Пейзаж с Эросом

Томми был настолько взбудоражен всем только что произошедшим, что как-то не сразу пришел в себя. Точнее, из себя он не то, чтобы вышел, а словно бы его одна часть, отвечающая за головной мозг, отключилась, зато та часть, которая отвечает за ощущения и эмоции, наоборот, обострилась. Он так и лежал, прислонясь к плечу Адама, а тот, в свою очередь, глянув на клубочек Ксавьера, дотянулся до белоснежного пледа и накинул его на юношу. Томми не чувствовал никакого дискомфорта, лежа совершенно обнаженным рядом с таким же обнаженным Ламбертом. Прошло несколько минут, наполненных лишь тишиной, прерываемой их постепенно успокаивающимся дыханием в такт. Он сам не понял, как слегка задремал, чувствуя сложный запах кожи Адама – взвесь ароматов секса с оттенком какого-то парфюма, напоминающего запах влажных после дождя листьев. Проснулся Томми внезапно, словно он почувствовал что-то, то ли крик, то ли вздох. Не сразу осознав реальность, он распахнул глаза и увидел прямо перед собой лицо Адама. Он смотрел на него в упор, как будто ожидая ответа на свой заданный вопрос. - Что ты спросил, извини? – пробормотал Рэтлифф, подтягивая к себе рубашку и джинсы с пола беседки. - Я тебя спрашиваю, ты слышал? - Что слышал? – опять переспросил Томми и заметил, что Ксавье подле Адама уже нет, а скомканный плед валяется в углу дивана. Адам перевел глаза на перекладины беседки, солнце уже клонилось к закату, окрашивая белую кисею, закрывающую вход и боковые стены беседки зловещим красным отсветом. - Куда его понесло? – пробормотал про себя певец. – Почти вечер, куда он ушел? Томми понял, что тот говорит о своем Сопрано, но виду не подал, а потом подумал, что раз Адам так о нем беспокоится, конечно, надо бы поискать исчезнувшего юношу. Тем временем, Адам тоже надел на себя свою прежнюю расшитую золотом хламиду, явно намереваясь выйти из беседки. - Я с тобой, - сказал Рэтлифф, - а что ты слышал, все-таки? - Не знаю, - казалось, певец был то ли расстроен, то ли встревожен. – Я вроде бы задремал или отключился буквально минут на десять… Мне показалось, будто кричал кто-то, снаружи, и хрип еще какой-то… У меня хороший слух, - словно оправдываясь, добавил он. – Я далеко слышу разные звуки. А Ксавье, он иногда забредает в разную глухомань, задумается и идет. Я его однажды на шоссе поймал, он почти до поворота в холмы дошел. - Пошли вместе, поищем. Они вышли из беседки. Вилла призрачно виднелась на фоне высоких пальм и кипарисов. Она уже начинала подсвечиваться зажигаемым светом в окнах и гирляндами огоньков по фасаду. Из распахнутых настежь окон гостиной лилась музыка. - «Шехерезада», - сказал Адам, кивая на окна. – Найджел обожает эту тему в исполнении именно нашего симфонического оркестра. Всегда говорит, что музыка говорит нам то, что мы скрываем даже от себя самих. Томми глянул на него сбоку. «Точно», - подумал он, - «Скрываем то, что стоит перед глазами. То ты не пускаешь своего юного возлюбленного в свою спальню, то делишься им со мной, то беспокоишься, что он ушел далеко от дома.» Рэтлифф вспомнил их… их чувственные удовольствия, буквально за пару часов назад. Гибкая фигура, кожа, пахнущая лавандой и мускусом, резкие движения и вздохи на полувскрике… Ксавье показался ему весь «слишком» - слишком покорный, слишком откровенный, слишком нежный. Настоящий Сопрано, правда, мужчина, вне всяких сомнений, полноценный молодой мужчина, просто немного приторный, как из леденцового сахара, на любителя. Они направились мимо беседки, дальше вглубь сада и к шлагбауму, перегораживающего выезд с виллы в холмы. И так бы и прошли мимо, минуя заросли этой части сада, где, как помнил Томми, находился тот закрытый бетонной плитой колодец, но будто предчувствие беды повело его в ту сторону. На кустах, переплетенных так плотно, что они образовали некое подобие живой изгороди, сплетясь ветвями и обычными гибкими, как лоза, и колючими, словно декоративный шиповник, виднелся какой-то обрывок ткани, яркий, он привлек внимание Рэтлиффа. - Это что там за тряпка? – спросил Томми у Адама. Тот присмотрелся и вздрогнул. - Это… это шарф Ксавье, он любит его даже не повязывать, а просто крутить в руках, он… он… часто так делает. - Стой здесь, - приказал ему детектив, пролезая под кустами дальше, к колодцу. Он дотронулся до шелка шарфа – зацепился за ветки, кусты снизу смяты, ветки сломаны и в глубине, под кустами – смятая трава, как будто тащили что-то, продираясь через эту импровизированную живую изгородь. - Здесь… волокли что-то тяжелое, - проговорил Томми, - И недавно совсем… Сейчас я посмотрю сам. И он добрался-таки до бетонного низкого кольца колодца. - Господи, - пробормотал он, бледнея, - Этого не может быть… Адам тоже пробрался под кустами и остановился, словно из него сразу, разом ушли все силы, он просто был не в состоянии сделать хотя бы еще один маленький шаг дальше. Потому что дальше лежал он. Тот, с кем они расстались около двух с небольшим часов. Тот, кто еще казалось, мгновение назад был так молод, полон жизни и жаждой этой жизни в самом обычном ее проявлении. Томми овладел собой и практически заставил себя смотреть: Ксавье лежал возле колодца в неестественно-вымученной позе, словно кто-то хотел его втащить на бетонную крышку-плиту и оставил это занятие, поэтому и тело сползло вниз по бетонной стенке колодца. Юноша был в белой футболке и пестрых шортах. Вся грудь его была залита кровью, хлынувшей из раны на горле. Лицо – застывшая восковая маска, в волосах сор, сухие травинки и пыль. Ламберт судорожно вздохнул за его спиной, Томми резко обернулся к нему, боясь, как бы артист не потерял сознание от страшной картины. - Ты как себя чувствуешь? – спросил он тревожно. – Продержишься на ногах? Адам кивнул головой, не отрывая глаз от своего мертвого любовника. Томми еще раз осмотрелся и осторожно обогнул бетонное кольцо колодца. - Что это за колодец? – спросил он у Адама. - Заброшенный, - глухо ответил тот. – Я купил эту виллу уже с этим колодцем, он всегда был закрыт этой плитой, я даже не знаю, пуст он или же там есть вода. Томми присел на корточки возле тела Ксавье. Потом он тщательно обыскал примятую траву вокруг, но никаких следов, отпечатков обуви, никаких улик, кроме нескольких пятен застывшей черной уже крови на траве, он не обнаружил. Потом он вынул из кармана телефон. Пока разговаривал с Джоном Уайтом еще раз пристально осматривал убитого. Убрав телефон, наклонился над ним. - Что-то здесь не сходится… - проговорил он. – Не так все должно было бы быть. - А что? – по-прежнему глухим, севшим голосом отозвался певец. – Что не так? - Я не могу определить, где конкретно нанесли удар, - сказал Рэтлифф. – Не здесь, сюда его притащили. Должна быть обильная кровь в месте, где его ударили, много крови, а здесь нет. Лихорадочно по следу в траве, он вернулся назад, пробрался сквозь кусты к дорожке, ведущей в холмы и за территорию «Эвридики». - Нашел! – сказал он. – Это здесь. Он осмотрел лужу черной крови. - Значит, Ксавье шел к обочине шоссе за шлагбаумом. На него напали сзади, а прежде, скорее всего, наблюдали из кустов. Полоснули по горлу ножом, да, вполне профессионально, умело, хватило одного движения, ни звуков, ни сопротивления. Ксавье начал падать, убийца его подхватил и утащил к колодцу. Адам подошел к нему ближе. - Убийце не нужно было быть чересчур сильным, - сказал он. – Ксавье был легким, как перышко. Томми взглянул на него с искренним сочувствием. Ему и самому было жаль такого юного, такого одаренного и талантливого молодого человека. - Адам, - начал он и остановился. Слова прозвучали бы сейчас слишком тяжеловесно, грузно для этого всего. Ламберт, казалось, понял его мысли. - Кому он мог помешать? – спросил он, будто разговаривая с самим собой, - Он был совершенно безобиден. Безобиден настолько, насколько и красив, как бабочка. - Ты любил его? Но Адам не успел ответить – возле въезда на территорию его виллы затормозила флагманская машина полицейского эскорта. Сам Джон выскочил из нее, свирепый, как черт. - Томми! – воскликнул он, почти бегом приближаясь к ним двоим. – Ну что же это такое! Они не стали дожидаться завершения всей работы полицейского десанта. - В доме еще ничего не знают, - проговорил Адам, глядя на освещенные уже по вечернему окна виллы. – Для них мальчик еще жив. Джон искоса взглянул на хмурого Рэтлиффа. Несомненно, Томми винил в первую очередь себя самого, что никак не смог предупредить убийство. И был прав. Но Томми еще и злился на очевидную нецелесообразность, нелепость убийства. Ксавье ведь и правда не представлял никакой опасности ни для кого. Бабочка с прекрасным голосом и редким талантом. - Подождите, - внезапно сказал Томми, словно вспомнив что-то важное и чуть было не забытое. – Подождите, давайте еще раз вернемся к месту трагедии. Они еще раз пробрались под кустами, которые уже изрядно проредили эксперты-криминалисты и полицейские. Ксавье еще был там, у колодца. Томми еще раз подошел к нему, потом отодвинулся, словно пытаясь рассмотреть все целиком, а не частями. - Колодец, - задумчиво пробормотал он. – Решетка или плита колодца. И тело, которое не должно было бы находиться на земле, если бы у убийцы было больше времени, и он смог завершить начатое, если бы он втащил все-таки тело на плиту колодца. Джон смотрел на Рэтлиффа, не отводя от него своего тяжелого взгляда своих темных проницательных глаз. - Только не это… - наконец протянул он. – Скажи сию минуту, что в доме Адама нет никого, кто бы подходил под то, что ты сейчас мне… - Это ритуалка. – подтвердил Томми бесстрастным голосом. – Вне всяких сомнений. - Что? – почти одновременно воскликнули Джон и Адам. И Адам продолжил: - Что ты имеешь в виду? Томми еще раз нагнулся, рассматривая стенки колодца, потом разогнулся и произнес снова: - Это ритуальное убийство. Они прошли мимо продолжающих свою работу детективов и направились к дому. На полпути к вилле их встретил Сутан. - Мы услышали шум машин, - сказал он, окидывая их внимательным взглядом, - Что произошло, Адам? Адам? С тобой все в порядке? - Со мной все в порядке, - медленно произнес Адам. – Я пойду к себе. В доме все были в музыкальной гостиной, бледные и встревоженные. Джон Уайт представился всем, объяснив причину своего присутствия, и попросил разрешения поговорить со всеми присутствующими. Все были шокированы услышанным. - Разумеется, инспектор, - за всех сказал Найджел Ламберт. Алиса Новак, пользуясь случаем, прижалась к его плечу, держа чуть на отлете фужер с вином. – Спрашивайте, что вас интересует. - Прежде всего, мне необходимо выяснить, кто где находился с приблизительно пяти часов вечера и в течение полутора-двух часов. - Я был здесь, - тут же ответил Питер Новак. – Я неважно себя чувствовал, голова побаливала и решил никуда не выходить. - А вы были здесь одни? – тут же спросил Джон. - Нет, - отозвалась Диана. – Я тоже была здесь… Только не сразу после обеда. Я сначала пошла в свою комнату, переодеться и задержалась, потому что мне позвонила подруга, а потом мне еще нужно было поговорить по телефону, так что… Да, сюда я пришла совсем недавно. - Мы были у бассейна и гуляли по правой аллее к парку со стороны города. – произнес Найджел. - Кто, мы, простите? - Я и Лис, - ответил Найджел, успокаивающе поглаживая руку Алисы. – Нам нужно было обсудить кое-что личное, так мы и ушли прогуляться. Потом вернулись сюда, в гостиной уже были Питер и Диана. Мы присоединились к ним. - Вы ничего не слышали? Алиса покачала головой. - Нет, ничего. Найджел потом включил музыкальную запись, мы просто слушали и болтали. Сутан сказал, что сразу после обеда ушел в свою комнату, посмотреть почту и новости в Интернете и там так и оставался. Томми услышал легкий шорох за дверью и быстро обернувшись, увидел силуэт Агахана. Он вышел, притворив за собой дверь в гостиную. - Агахан, можно одну минуту. Иранец приостановился, вопросительно глядя на Томми. - Я слушаю. - Ксавье убили на колодце, вернее, пытаясь его туда затащить, чтобы не оставлять его мертвое тело на земле. То есть, колодец играл немаловажную роль в этой трагедии. Файруз замер, его влажные черные глаза приобрели неподвижность драгоценных агатов, застыли как те камни. - А положили тело несчастного головой к восходу солнца, - продолжил Рэтлифф, всматриваясь в лицо иранца. - Я не совсем понимаю, для чего вы мне это рассказываете, - напевно произнес секретарь. – Я никакого отношения к этому не имею. - Ну как же. – сказал Томми и услышал, как за его спиной остановился Джон, закончивший разговор в гостиной. – Как же, мой дорогой Агахан. Ведь вы же, парс? Или как вы это называете, зартошти?