думать только о тебе и о том, где ты и с кем ты, и я стыжусь самого себя, что не могу справиться. — Это не стыдно.       Диван скрипнул — Дэмерон придвинулся чуть ближе, коснувшись искалеченной ногой бедра Хакса. — Быть нежным. Это не стыдно, — мягко повторил он. — Армитаж, ты изо всех сил кроишь из себя чёрствого циника, но у тебя удивительно плохо получается. Я и сам понимаю, что наша связь необычна до крайности, но и что с того? Это только наше дело. В определённый момент ты сорвёшься, и тогда меня не будет рядом, а всё потому, что сам себя заживо хоронишь из каких-то псевдо-альтруистических целей.       Когда он подался вперёд и деликатно, что совсем не вязалось со вчерашним напором, поцеловал Хакса, тот не нашёл в себе сил его оттолкнуть. — Ты просто человек, — прошептал он в разомкнутые губы. — Прекрасный, самоотверженный, но всё же просто человек. Не нужно винить себя за то, что ещё не случилось, не нужно бояться. — Мы нарушаем закон*, — из последних сил сопротивлялся Хакс, с попеременным страхом и радостью чувствуя, как его обнимают сильные руки. — О, разве это не добавляет остроты?.. _________________________ Имеется в виду поправка Лабушера: https://clck.ru/GSMif