Deathly Hallow

      Вначале ей показалось, что в ее разум вновь пробралось незадачливое видение. Голова шла кругом, во рту появился знакомый привкус крови, крылья подсеклись, и Гвендолин полетела вниз, смотря на убегающие вдаль звезды и луну. Затем ее окутало голубоватое сияние и рой светящихся мотыльков, она замедлилась, и воздух заботливо уложил ее на холодный камень. Все это происходило словно бы по ту сторону сна.       — Все-таки пришла, — голос, совсем не громогласный, а тихий и вкрадчивый, отразился от каменных сводов и раздался сразу отовсюду.       Гвен почувствовала прикосновение холодной ладони к своему лицу. Она открыла глаза. Перед ней на коленях сидел бледный юноша с длинными, до плеч, белесыми волосами, в которых играли голубые отблески луны. Он мог бы напоминать Малфоя или отца, но не был похож ни на одного из них. Он был красив. Его черты, грубоватые, сглаживали волны лунного света, и казалось, что его кожа, на которой едва ли можно было найти человеческие изъяны, светилась и слабо фосфоресцировала.       Он взял ее за подбородок, заставляя посмотреть на него. В темных глазах играла усмешка, а за ней скрывался хищный интерес.       — Гвендолин, — протянул он, выписывая каждую букву по отдельности и сравнивая с тем, что находилось перед ним.       — Кто ты? — наконец проговорила девушка, приподнимаясь на локтях.       — А кого ты ожидала здесь увидеть? — очаровательно, с толикой насмешки улыбнулся он.       Гвендолин смутилась. Ей казалось, что он говорил эти странные слова на не знакомом ей, красивом, но давно погибшем языке. И она отчего-то его понимала.       — У меня много имен. Много обликов. Сегодня речь не обо мне.       Он помог ей встать. От прикосновений его холодных рук волшебница поежилась. Ей было странно обнаженной стоять рядом с ним, укутанным черной мантией, и чувствовать на себе его взгляд. Она ощущала себя в чем-то совершенно беспомощной, и это непривычное чувство ее раздражало. Она знала, что ее смущение придает ему некую власть над ней и он упивается этой властью. И она ничего не могла с этим поделать, как ни пыталась.       — Ты знаешь, зачем я здесь, — выдохнула Гвен и скрестила руки на груди, невольно пытаясь прикрыть наготу.       Она отвела взгляд, чтобы наконец осмотреться. Из мраморного пола росли колонны, упирающиеся в звездное небо, на котором вместо люстры висела луна. По всему залу дворца вились полупрозрачные светлячки. Они оплетали трон, сложенный из тысячи человеческих черепов, и круглый жемчужный бассейн.       — Ты права, дорогая. Вина? — в его руке появился золоченый бокал.       — Нет, мне уже достаточно… — ответила она, покачав головой. Темные пряди упали на выступающие полосы ключиц и лопаток.       — Зря, — возразил он и сделал глоток.       — Я ищу Морриган.       Ответом ей послужил хохот. Звуки вновь облетели весь зал и мурашками побежали по коже девушки.       — Ты нашла то, что искала. Я сделаю все, что пожелаешь, — юноша провел большим пальцем по ее щеке, губам и подбородку.       Гвендолин мягко опустила руки, словно зачарованная. Она и сама не понимала, как могла допустить его прикосновения, и не знала, следует ли ей сопротивляться. Она лишь стояла, пораженная, подбирая нужные слова.       — Вопрос в том, на что ты готова ради этого?       От этого вопроса волшебница содрогнулась. Язык укололи гневные нотки.       — Заберешь мою жизнь? Мою память?       Хозяин хмыкнул. Девушка задержала дыхание и наконец выдохнула:       — На все.       — Вот и славно, — на его бледном лице расползлась довольная улыбка. В глазах загорелось пламя.       Черные полы мантии беззвучно заструились по отполированному мрамору, и Гвен робко последовала за хозяином. Он остановился посреди комнаты, у колодца, чем-то напоминающего омут памяти в библиотеке Нурменгарда. Те же кружева из слоновой кости, те же узоры с фениксами и цветами.       — Он здесь был, да? — пробормотала она.       — Они были. Такие самонадеянные. И беспомощные. Такие влюбленные, — в этом слове чувствовалось презрение, но где-то на изнанке интонации таилась зависть…       — Что они хотели?       — Твой отец готов был умереть за власть. Мать — за любовь к нему. А ты… — он обернулся к ней и замер, хитро прищурившись.       — Не припомню, чтобы мы были друзьями, — она протестующе скрестила руки, уловив его намек на древнюю сказку Бидля.       — Иначе бы тебя здесь не было, не так ли? Иначе бы я не помогал тебе, — процедил он, вновь обращаясь к молочным водам колодца. Они зашептались, задрожали, когда хозяин провел над ними рукой.       — Почему ты помог им?       — Это была честная сделка. И ты должна завершить ее.       Внутри похолодело, мысли помрачнели и, словно стая дементоров, принесли чувство ужаса и безысходности.       — Как Румпельштильцхен, ты потребовал самое дорогое, что у них будет? Их ребенка? И поэтому я здесь?       — Что за наивность, Гвендолин, — не отводя взгляда от омута, усмехнулся он. — Твой отец хотел получить последний Дар Смерти. А ценой была его драгоценная Изольда. Я дал ему время подумать. Понять, что он потеряет. И он сделал свой выбор. Она умерла.       Он заговорил сухо, и теперь невозможно было различить оттенки его эмоций.       — Но я думала, отец выбрал ее. Он сказал, что воскресил…       Молочный цвет воды сменился темными разводами, слово над листом бумаги разлили чернильницу. Из пятен сложился образ спящей Изольды.       — Он не мог воскресить. Это сделал я. Что ты хотела? — вдруг резко спросил хозяин, не оборачиваясь на гостью.       — Ты знаешь, — тихо ответила Гвен, вздрогнув от резкости его голоса, — верни ей память.       — Разве они не могут полюбить друг друга заново? Взгляни на них, твоя тайная затея здорово их сплотила.       В омуте появилась комната Геллерта, в которой при свете холодного пламени сидели две фигуры.       — В этом и дело, они терпят друг друга только из-за меня! Если бы не я… — она замолкла. Неожиданная мысль пустила горячую волну по ее телу, — может, ты заберешь мою жизнь, чтобы их сплотило горе?       Он довольно улыбнулся.       — Ты в любой момент можешь оказаться здесь. Остаться навсегда. Но сейчас для этого слишком рано.       — Тогда к чему эти вопросы? Я думала, ты сделаешь все…       — Как ты захочешь? Только если ты готова сделать все так, как захочу я.       — Я уже сказала, что готова на все, — раздраженно бросила Гвендолин. Ей захотелось, чтобы все это закончилось как можно быстрее.       — Тогда последний вопрос. Ты уверена, что они не будут счастливее друг без друга?       — Не будут, — твердо ответила она. — И я не буду. Все, что я знаю о родителях — они связаны. Я не знаю, куда придет отец, но там ему нужна буду я. И мама.       В молочной воде вновь появилась Изольда.       Из складки плаща юноша достал колбу с переливающимся голубым светом. Серебряный, в сиянии луны, он медленно потянулся к омуту, словно тягучая капля меда. Едва свет начал тонуть, сотканная из черных всполохов спящая девушка зажмурилась и сделала глубокий вдох. Лента воспоминаний мелькала на обратной стороне ее закрытых век, и тревожное прошлое проникало в ее сознание, занимая там положенное ему место.       Юноша наконец оторвался от омута памяти и уставился на свою гостью. Та еще увлеченно наблюдала на волшебством, которое сотворил бессмертный. Он бесшумно приблизился к ней и провел рукой по ее волосам. Она вздрогнула от неожиданности и заметила в его руке одинокий розовый лепесток. Хозяин смял его в руке и отправил в омут вслед за потоком воспоминаний.       — Роза — цветок любви, — беспечно заметил он и перешел на более холодный тон. — Милая Изольда задолжала мне кое-что. Как и твой отец. У нас был уговор.       Гвен отвела взгляд.       — Я расплачиваюсь за себя, а не за них, разве нет?       — От тебя не так много требуется. Подпись, — в воздухе появился лист пергамента с выписанными пунктами договора и перо с красными чернилами, капающими на светлый пол кровавыми пятнами.       — Еще один договор? Все демоны любят сделки?       Демон проскрипел зубами.       — Ты не должна об этом знать. Твоя мать уже дала согласие, только вот подписать договор забыла.       — Согласие на что? — не унималась Гвендолин. Она знала, что у этой сделки будет двойное дно, но боялась, что цена окажется страшной настолько, что затронет не ее одну.       — Быть жрицей моего скромного храма. Твое любопытство удовлетворено? — издевательски спросил хозяин. — Просто поставь чертову подпись. Ты уже согласилась на это. Как и она.       — У нее были причины не…       — А у тебя их нет.       Он не кричал. Он говорил, но каждое его слово вбивалось гвоздем, распиная Гвен на жертвенном кресте. Стало темнее. Лампочка зажигавшая луну, порядком износилась и начала затухать, светлячки устали бессмысленно висеть в воздухе и погасили свои маленькие фонарики. Подземный дворец окутал холодным дыханием, и Гвен сжалась. Где-то вдалеке взметнулись к черному небу голубые столбы адского пламени. И свет их бликами плясал в бесцветных волосах юноши.       Девушка протянула руку к перу и оставила алый росчерк на ветхой бумаге.       — Вот так, — голос хозяина стал как будто спокойнее, но Гвен заметила, что почти не слышит своего дыхания. — С этого для я буду ждать тебя каждый год в первую майскую ночь. Не придешь — у меня всегда будет возможность поднять цену. Появишься — позволю тебе жить так, как ты того желаешь. Ты же хотела стать ведьмой?       Он вновь по-хозяйски поднял ее лицо за подбородок. Как будто она уже была его. Ей вдруг захотелось плакать, от страха, наверное, но заплакать не получалось.       — В следующий раз принесешь кольцо с воскрешающим камнем. Твой отец уже давно знает, что пришло время вернуть мой дар. Я послал ему светлячка.       С этими словами юноша поднял руку Гвен, проследя взглядом за линиями черных разводов на коже.       — Обскур не убил тебя, потому что ты тоже соткана из хаоса. Я создал тебя. Я позволил тебе жить. И вот ты вернулась в мир, откуда пришла.       Он говорил так, что мрак и синее пламя перестали пугать. Его пальцы просочились между ее и стали чернеть.       — Чувствуешь?       Кожа девушки наоборот светлела, а сама она чувствовала, как от чужих горячих ладоней исходит тепло. И она медленно кивнула.       — Ты согласилась играть по моим правилам. Не сопротивляйся.       И она оказалась у него на руках. Было так тихо, что она слышала стук своего сердца. У демона же сердца не было, и в его груди застыла тишина. Она инстинктивно обвила руками его шею, чтобы прижаться крепче и не упасть, хотя его руки не позволили бы ей такую вольность.       Несмотря на его слова, расслабиться не удавалось: всем существом она чувствовала скорую, неизбежную и потому ужасную расплату.       Синие огни подплывали все ближе. Тронный зал остался позади, и они вошли в комнату с огненными колоннами. Посередине громоздился круглый алтарь. На нем стояли костлявые и пузатые черные свечи, на фитилях которых плясало то же синее пламя.       Хозяин уложил Гвен на камень, изрезанный узорами знаков. Она боязливо попятилась назад, но полумесяц свечей отрезал ей путь. Обернувшись, она заметила блеснувший голубым кинжал.       — Это жертвоприношение? — спросила она, и голос ее дрогнул.       — Ничего хуже с тобой уже не случится, — сухо ответил юноша, — ты и так в царстве мертвых.       Он скинул мантию. Его белая, как у мраморной статуи, кожа, сияла холодным светом. На бледном теле чернели выжженные знаки: завитки, треугольники, кресты и круги. Затем в один рывок он оказался над Гвендолин, разглядывая ее напряженное лицо.       — Расслабься. Будет не так больно.       В его руке появился кинжал, и он упер острие в ее сердце. Девушку обжег холод металла, в ее груди распустились щупальца страха. Предвкушение боли заставило ее замереть.       Демон вывел линию, на тонкой завитушке блеснула кровь, и Гвен вскрикнула. Она зашипела сквозь зубы, сжав кулаки.       — Побереги силы.       И он перешел на ее предплечье.       Волшебница не знала, сколько времени прошло к моменту, когда все ее тело было покрыто порезами. Но кровь быстро останавливалась и темнела — на коже оставались лишь темные выгравированные линии, отражение тех, что носил сам хозяин.       — Что это? — измученная, спросила Гвендолин.       — Ритуал, — спокойно ответил юноша, откладывая кинжал и в очередной раз наполняя ароматным вином золотой кубок. — Ты ведь слышала про Белтейн? Торжество живых. Ночь любовников, — он предложил кубок гостье, и та наконец сделала глоток, согласная уже абсолютно на все.       Стало жарко, напиток вскипятил мысли, и тело запылало. Девушка забыла, что ей больно и что она страдает от бесчисленных ран.       — Ты затеял все это, только чтобы соблазнить меня? — вдруг спросила она, и ей показалась, что вопрос вышел каким-то дурацким.       Демон, напротив, серьезно посмотрел на нее, чтобы затем резко прижать ее руки к алтарю, нависнув сверху. По ладоням опять побежало тепло, и знаки, самые близкие к запястью, начали вычерчиваться голубыми линиями. Это происходило с ними обоими.       — Представляешь, что произойдет, когда ты станешь моей?       — Ты меня сожжешь, — хрипло прошептала Гвен.       — Нет, моя дорогая, адский огонь не вредит созданиям хаоса.       Темный мир вдруг качнулся, и Гвендолин жадно схватила ртом воздух. Голубые руны вспыхивали на всем ее теле. Ей стало больно, и душно, и страшно, и она закрыла глаза.       … прелестный призрак, прелестный призрак, в этом ужасном темном зале ее тело, или душа? что из этого она продала?       — Смотри, смотри на меня!       В полузабытье она подняла тяжелые веки и отыскала черные зрачки, которые поражали и подчиняли, словно взгляд горгоны-медузы. Она действительно давно уже принадлежала этому странному существу. Она отзывалась на каждое его движение: то выгибалась, то вскрикивала и, сама о том не подозревая, угадывала, чего желал хозяин. Тот же сосредоточенно и оскалившись смотрел на нее, желая, чтобы она его боялась. Он как будто хотел мучить ее и упиваться ее болью. Он крепче сжимал ее запястья — она оставляла отметины от ногтей на своих ладонях. Она пыталась вывернуться из его рук — он рычал и двигался быстрее, отчего она кричала еще громче, заполняя залы дворца своим охрипшим голосом.       Его губы были совсем близко, но он, словно бы брезгуя, не опускался до мальчишеских поцелуев. Гвен остановила взгляд на этих темных, испачканных вином и пропитанных его ароматом тонких линиях. Почему-то это было очень важно.       Выждав момент, она решительно метнулась к нему и поцеловала с неожиданной жадностью, слегка прикусив губу. Юноша простонал и отпрянул назад. Его взгляд, теперь взволнованный и сбитый столку, встретился с ее, победным и насмешливым. Демон низко зарычал. В следующий миг он придавил ее к камню поцелуем, варварским и безжалостным, достойным самого страшного поцелуя дементора — так выпивал он ее жизнь, которой ему самому чудовищно не доставало. Он выпивал ее стоны, ее болезненные укусы, ее сбившееся давно дыхание. В эту ночь он был живым и смертным.       Она же, опаленная адским огнем, который просачивался наружу синими всполохами рун, соприкасалась с бессмертием, за которым так гнался ее отец. Она подумала, что если все Три дара попадут в ее руки, то она станет повелительницей смерти. Ведь, пока она жива, она сама — один из Даров.       Она задрожала, почувствовав вновь что-то незнакомое. Ее руки мягко выскользнули из кандалов его пальцев, и она наконец притянула к себе посиневшие запястья. Над ухом слышалось тяжелое дыхание, которого, она готова была поклясться, у хозяина до этого не было.       Его рука убрала темный завиток волос, прилипший к ее мокрому лбу.       — С кем ты спал до этого? — шепотом спросила Гвен, все еще лежа на спине и глядя на темноту, заменявшую своды потолка.       — Со многими. У меня страсть к героям, — так же тихо ответил он, упав рядом.       — Ты всегда жесток?       Юноша вновь наполнил кубок. Гвен выхватила напиток из его рук и сделала жадный глоток.       — А ты всегда получаешь, что хочешь? — на его лице проскользнула улыбка. — Смерть кажется людям жестокой. Хотя это не всегда так.       — Ты сказал, что создал меня, — с опаской протянула она. — Зачем? Зачем этот четвертый Дар Смерти?       — Слишком много вопросов для первой встречи, — устало вздохнул он.       — Скажи хотя бы, как тебя зовут.       — Это не важно. Но ты можешь говорить, что дьявол выбрал тебя своей любовницей.       Он посмотрел на нее, и голубой свет очертил его вполне человеческое, расслабленное лицо.       — До рассвета еще далеко, дорогая, — проговорил он с прежним лукавством. — Не думай, что ты отделаешься так легко.       Хозяин притянул ее к себе и снова поцеловал. Страстно, но уже со смертным чувством такта и участия, как будто успел привязаться к своей ведьме. Гвен настороженно тянулась к его губам — а они пропадали и оказывались все дальше, словно дразня. Наконец девушка не удержалась и уткнулась носом в каменные узоры алтаря, едва успев подставить ладонь. Демон прижал ее бёдра к плите и провел по гаснущим на спине линиям.       — Мы так мило беседовали, что ты даже начал мне нравиться, — в бессильном протесте выдохнула она.       Он хмыкнул и ответил:       — К рассвету ты будешь от меня без ума, Гвендолин.       И ее голос вновь пробуждал мертвенную тишину дворца, поднимая покойников от их древнего и священного сна.