***
Гвен все вертелась в своей постели, так что ей приходилось накладывать на подушку охлаждающее заклятие каждые десять минут. За дверью было необычайно тихо, даже редкие тени, и те оставили коридор. Горы тоже спали, усыпив всех своих обитателей. Все словно замерло в ожидании чего-то. Одни лишь неугомонные мысли в голове волшебницы то носились стрижами из крайности в крайность, то тянулись, смакуемые долгими минутами, словно жидкий мед. «Может олень? Грациозное создание. Или филин? Раз Когтевран удостоил ее своих чертогов. А может, что-то совершенно фантастическое — сфинкс, или… феникс? Как у профессора? Яркий, пылающий огонь и самосожжение… Дядя говорил что-то про обгоревшие ноги, но… как это вообще могло случиться? Хотя это может передаваться по наследству, и тогда… светлячки?» Почему-то сейчас ей было жизненно необходимо вычислить патронус матери. Ее букашки казались чем-то неестественным. Кому-нибудь когда-нибудь приходилось слышать о волшебнике с патронусом в виде светлячков? Навряд ли. Хотя ей говорили, что размер животного совершенно неважен. Главное, чтобы воспоминание было достаточно сильным. Но у нее даже воспоминание… неестественно. В конечном итоге, сейчас ей полагалось спать. Раз отец решил испытать ее патронус, это должно быть как-то связано с Азкабаном. Он сдержит слово. Если он действительно все еще любит Изольду. Звучит глупо. Прошло восемнадцать лет, даже больше. Разве можно о ком-то помнить так долго? Вопросов было много, и они перетекали за полночь и загорались один за другим вместе с новыми звездами. Когда дверь скрипнула, девушка стояла на узком перешейке между сном и реальностью и не сразу поняла, с какой из сторон ей послышался звук. Она слабо приподняла веки: тень метнулась к ее кровати и выудила из-под нее сундучок. Замок бесшумно открылся, и крышка поднялась. Заблестели серебряные звезды мантии-невидимки, и Гвен, сжав под подушкой палочку, трансгрессировала к двери. — Я с тобой, — покачиваясь от усталости, но твердо заявила она. Сложенные на груди руки и слипающиеся глаза придавали всему ее виду еще большую нелепость. — Исключено, — ответил хрипловатый голос, каким он становился поздним вечером. — Но я готова. Ты видел мой патронус, я прилично держусь в дуэлях, хоть и не тринадцать минут, но все же… — Ты трясешься от усталости. — Это пройдет, я лишь оденусь… На миг девушка представила, как носится по лабиринтам Азкабана в расшитой серебром шелковой пижаме. — Я не собираюсь рисковать твоей жизнью ради ее спасения. Она мне не простит. — Тебе не придется. Даю слово. Я смогу за себя постоять. Тень постепенно сливалась с мраком комнаты. Наконец темная рука протянула ей небольшой пузырек. — Выпей. Это для бодрости. Я жду снаружи. Геллерт отстранил дочь от двери и вышел. Гвендолин почувствовала небывалый прилив сил, ее сердце забилось чаще в радостном волнении и она в один глоток опустошила склянку с зельем. Оно приторной сладостью отозвалось на языке. Волшебница резво подошла к платяному шкафу, но не успела схватиться за его ручки, как сознание начало утекать. — Нет… Только не… Качнувшись в сторону кровати, она упала на одеяла и не пошевелилась до самого утра. В голову ударила тягучая боль, тело затекло, и каждое движение отдавалось легким покалыванием. Что-то похожее Гвен испытывала наутро после похмелья с Саймоном. В комнате было темно, чему способствовали плотные шторы на окнах. Когда мутные воды ее рассудка выплеснули ночную встречу с отцом, девушка резко вскочила, чего делать явно не стоило. В глазах тут же потемнело, и ей едва удалось удержаться на ногах. Но когда тьма рассеялась, она бросилась в коридор, сбежала вниз по лестнице и влетела в комнату синих огней. Там было пусто. Растерянная, но все еще полная ноющей тревоги, волшебница приблизилась к комнате отца. От всех остальных эта дверь отличалась аккуратным символом — двумя сцепленными буквами G. Гвен не видела, чтобы сюда заходил кто-либо посторонний, словно это каралось смертной казнью. Но девушка дернула ручку на себя и несмело ступила во внутрь. Было тихо. Сначала она удивилась, увидев гостиную. Камин в стенном углублении справа, напротив — черный кожаный диван и низкий овальный столик. Слева — стеллажи с магическими побрякушками, бутылками замысловатой формы, дорогими книгами. Все в каком-то своеобразном порядке, на первый взгляд представляющимся абсолютным хаосом. Но дальше светился проем, за которым пряталась спальня. Был виден край письменного стола и неосязаемые окна во всю стену, от пола до потолка, которые сдерживали фронт грозовых туч, отчего в комнате было совсем не по-утреннему мрачно. — Тебе нечего тут делать, — донесся по гостьи спокойный отцовский голос Подойдя ближе, она обнаружила мужчину сидящим за столом и деловито изучающим бумаги. — Где она? — сухо спросила девушка, удивляясь собственному голосу. Разноцветные глаза пригвоздили ее к дверному косяку. — Там, где ей следует быть. Гвендолин молчала, не отводя взгляда от напряженного лица мага. — В безопасности. — Я хочу ее увидеть, — тихо, но отчетливо проговорила девушка. — Гвендолин Гриндевальд, — вздохнул маг, наконец отложив стопку бумаг в сторону, — как только это станет возможным… — Станет возможным? Что… что ты такое говоришь? Она ведь здесь, да? Здесь?! Жест отца ее остановил — Никогда, больше никогда, слышишь, не смей поднимать голос в моем присутствии. И врываться в мой кабинет. Гвен тряслась от подступившей к горлу злобы. — Я ее дочь. Я имею права знать, что с ней, — сквозь зубы шипела девушка. — Ты и моя дочь тоже, — Геллерт встал из-за стола, и скрип отодвигающегося стула заставил гостью вздрогнуть, — так что будь добра соответствовать своему статусу. От этих слов внутри похолодело. — Статусу? Как скажете, отец. Но видеть она хотела меня, и помощи искала у меня, не у кого-то еще, — вкрадчиво и ядовито отчеканила девушка. — Что же ты сама не вытащила ее из стен Азкабана? — с насмешкой спросил Геллерт. — Думала, тебе будет лестно поучаствовать в таком мероприятии лично. Она вежливо кивнула и, не помня себя, метнулась к коридору. Гриндевальд повернулся к окну и ударил кулаком по столу, когда за его спиной хлопнула дверь.***
Вокруг башни кружили вороны, сотрясая ее мощные стены своими пронзительными криками. Ей было холодно, она до сих пор дрожала, тонущая в серых кошмарах. Наконец, проглотив запертый воздух, она открыла глаза и села на кровати. Ее изорванное платье и худощавые, почти что белые руки, напоминали в ней беспомощную пленницу. Она не помнила, как оказалась в этой огромной и безжизненной комнате, помнила лишь страх, и боль, и всепожирающую безнадежность. Помнила лицо, странное, какое когда-то давно приходило к ней по ночам. Девушка свесила ноги с кровати и подошла к окну, чувствуя холодный пол каждой клеточкой кожи. Птицы кружили перед ней в своем макабре, и она должна была танцевать вместе с ними. Но она совсем не помнила движений. Приближающиеся шаги заставили пленницу прильнуть к двери, вслушиваясь в каждый звук снаружи. Нежданный посетитель замер — она затаила дыхание. Вдруг ручка провернулась, и волшебница отскочила назад. Едва дверь отворилась, она встала в оборонительную позицию и угрожающе зашипела: — Не подходи. «Валькирия,» — пронеслось в голове ее гостя. — Почему ты все еще думаешь, что я могу причинить тебе вред? — Потому что я знаю, кто ты. И что ты сделал. Со мной. Хозяин помрачнел и сделал шаг вперед. Пленница инстинктивно попятилась назад. — И поэтому ты жмешься к стене, словно напуганная мышь? Боишься меня, да? — еще один шаг. Птицы за окном заметались, обезумев от предгрозового воздуха. — Что я здесь делаю, мистер Гриндевальд? Зачем я вам? — полушепотом проговорила девушка. — Что, там было лучше, да? И компания дементоров была куда приятнее моей? — в его голосе возникли ноты раздражения. — Чем мое заключение здесь отличается от заключения в Азкабане? — Так тебе не по душе чертоги Нурменгарда? Хочешь вернуться домой? К своей семье? К Поттерам? Спешу тебя уведомить, они давно стерли тебя с семейного дерева. Ты для них не более чем непутевая дочь и сестра, опозорившая фамилию. — И все благодаря вам! — рявкнула Изольда. — Ну конечно, — пожал плечами Геллерт, — теперь ты одна из тех, кто видит источником всех своих проблем одно лишь мое существование. — А разве это не так? Всем было бы гораздо легче если бы вас… Закончить она не успела. Ее сжимали в крепких объятиях, а на своих губах она чувствовала чужие. Поттер застыла, оцепеневшая от неожиданности. Геллерт целовал жадно,