* * *
Ходить пролежавшим месяц без движения телом, потерявшим привычный центр тяжести, было непросто. Энакин скорее брел, чем шел, но старался, чтобы его медленные шаги выглядели вдумчивой и значимой поступью, а не слабостью. Осознанность и баланс в каждом шаге — он как никогда понимал первые джедайские уроки, напоминавшие ему лавину пафосных и бессмысленных слов. От того, что они были применимы сейчас, менее пафосными они не стали, конечно, но Энакину было приятно видеть в своем состоянии хоть какой-то смысл. Занимавшиеся во внутреннем дворе утренней разминкой юнлинги косились на него так, что он понимал — держать вид ему удавалось. Оби-Ван ждал его у входа в Зал Совета. Вошли внутрь они вместе. Полный состав Совета. Энакин чуть на пороге не споткнулся, но выровнялся, надеясь, что это спишут на трудности с равновесием. Пожалуй, дело не в его уникальности, а в вакцине. Все прибыли за ней и, раз уж были здесь… У Энакина все равно свело волнением челюсти. Он давно ждал этого дня, вернее как — он очень хотел стать рыцарем: отрезать косичку и выйти на улицы Корусанта в новом звании, стать равным Оби-Вану и… много чего еще. Но он хотел, чтобы это с ним уже случилось как-нибудь само. Без пары десятков устремленных на него глаз и суровых лиц. Когда он видел их такими, его всегда подмывало что-нибудь сболтнуть, но сегодня, хвала Силе, говорить предстояло не ему. Он молча преклонил колени перед гранд-мастером, пряча глаза. — На плечи твои, Скайуокер, многие трудности лягут. Звание рыцаря-джедая нести тебе. Готовым тебя к ноше этой Совет находит. Но находишь ли ты готовым себя сам? — Да, магистр. На левое плечо легла маленькая трехпалая ладонь. — Пусть ведет Сила тебя, рыцарь Скайуокер. Отныне и по всем путям твоим. Энакин услышал звуки включающихся мечей. Он вскинул голову, оглядывая Зал — всех поднявшихся со своих мест магистров, сжавших перед собой мечи. Оби-Ван стоял у дверей, словно не хотел мешать. Энакин дернул настоятельно подбородком. Может, он нарушал сейчас с десяток неписанных правил, но он не мог иначе. Оби-Ван глянул исподлобья, и Энакин ободряюще кивнул, подгоняя. Оби-Ван все же сдался: он сделал шаг вперед, доставая меч и замыкая круг. Довольно усмехнулся Йода, поднимаясь на свое место и поднимая меч над головой. — Сегодня Скайуокер рыцарем стал. Частью Ордена, что всегда поддержит его, и что всегда поддерживать обязан он. Да пребудет с ним Сила. — Да пребудет с ним Сила, — повторил негромкий хор голосов, и Энакин улыбнулся. Влажные глаза приобретали удивительную яркость и четкость. Кажется, то светлое скопление звезд, что видно на востоке при взлете над Корусантом, он назовет «Посвящением». Встать было сложнее, но Совет терпеливо ждал, пока зажавший в ладони свою отрезанную косичку Энакин распрямится. Черные мушки заплясали перед глазами, а к горлу подкатил ком, но Энакин, справившись с тошнотой, ответил положенное: — Обещаю идти по выбранному мной пути бережно и следовать Силе. Смолкло жужжание мечей, и вместе с ними выключилась царившая в Зале магия. Магистры снова заняли кресла, готовые вернуться к другим делам. Йода поманил Оби-Вана к себе, и тот поспешил встать рядом с Энакином, невзначай подпирая его плечом. — Рыцарь Кеноби, для тебя предложение у Совета тоже найдется. Хотел бы Совет тебя в числе своих членов увидеть. Оби-Ван смог выдавить только жалкое переспрашивающее: — Меня? Десять минут назад Энакин сам сжимался в неверии перед грядущим назначением, но слишком уж забавно выглядел Оби-Ван, ошарашенно уставившийся на Йоду и косящийся на Винду — словно пытался понять, не пришло ли гранд-мастеру в голову так пошутить. — Воспитал достойного джедая ты и звание магистра заслужил. В способностях твоих, что в войне, что в переговорах, мало равных найдется, и хочет Совет частью своей тебя назвать. — Для меня это огромная честь, — склонил голову Оби-Ван. — Не станем мы сейчас задерживать вас. Есть у вас еще дела незавершенные. Идти можете вы.* * *
Энакин спрятал косичку — он пока точно не знал, что сделает с ней, хотя сердце его просилось на Татуин. Рассказать маме, кем он смог стать. Она бы гордилась. Она и так гордилась, и Энакин хотел доказать, что не зря. Он крепко сжал и разжал кулак, заставляя себя вернуться в реальность — здесь и сейчас, — и поинтересовался: — О каких делах сказал Йода? — Ну… есть одно, пойдем. — Я только встал, а уже дела! Нет бы «Энакин, давай выпьем за твое посвящение» или «Энакин, ты заслужил место в центральной ложе на гонках»... — Ну уж нет, Эни, туда я с тобой не ходок. Ты мне успеешь столько новых бранных слов рассказать, объясняя, как не прав каждый из участников гонки… больше я с тобой на них не ходок, — повторил он. — Ну а выпить? У нас оказалось в два раза больше поводов сделать это. — Леди Аршвари запретила алкоголь. Энакин скривился. — Я согласен хоть на лорзанский шейк после больничной кормежки. У них даже чай воняет бактой, а про супер-восстанавливающие каши я вообще молчу. Отвращение восстанавливается быстрее сознания. — Будет тебе шейк, — все так же загадочно ухмылялся Оби-Ван. Но вел он не на улицу, а к переходам из Храма в технические корпуса. Ганцилиус, как и всегда, шатался по мастерской попавшим в гравитационную турбулентность астероидом. Энакин любил забредать к нему еще в детстве: первые два года в Храме он и вовсе считал мастерскую святыней. Где еще найдешь столько ценных запчастей просто валяющимися на полу? Ганцилиус позволял Энакину возиться с ними, забывая о его присутствии и переступая через мальчишку длинными тонкими ногами. Работал он одновременно с тремя панелями минимум, перемещаясь от одной к другой. Обычно к этому добавлялся раскуроченный робот на ярко освещенном столе, переписка с ангарами на двух экранах и еще несколько одному ему ведомых дел. Но стоило им войти, как он замер и предельно сосредоточился. — Я уже заждался. Ты — сюда. — Он указал Энакину на стул возле того самого стола. — А ты — куда захочешь. — Надолго это? — уточнил Оби-Ван. — Часа три, четыре может. — О. Энакин, я скоро вернусь. Не дав задать вопросов, Оби-Ван скрылся за дверью. — Раздевайся! — скомандовал Ганцилиус, мигая искусственным глазом. Энакин не стал шутить. В конце концов, он уже догадался, зачем он здесь, и послушно стащил с себя верхнюю одежду, оголяя плечо. Оби-Ван вернулся через полчаса, пододвинул свободный стул и тумбу с болванками дисков, на которой разложил кравскую пахлаву и обещанные шейки. А потом он начал говорить и говорил долго. Энакин не заметил, как пролетели все четыре часа, потому что его погреб вал новостей. Тайны Камино, так до конца и не раскрытые Советом, армия клонов — скопированных с Фетта, он наверное от злости удавился, услышав, кому теперь служат эти клоны. Самого Фетта, впрочем, задержать не удалось. Как и Дуку — тот скрылся. Открытые столкновения с громко заявившей о себе Конфедерацией, переговоры, теракты в Колониях, смерти в Совете, новые — военные — полномочия Канцлера Палпатина. Энакин потягивал шейк через трубочку и молчаливо слушал. Оби-Ван рассказывал спокойно, он успел уже принять новую картину мира, Энакину пока это давалось с трудом.* * *
Оби-Ван покинул Корусант на следующий день. Энакин приступил к тренировкам, если так можно было назвать те пятнадцать минут перетаптывания, которые позволяло ему тело без головокружения и выворачивания наизнанку. Лежа на подушках и разглядывая вертящийся потолок после, Энакин шевелил бионическими пальцами, складывая их друг с другом по очереди или прокатывая между ними шарики. Управлял он ими все лучше, тяжелые шарики уже куда реже стукались об пол, чем поначалу, но обратная связь оставалась непривычной. Он чувствовал давление и даже температуру, но не текстуру, и чувства отличались от живых. Привыкнуть к этому — смириться с этим — тоже было одной из его тренировок. Стук в дверь заставил Энакина подняться. Он не ждал гостей и, когда его сгреб в объятия радостный гунган, удивленно охнул, едва устаивая на ногах. — Джа-Джа, полегче! — Моя скучать твоя! Оби-Ван говорить твоя месяц болеть! — Уже здоров. — Столько всего происходить! — он всплеснул руками в широких рукавах. — Ты приоделся, я смотрю. Важный теперь? — Вместо Падме в Сенате надо Джа-Джа быть. — Вместо Падме? — сердце успело пропустить несколько ударов, хотя Энакин знал: случись что, Оби-Ван бы не утаил… — Падме на Набу. Кагарди Сенат оправдать, и она домой захотеть. Падме одну ее не отпускать. — А… О. Ясно. Джа-Джа хлопнул себя ладонью между глаз. — Джа-Джа совсем забыть, зачем пришел! Канцлер послать моя. Он по Энакину скучать, как Джа-Джа, да-да. — Не думаю, что настолько, — усмехнулся Энакин, хлопая гунгана по плечу. — Ясные дела! Лучше Джа-Джа никто не скучать! — Можешь передать Канцлеру, что я скоро буду. Закрыв дверь, Энакин опрокинул в себя стакан энергетического студня. Медики просили не налегать, но Энакин и не позволял себе принимать допинг перед тренировками. К Палпатину же явиться пошатывающимся и серолицым казалось невежливым.* * *
— Мальчик мой! — Палпатин раскинул руки. — Проходи. Проходи, садись, прошу тебя, только не стой. — Он усадил Энакина на диван, едва тот успел выдавить жалкое приветствие. — Спасибо. — Сколько страданий выпало на твою молодую душу. И тело. — Палпатин покачал головой, присаживаясь рядом. — Мне уже лучше. — Да, ты быстро восстанавливаешься. Это естественно, в тебе же столько силы. Не только джедайской, а… — Палпатин сжал кулак возле сердца. — Человеческого внутреннего стержня. — Наши целители творят чудеса. Еще вчера… ну ладно, еще месяц назад, мы ничего не знали о новом яде, которым меня отравил ситх, а сейчас у нас есть антидот и вакцина. — Вот как? — брови Палпатина взлетели вверх. Он был по-настоящему поражен этой новостью. — И правда, чудеса. — Помолчав с минуту, он заговорил с прежней бодростью: — Ты бледен, попросить принести кафа или чая? — Нет, спасибо, я в порядке, — улыбнулся Энакин, смятый вихрем заботы. — Я вообще-то пожурить тебя хотел. Ты ведь знаешь, что для меня ты не просто один из лучших джедаев, ты друг. Я так беспокоился за твою жизнь! Умолял Силу сохранить ее. Не знаю, может ли она слышать не джедая, — Палпатин неловко посмеялся, — но… потом посвящение. Не смотри на меня так, конечно, мне известно — всему Корусанту уже известно. А сейчас смотрю на тебя, и мне даже стыдно, что настоял на встрече. Тебе положен отдых, а не болтовня с нервным стариком. Энакин совсем смутился. Редко когда ему было настолько нечего ответить, как в разговорах с Палпатином. — Простите, но я думал, вам сейчас не до меня. Началась война, столько трагедий поразило Республику… Мне трудно представить, как вы справляетесь. Палпатин поджал со вздохом губы: — Сенат попросил меня взять груз этих полномочий почти единогласно, я не мог отказать. — Это так важно! То, что вы делаете для Республики, — оживился Энакин, подаваясь вперед. — Это мой долг, Энакин. И я буду следовать ему. — Тогда Республика в надежных руках. Палпатин улыбнулся, разглядывая сложенные на коленях ладони. — Засмущал ты меня. В моих действиях мало героического. В отличие от твоих подвигов на Джеонозисе. Ты ведь давно был готов стать джедаем, но после этих событий Орден не мог откладывать твое посвящение и дальше. Подумать только, ты своими руками убил ситха. Жаль, что это далось тебе такой ценой, но какое же удовлетворение ты должен был испытать. Энакин откинулся на спинку дивана, борясь с нехваткой воздуха. Такое легкое удушье могло случиться — спазмы сосудов в легких, если слишком быстро или эмоционально говорить, Аршвари предупреждала, всего через минуту должно отпустить. — Джедаи не радуются смертям, — тихо произнес он. — Удовлетворение от выполненного долга, устранения серьезной опасности для населения Республики, я имею в виду. — Я не задумывался об этом. — Опять не те речи я веду, прости, мой мальчик, опечалил я тебя или утомил? Ты хмуришься… Не будем об этом. Вернемся к радостным темам. Прими мои поздравления с полученным званием, поистине заслуженным. Рад я и за твоего учителя, он ведь твоим посвящением открыл себе дорогу в Совет. — Он заслужил звание магистра и место в Совете не меньше, чем я — звание джедая. — Конечно! Просто сейчас, в столь мрачный для Республики период всем нам не хватает хороших красивых историй. А ваша именно такая — полная героизма и счастливых совпадений. Приемник на столе зазвонил, и Палпатин поспешил отойти и принять вызов. Энакин тут же поднялся: — Я и так отнял много вашего времени, думаю, мне пора. — Я всегда рад тебя видеть, но сейчас моего присутствия действительно требуют и другие дела. Не забывай больше обо мне — пусть эта просьба и полна наглости с моей стороны, ведь тебя сейчас с головой закружат новые джедайские приключения. Береги себя, мой мальчик.* * *
Энакин решился попробовать альчаку. Он всегда относился к этой практике весьма пренебрежительно, отдавая предпочтение тренировке с мечом или классической медитации, но ему не давала покоя та скорость, с которой Оби-Ван восстановился после взрыва лаборатории. Монотонные упражнения выжимали Энакина, как губку — досуха, но когда он, опустошенный, распластывал разгоряченное тело по прохладному полу, он чувствовал усталость, немного разбитости от слишком яркого прикосновения к Силе и всегда следовавшего разрыва контакта, но никакой тошноты. Вскоре Энакин смог вернуться к тренировкам с мечом, не боясь не совладать с протезом или потерять баланс. Из сложных круговых маневров ушла прежняя легкость, другие отдавались тягучей болью в позвоночнике, медленнее всего возвращавшему свою гибкость. Каждый день Энакин вставал к рассвету и занимал уединенный двор: он решил соединить элементы альчаки с фехтовальными упражнениями, и яркие ощущения контраста между еще не прогревшимся воздухом и утренним солнцем позволяли удержать концентрацию, не проваливаясь в Силу слишком глубоко. Лучи скользили по раскинутым в стороны и натянутым струнами рукам: от кончиков пальцев левой руки, по всей ее длине, обрисовывая напряженные мышцы, щекотали шею и сведенные лопатки и бликовали на темном металле протеза. Перехват ладонью, разворот, увод меча за спину — и снова в исходную позицию. Теперь солнце заставляло щуриться, обдавая теплом лицо, напоминая, что Энакин здесь, прямо под ним. Снова перехват, снова разворот. — Приятно видеть твои успехи, — голос Оби-Вана обласкал кожу еще одним лучом, и Энакин не сразу понял, что тот тоже стоит здесь, прямо в увитой плющом арке. А Оби-Ван стоял и смотрел с улыбкой. Он оглядел возвращающийся к Энакину рельеф мышц на груди и задержал взгляд на правом плече. Энакин сжал плотнее губы. Дурак. Так обрадовался приезду Оби-Вана, что и забыл, почему выбрал именно этот забытый всеми закуток, а не тренировочный зал. Мало кому приятно смотреть на розовые шрамы, соединяющие остатки живого мяса с бионикой. Оби-Вану видеть уродство бывшего ученика, наверняка, было еще менее приятно, чем прочим. Энакин не хотел, чтобы Оби-Ван смотрел и думал… Чтобы Оби-Ван видел его таким. Энакин поспешил накинуть плащ, пряча руки в широкие рукава, и запахнулся, не позволяя разглядеть даже ключиц. Очень вовремя — Оби-Ван как раз подошел к нему. — Что с тобой? Энакин дернул щекой, пытаясь изобразить непонимание. — О чем ты? — Ты стесняешься протеза? — Оби-Ван положил ладони на плечи Энакина и прощупал место стыка, ласково поглаживая его. — Я нахожу работу Ганцилиуса превосходной. Энакин уставился в улыбающиеся серые глаза. — Работа Ганцилиуса выше всяких похвал, полная функциональность, мне не на что жаловаться. Оби-Ван обхватил плечи плотнее, вынуждая Энакина приблизиться. — Ты все такой же красивый, Эни, — его слова прозвучали прямо в лицо, и Энакин вдохнул их, а выдохнуть не смог — забыл, как дышать. Оби-Ван застыл на мгновение, он смотрел прямо, но взгляд был устремлен куда-то глубоко в себя. Затем его ладонь соскользнула с плеча, и он переплел пальцы с металлическими. — Помнишь наш разговор на Нортосе? — Да, — просипел Энакин, теряя сотню остроумных ответов. Оби-Ван отвернулся, разглядывая возвышающееся над ними здание Храма, и Энакину захотелось закричать, чтобы тот объяснился. Но его сковало оцепенением. Страхом разбить тот прозрачный хрусталь, что вдруг заискрился вокруг. — Ты уже готов к подобным штурмам?* * *
До крыши они молчали. И только когда оба сели, вытягивая ноги и разглядывая тихий, еще только пробуждающийся ото сна и залитый розовым золотом Корусант, Оби-Ван заговорил: — Что ты чувствовал на Джеонозисе? — Когда именно? — Когда смог сломать блокировщик, наручники, маску — все сломать. Такой силой не обладаю ни я, ни другие магистры. Я должен знать — это был гнев на Асажж? — Гнев? — опешил Энакин. Он испытывал омерзение к ней с первой встречи и солгал бы, сказав, что убил ее со спокойным сердцем и состраданием, но в тот момент... — Я не злился. Я просто смотрел на тебя и знал, что никому не позволю тебе навредить. Я был уверен в этом. Оби-Ван покусывал губы, перебирая пальцами шнур, которым Энакин подпоясался, чтобы не позволять плащу распахнуться. Энакин не знал, что сказать. Их разговор напоминал вышедший на орбиту спутник. Круг за кругом — и не вырваться из гравитационной хватки, и не упасть. — Ты снова улетишь? — Да, вечером. — Когда мне уже можно будет полететь с тобой? — Энакин накрыл руку Оби-Вана, потому что все это становилось невыносимым. Тот снова обхватил его пальцы своими, абсолютно естественно, не задумываясь. — Мне кажется, ты романтизируешь мои поездки. В них мало увлекательного. В основном я треплю языком днями напролет, пытаясь заставить воспринимать меня всерьез. Донести, что опасность реальна — а это становится сложно, когда для тебя самого проверки превратились в рутину. Другие миры, наоборот, видят во мне врага, пытающегося запустить руки в их системы безопасности, врут, юлят… Ты будешь умирать со скуки и выть от чужой твердолобости. — Я не об этом. — Энакин развернулся к Оби-Вану, не позволяя тому снова отвести глаз. — Я хочу полететь с тобой. С тобой, — повторил он в губы Оби-Вана. Они были очень мягкими. Щетина приятно колола кожу, и Энакин прижался сильнее. Оби-Ван больше не замирал, наоборот, он отвечал на поцелуй с большой охотой, зарываясь свободной рукой в волосы Энакина, придерживая его затылок. Спутник сорвался с орбиты. Когда Оби-Ван оттянул голову Энакина, и губ вместо его дыхания коснулся кажущийся теперь ужасно холодным воздух, Энакин втянул его прямо ртом, наполняя легкие, впитывая каждое мгновение. Оби-Ван смотрел внимательно и сосредоточенно. Он почти по слогам, вкладывая в каждое слово ощущающуюся физически осознанность, произнес: — Я люблю тебя, Энакин Скайуокер. — А разве меня можно не любить? — изумился Энакин и рассмеялся, потому что было до мурашек приятно вместо строгого взгляда или подзатыльника получить нежный укус прямо в подбородок. — Эй! Я ведь уже раскрыл тебе свои чувства! — Когда? — Ну у меня же на лице все написано, ты что, не смог прочитать? На этот раз Оби-Ван сжал зубами губу, и Энакин прыснул громче, прижимаясь к нему всем телом, проходясь ладонями под лопатками и сжимая их, замыкая плотное кольцо рук. Он потерся носом о щеку и, отодвинув им совсем рыжую на солнце прядь, приложил губы к уху: — Я смог на Джеонозисе, потому что люблю тебя. Второй поцелуй вышел дольше. Они пробовали губы друг друга, не торопясь. — Я уже хочу умирать от тоски. — Думаю, вдвоем у нас это будет получаться намного хуже, — широко усмехнулся Оби-Ван. — Я хотел бы, Энакин, не меньше твоего, но ты не готов. Ты сам должен понимать. Обещаю, что это последний полет без тебя.