* * *
Оби-Ван не ругался, не злился — ну или виду не подавал, — а просто переделывал, пока не получал должный результат. Энакин бы уже не выдержал. Он, впрочем, и не выдержал: к концу второго дня лета, после очередной неровной попытки Оби-Вана, он сел перед ним и отобрал свежий бактатейп. Не то чтобы Энакин хорошо разбирался в этом, но он увидел достаточно еще тогда, в больничной палате, и в целом представлял, как зафиксировать ключицу. Раскатав красную полосу до плеча и закрепив перекрестные, он прошелся по ним кончиками пальцев, проглаживая. Оби-Ван рассеянно кивнул — он уже начал погружаться в медитативное состояние, готовясь к очередной альчака-тренировке. — Я должен был быть с тобой. Оби-Ван моргнул, концентрируясь на словах Энакина. — В лаборатории, — добавил Энакин. — Ты ведь должен мне за это высказать, и давай ты сделаешь это сейчас, пока я сам к этому готов. — Будь ты со мной, ты мог бы пострадать не меньше моего. И нас могли бы не успеть спасти. Тот день… прости за то, что скажу сейчас… тот день стал твоим уроком. Но не только твоим. — Оби-Ван накрыл пальцы Энакина, все еще лежавшие на его ключице. Жест был таким естественным и нежным, что Энакин бездумно погладил грубоватое плетение тейпа. Оба они замерли, и каждый будто поперхнулся. — Я проверю курс. Мы скоро прибудем. — Энакин быстро встал. — Да. Альчака восстанавливает тело и вместе с тем чрезмерно утомляет. Если я не успею потренироваться сейчас, не успею и восстановиться до прилета.* * *
Кантина у центрального — и впрочем единственного — космопорта Нортоса по мраку и пьяному галдежу походила на притоны Татуина, но своим размахом приближалась к корусантским клубам: крупный зал, целый отряд тощих официанток, заплеванные столы, прятавшиеся в бесконечных альковах, местами прикрытых плотными занавесями. Оби-Ван сидел в одном из углублений, скрыв лицо капюшоном с традиционной кайгалорианской росписью — такие были в ходу у торговцев оружием — и задумчиво раскладывал потрепанные карты в рисунок пасьянса. Энакин не задержал на нем взгляда больше, чем на других. Он с нескрываемым любопытством обшаривал всю кантину и вцеплялся в каждое лицо, пока на него не обратили достаточно внимания. Услышав первое недовольное ворчание, Энакин добрел до барной стойки и размашисто плюхнулся на свободный стул. Сообщив даже не пытающимся изобразить улыбку мандибулам бармена, что он хочет ром и предпочел бы местный вместо ковакианской бурды, Энакин высыпал на стол вупиупии из кошеля. Хаттские монеты явно порадовали бармена, тут же стащившего одну и выставившего перед Энакином стакан бурого рома взамен. Энакин опрокинул его в себя и, слизнув с губ кисловатые капли, взялся за второй. Этот он уже стал смаковать, полностью погружаясь в созерцание разводов на барной стойке и свою игру с золотистой рифленой монетой. Она не заставила себя ждать. Энакин не знал, что именно ищет, и оттого вслушивался в доносящиеся до него с разных сторон обрывки фраз. Но когда к барной стойке подошла она, покачивая высокими бедрами, он сразу почувствовал напряжение: его обдало ощущением Тьмы. Он дернулся за мечом, но рука увязла в воздухе, словно в желе. Она опустилась на соседний стул, и Энакин увидел бледные тонкие пальцы, направленные в сторону его запястья. Он мог бы преодолеть захват, но ей об этом знать было незачем. Зло выдохнув, он отдернул руку, возвращаясь к своей незатейливой игре с монетками и полупустому стакану. — Не надо дергаться, — хриплый тягучий голос из-под капюшона смеялся над Энакином. — Зачем портить веселье дракой? Энакин перекинул монету между пальцев и накрыл ее ладонью. — Исход нашей драки все равно был бы предрешен, так что пожалею тебя. — Предрешен — это уж точно, — рассмеялась она, принимая от бармена свой бокал. Хоть лицо и плечи она скрыла накидкой с капюшоном и толстыми рукавами, в остальном скрытной ее было не назвать: одежда облегала тело плотно, позволяя разглядеть в прорези синевато-белую кожу. Худые длинные конечности с крупными суставами напоминали паука, но лишь в статике. В движении же, в котором она находилась с каждым вздохом, она походила на змею. Одна ее нога плавно, почти соблазнительно и агрессивно в то же время, скользила вдоль другой, пока она поворачивалась к Энакину, облокачиваясь на барную стойку. — Что же занесло в такое захолустье малыша-падавана? Энакин презрительно повел бровью: — Лучший ром Внешнего Кольца, а может, и Республики. — Мало же ты рома пробовал в своей жизни, — ее алые губы сложились в усмешку. — А тебя? — Просто пролетала мимо, — лениво протянула она, поворачивая голову к залу. Вряд ли ей было дело до посетителей кантины, наверняка пыталась обнаружить опасность для себя. — Пф, — хмыкнул Энакин погромче. — Скучно же ты живешь, красавица, если все твои полеты тут проходят. — Ну не на Корусант же мне летать. Вот где скука смертная. Энакин сделал еще глоток под ее пристальным взглядом. — Это ты не была на гонках на нижних уровнях. — Хм. Единственное достойное развлечение. — Я бы раскатал тебя всухую, — фыркнул Энакин, тоже поворачиваясь к ней и горделиво взмахивая рукой. Она засмеялась в ответ, и Энакин был готов поклясться: если бы пустынные змеи смеялись, они бы делали это именно так. — Так значит ты все-таки там была, — качнулся он к ней. Она лишь пожала плечами. — Не строй из себя величайшего разведчика, падаван. Вы в этом деле вообще не очень-то хороши. — Мы? Я здесь не от Ордена. Я так… выпить зашел. — Разумеется не от Ордена, у вас там совсем паршиво с порядком стало. — Она знала, клюнула на их удочку. Энакин с трудом сдержался, чтобы не выхватить меч прямо сейчас. — Был бы здесь Орден, ты бы уже сидела в Корусантской тюрьме в силовых наручниках. Снова смех. Пересыпающийся, грудной смех. — Я могла бы войти в Храм джедаев и выйти оттуда незамеченной, Орден ослеп. Хоть кто-то из Ордена сделал что-то, чтобы по-настоящему предотвратить теракты на Корусанте? Энакин сжал зубы. Он должен был продержаться еще немного, прежде чем вжать это самодовольное лицо в барную стойку. Она знала о терактах, о его прибытии сюда, а болтающегося на ее поясе светового меча — Энакин не сомневался в его цвете — хватило бы для ареста, но она могла сболтнуть что-то еще. Так что Энакин лишь отшвырнул монету прочь, не замечая, как накрывает ее ботинком подсуетившийся бармен. — Эй, что такое, падаван? Пострадал кто-то из близких? О, сколько ярости в тебе плещется. Злости, м, — она шумно потянула носом. — Ты закипаешь. — Не твое дело! — рыкнул Энакин, сжимая кулак. — Как же все это смешно и глупо. Джедаи так кичатся своим демонстративным отсутствием эмоциональных привязанностей, «любовь не для отважных рыцарей Республики», но на деле вы так привязаны друг к другу… почти по-собачьи. И это делает вас последними слабаками — хуже любого наемника, что хотя бы себе не врет. — С каждым словом она оказывалась ближе, пока Энакин не увидел ее раскосые синие глаза. — Никто из вас и дня бы не продержался на Темной стороне. Энакин медленно опустил руку к поясу, удерживая взгляд темной ассасинки на своем лице. — До этой кантины новости еще не дошли. Откуда ты знаешь про теракты на Корусанте? Она дернулась, понимая, что разговор окончен, за миг до того как пальцы Энакина сомкнулись бы на крае ее капюшона. Мечи загорелись одновременно: зеленый Энакина и сразу два красных световых лезвия в ее руках. Два удара, разворот — обломки барной стойки задымились под их ногами. Она управлялась обеими руками с сумасшедшей скоростью, обрушивая на Энакина целый град ударов, не заботясь о сопутствующем ущербе, наоборот — заставляя заботиться о нем Энакина, то и дело отводившего ее мечи от прыснувших во все стороны посетителей. Он спотыкался о паникующих и мечущихся, отталкивал их как можно дальше, но непростительно терял время и маневренность. Пока его меч летел наперерез правому клинку, устремленному к забившемуся под стул бармену, ее левый уже трещал возле его уха. Энакин бы остался без него и безо всей головы, если бы треск издавал один меч. Но красные отсветы плясали по синему мечу Оби-Вана. — Вот оно как, — процедила она. — Простите, мальчики, но тройнички — это не мое, — она выключила мечи одновременно и одним решительным нырком отступила в толпу. Оби-Ван и Энакин бросились следом. Когда они выбежали из кантины, она уже заводила мотор черно-алого гравицикла. Энакин протолкался к стоянке спидеров. — Ну и сильная девица. Она считывала мой эмоциональный фон, несмотря на щиты, — процедил Энакин, запрыгивая на место пилота. — Гхм. Энакин. Весь твой эмоциональный фон написан на твоем лице такими сочными красками, что Сила тут не нужна… А мы догоним ее на спидере? — Ты задаешь этот вопрос мне? — уточнил Энакин, взлетая вертикально и проносясь над головами психующей толпы к зданию порта, за которым скрылся хищный черно-алый хвост. — Действительно, — пробормотал Оби-Ван, хватаясь крепче, когда Энакин заложил крутой поворот. Гравицикл ассасинки вильнул левее и ушел с оживленной трассы — Энакин думал, что она спешит к своему кораблю, но вместо этого она летела прочь от центра, от кипящего жизнью города к глухим необитаемым скалам. Энакин выжимал из кряхтящей машины все, что мог, сокращая дистанцию на каждом срезанном угле. Наивная дамочка пыталась обмануть их свой петляющей траекторией, но только подыгрывала ему. Оби-Ван почти не смотрел на дорогу. Он закрыл глаза, переплетая пальцы рук. — Мастер?.. — Скрытие в Силе очень утомило меня. Стараюсь медитировать. — Пока я сижу за штурвалом? — хохотнул Энакин. — Это что-то новенькое в твоем доверии к моим талантам. — Он нажал на кнопку под панелью, раскатывая дополнительные ремни безопасности на пассажирском месте. — Для медитации нужны покой и ощущение защищенности, да? Я могу еще вместо приятной музыки что-нибудь напеть… Твою мать! — Энакин накренил спидер вправо, огибая тонкий едва заметный издали пик скалы и ныряя в ущелье. Он не знал, хватило ли еще трех минут погони Оби-Вану для хоть какого-то подобия медитации, и пробурчал: — Мы ее настигнем в районе следующего плато. Одному из нас нужно прыгнуть, другому взять управление. Энакин открыл люк, и ветер холодом плеснул в кабину. Спуская спидер все ниже, он отсчитывал в голове мгновения. — Удержишь? — поинтересовался он коротко, скорее как знак того, что пора. — Негоже сомневаться в своем учителе, мой юный падаван. — Оби-Ван сдернул с себя ремни, пригнулся, принимая штурвал из рук Энакина и подставляя свое плечо. Энакин уперся в него коленом и взлетел на крышу спидера. — Ниже. Еще! Оби-Ван снижался плавно, насколько мог. Алые линии на вытянутом черном хвосте маячили уже совсем близко. Змея заметила их маневр, но когда она попыталась вильнуть, было поздно: Энакин уже приземлился и вцепился в надсадно гудящий репульсор. Гравицикл качнуло, а повисшего на двигателе Энакина обдало жаром, и он кувыркнулся через голову вперед, подбираясь ближе. Она оглянулась и, скривившись, попыталась сбросить Энакина с гравицикла очередным маневром. У нее бы, может, и вышло, не успей Энакин броситься вперед и сжать ее шею в захвате. Острые зубы сомкнулись на его локте, но он лишь сдавил сильнее, заставляя ее вздернуть подбородок. Он ухватился за капюшон, рассчитывая оттянуть ее голову сильнее за волосы, но ткань легко соскользнула, обнажая крупный лысый череп. Энакин дернул капюшон на себя, натягивая его вместо волос, и стерва наконец потеряла управление. Гравицикл чиркнул днищем по камням, закружившись на месте, и оба они, сцепившись, полетели кубарем. Она хотела дотянуться до его шеи, но на этот раз ее Сила разбилась о выставленный Энакином блок. Их разнесло ударом, и она оказалась на ногах куда быстрее. Запутавшийся в ее накидке Энакин только и успел глазами хлопнуть и заметить ее высокие сапоги возле своего лица. Откатился рывком — там, где он только что лежал, чернела прочерченная мечом полоса. — Какой же ты надоедливый мальчишка! Оби-Ван смог приземлиться на это же плато, возле дымящегося гравицикла. Датомирка — теперь у Энакина не осталось никаких сомнений — посмотрела на включившего меч Оби-Вана через плечо. — И еще один. Никакого такта. — Вы арестованы по подозрению в организации терактов на Корусанте, и я советую вам сдаться. — Одно занудство, — процедила она, швыряя гравицикл в Оби-Вана. Тот раскрутил меч, превращая прилетевшую в него махину в крошево обломков. Энакин воспользовался тем, что она отвлеклась, и ринулся вперед. Их мечи столкнулись с треском. Удар-удар-удар. Шаг. Подшаг. Разворот. Оби-Ван оказался рядом, и вместе они уверенно теснили ее к самому краю плато — там, где скала обрывалась глубоко вниз. — Мое ужасно скучное предложение еще в силе, — пробормотал Оби-Ван. Его ладони дрожали от напряжения, и Энакин принимал на себя все больше ударов, оставляя за учителем лишь прикрытие. Они справятся. Край совсем рядом. Да и руки ассасинки подрагивали. Она который раз пыталась отшвырнуть их Силой, но их совместные щиты держались. Лицо ее все сильней искажалось, а по носогубным складкам тек пот. Она замерла на краю, зажимая рукой оставленную Оби-Ваном рану на правом бедре. — Все еще слабаки? — усмехнулся Энакин. Оби-Ван нахмурился, но смолчал. А вот она глянула себе за спину и широко улыбнулась. — Дураки уж точно. Энакин перехватил меч крепче, услышав гул. Над пропастью взмыла фигура — с головы до пят закрытая прочными доспехами, она парила на реактивном ранце. — Асажж! — пробасил шлем низким мужским голосом. Той не понадобилось повторять. Толкнувшись здоровой ногой, она прыгнула в его объятия. Энакин дернулся к спидеру, но незнакомец вскинул странное оружие и пальнул. Тонкий металлический штырь, вырвавшийся из дула, прорезал воздух. Энакин успел разрубить его пополам на подлете, отсекая разрывную часть, но острый кончик все же вонзился в щель обшивки. Спидер истошно замигал всеми огнями и с громким щелчком потух. Незнакомец резко взмыл выше, унося Асажж — если это было ее настоящим именем — прочь. Энакин уронил руку с мечом и стукнул кулаком по обшивке. — Проклятье! — Эна… кин… — тихий голос привел в себя словно ведро холодной воды. Энакин подорвался с места и молниеносно оказался возле Оби-Вана, успевая подхватить того. Оби-Ван ухватился за подставленную шею, обвисая на Энакине. Теперь Энакин видел залегшие под глазами тени и влажные морщины на лбу. — Мастер! — Энакин помог Оби-Вану сделать несколько шагов и опустил его на землю рядом с камнем, на который можно было опереться спиной. Затем притащил из спидера оставленный там плащ — оба — и укрыл ими вздрагивающего Оби-Вана. — Спасибо, — Оби-Ван улыбнулся очень слабо. — Она ранила тебя? — Нет-нет. Просто… сильный соперник. А я еще не оправился, и… Нужен отдых. И транспорт. Связь… что со спидером? — Я осмотрю. Разберусь, — заверил Энакин. — Хорошо. Только помоги мне. — Да, Мастер! — с готовностью откликнулся Энакин. Он не знал, что еще необходимо Оби-Вану, мысленно перебирая их куцый походный набор из спидера: все основные запасы остались на корабле в космопорту. Но стоило Оби-Вану протянуть вперед ладони, а Энакину понять, чего именно от него хотят, он стушевался. Он, конечно, обхватил холодные, ослабшие ладони, но стушевался. Он знал: после изматывающего боя, в таком изможденном состоянии джедаю могла понадобиться помощь. Совместная медитация надежнее направляла разум, не позволяя провалиться в нервный сон вместо очищающего восстанавливающего отдыха. Сколько раз Оби-Ван вот так же садился перед перевозбужденным, взмыленным и вымотанным Энакином, просто брал его за руки и мягко направлял, но никогда еще Энакин не пробовал сам… Оби-Ван открыл рот, но вместо «в этом нет ничего сложного» или «ты справишься», которые уже звучали в мозгу Энакина, он сказал лишь: — Пожалуйста. Энакин тут же сжал ладони плотнее, закрывая глаза, и потянулся к сознанию учителя.* * *
Ночь на Нортосе была не сильно холоднее пасмурного дня. Энакин сел рядом с дремавшим Оби-Ваном, смотря на то, как разглаживаются морщины на его лице. Он не хотел будить учителя, но в то же время слукавил бы, если бы сказал, что уселся здесь с кружкой растворимого орехового кафа совсем уж без задних мыслей. Первыми предсказуемо проснулись ноздри Оби-Вана. — Ты разобрался с техникой? — Да, — Энакин сделал вид, что разглядывал появляющиеся одну за другой звезды. Но совесть у него все же была, поэтому кружку Оби-Вану он протянул. — Этот снаряд, — он показал наконечник, заточенный до бритвенной остроты, никак не пострадавший от столкновения с корпусом спидера, — должен был активировать разрывную капсулу при столкновении, но я успел ее отсечь. Так что мощный разряд только подпортил нам всю электрику на спидере. Я уже разобрался, но на перезагрузку систем уйдет еще некоторое время. — Не видел такого оружия раньше. — На капсуле есть маркировка. Наверное. Не могу понять язык, но ни с кем связаться я тоже не могу. Еще я упаковал накидку Асажж в гермопакет, там есть какие-то рыжие следы — не местная порода. Возможно, анализатор на корабле справится. — Ты молодец. — Знаю, — вскинул подбородок Энакин, закидывая в рот кусок невнятной энерго-массы, которой укомплектовывали походные наборы. Скривившись от кислоты, он потянулся к кружке и отпил прямо из рук Оби-Вана, забивая дурацкий вкус. Пальцы Оби-Вана больше не дрожали — он даже смог щелкнуть Энакина по носу — и от этого каф сразу стал в два раза вкуснее. * * * Энакин дурачился. Оби-Ван втягивал орехово-горький запах своего странного пристрастия: в приличном обществе полагалось любить свежесваренный каф, но его желудок почему-то беспричинно влюбился в растворимую бурду. На полную перезагрузку систем по словам Энакина требовался еще час, и Оби-Ван наслаждался затишьем. Энакин сидел, запрокинув голову, уже несколько минут. — Что ты там так разглядываешь? — Звезды. — Строишь звездную карту? — Нет. Придумываю созвездия. — Что? — непонимающе переспросил Оби-Ван. — Ну, созвездия. Если соединить вот то красное солнце с несколькими звездами: здесь и здесь, получится символ Республики. — Эни, эти звезды находятся даже в разных Кольцах. — Какая разница? Суть же не в том. — Объясни. — Оби-Ван подвинулся, приглашая Энакина сесть рядом. Тот охотно переполз ближе, прижимаясь к боку Оби-Вана и вычерчивая пальцем в небе символ Республики. В чем-то он, конечно, был прав, но Оби-Вану все еще казалось это дикостью. — Когда звезды для тебя — лишь точки на твоем пути, камни на дороге, то, смотря на небо, ты и видишь эти дороги. Маршруты. Карты. Но… если ты родился на маленькой мало кому нужной планете, и каждый считает своим долгом напомнить тебе, что вся твоя жизнь здесь и пройдет… небо становится недосягаемым куполом. Мечтой. Я в свои девять мог собрать под с закрытыми глазами, но мне неоткуда было знать, что Каратос и Фиик разделены десятком парсеков, и один — тусклая луна, а другой — крупнейшее солнце Республики. Для меня они светили одинаково ярко и составляли центр цветка. Энакин ухватил светлый камешек и принялся рисовать на подоле лежавшего между ними плаща. — Вот так. Видишь? Здесь жил мелкий хатт. У него был свой под из оранжевого созвездия. Сарлакк рядом, мама спорила со мной и говорила, что больше похоже на дюбека кверху пузом, но что бы она понимала. А здесь вот жил… — на глазах Оби-Вана проступало небо Татуина, соединенное линиями в разных животных, —…фатир. Видел эту милейшую зверюгу лишь однажды, на Татуин прилетал важный тогнат, все время при себе держал. И я верил, что все фатиры отсюда. Смешно, конечно, было потом узнать, что все точки этого созвездия — лавовые да соляные безжизненные миры, еще и не имеющие друг к другу никакого отношения. Но знаешь… даже улетев с Татуина и оказавшись под новым небом, я продолжал. Когда никто не следил, я ночами забирался на крышу Храма… — Энакин покосился на Оби-Вана и с вызовом дернул уголком губы: — не смотри так, это очень просто. И никакого риска! — Кроме риска сверзнуться и разбить голову о каменные ступени перед входом, перепугав всех по утру видом своих вытекших мозгов… — Тебя послушать, так там и вытекать было нечему, — фыркнул Энакин, стирая белые полосы с темной ткани. — А еще можно было быть пойманным магистром Йодой, например. Или Мейсом. — Это и правда было бы страшно. Но я как-то не думал тогда, — скорчил серьезную мину Энакин. Правда через мгновение его лицо снова стало задумчиво-мечтательным. — Но мне было тоскливо без привычного дома. Я хотел, чтобы Храм мне его заменил, но… но мне нужны были хотя бы созвездия! Смотри! Йода там, кстати, есть! Оби-Ван рассмеялся, смотря на длинные уши гранд-мастера, венчающиеся двумя солнцами откуда-то из Среднего Кольца. Энакин продолжил рисовать, но уже молча. Его рисунки все меньше походили на корусантское небо и все больше на бездумные полосы. — Я хотел спросить. — Всегда готов ответить. — Джедаям не положено любить. Оби-Ван напрягся. Этот разговор происходил всегда. С любым падаваном. У любого учителя. У него был, он уверен, что у Квай-Гона наверняка был. Он, чего греха таить, подумывал, что даже Йода когда-то наверняка пришел с этим вопросом к своему учителю, хоть это и не укладывалось в голове. Но Оби-Ван оказался совсем не готов. Он даже думать не хотел о том, что Энакин успел влюбиться в какую-нибудь корусантскую девчонку. Ему была неприятна сама мысль и казалось, что вдруг чудо случится — и они как-то пройдут мимо этого. — Кодекс строг в этом отношении. — Да, и много раз я слышал о том, что любовь ведет к Темной стороне. Сильные чувства ведут к Темной стороне. — Хорошо, что ты об этом помнишь. — Но когда я говорил с Асажж, она обронила фразу, что не дает мне покоя. Оби-Ван выгнул бровь. Разговор повернул в не самое ожидаемое русло. — Она сказала, что чувства и привязанности — помеха для Темной стороны, джедайская слабость. — Вот как? Возможно, она имела в виду то, что будучи взвинченным, ты теряешь контроль над Силой, любой: светлой ли, темной… — Нет. — Энакин поднял голову и посмотрел Оби-Вану прямо в глаза. — Я говорю о любви. И она имела в виду не потерю концентрации. Если любовь мешает связи с Темной стороной, то почему джедаи избегают ее? Может, это, наоборот, наша сила? Наш ответ ситхской ярости? Ситх. Это все-таки прозвучало. Оби-Ван не слышал этого слова с похорон Квай-Гона и до сегодняшнего дня в нем теплилась надежда, что больше и не услышит. Не произнесет сам. Надежда умерла в кантине, когда он почувствовал ту концентрированную Тьму, которой Асажж питала свои мечи. — Энакин. — Оби-Ван попробовал найти достойный ответ, но получалось плохо. Он мог бы сказать, что Асажж обыкновенная лгунья, как любой темный, но это было бы уходом от ответа, а не им самим. Потому что… потому что Оби-Ван сам сильно смутился этим знанием. Ситхи эгоистичны, и им не могло быть ведомо чувство любви, настоящей любви, которая рождала внутри тебя тепло от одного взгляда на любимого человека. — Дело не в самой любви. А в том, что она влечет за собой. Ревность. Страх. Месть — в случаях, о которых мы предпочитаем не думать, любя. — Джедай умеет убивать, у джедая есть меч, но это не значит, что джедай — убийца. Почему же мы отвергаем любовь? Ведь, если сама по себе она светла… — Энакин облизнул губы, даже не думая отводить взгляд, —…а страшны лишь другие эмоции, то это попросту слабость! Страх не совладать с собой! Это совсем не по-джедайски. — Дело не в страхе. Джедай должен быть всегда готов покинуть любую планету и направиться туда, куда ведет его долг… — Конечно! Я прекрасно понимаю, что джедай не может позволить себе привычную многим семью с супругом и требующими внимания детьми, ему придется совершить выбор между одним долгом и другим, но ведь не все хотят от любви этого. — Он сглотнул, сжимая камешек до треска, но продолжил: — Любовь бывает и другой. И если ты хочешь не дома за высоким забором от любимого человека, а… просто… ну… другого, если любовь не встанет между тобой и долгом, то остается вопрос только силы. Нужно быть достаточно сильными, чтобы верить в себя, друг в друга и не поддаться другим искушениям. Так же, как не поддаваться искушению убить врага или что-то еще в этом духе, — Энакин говорил и говорил, и с каждым его словом Оби-Ван терялся. Лучше бы дело было в девочке. Не осталось в голове заученных ответов. Не осталось тех, что приходили в голову поначалу: Энакин разбивал их один за другим, заставляя внутренний голос Оби-Вана вторить его словам вместо того, чтобы дать положенный, заученный отпор. Оби-Ван смотрел в горящие глаза Энакина, в которых отражались звезды Нортоса, и не мог ни отвести взгляда, ни дать ответа. Энакину. Себе. Когда Энакин замолк, чтобы набрать в грудь воздуха, который вышел весь вместе с потоком слов, а неловкая тишина стала давить на плечи, Оби-Ван ответил. Не как учитель или джедай, а честно, как требовало его взбаламученное сознание: — Энакин, я вырос в Храме джедаев. И не было у меня других воспитателей, другого мира. У тебя все иначе. Может, тебе кажутся неважными несколько лет, что различают нас, и для тебя они лишь ненавистный песок, но они значат намного больше. Ты знаешь то, чего не знаю я. Это не благо и не проклятье, просто ты знаешь другое — то, чего мне познать не дали. — Обучение джедая никогда не подходит к концу, — ответил Энакин так настойчиво, что эта настойчивость испугала и его самого. Он поспешно отвернулся. — Думаю, электроника перезагрузилась. — Да. Нам стоит вернуться на корабль и связаться с Советом. Появление ситха дает ответы и еще больше вопросов.