Deathly Hallow

      Когда Гвендолин открыла глаза, комнату рассекала яркая полоса солнечного света, просачивавшегося сквозь небольшую щелку между шторой и оконной рамой. Веки еще сонно слипались, девушка зевнула, прикрыв рот обратной стороной ладони, и сладко потянулась, после чего отвернулась от давно догоревшего камина. Однако любопытство все же не могло позволить ей долго нежиться в объятиях пледа, она приподнялась и огляделась кругом.       В комнате, да и вообще во всей квартире было тихо. Значит, она была одна. Гвен вновь засуетилась, ища глазами часы: интересно, сколько же она проспала? Тиканья поблизости тоже слышно не было.       Волшебница спустила ноги на пол и сделала пару шагов босиком. Она прошла мимо зеркала, и что-то заставило ее задержаться и взглянуть на свое отражение. На ее брюки и рубашку под черным свитером было больно смотреть, но, благо, саквояж все еще дремал под ее пальто, висевшем на изящном крючке. Черное пальто с соседнего крючка исчезло.       Порывшись в сумке, Гвендолин извлекла оттуда свитер, в котором ее впервые увидел город свободы, и свежую рубашку, на которой обнаружился нашитый герб ее факультета. Она улыбнулась находке, отправивший ее к воспоминаниям о Хогвартсе.       — О Саймон, если бы ты только мог вообразить, где я сейчас нахожусь…       Но Саймон ее слышать не мог. Саймон был в далекой Британии.       Вновь поймав свое отражение, Гвен направила волшебную палочку на голубой зрачок. Но заклинание накладывать пока что не стала. Палочка опустилась. Девушка попробовала изобразить такой взгляд, какой она видела у отца в газетах. Взгляд, от которого у миллионов волшебников бежали мурашки по коже. Тогда ей вспомнилось, как смотрели на нее однокурсники, когда она взяла верх над Маркусом в дуэли. Эта смесь ужаса с неким обожанием — тогда это ее испугало. Но ведь это и есть величие. Это и есть власть. И она должна пугать, ровно до тех пор, пока не станет смыслом жизни.       С такими мыслями девушка побрела на поиски ванной, а затем и кухни. И если в порядок себя привести ей труда не составило, то раздобыть себе пару крошек на завтрак оказалось куда сложнее. Но она и не думала о еде. Ее мысли занимал юноша с невообразимой силой, о которой он сам даже не подозревал.       Вскоре она оказалась на улице. На ней неизменно было ее пальто и саквояж в руках, и даже глаза ее остались столь же карими, сколь были и вчера.       — На твоем месте я бы не стала доверять Грейвзу.       На этот раз найти Обскура было несложно, ведь Гвендолин знала, где искать. Забравшись чуть восточнее церкви Нового Салема, он затерялся со своими листовками в потоке людей, и был весьма напуган раздавшимся за спиной голосом.       Девушка усмехнулась, такая реакция показалась ей забавной. Однако когда Криденс развернулся к ней, она тут же стала серьезной.       В его глазах читался немой ужас, от которого и ей стало не по себе. Все его существо излучало такое волнение и страх, что она уже упрекнула себя за столь резкое начало беседы. Криденсу и без того было тяжело.       — Откуда?..       — Ты уже нашел ребенка, который ему нужен?       Он замялся и ссутулился, ища, куда бы отвести взгляд. Ему хотелось исчезнуть и провалиться, только чтобы ему не напоминали вновь о его невозможном задании.       Не дожидаясь его ответа, Гвен ухватила его за свободную руку и потянула куда-то в переулок между домами. Раз такая интимная обстановка была ему привычнее, она воспользуется этим.       — Что ты делаешь? — наконец дрожащим голосом выпалил Криденс.       Что же с ним произошло? Если вчера он был просто хмурым и нелюдимым, то сейчас он был преступником, ожидающего часа жестокой расплаты от руки Господней. Ему хотелось куда-то бежать, но он не мог.       — Пытаюсь уберечь тебя от неприятностей. Между прочим, сама в них впутываясь.       — И какое тебе до меня дело?       Девушка тяжело выдохнула.       — Если бы ты знал, как я ненавижу допросы.       — Тебе тоже нужен этот ребенок? Его сила?       Криденс был раздражен. Криденс был потерян. Его голос то и дело срывался, несмотря на тщетные попытки сохранить ровный тон. И Гвендолин понимала его как никто другой, от парня ожидали чего-то невыполнимого, и он понятия не имел, кому верить. А верить ему хотелось. Но он не мог. Он был лишен этой способности словно бы с рождения.       Гвен поджала губы и замешкалась.       — Да. Я работаю на одного могущественного волшебника, который мог бы обучить обскура и направить его невероятные способности в нужное русло. На благо человечества.       — Так ты все же ведьма? Как и он?       Девушка поняла, кого он имеет ввиду. Сколько сладости и упоения, сколько неутаимого восхищения было в этом «он». Он был волшебником. Он был другим. И она тоже другая. И Криденс хочет ей верить.       — Догадался, — закатила она глаза.       — А что будет со мной? — спросил он после недолгого молчания. — Когда я найду об… обку…       — Обскура.       — Мистер Грейвз говорит, что я смогу стать частью вашего мира, — с какой-то мечтательностью в голосе произнес Бэрбоун. Он был готов бежать куда угодно, лишь бы вся его жизнь в один миг обратилась ночным кошмаром, память о котором годы унесли бы с собой на крыльях вечности.       — О Криденс, — Гвен положила руку ему на плечо, — ты уже часть нашего мира. Присмотрись повнимательнее, и не только к миру вокруг, но и к себе самому.       А затем она трансгрессировала. Испарилась, так же как это делал аврор, оставив обскура наедине с каким-то странным, щемящим сердце чувством немого восторга.       Гвендолин очутилась у здания МАКУСА, и стоило ей выйти из тени на дорогу, как ее едва не сбила с ног группа несущихся куда-то мракоборцев. Здесь было оживленнее, чем во время ее прошлого визита. Люди в черных плащах и шляпах то и дело выскакивали из парадных дверей Вулворт-билдинг и о чем-то возбужденно переговаривались.       Девушка осмотрелась, надеясь чудесным образом наткнуться на заинтересованный взгляд темных глаз, которые на самом деле темными вовсе и не были. Но этого не произошло. Не зная, что делать теперь и где искать Грейвза, Гвен нащупала в кармане вчерашнюю газету.       Вскоре она сидела на лавочке возле маленького сквера прямо напротив главного входа и впускала в свое сознание оторванные друг о друга слова и предложения. Ей не хотелось вызвать лишние подозрения своим «шпионажем» за штаб-квартирой Конгресса. В этом деле она полностью положилась на свое верное изумрудное пальто.       Но ничего не происходило, время, драгоценное время, утекало сквозь пальцы волшебницы вместе с статьями из газеты, по которым она лениво проводила взглядом. Но вскоре кое-что все же произошло.       Ее сознание вдруг смутилось, и она уловила знакомый голос, именно своим сознанием, а не слухом. Голос Геллерта Гриндевальда, раздавшийся у нее в голове, велел ей свернуть за угол высотки и заглянуть в кафе на другой стороне улицы.       Прежде Гвен уже приходилось сталкиваться с легилименцией, но испытать ее на себе она не ожидала. Похожее помутнение происходило, когда ей являлись видения. Словно что-то инородное вонзается в твои мысли и разрушает изнутри их мерный ход. Противное состояние.       Придя в себя, девушка медленно встала на ноги и обнаружила их совершенно неспособными к совершению каких-либо движений. Они были ничтожно слабы, а колени тряслись. Но выдавать себя было нельзя.       Она побрела в указанном направлении, ощущая, как тысячи иголок впиваются в ее ступни при каждом шаге. Это скоро прошло, и дверь небольшой кофейни открылась уже уверенной рукой.       Гвендолин машинально двинулась к крайнему круглому столику у стены, на котором ее уже ждала тарелка с тостами и чашка ароматного кофе. Напротив сиротливо пристроилась небольшая чашка черного эспрессо, над которой задумчиво колдовал мракоборец.       — Отчего-то волшебники Нью-Йорка обходят стороной это милое заведение, — вместо приветствия негромко заметил Грейвз, — бар с прекрасным огневиски в соседнем доме привлекает их гораздо больше. Ты, должно быть, голодна?       Волшебница недоверчивым взглядом окинула этот очаровательный натюрморт, прежде чем опуститься на стул.       Казалось, что они каждое утро вот уже несколько лет встречаются здесь по утрам и мило, по-семейному беседуют о предстоящих делах и заботах.       — Что произошло? — серьезно спросила Гвен, сделав глоток из огромной чашки, в которой можно было бы утонуть, или специально утопиться.       Капучино.       Только сейчас она поняла, насколько была голодна. Было уже время обеда.       Мужчина тоже нахмурился.       — Убит человек. Маггл.       Девушка замерла.       — И вы думаете, это был…       — Обскур. Это подтверждено. Что тебе известно о неком Ньюте Саламандере?       — Саламандер? Саламандер… Я слышала эту фамилию. Пуффендуец, которого исключили из Хогвартса. Это было уже давно, лет десять назад. Я тогда там еще не училась.       — Значит, ничего нового.       — С чего бы…       — Этот магозоолог привез с собой в Нью-Йорк обскура в своем магическом чемодане, — с какой-то скрытой злобой проговорил аврор, — его зверюшки расползлись по всему городу, а сам он сбежал с шайкой своих сообщников, — на смену злобе пришла усмешка, — поэтому будь осторожна, если не хочешь нарваться на Пикирующего Злыдня.       — А что с тем магглом?       — Он был сыном влиятельного человека, какого-то газетчика. Теперь они напуганы.       — Шоу? — выпалила Гвен.       — Да, кажется. Ты его знаешь?       — Я… я слышала о нем.       — Не ври, — он сощурил глаза, — даже не пытайся.       — Это не важно, — протянула волшебница, — важно лишь то, что обскур очень силен. И он мстит за все нанесенные ему обиды.       Аврор подался вперед, отставив в сторону пустую чашку.       — Все еще не желаешь рассказать мне, кто это?       — Эта информация — залог моей безопасности, мистер Грейвз, — отчеканила девушка. — Но мне любопытно, почему вы замешали в это дело маггла?       — А мне любопытно, какое тебе до него дело? — парировал мужчина.       — Я знаю, что такое ложные надежды. И сколько разочарования они приносят.       — И сколько мотивации, Гвендолин. Стоит дать человеку надежду на лучшее, и он уже готов распрощаться со всем, что имеет в настоящем, ради светлого будущего.       — Их гнев обрушится на Вас, когда они поймут, что им лгали.       — Они сами себе лгут. А ты не повторяй их ошибок.       — Непременно, — протянула Гвен, и звуки отозвались у нее на кончике языка приторной сладостью.