…Но знай: ты попадешь туда Сегодня или никогда. — Гёте, «Фауст»
***
Звезды водили хороводы в первую майскую ночь. Гвендолин наблюдала за их танцами из окна своей ванной, сидя в душистой воде с лепестками розы и жасмина. Они колыхались над утонувшим диском луны, светившемся на мраморном дне. Как и всегда, рядом горели свечи, но сегодня их пламя имело сакральное значение. Начиная празднование Белтейна с купания в свете полной луны, девушка сама становилась чем-то сакральным. Она поднялась из воды величественной богиней. По серебряной коже скользили капли воды, в темных волосах запутались цветы. Оставляя мокрый след, Гвен проплыла в свою комнату. На влажное тело она натянула тонкую ночную рубашку. Ткань слилась с ее кожей, очертя кружевами грудь, талию и бедра. Волшебница провела ладонью по мокрым прядям, и те подскочили пружинками, чтобы затем мягко упасть на плечи, пряча лепестки в своих волнах. Взгляд разноцветных глаз сверкнул в свете свечей — пламя сорвалось с фетилей, стоило ведьме оторваться от подоконника и нырнуть в рой танцующих звезд. Прохладный майский вечер скользил по ее влажному телу, и вся она покрывалась мурашками. Сердце билось о ребра с предвкушением чего-то невероятного. Гриндевальд обернулась на одинокую башню: она спала, и ни один огонек не тревожил ее покой. Девушка подумала о родителях. Нет, что бы они ни говорили, она должна собрать свою семью по кусочкам. Тогда все они наконец-то будут счастливы. Внизу мелькали деревеньки, леса и озера, странница аккуратно облетала горные вершины, стремясь к далекому северу. У нее не было компаса, но она была уверена, что ветра не оставят ее. Однако больше всего она боялась грозы. Словно оживляя ее страхи, горный воздух наталкивал редкие тучи друг на друга, пробуждая мятежных богов ото сна. Пламя вспыхнуло, и к земле понесли копья молний и стрелы дождевых капель. Прижавшись к метле, Гвен рванулась вперед, туда, где горная гряда обрывалась перед океаном равнины с мирно накатывающими холмами. Стоило ей сорваться, и эти равнины стали бы ее вечным пристанищем. Только поэтому онемевшие от холода и усталости пальцы все еще сжимали крепкое древко. Уворачиваясь от молний, волшебница выскочила из пелены дождя. Ветер высушил ее платье и кудри и повел за собой на бал. Внизу попадались редкие огни костров, вокруг них плясали тени, распугивая лесных птиц. За Гвендолин с громким карканьем взвилась в воздух воронья стая. Стражи сопровождали ее до самого Нюрнберга, затем свернули на восток. Вскоре показались фигуры, слетавшиеся на праздник. Девушки растягивали песни, что-то радостно восклицали и громко смеялись. Встречаясь взглядами с Гвен, они усмехались, весело ей махали и начинали воодушевленно перешептываться. Белое платье развевалось вокруг стройного силуэта девушки, отчего она походила на призрака. Ведьмочки же были абсолютно нагие. Но волшебница о своем решении не жалела. И пусть, что не по правилам, что видна ее неопытность и детский стыд, так надо было ей явиться на праздник, одиноким призраком. Тело затекло от неподвижности и все дрожало от пронизывающего дыхания высоты, на ладонях появились мозоли, но сердце, колотившееся невероятно громко, разгоняло молодую кровь по венам, и Гвен оживала. Наконец вдалеке показался пылающий в кострах холм, хохочущий и голосящий на тысячи разных ладов. Над ним, выворачивая смертельные петли, носились опьяненные всадницы. Из последних сил Гвендолин понеслась вперед, на поляну, надеясь без особых происшествий ступить на землю. Вираж, она подбирается ближе, и вдруг толчок — весь пылающий мир завертелся с немыслимой скоростью. Он летел прямо на нее, тени отскочили в разные стороны, прежде чем путница врезалась в разгоряченную плясками землю. Сквозь темноту, поднявшуюся перед глазами, звенел хохот. — Звезда упала, — насмешливо воскликнул кто-то, и волна смеха прокатилась вновь. Гвен обняла себя руками. Отчего-то стало холодно, грустно, противно. Как угодно, но только не так представляла она свое прибытие на ведьмину гору. Ее должны были ждать, но здесь она была чужой. Гвен почувствовала чью-то ладонь на своем плече. — Жива? — весело спросил девчачий голос. Девушка кивнула, все еще часто моргая. — Пойдем, налью тебе вина, — волшебницу потащили в глубь поляны, где музыка звучала громче и земля содрогалась сильнее от топота сотен ног. Проводницей оказалась темноволосая девчонка, чуть выше самой Гвендолин. — Метла, — пробормотало одинокое приведение, на что брюнетка махнула рукой. — Мелочи, забудь. Гвен подняла брови, тяжело вздохнула и ничего не ответила. Стол, сколоченный на скорую руку, был заставлен блюдами. Зажаренные бараны и свиньи, утки и гуси с золотистым картофелем, пряные пироги и бочонки, раздутые от напитков, — над всем этим нависал теплый аромат трав и специй. Проводница протянула девушке продолговатый череп животного. — Да не бойся ты, после нескольких глотков станет лучше. Бледная, подстать своему образу, Гвен выпила ягодное вино до последнего глотка. На щеках заиграл легкий румянец. — Ну что, Звезда, — усмехнулась ведьма, облокотившись на столешницу, — я уж думала, ты заблудилась. Ее лицо было странно осыпано веснушками, синие глаза сияли, а черные пряди спадали на плечи и грудь. Она была не то ундиной, не то скандинавской воительницей, а может, и вороной, обращенной в человека, да мало ли кем. Она точно была той, кому на горе Броккен было самое место. — Я следовала за ветром. — Это верно. Те, кому суждено здесь быть, всегда найдут дорогу, — ундина жадно отхлебнула из того же черепа и размазала по подбородку красные капли. На миг показалось, что это была кровь. — На этот раз бузиновое вино вышло на славу. В прошлом году была редкостная гадость. И сними уже этот балахон. Ночная рубашка медленно поползла вниз, обнажая покрытую мурашками кожу, и белым пятном опустилась на черную траву. — Впервые всегда неловко, но к середине ночи привыкнешь, — волшебница легко коснулась волос Гвендолин и раскидала их по спине и плечам, разглядывая новую знакомую. Затем взяла ее руки в свои, и провела холодными пальцами по темным разводам, оставленным обскуром. — А ты действительно ничего. Одни глаза чего стоят. — Кто ты? — Я, как и ты, пришла сюда повеселиться. Можешь звать меня Лилиан… да, Лилиан вполне подойдет. И она потянула Гвендолин в толпу прыгающих и извивающихся под звуки флейты, виолончели и волынки тел. Чьи-то руки кружили Гвендолин в вальсах, польках и ландлерах, перед глазами мелькали огни, и весь мир тонул в хохоте и музыке. Ее называли Звездой, и она, не известная никому, весело отзывалась на это имя, сверкая своими разноцветными глазами, холодным голубым и бездонным темно-карим. — Ну вот, ты уже улыбаешься. Грустить ведьмам не полагается. Только любить или ненавидеть. Холм замолк в один миг. Костры начали гаснуть, ведьмы стягивались в середину поляны, к последнему сверкающему пламенными языками великану. Они брались за руки и что-то мычали, изредка перешептывались. Полная луна освещала их лица, перемазанные пеплом, и тоже загадочно молчала. — Собирается большой круг, — шепнула Лилиан, мягко взяв Гвен за левую руку. — Время пришло. Ундина коснулась щек волшебницы и вывела на них замысловатые узоры. — Как они выберут королеву? И что будет потом? — Они? — Лилиан рассмеялась, но, казалось, ее смех никто не услышал. — О нет, дорогая Гвенни, выбирает он. И уже выбрал. Осталось лишь исполнить его волю. Сердце замерло, колени начали подкашиваться, слух улавливал шепот на тысячи разных языках и не мог разобрать ни один из них. Круг дернулся и заскользил, то расширяясь, то подходя ближе к огню, так что искры сверкали в светлых, рыжих и черных волосах ведьм. Жар разжигал румянец, страсть, страх и предвкушение. Ноги шли все быстрее, то срываясь на бег, то отрываясь от горячей травы. Мир завертелся вновь, вспыхивая снопами золотых искр. Иногда Гвендолин казалось, что она не может дышать, но затем воздух становился таким свежим и легким, что делать вдох было совершенно не нужно и она чувствовала, что летит. Она отрастила крылья или стала бестелесным духом, не иначе. Ей вдруг стало очень хорошо, как в жизни совсем не бывает. Ведьмы оторвались от земли и поднялись к самым звездам, пригибая головы, чтобы не удариться о край луны. И черная вечность ночного неба приняла их в свои чертоги.