Crush

      Нынешний вечер обошёлся без дождя. Когда Хакс опустил ногу из повозки и коснулся ботинком земли, грязи почти не было, и мелкие камешки сухо захрустели под давлением подошвы.       Он привычно спрятал руки в карманы и, чуть сгорбившись, зашагал к особняку. Сзади кучер немедленно тронулся с места. Поскрипывающая повозка медленно отбыла восвояси.       Погрузившись в свои мысли, Хакс не сразу заметил в саду движение. Уже возле крыльца он поймал краем глаза шевеление и обернулся — Дэмерон стоял возле потрёпанной ветрами кроны одной из самых больших яблонь. На плечах небрежно устроилось отцовское пальто.       Он широко улыбнулся при виде Хакса и двинулся навстречу по шуршащим буро-жёлтым листьям. Его силуэт выглядел непривычно, и Хакс не сразу понял, из-за чего — после тяжёлого дня голова соображала не шибко быстро — но потом различил, что число костылей уменьшилось, и теперь Дэмерон опирался только на один.       Таким образом он передвигался быстрее, но и походка сделалась более рваной. — Снова ищешь кротов? — полюбопытствовал Хакс, не вынимая рук из карманов. — Всё же их здесь нет. Может дальше, в холмах, — Дэмерон остановился напротив него. От напряжения он чуть покачивался, привыкая, как видно, к новой манере ходьбы. — Но сад чудесный, даже когда деревья потеряли почти все листья. Пахнет вкусно — старой древесиной, влагой.       Хакс согласился. — Весной здесь очень много цветов. Семена ветром надувает, за садом никто не ухаживает. Роуз очень любила… любит, — твёрдо поправил он сам себя, — Роуз любит собирать их в букеты и дом украшать. Сейчас у неё в комнате в вазе стоят листья. — Как она? — Она переживает, что я с тобой не справляюсь, — невесело усмехнулся Хакс. — И её опасения можно понять. Но я убедил Роуз, что мы нашли общий язык. — О? И ведь не соврал, так?       Хаксу не понравились игривые нотки в голосе собеседника, как и то, как он пристально посмотрел по сторонам, оглядывая притихшую дорогу. — Могу я поцеловать тебя?       Разумеется, нет. Вот так в открытую, среди бела дня… хорошо, уже вечер, но ведь солнце едва село, и сумерки вокруг ещё не такие густые, на небе гаснет розовая полоса — их кто-нибудь удивит, и тогда точно неприятностей не оберёшься.       Его руки тоже замёрзли в прохладе уходящего дня; ладонь уже не такая горячая, как до этого, но всё же щеке Хакса становится чуточку теплее.       Дэмерон целовал его настойчиво и убедительно; сам собой Хакс приоткрыл рот, коснулся влажного языка своим языком. И снова всё пропало, как волшебству, осталась только щекотка от ласкаемых ветром вьющихся волос, что задевали его скулу, и наливающаяся тяжесть внизу живота. — Ты проголодался, — тяжело дыша, отстранился от него Дэмерон. Хакс не сразу понял, что он говорит о пище, а не о сексуальном голоде. — Как насчёт быстрого ужина? Есть холодная говядина и варёный картофель, и зелёный горошек.       Хакс поймал себя на том, что неосознанно вцепился в его предплечье, скрытое под грубой тканью пальто. Он постарался перевести дух и успокоиться. — Насколько же тебе здесь скучно, что ты принялся за готовку. — Без тебя? — снова многообещающая радостная улыбка. — Право, я готов лезть на стены! — В таком случае у меня есть радостная новость. Один из моих пациентов, мистер Кайло Рен, пригласил нас составить ему компанию в один из вечеров, когда будет удобно, — он с тайным удовольствием отметил, как затаил дыхание капитан, — и я решил, что это отличная идея. Сам бы я вряд ли поехал сейчас, но вот… — Почему это? — перебил его Дэмерон. — Мне кажется, не стоит веселиться и развлекаться, в то время как Роуз находится в госпитале. Это не очень красиво по отношению к ней. По хорошему следовало бы наплевать на упорное сопротивление персонала и оставаться в больнице, однако всё же нужно следовать за логикой, а не за внутренними порывами. А логика говорит, что у меня есть ещё один пациент. — Глупости какие. Как твоё круглосуточное дежурство и нарушения сна помогут бедняжке Роуз?       Хакс нахмурился. — Она будет знать, что я поддерживаю её, — ответил он, выпустив наконец рукав пальто и направляясь к особняку. Дэмерон последовал за ним. — Что я в любую минуту готов прийти на выручку, и что если ей станет хуже, то я сделаю все, чтобы помочь и облегчить её страдания.       Гонимые ветром листья то и дело налипали на брюки. — Всё это звучит благородно, тут не поспоришь, но твоё присутствие ничего не решит. Ты замечательный доктор, однако не стоит пытаться прыгнуть выше головы. — Как ты можешь так говорить? — возмутился Хакс. Он не сразу понял, что по сути Дэмерон говорит теми же словами, что он и сам в своё время объяснялся с Роуз, пресекая её неразумное желание работать в госпитале. — Это значит сразу признать поражение, прекратить борьбу! — Это значит трезво оценить свои силы и возможности, — возразил Дэмерон. — Если бы ты мог, ты бы давно излечил всех больных, не только Роуз, но сейчас такой возможности не существует, и уповать можно только на случай. А тебе это противно, потому что положиться на судьбу значит принять своё бессилие. И выматывать себя зря не нужно; это приведёт лишь к неспособности помочь другим больным людям, которые надеются на тебя. И, уверяю тебя, Роуз знает, что ты за неё переживаешь. Но бороться с болезнью она будет в одиночку, — Он криво усмехнулся взявшемуся за дверную ручку Хаксу. — На больничной койке мы все оказываемся один на один с самим собой.

***

      После неожиданно вкусного ужина Хакс со стаканом виски в руках поднялся к себе в кабинет.       В новом качестве сидеть за одним столом с Дэмероном оказалось мучительно неловко, но приятно. Они вели ни к чему не обязывающую беседу; в основном говорил Хакс, рассказывая всё, что знает о мистере Рене. Как он и думал, новость о перемене обстановки взбодрила Дэмерона, и тот не скрывал своего удовольствия, расспрашивая об огромном коммивояжере. Скудных сведений, которые ему смог предоставить Хакс, пытливому разуму было явно недостаточно, и Хакс уже заранее сопереживал немногословному и замкнутому Рену, который вскоре окажется мишенью для вопросов.       Неловкость же состояла в том, что между ним и Дэмероном возникла негласная договорённость, будто они были маленькими детьми и решили хранить жутко важный секрет, но теперь, оказавшись через некоторое время рядом, изо всех сил сдерживались, чтобы не обсудить его вслух. Внутри что-то почти физически скреблось и царапалось. И хоть со стороны всё выглядело вполне благопристойно — любой посторонний мог бы войти в маленькую столовую, взглянуть на полупустые тарелки и остатки вина в стаканах, не обнаружив ничего подозрительного - Хакс чувствовал себя в чужой шкуре, совершенно не подходящей ему по размеру.       Поэтому после ужина он долго отмывал тарелки на кухне, долго играл в гляделки с лениво поигрывающей хвостом Миллисент, долго мерил шагами кабинет.       В конце концов он решительно поставил непочатый стакан с алкоголем на рабочий стол поверх забытого справочника по пневмонии и вышел на лестницу.       В своей комнате с приоткрытым окном Дэмерон сидел на кровати. Он отложил при виде вошедшего Хакса книгу, обложку разглядеть не удалось, но Хакс и не стремился. Книга занимала его в последнюю очередь. — Я… — Всё в порядке, — сказал Дэмерон. — Иди сюда.       Под растерянным взглядом Хакса он оперся на локти и растянулся по всей длине постели, приглашающе склонив голову набок.       Матрац упруго спружинил, когда Хакс поставил на него сперва одно колено, а после и другое, оказавшись сверху. Он не смел опуститься вниз и оседлать бёдра, поэтому в нерешительности застыл, глядя на Дэмерона сверху вниз.       В комнате было непривычно тихо, дождевая завеса миновала особняк и прилегающие территории. Облака спрятались где-то за холмами. Спокойствие нарушала только изредка пузырящаяся от ветра тонкая белая занавесь на окне.       Он невольно опустил веки, когда на внутреннюю сторону бедра легла расслабленная ладонь. — Разденешься сам? — хрипло спросил Дэмерон. От дрожи в его голосе по спине побежали мурашки. — Я хочу посмотреть.       В низ живота прокатилась горячая волна.       Хакс бессильно поднял руки и принялся расстёгивать пуговицы на жилете. Он всей кожей чувствовал, что Дэмерон на него смотрит; ладонь ободряюще поглаживала бедро. Он нашёл в себе cилы приоткрыть глаза — лукавство уступило место тому взгляду, от которого у Хакса пересыхало во рту.       Он избавился от жилета, не глядя откинув его за плечо. Когда Хакс прогнулся в спине, высвобождая одну, а затем и другую руку из подтяжек, пальцы на его бедре чуть сжались. Дэмерон наблюдал за каждым его движением, и Хакс был уверен, что от него не скроются ни учащённое дыхание, ни румянец — он чувствовал прилив крови к щекам — ни то, как подрагивают от волнения пальцы.       С манжетами рубашки он справился быстро, хоть и успел упрекнуть себя, что именно сегодня вечером ему приспичило не закатывать рукава к локтям. Материал скользил по коже слишком грубо, будто каждый нервный рецептор усилил свою чувствительность в несколько раз.       В первый раз он раздевался перед кем-то, кто вот так неприкрыто хотел его. Дэмерон хочет его, со сладким стыдом думал Хакс, ему нравится его худое тело и веснушчатые плечи. Ему не может не нравится, потому что в тёмных глазах сквозит дикость, потому что губы приоткрыты, потому что пальцы гладят бедро с большим нажимом. От всех этих мыслей голова идёт кругом.       Это как если бы его фантазию вывернули наизнанку. Он думал о Дэмероне в своей постели, обнажённом и лениво потягивающимся, представлял, как смотрел бы на него и касался кончиками пальцев крепких мышц пресса. Он представлял, как красиво бы белые простыни оттеняли смуглую кожу и чёрные волосы.       Но наяву другое. Дэмерон под ним в постели, но это Хакс раздевается и только гадает, хватит ли света лампы, чтобы рассмотреть все подробности его телосложения. Он не видит даже то, куда отбрасывает одежду; подтяжки повисают вдоль бёдер ослабленными чёрными петлями, и брюки сползают ниже… — Ты только посмотри, — с нехорошим грязным смешком произнёс Дэмерон. — Тебе это нравится не меньше, чем мне.       Хакс опустил взгляд и с изумлением увидел, что из-за края брюк видна красная возбуждённая головка члена.       До этого он сосредоточился только на ощущении и восприятии чужого взгляда, но теперь, когда его поймали с поличным, возбуждение будто вспыхнуло заново одной горячей вспышкой. — Я бы мог коснуться тебя, как в прошлый раз, — прошептал Дэмерон. Его рука медленно двинулась вверх. — У тебя очень красивый член, Армитаж. Чертовски красивый, как я уже говорил, не устаю повторять это снова. — Хакс стиснул зубы, когда пальцы нежно сжали мошонку. — Но мне так любопытно… Я иногда думал об этом, и раз уж есть возможность увидеть наяву... — Что?.. — Хакс едва не заскулил, когда пальцы сжались ещё раз и вдруг пропали. — О чём ты? — Потрогай себя? — предложил Дэмерон невинно. — Покажи, как тебе нравится?       Сердце пропустило удар.       Как в полусне, Хакс потянулся к пуговицам на брюках. Туман в голове можно было бы списать на алкоголь, да только вот за ужином Хакс выпил лишь стакан вина, а виски и вовсе не коснулся.       Под неотрывным тёмным взглядом он старательно облизнул ладонь и, на миг замявшись, сжал горячий бархатистый член рукой. С губ сорвался вздох облегчения, но одного прикосновения было мало — сгорая от стыда, Хакс провёл по стволу вверх-вниз. Всё тело покалывало от возбуждения.       Дэмерон ухватил рукой край порядочно сползших брюк и потянул их ещё ниже. Ягодицы тронуло прохладой, прокравшейся затем вверх по позвоночнику. Между лицом капитана и движущейся рукой Хакса оставались считанные сантиметры.       Он сел выше, ухватив ягодицы Хакса влажными ладонями. Хакс порадовался было, что наконец-то их контакт взглядов прервался, но стоило губам Дэмерона коснуться его ребра, как он в голос застонал, едва не потеряв равновесие. Невинный поцелуй обжег точно пламя; он покачнулся и упёрся свободной рукой в твёрдое плечо, не прекращая ласкать себя. Венки на стволе выделились чётче, чем обычно, или Хакс совсем забыл, каково это — испытывать настолько чистое незамутнённое сексуальное возбуждение.       Тёплое дыхание щекотало рёбра. Поцелуи тлели на животе. — Не останавливайся, — разобрал Хакс в гудении пульса шёпот. По впадинке между грудными мышцами скатилась капля пота.       Он и не думал. Что бы не произошло сейчас, оно бы не заставило Хакса остановиться.       Он запрокинул голову кверху, хватая воздух пересохшим ртом. Это всё было непристойно и дико. И нравилось до безумия.