Детройт-однострочники

На первом этаже дома раздаются шорохи, тихая ругань, а после хлопает входная дверь. Коннор открывает глаза — снова у отца срочный вызов, наверное убийство. Значит, завтрак готовить самим придётся. Он переворачивается на кровати, пытается разглядеть профиль брата на соседней кровати, и лунный свет помогает собрать из темноты черты родного лица. — Завтрак самим придётся готовить, — тихо говорит Кевин. Коннор улыбается и поднимается. Кевин тут же откидывает одеяло в сторону, пуская брата в теплоту своей постели. Запах Кевина почти неразличим — неотличим от собственного, и Коннор вдыхает жадно полной грудью, тычась лицом ему под подбородок, лишь бы уловить те нотки, которые делают их хоть чуточку разными. Слизывает их с нежной кожи шеи, чувствуя, как брат жмётся ближе, как переплетается с ним ногами, и дыхание сбивается у обоих, и сердца бьются тяжелее, разгоняя по телу горячую кровь. Кевин выгибается над кроватью, когда Коннор тянет его трусы вниз, и сам запускает ладони под его бельё. Коннор тихо шипит и приподнимается, тоже раздеваясь полностью. Смотрит Кевину в лицо секунду, прежде чем опуститься сверху между его ног, вжаться плотно, будто идеальный кусочек мозаики. Прильнуть всем телом к горячей, чуть влажной от испарины коже, разделить быстрое возбуждённое дыхание на двоих. Нет, скорее, дышать как одно целое. Коннор с ума сходит от раздирающей в такие моменты душу нежности — у Кевина в уголках глаз блестит. А потом Коннор подаётся вперёд, сжимая руки на его талии ещё крепче, и Кевин со стоном закрывает глаза, запрокидывает голову, прикусывает губу. Невыносимый. — Кевин, не могу, — тихо, отрывисто выдыхает Коннор, продолжая тереться твёрдым членом между ягодиц. — Так хочу тебя. Мы же всё равно это сделаем. Дай мне... Кевина пробивает крупной дрожью, с губ срывается долгий стон — между телами становится влажно. Он продолжает подаваться Коннору навстречу, потираясь о его живот опадающим членом. — Обожаю, когда ты просишь, — громким шёпотом выдыхает он, зарываясь пальцами в волосы Коннора. — Знаю, — просто отвечает тот. Приподнимается на руках и, нависнув сверху, смачивает языком пересохшие губы младшего брата, прежде чем поцеловать его, расслабленного, ленивого и разгорячённого. Опускается вниз по телу, легко касаясь губами впадинки между рёбрами, и широким мазком языка собирает со втянутого живота сперму. Кевин вздрагивает от щекотки, когда Коннор вылизывает пупок, пальцы в волосах сжимаются сильнее, но Кевин не отталкивает. Коннор снова глубоко дышит его запахом, растирает его вкус между языком и нёбом, и просит опять: — Ну же, давай. И упирается неосознанно, когда брат пытается оттолкнуть его. Холодок пробегает вдоль позвоночника, пока Коннор не понимает, что Кевин просто хочет перевернуться на живот. И всё равно эта секундная заминка, этот мимолётный страх, что Кевин может от него отказаться, оседает где-то в животе холодным кусочком льда. Коннор снова наваливается сверху, вжимает брата в постель всем своим весом, находит его ладони и переплетает пальцы крепко-крепко, упираясь вспотевшим лбом в затылок. — Ты чего? — заметив перемену в настроении старшего, спрашивает Кевин. Коннор тянет его за руку, целует тыльную сторону ладони — Кевин тут же переворачивает их и возвращает ласковое прикосновение. — Волнуюсь, — признаётся Коннор, с облегчением чувствуя, что от ледышки в животе не осталось и следа. — Ну и придурок, — фыркает Кевин. И, освободив руку из его хватки, тянется под матрац за тюбиком смазки. Коннор и сам понимает, что да, придурок — он не помнит, когда именно они перешли черту и не знает, где вообще эта самая черта должна находиться. Когда они начали изучать так похожие тела друг друга? Взглядами, руками, губами, языками — от невинного до самого откровенного. Да и важно ли это? Просто очередной шаг во взаимном познании. Кевину нравится, когда Коннор растягивает его пальцами, он расслабляется почти сразу, принимая их внутрь, подаётся навстречу и стонет тихо, сладко. — Давай, Коннор, — просит сам. И замирает весь, вытягивая спину напряжённой струной, едва только Коннор проталкивается внутрь напряжённым членом. — Больно, — дрожащим голосом выдыхает Кевин. Коннор сам это чувствует, как он пульсирует внутри, крепко обхватывая гладкими мышцами, и никак не может снова расслабиться, подстроиться. Он подаётся бёдрами назад, выскальзывая из горячей тесноты — Кевин тут же падает лицом в подушку, пытаясь отдышаться, — выдавливает ещё смазки на покрасневшие сжавшиеся края и, погладив большим пальцем, снова вталкивается внутрь. Не останавливаясь, до самого конца, пока не ложится на брата сверху всем телом. Тот долго громко стонет, кусая наволочку, Коннор чувствует, как тело брата прошибает потом, как спина каменеет от напряжения — и замирает, невесомо целуя дрожащие плечи. Ему самому больно оттого, как крепко сжимается Кевин, но господи, они ещё никогда не были настолько близко, настолько цельными. — Не останавливайся, — снова просит Кевин. И Коннор не останавливается, несмотря на болезненные стоны и слабые попытки вырваться, которые Кевин сам же и пресекает. Странное ощущение наполняет тело — не понять, боль это или настолько острое удовольствие, которое едва получается терпеть. И Кевин расслабляется, наконец, принимает его, приподнявшись на коленях. И хотя в голосе его слышатся надрывные, жалобные нотки, Коннор знает, что вот теперь всё хорошо. — Боже, Коннор, я сейчас... Нет, я... Не знаю... Коннор, ещё... Ещё-ещё-ещё!.. Он ловит Коннора за волосы на затылке, вжимает лицом в свою шею, шепчет что-то неразборчивое уже совсем — у Коннора в ушах шумит от удовольствия. Он даже сам не понимает, когда прикусывает нежную кожу, когда бессвязная речь брата сменяется громкими вскриками на каждом рваном движении — но прекрасно чувствует, как кончает под ним Кевин, выжимая его до последней капли. За окном уже светает, когда Коннор лежит в своей постели и, поглаживая, разглядывает красный припухший след от укуса на шее Кевина. После безумной ночи и горячей ванны ужасно хочется спать — Кевину тоже. — К чёрту школу, — выдыхает он, прижимаясь крепче. — Конечно, — соглашается Коннор и выключает будильник на телефоне, возвращая его обратно под подушку. Отец так и не вернулся домой, ну а если и вернётся — двери заперты, да он всё равно не заглядывает к ним в комнату. — И завтрак тоже ты готовишь, — добавляет Кевин совсем уже сонно. — Само собой, — соглашается Коннор. — Спи. Он касается губами своей метки на шее младшего брата и закрывает глаза. Нежность сжимает сердце почти до слёз.