Что мы делаем по ночам

Дашки не было два дня, когда мать решила, что у нас дома слишком тихо. Моя комната была заперта на замок, я всегда ее запираю, так мне легче думать, что у меня есть свое личное пространство. Мать же даже не попыталась постучать - сначала в мою дверь прилетело что-то тяжелое, потом она с грохотом открыла её ударом ноги. Я не знаю, откуда в ней столько силы, откуда в ней столько неиссякаемой злости. Я с грустью смотрю на окно, на вечер, который уже был безнадежно испорчен. — Блядь! Сучка! Что, открыть не могла? Мат стал не только членом нашей семьи, но и официальным языком, на котором разговаривала моя мать. Я почти никогда не слышала мат от отца, к примеру, хотя это было бы куда логичнее. Мат от мужчины, но не от женщины. Мат был предвестником чего-то нехорошего - истерики или ударов, я ненавижу мат. Я сижу на кровати и смотрю, как мать рыщет по комнате. Она роется в моих вещах, показательно выкидывая их из ящиков комода, из шкафов, она шмонает мои школьные сумки, выкидывает на пол всё, что кажется ей особенно отвратительным. Такие рейды происходят несколько раз в месяц. Мать бросает свой дорогой телефон мне на постель, закатывает рукава и начинается. — Мам, это мои вещи. — Тварь, ты еще не поняла, что всё здесь моё?! У тебя ничего нет! Ничего! Поняла. Я пытаюсь абстрагироваться, представляю себе, что это какой-то посторонний шум. Иногда я поддакиваю. Всё, что от меня сейчас требуется - это запоминать реплики и уворачиваться от каких-либо особо опасных предметов. Однажды она кинула в меня отвертку, я заметила это слишком поздно, когда на руке появилась кровь. Повезло, что меня просто задело. — Нравится, блядь? — Нет. Я смотрю, как в стену летят фоторамки с моими детскими, щербатыми фотками. Они ударяются об стену и разбиваются. Этого, видимо, недостаточно, и в стену летят другие, подаренные ею же вещи. Завтра она купит новые, снова подарит их мне, поставит на те же места, будто это что-то исправит. Мать останавливается прямо посреди комнаты, прямо посреди всех этих осколков и смотрит на меня. Я смотрю, как она тяжело дышит, как от тяжелого дыхания шевелятся ее плечи. — Хули ты смотришь на меня? — Не смотрю. И я отворачиваюсь от матери и смотрю куда-то в угол. Туда она брезгливо высыпала все мои трусы. Я знаю, что это еще не конец, просто закончились какие-то очевидные вещи, которые можно сломать. Ей кто-то звонит, я чувствую вибрацию рядом с собой, она забирает телефон и молча уходит, будто бы ничего и не было. Как всегда, мне стыдно просить домработницу убирать на место мои же вещи, но встать и убрать их самой мне не хватает сил. Единственное, что радует меня - это ноут под подушкой. Его каким-то чудом спасает то ли невнимательность моей матери, то ли нежелание проверять, что у меня в кровати. Когда я училась в школах, когда меня привозили туда, мне кажется, учителя догадывались о насилии в моей семье. Они видели мою мать, видели меня, даже видели мои синяки, но молчали. Это молчание убило во мне желание просить помощи у взрослых. Я могу попросить помощи в интернете и я знаю, что получу эту помощь. Кто-то напишет обо мне, кто-то куда-то обратится. В этом парадокс. И я очень это ценю, ценю эту возможность быть там, где на меня не насрать. Спасибо великому интернету. Я всегда захожу в сеть через VPN. Не голимый, дешевый, а тот, который реально дает мне чувство безопасности. Мать не особо контролирует меня в этом. Видимо, ей не хватает мозгов, либо, что вероятнее, считает, что я полная дура. Нет, я как бы "за": без VPN я смотрю там разные картинки, цветочки, шмотки, мне важно, чтобы мать ничего не заподозрила. Той же ночью она уехала, она часто уезжала так, никто не спрашивал, куда она едет, никому это и в голову не приходило. Я не подходила к окну, я знала, что мать курит у машины, обходит ее вокруг и бьет носком дорогой туфли по резине. Если заметит меня, скандала не миновать. Я знаю, что все в доме ждут отъезда моей матери, и как минимум один человек надеется, что однажды она не справится с управлением. Я встала с кровати, только когда машина осторожно выехала на гравий. — Удачной дорожки. Я послала в окно неприличный жест и вышла из комнаты. Мне хотелось выпить, я хотела алкоголь неистово, так хотят любовников или кончить. Я же хотела нализаться и выйти в сеть. Раньше у меня были тайники в комнате, но моя мать оказалась проворнее, а я стала благоразумнее. Зачем прятать что-то, если можно просто спуститься и взять? Что я и сделала. «Привет. День - дрянь. Как ты?» Я улыбаюсь. Это смешно, правда. Это у нее день дрянь? «Нормально :)» Сообщение приходит моментально: «Что с фото?» «Это важно?» На этот раз ответ никак не приходил. Я пила, думала и снова пила. Мне не хотелось, чтобы всё заканчивалось вот так, я снова не знала, как себя вести и что делать. У меня были фотографии, наверное, даже очень неплохие, но у меня не было никакого желания выходить из тени и показывать себя. «Это ты на фото?» Нет, это не я. Это моя бывшая одноклассница, но кому какая разница? Это же интернет. Тем более, мы никогда не увидимся. «Да» Снова тишина. И от этой тишины хочется пить без остановки. «Что-то не так? Я тебе не понравилась?» «Да всё так. Ты моложе меня. Намного» Мне хочется смеяться. От всего этого диалога, от себя и от этой незнакомой женщины. И я смеюсь. И от смеха мне становится легче дышать. «Это проблема?» - я, когда смех прошел. «Нет» «А сколько тебе лет?» «Не суть» Мне хочется пожать плечами и жить дальше. Я закрываю ноут, кладу его под подушку и меня хватает минут на десять. Новое сообщение. «Правда не суть. А вдруг ты убежишь? Ты ведь такая малышка» Малышка? У меня горят щеки и ниже, я не знаю, как это, когда становится стыдно за чужие слова. Нет, я флиртовала в этой жизни, я знаю, как это, но я не уверена, что это равнозначное. «Я не убегу. Покажи мне свое фото» - напечаталось с попытки пятой. Не прочитано до сих пор. Мать вернулась, открывает ворота, слышен писк ключа и тихий ход шин. Ноут надежно спрятан под подушку, а я мечтаю научиться спать правдоподобно.