С любовью, Генри»
Девушка с трепетом взяла в руки дневник своей матери. Темно-синяя кожаная обложка была обмотана белым шнуром, вернее, бывшим когда-то белоснежным. Теперь же серая веревочка, кое-где порвавшаяся, слетела с тетради сама. На первой странице красовалась надпись, выведенная аккуратным сдержанным почерком:«Исследовательский дневник студентки Волшебной Географической Академии Изольды Поттер. Начат: 1 января 1908 года. Закончен: »
«Не закончен?» — пробормотала себе под нос Гвен и погрузилась в чтение, не заметив, как пришло время рождественского ужина. В записях был четкий порядок. Заметки о состоянии растений, о поведении животных, о некоторых экспериментах. Там было подробное описание каждого цветка, куста и дерева, всех существ, с которыми студентка имела дело, были даже рецепты зелий и небольшие зарисовки. Не очень удачные, заметила читательница и улыбнулась. Ей казалось, что мама рассказывает ей все это лично. Она представляла ее голос, жесты, выражение лица. О да, по ее улыбке и искрящимся глазам можно было бы точно сказать, что она просто обожает то, чем занимается. Однако к концу записи стали более размытыми, из них пропадала четкая структура. Словно бы мысли автора были где-то далеко от своих исследований. Последним было описание 24 июля, была записана всего пара строк. Затем дневник обрывался. «Что-то случилось. Но что? Или… кто?» Кажется, Гвендолин и сама знала ответ. Однако несмотря на всю свою фантазию, она даже предположить не могла, что же произошло между ее родителями? Была ли Изольда любима в ответ и что она думала обо всем, что делал Гриндевальд? Почему они встретились вновь и причем тут ограбление Министерства и несчастный маховик времени? Вопросов было много, и они терзали мысли волшебницы. Она впервые оставалась в Хогвартсе на рождество. За ужином было ничтожно мало человек, и поэтому все решили сесть за один стол, как одна большая семья, — ученики с разных факультетов и даже учителя. Поттер заметила профессора Дамблдора и мистера Хексена, который надел парадную синюю шляпу со звездами. Синий цвет… Гвен подумала, что библиотекарь наверняка мог знать ее мать. Раз она была когтевранкой то, наверное, проводила времени среди книг не меньше дочери. Девушка улыбнулась своему открытию и мысленно чокнулась сама с собой бокалом с пуншем. Она расспросила мистера Хексена о своем отце на следующий же день. Было логично сначала спросить именно о нем, а когда библиотекарь упомянул о его сестре, тут же по инициативе слушательницы, перешел к ее истории. Старик отзывался об Изольде Поттер как о милой девочке, частенько таскавшей фолианты из библиотеки к себе в комнату. У нее были близкие подруги-когтевранки, однако на последнем курсе она чаще ходила по замку в одиночестве, стала холоднее, мрачнее и печальнее. Насколько знал библиотекарь, она сдала большинство экзаменов на отлично, что позволило ей поступить в какую-то Академию, куда принимали, в основном, только юношей. Для Гвен этого было достаточно. Она перечитывала дневник матери, стала вновь с жадностью читать газеты в ларьках и покупать те, в которых упоминалось хоть что-то, связанное с Геллертом Гриндевальдом. Она загорелась мыслями о своих настоящих родителях, но старалась топить их в изматывающей учебе. Если бы не Саймон, ей давно грозил бы нервный срыв. Но парень старался всеми силами отвлекать подругу от занятий, приглашая ее то на кружку сливочного пива в излюбленные «Три метлы», то на опушку леса, или даже на прогулку в Косой переулок, с разрешения и содействия профессора Дамблдора, конечно же. На улице становилось теплее, а снег таял. Вдоволь надышавшись зимней сказкой, Гвен отпустила ее, приготовившись встречать свой праздник. Кентавры говорили, что весна наступает с конца марта, когда неутомимый Марс входит в свои права, сменяя тихий и задумчивый Нептун на небосводе. Дамблдор освободил девушку от дополнительных занятий в выходные, когда она праздновала свой семнадцатый день рождения. Саймон принес ей праздничную бутылку огневиски, перевязанную ленточкой. — Завтра еще выходной, Гвендолин Поттер. Как насчет устроить вечеринку и проспать до обеда? — он аккуратно, с помощью заклинания, опустил ей на тумбочку граммофон и навел иглу на пластинку. Зазвучала музыка. — Бесси Смит? — улыбнулась волшебница. — Не нравится блюз? — Нет, блюз — это то, чего мне сейчас действительно не хватает. It’s a long, long lane that has no turning And it’s a fire that always keeps on burning — Сама откроешь бутылку? — Нет уж, будь добр, — она поставила на столик прозрачный стакан, из которого полгода назад в такой же вечер они пили такое же огневиски. — Так, ты уже взрослая девочка. На что собираешься потратить свою жизнь? — Потратить жизнь? — Я терпеть не могу, когда меня спрашивают: «Кем ты хочешь стать?» Буду продолжать дело отца, вероятно. Но то, на что я хочу потратить свою жизнь, это уже совсем другой вопрос. — Так на что же? Блишвик блаженно улыбнулся, предаваясь мечтам, и сделал глоток из стакана. — Хочу открыть паб. Как мисс Розмерта. Только не в этом захолустье, быть может, в самом центре Лондона. Туда будут заходить и маги, и магглы, будет звучать музыка, а люди будут веселиться и танцевать. Все вместе. — Думаешь, это возможно? И маги, и магглы? — Конечно. Когда наступят мирные времена. Должны же они когда-нибудь наступить, так? Гвендолин задумчиво кивнула. — И все же сейчас речь о тебе. И так, жизнь твоей мечты? — Я поеду в Нью-Йорк, — вдруг заявила она. — Нью-Йорк? С чего бы? — Мне однажды… сон приснился. Там было красиво. Почему-то я знаю, что должна побывать в этом городе. Твой ход. Блишвик задумался. — Кроме паба пока ничего в голову не приходит. Я пропускаю ход и пью за твое здоровье, — он поднял стакан и вновь опрокинул его содержимое себе в горло. — Еще я бы хотела увидеть своих родителей. Настоящих родителей. Mister devil down below Pitchfork in his hand And that’s where you are going to go Do you understand? Саймон чуть не поперхнулся. Он закашлялся, ошарашенно глядя на подругу. — И ты… не боишься? О чем же ты будешь беседовать с мистером Гриндевальдом? — Честно говоря, в последнее время я только об этом и думаю. Он мог бы рассказать мне про маму и про все, что между ними произошло. — Я бы не хотел слушать о том, как держались за ручки, обнимались и целовались мои родители. Это же кошмар! Сущая пытка. — Ты просто не слышал о Круциатусе, — спокойно произнесла Гвендолин, сделав глоток огневиски. Друг вновь наградил ее непонимающим взглядом. — Кажется, ты изменилась, Гвен. — Возможно, — задумчиво ответила она, — но я даже не знаю, кто я есть, чтобы сказать, кем я стала. — Ты Гвендолин Поттер. И Гвендолин… Гриндевальд. Наверное, тебе предписаны две судьбы, раз у тебя два имени. — Не думала, что ты пьянеешь уже после двух бокалов. — Нет, я еще не пьян. После двух бокалов меня как раз тянет на философские разговоры. И пока я только на этой стадии, я скажу тебе так: если ты хочешь встретиться с Геллертом Гриндевальдом лицом к лицу, тебе надо стать мракоборцем. Для тебя это очень даже реально. Отец берет меня на стажировку в Министерство этим летом. Это будет бумажная работа, в основном, но он говорит, что я должен вникать в дело. Могу поговорить с ним, и мы будем работать вместе. К тому же, он уже наслышан о тебе, и будет рад помочь. Курсы подготовки же начинаются в сентябре. Если ты решишь, что работа аврора по тебе, поступишь туда, а там… — Дядя Генри будет против. Он боится, что в Министерстве могу узнать мой маленький секрет, тогда у меня и всей нашей семьи будут большие неприятности. — Поговори с ним. Раз он доверил тебе эту тайну, доверит и твою собственную судьбу. Ты сама можешь решить, на что потратить свою жизнь, в конце концов. Devil's gonna git you Oh, the devil's gonna git you Граммофон играл, и девушка покачивала головой в такт мелодии. — Devil's gonna git you, oh, the devil's gonna git you… Саймон опустил стакан на стол, поднялся на ноги и протянул волшебнице ладонь. Та приняла приглашение и тоже встала с кресла. Он положил одну руку ей на лопатку, а вторую отвел в сторону, легко сжимая ладонь партнерши в своей. Они начали вместе покачиваться, следуя за танцующими нотками блюза. — Когда-нибудь ты заглянешь в мой паб. Это будет шумное воскресенье, но я узнаю тебя среди множества незнакомых лиц. Я налью нам по кружке сливочного пива, и по радио вдруг заиграет эта песня. Я приглашу тебя потанцевать и на нас будут смотреть, как на полных идиотов. Гвендолин тихо улыбалась, положив голову на плечо друга. Но видела она не паб, не кружку сливочного пива, даже не Саймона. Она видела Нью-Йорк, блистающий и великолепный. Man the devil's gonna git you Sure as you're born to die.