Сафлор

Вечеринки у Соквона случались нечасто – он редко мог позволить себе какие-то выходные, тем более, если рабочий сезон уходил в самый пик. Будучи сыном главы одного из крупнейших туристических концернов страны, Соквон довольно тяжело отрывался от работы и предпочитал проводить самый высокий сезон в постоянной дисциплине, чтобы не сбиваться с ритма – возвращаться даже после коротких выходных было непросто. Когда же горячая пора сходила на нет, Соквон обычно устраивал хорошую вечеринку для узкого круга. Масштаб таких «мероприятий» строился не вокруг числа приглашенных, а вокруг денег, затрачиваемых на небольшую компанию. В такие вечера Соквон совершенно ни в чем себе не отказывал, и мог спустить целое состояние всего на пять или шесть гостей. Такие вечеринки казались ему наиболее безопасными и увлекательными, нежели крупные и показушные вечера, которые порой устраивали друзья его отца. Соквон плохо разбирался в качестве таких больших вечеринок – так называемых «мальчишников». На самом деле никто из устроителей, как правило, не собирался жениться. Наверное, такие сходки назывались «мальчишниками» из-за присутствия стриптизерш и продажных женщин, которых приглашали и оплачивали без разбору. Весной, еще в апреле, перед самым началом высокого сезона, Соквон решил собраться с друзьями, чтобы отдохнуть и повеселиться еще до того, как начнется самый аврал. Они предпочитали отдыхать в ночном клубе «Форзиция», с владельцем которого были знакомы. В этом же клубе работал отличный комплекс уединенных комнат для ВИПов – там в основном происходили встречи с женщинами, соглашавшимися на секс. Соквон заказал закрытую кабину и трех девушек в обслугу – в это понятие включалось абсолютно все, вплоть до секс-услуг. Это было удобно – обычно такие девушки назывались хостесс, и выполняли роль хозяек. Встречали у порога, провожали в кабину, принимали и уносили одежду, рассаживали гостей, смешивали коктейли, поддерживали беседу, мило смеялись шуткам, следили за угощением и включали караоке, если это было нужно. Хостесс были не просто шлюхами, с которыми можно было переспать – хотя этот вид услуг, определенно, также ими выполнялся. Они были женщинами, позволявшими гостям полностью расслабиться. И заказать хостесс для крупной вечеринки также не представлялось возможным. Это был еще один плюс отдыха в кругу самых близких друзей. Соквон всегда заказывал три хостесс, не объясняя своего решения. Обычно он отдыхал с тремя друзьями, и после того, как все они достаточно напивались, каждому доставалось по девушке. Сам Соквон к этому времени уходил в другую комнату для ВИПов – она находилась в самой глубине клуба и оставалась закрытой. Никаких камер – он лично просвечивал все углы, когда входил. Это был самый главный секрет, объяснявший, почему он предпочитал отдыхать в «Форзиции». У него было достаточно денег на самые дорогие сеульские клубы с первоклассным сервисом, но только здесь его запросы могли быть удовлетворены в полной мере. То есть, хорошая выпивка, закрытые помещения, конфиденциальность обслуги и хостесс, отсутствие камер и… и парень на остаток ночи. Соквон не спал с девушками. Совершенно не страдая от отсутствия секса в высокий летний или новогодний сезон, он отпускал себя на волю только четыре или пять раз в год – когда мог позволить себе оплатить красивого парня. У Соквона были абсолютно четкие предпочтения – он любил высоких, красиво сложенных и сильных парней со светлой кожей. Не перекачанных, но имеющих хорошие природные данные. При этом он никогда не представлял себя нижним, но ему нравилось чувствовать, что тело под ним не было безвольным или слабым – ему хотелось чувствовать живого и равноправного в сексе партнера. Апрельской ночью, когда он оформил заказ в «Форзиции», хозяин предупредил его, что с поиском парня могут возникнуть проблемы. Не то, чтобы мальчиков-геев в Сеуле стало меньше, просто они не сумели подготовить подходящий вариант. Соквон пообещал хорошо заплатить и никого не калечить – впрочем, о последнем он мог бы и не говорить вовсе, поскольку вообще никогда никого не калечил. В ответ ему пообещали приложить все усилия и все-таки найти парня. Поскольку обычно Соквон платил вдвое дороже, чем за самую опытную хостесс, он не сомневался в том, что хозяин клуба сделает действительно все возможное и невозможное, чтобы предоставить молодого человека. За полночь, когда друзья разошлись со своими «хозяйками» по комнатам, он дождался хозяина, и получил желаемый ответ – все готово. Соквону не хотелось пропускать эту ночь и уезжать ни с чем – все-таки впереди его ожидало пять месяцев активной работы. С начала мая и до конца сентября туристы нескончаемым потоком текли в страну. Кто-то на кей-поп фестивали, кто-то к достопримечательностям, кто-то просто на пляжи, коих здесь было не очень много. Соквон находился в работе без перерывов и отправлял туристов в оба конца – потому что желавших отдохнуть не в Корее, а за ее пределами было в десять раз больше. Такие граждане летели на Бали, в Таиланд, Индию, на Мальдивы и еще черт знает, куда. Соквон умел распределять все эти дела равномерно, так, чтобы ни одна бронь нигде не потерялась и не задержалась. Но перед этим сумасшествием он хотел как следует развлечься – чтобы потом ни о чем не жалеть. Комната каждый раз была оформлена по-разному – Соквон подозревал, что дизайн меняли раз в месяц или даже через каждые две недели. Поэтому для начала он вытащил портативный детектор с металлоискателем – чтобы просветить помещение на предмет камер. Одна, размером со спичечную головку, была найдена им среди подушек – очень хитро поместить объектив там, где не будут искать. Вторую он выдернул из вазы с цветами – водонепроницаемая камера плавала между стеблями форзиций, в честь которых и был назван клуб. Соквон не злился на владельца клуба и не страдал паранойей – ему было известно, что некоторые клиенты сами просили вести запись, чтобы потом пересматривать и дрочить в свободное время. Сам Соквон такими вещами не увлекался. Через некоторое время вошел парень. Соквон, который как раз закончил с камерами, повернулся к нему, разглядывая. Это был самый нелюбимый момент – бесполезное знакомство. Обмен именами. Просто чтобы выстанывать было легче – называть чье-то имя, а не тупо сыпать матерными словами. Парень был таким, как ему хотелось – высоким. Примерно метр семьдесят пять? И вес в пределах шестидесяти пяти. Может, даже меньше. Красивый, с белой кожей, полными розовыми губами. Неидеальный нос, веки с легкой припухлостью и едва заметной тоненькой складкой – отсутствие операций воспринималось Соквоном как бесспорный плюс. Широкие плечи, спортивная осанка. Очень хорош. – Как мне тебя называть? – скользя взглядом в расщелину между второй пуговицей и петлей его форменной рубашки, спросил Соквон. – Цукаса, – глуховатым голосом ответил парень. – Ну, а ты, если хочешь, называй меня Соквоном. Соквон никогда не придумывал себе других имен, поскольку не видел в этом смысла. В чем заключались его риски? Если бы его хотели подставить, то нашли бы настоящее имя, сколько бы он ни прятался. Так что он оставлял все как было, тем более, что в пылу оргазма слышать свое настоящее имя было куда приятнее. – Подойди, – сказал он, продолжая разглядывать Цукасу. Тот не был похож на японца, но Соквона это не волновало. Ему хотелось только поскорее понять, каким был этот парень. Не только в постели. – Все твои запреты сегодня отменяются, – вставая перед Цукасой в полный рост, предупредил Соквон. – Твои губы, пальцы, кожа… весь ты внутри и снаружи сегодня мой. Ни в чем мне не отказывай, и я не причиню тебе вреда. – А если в чем-то откажу? – спросил Цукаса, поднимая взгляд. Соквон остановил взгляд на его губах. Вблизи они выглядели еще красивее. Повезло. Сегодня парень был просто роскошным. – Если… откажешь… если откажешь, я думаю, что возьму все, что мне нужно, просто привязав тебя к кровати. Ты мне нравишься. Красивый. Цукаса ухмыльнулся – почему-то грустно, без иронии или с совсем небольшой ее долей. – Ты тоже, – ответил он. Соквон взял его лицо в руки и наклонился, сминая столь привлекательные для себя губы в поцелуе. Цукаса отступил на шаг, но челюсти все-таки разомкнул – Соквон скользнул языком глубоко, сразу же входя настолько, насколько смог с первого раза. Цукаса вдохнул носом, наполняя легкие, и Соквон почувствовал в этом движении что-то ценное – у Цукасы был какой-то опыт, но совсем небольшой. Он знал, что во время поцелуя можно было дышать, как нормальный человек, но не мог контролировать свое дыхание. Целоваться Соквон умел так, что прежних его партнеров просто уносило – от ощущений или от недостатка кислорода, кто знает. Но устоять на ногах было довольно тяжело – он это знал и гордился этим. Раскрываясь постепенно, Соквон обычно выпускал своего зверя на свободу без оглядки – всего на одну ночь. Он любил тела со всеми их изъянами и достоинствами – любил влажные рты, внутреннее тепло, любил упругие мышцы и мягкую кожу, любил нежные мочки ушей, гладкие подбородки и сильные ладони. В рот Цукасы Соквон влюбился с первого поцелуя и уже тогда понял – ночью будет целовать его столько, сколько захочет. Изнасилует эти губы, сделает их опухшими и горящими, чтобы Цукаса еще два дня после этого мог есть только с особой осторожностью. Чтобы кожа стала чувствительной и мягкой, как у начинающего трубача, губы которого еще не привыкли к мундштуку. Он оторвался от Цукасы, прижался носом к его носу и облизнулся, забирая остатки чужой слюны со своих губ. – Какой сладкий, – прошептал Соквон, перекладывая руку на его поясницу и подтягивая к себе. – Как мне сегодня повезло. А говорили «не найти, сегодня такого нет». А тут вот какой… Цукаса еще раз ухмыльнулся – опять невесело и без сарказма. Соквон решил не разбираться с этим – просто перехватил его обеими руками и прижал к себе покрепче, так что даже самому стало немного больно. Разумеется, для иностранных гостей азиатские возрастные границы были загадками, но Соквон уже несколько минут назад понял, что Цукаса был старше него года на три или даже четыре. При этом Соквон превосходил его по росту и весу и был значительно сильнее – Цукаса был силен и развит, но Соквон, убивавший излишки физической энергии в спортзалах, мог легко сломить любое сопротивление. – Давно работаешь? – спросил Соквон, приподнимая его и перетаскивая к постели. – Не очень, – ответил Цукаса, приподнимая брови. – Я хочу, чтобы тебе со мной понравилось, – неожиданно даже для себя, сказал Соквон. – Что ты любишь? – Спать без задних ног, – шепотом, то ли шутя, то ли серьезно, выдохнул Цукаса, когда Соквон заполз сверху. – И чтобы не будил никто. – Не обещаю. Вряд ли ты вообще спать будешь. Соквон взялся за края рубашки и дернул их, рассыпая оторванные пуговицы и открывая для себя красивое тело. Цукаса слегка напрягся, и Соквон вновь ощутил что-то приятное и теплое в самой глубине живота – тело под ним не привыкло к таким пылкостям. – Я при желании могу и сам раздеться, – сообщил Цукаса, послушно приподнимая руки и позволяя Соквону стянуть рукава. – Хочу сам тебя раздеть. У меня много своих капризов. – Например? Соквон не ответил – не было времени и сил. Он взялся за ремень, быстро справился с пряжкой, расстегнул пуговицу и стянул черные брюки, сморщивая их в крупные складки и стягивая с красивых ровных ног Цукасы – это было еще одним преимуществом его сегодняшнего партнера. Раздетый Цукаса был еще красивее – его светлое тело с красивыми мышцами выглядело даже лучше, чем Соквон себе представлял. – Разденешь меня? – спросил Соквон, приподнимаясь на вытянутых руках и глядя на Цукасу сверху. – Обычно я сам это делаю, но сегодня хочется, чтобы ты сам справился. Цукаса не изменился в лице и вообще никак не отреагировал – только поднял руки и начал расстегивать рубашку Соквона, быстро расправляясь с пуговицами. Вытянул подол рубашки из-за пояса – от ощущения протершейся по телу ткани Соквон вздрогнул всем телом. В том, как действовал Цукаса, не ощущалось никакого желания соблазнить – ему сказали раздеть, и он раздевал. Соквон подумал, что Цукаса, вероятно, никогда не оказывал эскорт-услуги. Возможно, он действительно был официантом – именно в этой форме он к нему и явился. Соквон дождался, пока его полностью разденут, а потом взял с прикроватного столика тюбик со смазкой и щелкнул, открывая крышку. Холодная и скользкая смазка легла густой массой на пальцы, и он опустился чуть ниже, вновь упираясь одной рукой в подушку, а вторую направляя между бедер Цукасы. – Я хотел бы поиграть с тобой, – прошептал он, чмокая его в губы. – Изучить тебя всего, везде тебя потрогать. Попробовать тебя в разных местах, понимаешь? Но ночь такая короткая. Если бы я знал, что они подготовили такого парня, я бы не стал задерживаться, а пришел бы еще до полночи. Он коснулся головкой бедра Цукасы, и тот слегка вздрогнул, втягивая воздух носом. Соквон поймал и это движение – он вообще очень внимательно наблюдал за ним. – Хочешь потрогать? Возьми его в руку, оцени. Скоро он окажется в тебе. Видишь тюбик? – Соквон кивнул в сторону столика. – Весь его изведу. На тебя. Готов много трахаться? Я тебе сегодня спать не дам, даже не думай. Цукаса на секунду поджал губы, но все-таки потянулся рукой и осторожно коснулся его члена – от этого Соквону пришлось задержать дыхание. Прохладные пальцы пробежались по стволу до основания, потом сомкнулись вокруг члена и прошлись, слегка касаясь, до самой головки. Соквон, не открываясь, смотрел в его глаза, отмечая, как слегка расширились зрачки, как дрогнули черные ресницы. – Чёрт, – сквозь зубы процедил Цукаса. – Я буду нежным, – пообещал Соквон. – Ты мне так нравишься, я не хочу делать тебе больно. Раздвинь ноги шире, так будет проще. Первую порцию смазки он использовал только чтобы растереть ее по коже, даже не пытаясь проникнуть пальцем внутрь. Единственное, что позволил себе – покружил подушечкой вокруг сжатого колечка, проверяя его упругость. – Давно никого не было? – целуя Цукасу в висок, спросил Соквон. – Как же так? При твоей внешности у тебя должно быть много вариантов. Разборчивый? Или платят мало? Цукаса отвернулся и ничего не сказал. Соквон поцеловал его в линию подбородка, вжался носом в ложбинку между его плечом и шеей, с наслаждением вдыхая запах тела – без парфюмерии, простой запах чистой кожи. Вслепую потянулся за смазкой, приподнялся, выдавил еще и немедленно вернулся к своему делу – теперь уже стараясь проникнуть пальцем внутрь. Цукаса как-то нервно сжался, и Соквона опять дернуло. Не давно никого не было. Видимо, не было никогда. Кончик пальца проходил туго, с заметным усилием. Цукаса закрыл глаза и сжал зубы – Соквон увидел, как напрягся желвак на контуре его челюсти, как вздрогнули точно вырезанные ноздри. Он надавил сильнее, втискивая палец внутрь, и Цукаса сжал веки сильнее – у уголков глаз появились морщинки. Соквону захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы успокоить его, но не захотелось спрашивать, впервые ли Цукаса лежит под мужчиной. Соквон предпочел остаться в неведении. Чтобы Цукаса ничего не говорил. Он вдавил палец до второго сустава и слегка повернул его, мягко целуя щеку и горячо дыша. Внутри было тесно, гладко и очень горячо. Даже если Цукаса был еще девственником, Соквон и не думал останавливаться – с чего бы? Он начал двигать пальцем, расширяя отверстие и уговаривая мышцы стать податливее. Цукаса прикусил нижнюю губу и сдвинул брови – самообладание отказывало ему, но он все еще держался. Соквон вынул палец на секунду, собрал растекшуюся по коже смазку к отверстию и, прежде чем вернуться к своему делу, взял свободной рукой красивый подбородок и надавил большим пальцем, открывая рот. Одновременно с пальцем, вновь проникшим в тугое и жаркое пространство, в мягкий и нежный рот проник его жадный язык. Соквон почти задохнулся от восторга – казалось, что он брал нечто чистое и невинное, оскверняя его впервые и делая своим навеки. Это были больные фантазии, которые иногда бродили в его уме – грязные мысли, которые порой возникают у каждого. Язык и палец двигались синхронно, и Цукаса впервые застонал – как-то болезненно, очень коротко и слабо. Попытался отвернуться, но Соквон все еще держал его за подбородок и не позволил сбежать. От перевозбуждения Соквон не заметил, когда по подбородку поползла слюна – он так увлекся своим занятием, что совсем потерялся. Палец входил и выходил довольно легко, и он решил добавить следующий. Не вынимая указательный, Соквон начал протискивать средний палец, и Цукаса почти выгнулся под ним, начиная сдавленно дышать. Ощущения для него были явно незнакомыми, и Соквон почувствовал, как вся кровь прилила к паху. Что, можно трахать без резинки? Ему больше двадцати пяти, а он еще чист как младенец. Соквон с трудом вставил средний палец до первого сустава и остановился – Цукаса сжался и начал неосознанно выворачиваться из-под него, дыша через стиснутые зубы. Острое желание подавить это слабое сопротивление ударило Соквона в самое солнечное сплетение, так что он на время перестал соображать. Он придавил Цукасу всем телом и вжался в него, прижимая к постели. – Куда это ты собрался? – шепотом, почти с хрипом спросил он. – Куда это ты? Ты мой, никуда не сбежишь. Цукаса молчал – только дышал часто и неглубоко. – Когда вставлю, будет еще больнее, но так только в первый раз. Не сопротивляйся, иначе будет совсем плохо. Вообще, Соквон никогда не занимался сексом с теми, кто этого не хотел. Но сейчас, даже понимая, что Цукаса, очевидно, не испытывал никакого желания раздвигать перед ним ноги, он не мог остановиться и даже не допускал такой мысли. Смысл слова «овладеть» открылся для него только сейчас. Он подождал немного, пошевелил обоими пальцами, а потом продолжил втискивать средний и остановился, только когда также погрузил его до второго сустава. – Узенький, – наклоняясь к его уху, прошептал Соквон. – Не представляю, как сладко у тебя внутри. Как мне с тобой сегодня повезло. Собственные слова казались похабными и грязными, но других не находилось. Он двигал пальцами медленно и неглубоко, позволяя Цукасе привыкнуть к новым и неприятным для него ощущениям. Через пару минут отверстие расширилось, и пальцы стали проходить свободнее. Соквон подумал, что мог бы попытаться добавить безымянный, но собственное тело отказалось от этого – член стоял колом, он ощущал даже легкую боль и покалывание. Вынув оба пальца, он вздохнул, перелег удобнее и опустился сверху, устраиваясь между разведенных ног. Разорвал зубами упаковку презерватива, хищно оглядывая притихшего Цукасу под собой. Прильнул губами к белой и беззащитной шее и толкнулся, опуская руку вниз и помогая себе кончиками пальцев. Цукаса еще раз застонал – на этот раз чуть громче, но по-прежнему глухо. Соквон лизнул его кожу, наслаждаясь ее мягкостью и солоноватым привкусом. Толкнулся еще раз, придерживая ягодицу и открывая его для себя. Подготовленное отверстие с трудом поддалось, и ему удалось вставить головку. На этом он остановился, почти сходя с ума от наслаждения. – Потерпи немного, – попросил он, зацеловывая шею Цукасы и находя руками его запястья, чтобы прижать их к постели. – Больно только сейчас. Ты такой сладкий, так и сожрал бы тебя. Выебал бы из тебя всю душу, честно. Затрахал бы до смерти. Милые и даже смешные слова смешивались с грязными и неприличными. Соквон лизал и целовал кожу Цукасы, оставляя темно-красные следы, которые тут же начинали темнеть, превращаясь в синяки. Зажатые в его руках запястья были теплыми и не слишком тонкими – пальцы на них едва смыкались. Соквон целовал его вверху и толкался внизу, целовал и толкался, целовал и толкался, чередуя эти действия и задыхаясь от восторга – внутри было так хорошо. Наверное, Цукаса и был его раем – персональным, сделанным специально под него. Оказавшись внутри полностью, Соквон сделал последнюю передышку, возвращаясь к губам Цукасы и накрывая их своими. «Подготовься, я тебя сейчас выебу так, что ты никогда этого не забудешь». Он начал двигаться медленно – это касалось как его члена, так и губ. Хотелось быстрее, но Соквон не позволял себе срываться, помня о том, что впереди было еще несколько часов ночи. Упругие мышцы анального отверстия делали движение затрудненным, трение ощущалось сильнее, у основания член сдавливало так, что Соквон с трудом сдерживался, чтобы не кончить. Начиная двигаться быстрее, он взял одну ногу Цукасы под коленом и направил так, чтобы открыть лучший доступ. Удовольствие от проникновения в это желанное и красивое тело, ощущение мягких губ под губами, дурманящий запах кожи и жаркое дыхание – все смешивалось и делало секс просто невероятным. Соквон застонал, не прерывая поцелуй и пропуская руки под спиной Цукасы, чтобы прижать его к себе. Он приподнял его, сдавливая руками и двигаясь все быстрее. Кровать под ними скрипела в такт движениям, и спинка стучала о стену, но Соквон почти ничего не слышал. Где-то в угаре опьяняющего удовольствия он все-таки отпустил губы Цукасы, говоря какие-то непонятные даже самому себе слова. Свободные от его хватки руки со следами вокруг запястий схватились за его плечи – Цукаса опять же подсознательно попытался сдвинуть его с себя, но Соквон, который и так ничего не понимал, полностью ушел в водоворот самых ярких ощущений. Он разогнался так, что Цукасе пришлось укусить его в плечо, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание, и именно в этот момент Соквон над ним содрогнулся, сжимая еще сильнее и дошептывая слова, которые навсегда остались в памяти Цукасы. Самые ужасные и прекрасные слова на свете. «Ты мой навсегда». Впереди простирались бесконечные часы наедине. Цукаса сдвинул обмякшего от сильного оргазма Соквона и вдохнул поглубже, разлепляя промокшие в слезах ресницы. «Хорошо, что все это простой послеоргазменный бред. Пройдет эта ночь, и я вернусь в Японию». Начавший трезветь после своей маленькой смерти Соквон повернулся к нему, целуя его взмокшее плечо. – Я найду тебя и сделаю своим, – пообещал он, словно прочтя его мысли. Цукаса усмехнулся, отворачиваясь к окну. Больше они к этой теме не возвращались – Соквон словно позабыл об этом своем странном обещании. Он брал Цукасу еще несколько раз, доведя его и себя до абсолютного изнеможения. Под утро, когда он уснул, Цукаса с трудом поднялся с постели и собрал вещи с пола. Он сделал все, как ему сказали. Наоко была свободна.