***
Изольда распахнула глаза и схватилась за голову, стоило ленте воспоминаний промотаться до последней картинки и исчезнуть в ее голове, оставляя после себя пульсирующую боль в висках и огонь, охвативший все ее тело. От жара она откинула одеяло и вскочила на ноги. Перед глазами растеклись черные пятна, голова отяжелела — волшебница на угад схватилась за невысокую тумбочку. Тяжело дыша, она приходила в себя. Что все это значило? Сон? Видение? Ложные воспоминания или… истинные? Проклятие или чей-то неожиданный подарок? Кто мог сотворить такое мощное заклинание? Следуя за первой мыслью, она открыла дверь и понеслась вниз, босиком, в одной ночнушке, чем-то напоминающей ту, в которой ее сжигали на костре. Только бы не наткнуться на одну из этих дам, вечно элегантных, уложенных и безнадежно высокомерных, что бы они ни пытались изобразить на своем фарфоровом лице. Они, безусловно, шли к этому месту, замку, собравшему чистокровных волшебников из богатых семей, каждая из которых непременно жертвовала средства на всеобщее благо, гораздо больше какой-то оборванки, без канта за душой, без чести, аристократической изысканности, в конце концов, без стоявшей за ней семьи. Она хорошо знала дорогу к его комнате, к двери, помеченной двумя переплетенными G. Ей было все равно, спит он, или нет, один, или нет, он был единственным во всей башне, да и во всем мире, пожалуй, кому она почему-то была небезразлична. Изольда влетела в гостиную без стука. Ручка податливо опустилась, слово поддерживая девушку в ее намерениях и совсем не заботясь о мнении своего хозяина. В гостиной было тихо и темно. Девушка даже не подумала, который сейчас час и насколько прилично было бы наносить в это время визит. Она остановилась, еще колеблясь в нерешительности, но все же сделала шаг к спальне. — Геллерт, я… — протараторила она, увидев направленный на нее конец бузинной палочки. — А, мисс Поттер, — лениво протянул мужчина, приподнимаясь на локте и откладывая палочку. — … все вспомнила, — тихо закончила Изольда, смутившись его вида: растрепанные волосы, сонный взгляд и неизменная усмешка. Он спал без рубашки, и из-под одеяла виднелись его плечи, ключицы и грудь. Но стоило ей сказать это, как его губы напряглись, а взгляд стал более серьезным. Она же стояла, не зная, что говорить и делать теперь, и уже начала сожалеть, что не дождалась утра. — Если все это, конечно, было правдой, — пробормотала она, — ты дарил мне сову? Геллерт кивнул, еще не до конца осознав то, что услышал. — Спасал в Лютном переулке? Навещал меня в Годриковой впадине во время зимних каникул?.. — она слегка покраснела, вспомнив его признание и их поцелуй. — Что последнее ты помнишь? — хрипло спросил он. — Себя… мертвую, — неловко ответила она, — и как ты ушел. Ты заключил сделку… — Но если ты все помнишь, то она расторгнута, — сухо проговорил Гриндевальд. — Ты говорил, — начала неуверенно Поттер, — что у «высших сил» были планы на Гвен. Думаешь?.. Она резко обернулась и уже кинулась было к двери, но его голос остановил ее. — Нет. Все верно, не ходи к ней. У меня было видение про Вальпургиеву ночь. Этот праздник как-то связан с Гвендолин, но нам нельзя вмешиваться. — Видение? С ней все будет в порядке, — взволнованно спросила девушка, подходя ближе. Геллерт вновь медленно кивнул. Они опять помолчали. — Что ты чувствуешь? — вдруг спросил маг, отводя взгляд от озадаченной Изольды. — Ненавидишь меня за то, что ушел тогда? Обещал помочь и бросил тебя одну? — Я устала ненавидеть, Геллерт, — вздохнула она. — Знаешь, Азкабан забирает лучшее, что есть в человеке. Забирает его любовь. Но я любила тогда только семью: маму и Генри, покойного отца. Тебя я ненавидела. Гвен… Она замолчала. — У меня практически не было воспоминаний о ней. Если бы помнила тебя, они бы забрали эту память. Отравили. А теперь, это самое кристальное, то самое лучшее, что во мне может быть. Ты и наша дочь. Она подняла на него взгляд, немного туманный и пьяный от этих слов, непонятно как пришедших к ней в этот момент. — И я не знаю, что я чувствую. Но я рада, что вспомнила. Что с тобой? — вдруг спросила она, всматриваясь в его напряженное, задумчивое лицо, на котором не были ни тени тех мыслей, что растекались в его голове. Он поднял на нее взгляд, холодный и колеблющийся. — Что это значит? Что все это значит?! — тихо, но яростно выпалил он. — Я помню, чем это закончилось в прошлый раз. Ты говорила, я никогда не чувствовал себя слабым? Тогда я был таким ничтожеством, самым крошечным человеком во всем мире! — вспыхнул он, закрыв лицо руками, и тут же погас в бессилии. — Мерлин, только бы знать, что все это значит… Изольда молчала. Она понимала его ужас, и больше всего ей хотелось ворваться в комнату дочери, чтобы увидеть ее спокойно спящей у себя в постели. Но этого делать было нельзя. — Ты знаешь, что с Гвен все будет в порядке. А она не допустит, чтобы что-нибудь случилось с нами. Гриндевальд выдохнул и посмотрел в темное небо. Там было тихо и спокойно. — Ты права. Как всегда права, Изольда. Когда он перевел взгляд на нее, в его глазах сияла уже другая мысль. — Позволь мне проверить одну догадку, — негромко произнес он и наклонился к ней, ища разрешения на ее лице. Она замерла, лишь ее губы слабо дрогнули в улыбке. Он ее поцеловал, совсем не так, как целовал обычно Геллерт Гриндевальд, но аккуратно и ожидая ее ответа на каждое свое действие. Она мягко отвечала, тоже чего-то боясь. Она, кажется, уже и не помнила, как делать это правильно, поэтому ей оставалось лишь следовать за ним в эту пропасть, куда ее обычно приводило все, что происходило между ними, и где она наконец-то расправляла свои крылья. Изольда не успела понять, что уже летит. Что ее руки уже тянутся к нему, зарываются в его волосы, что он обнимает ее за талию и его ладонь скользит по ее шее. Да, она не помнила, как делать это правильно, но то, что они делали, казалось, было правильнее, чем когда-либо. Геллерт опять бросил взгляд на окно. Вдалеке что-то мелькнуло, или ему так показалось. Не было слышно ни грома, ни разбивающихся о стекло капель, но той вспышки, выдуманной им самим, было достаточно, чтобы стать свидетелем ее полета. Они могли бы думать о миллионе странных вещей. О том, что за этой их ночью последует какое-нибудь очередное аутодафе. О том, что ценой возвращенных воспоминаний могло быть могущество Геллерта. О том, что вспомнить о любви, не значит полюбить вновь. О том, что их Гвендолин танцует на углях костров горы Броккен. Но мысли их вились вокруг них двоих, настоящих, таинственных и обнаженных, бессильных и могущественных, повелителей смерти, которыми они никогда не были. Геллерт уронил девушку на кровать. Изольда упала на его подушку, и ее окутал его запах. Она смотрела на звезды, что сияли над ней за сводом балдахина, за потолком, над которыми громоздилось еще несколько этажей. Но все-таки там были звезды, и она упрямо выискивала их среди ночного неба. Он оторвал от пола ее ноги, провел от лодыжки до колена — под его ладонью дрожала изуродованная ожогами кожа. Вспомнив про свои шрамы, волшебница подтянула колени к себе, но Геллерт не выпустил ее лодыжек. Он поднимал ее стопы и целовал их, пока в его памяти мелькали картинки того утра, когда он нашел ее мертвой. Затем проводил над ожогами ладонью, что-то шепча. Кожа стягивалась, розовела, оживала. Пораженная, Изольда наблюдала за тем, что он делает. — Я начал изучать знахарство, когда не смог спасти тебя. У тебя не было ничего, кроме склянок с зельями, и ты вытащила меня с того света. У меня были все Дары Смерти, но я позволил тебе погибнуть, — тихо произнес он. Гриндевальд говорил о целительстве, как о чем-то постыдном. Не зря же он был темным магом. Но сейчас он делал то, что не смог или не захотел сделать для нее ни один лекарь Лондона. — Спасибо, — прошептала она. Он усмехнулся, снова становясь самим собой. — Теперь ты точно такая, какой я тебя всегда помнил. Он стянул с нее ночнушку и провел губами по ее коже. Она смотрела на него, забыв про свои звезды. Они вспоминали друг друга, и весь замок сжался в одну только темную комнату. — Мое имя, хочу слышать, как ты произносишь его, — хрипло шептал ей маг. — Геллерт! Геллерт… — вырывалось у нее с очередным стоном, и она оставляла на его расцарапанной спине новый след. Он целовал ее руки, ее шею, ее лицо, задумчиво и неторопливо, глядя куда-то в пустоту. Она смотрела на него, такого далекого в своей задумчивости, и уже не знала, как оказалась здесь и чем заслужила такую честь. Ей было хорошо, потому что ее любили. Ему было хорошо, потому что он снова стал обладать чем-то давно утраченным. В полузабытье она поднялась с его постели и подошла к окну. Луна, выглядывавшая из-за туч, очерчивала ее фигуру, тонкую, острую, почти прозрачную в этом бледном свечении. Еще слышались отголоски бури в тяжелых темных каплях и редком громе, но гроза уже выдыхалась. Ведьма оставила на стекле свое дыхание и принялась старательно вычерчивать на нем кельтский трилистник. — В праздники Колеса опасно засыпать, не поставив защиту, — прошептала она, услышав сзади тихие шаги. Руки Геллерта перехватили ее талию и грудь, он уткнулся ей в шею. — Я украл принцессу, — хрипло произнес он над ее ухом, — запер в высокой башне, и готов спалить любого, кто осмелится забрать ее у меня. Изольда грустно улыбнулась и не ответила. Ей было уютно в его руках. — Скажи мне, что останешься. — Останусь, если поможешь разобраться с моей магией. Я хочу быть больше, чем твоей любовницей. Я хочу быть здесь полезной. Он с глупой улыбкой утонул в темных нитях ее волос. — Хорошо. Но я не буду впутывать тебя в политику. Ты нужна мне здесь как хозяйка, которая знает все, что слышат стены. — Я буду твоим шпионом? — усмехнулась она. — Шпионом, преданным лишь мне. Его руки соскользнули на ее бедра. Он придавил ее к стеклу, заставляя выгнуться. Она застонала. Ее лоб и ладони уперлись в темноту, рычащую и выплевывающую сложные узоры молний. Где-то рядом горел нарисованный ею знак трилистника. С каждым его движением она сильнее выгибалась навстречу ему и оставляла на запотевшем от тяжелого дыхания окне отпечатки своих ладоней. Он рычал, крепко сжимая ее бедра, так что под его пальцами оставались синие пятна. Иногда тянулся к ее шеи — она откидывала голову для нового укуса, и он оставлял на ней очередное клеймо. Она вся уже была в его руках, в его поцелуях, она вся уже давно была его. Ведьма представила, что стекло исчезло, что она падает, падает в бездну, полную звезд, чтобы наконец довериться собственным крыльям.Глава 26, где Изольда учится призывать бури
13 августа 2020 г. в 23:40
Изольда сидела на выступе скалы и слушала предгрозовое небо. Оно стремительно наплывало на белеющие клыки горной гряды, ревя и клокоча.
Ветер, несущийся впереди туч, бешено трепал ее волосы, и полы темного платья бились о ее ноги, покрытые мурашками. Ее душа, тоже трепещущая вместе со всем этим миром, боязливо расправляла еще не окрепшие от ран и переломов крылья. Стоило ей распахнуть их, как крепкий порыв смыл бы ее в океан бушующего воздуха. Буря пугала ее, но вместе с тем ничему другому она не доверилась бы так, как ей.
Наконец, она поднялась на ноги. Раскинула руки, словно ей и правда предстоял полет. Что ей делать? Раньше магия год за годом взращивалась в ее душе, с каждым свиданием с лесной чащей становилась все крепче и надежней. Но теперь нет у нее ни любимых с детства чащ, ни всех этих лет, утекших сквозь пальцы в стенах Азкабана.
Прыгать? Кричать? Плакать или от души проклинать все, что попадается на глаза?
Она подошла к самому краю выступающей плошадки — под сапогами от скалы откололись камни и понеслись вниз. Изольда отшатнулась назад и почувствовала на своем запястье чужие пальцы.
— Что ты делаешь? — раздраженно спросил голос Геллерта.
Она повернулась к нему, с непониманием упершись взглядом в его лицо. Ветер штурмовал его уложенные светлые пряди, а во взгляде мага прятался за негодованием страх.
— Не твое дело, — бросила девушка, чувствуя, как ее покидает торжественность и воодушевление. Она сложила свои подбитые крылья, не желая предстать перед магом уязвленной.
— Тебе лучше не делать глупостей. Ты уже не девочка, подумай о Гвен, — нахмурившись, заметил Гриндевальд.
Сознание вспыхнуло мыслью о том, на что была похожа ее безобидная медитация.
— Возвращайся к своим делам, Геллерт. Разве ты можешь позволить себе тратить время на такие пустяки? — съязвила Изольда и уронила взгляд на руку, которую все еще сжимал мужчина.
Он заметил ее взгляд, но не выпустил запястье.
— Скоро начнется гроза, — не заметив ее слов, продолжал он.
— Мне этого и надо, — тихо ответила ведьма.
Геллерт наконец убрал руку и про себя усмехнулся. Воспоминания о ней приходили к нему вместе с грозой. Подступали так же неотвратимо и приносили с собой что-то тяжелое, страшное, судьбоносное. Хотя это были всего лишь воспоминания. В ту ночь, что они провели вместе, тоже бушевала гроза.
— Тебе не нужно ждать бури, чтобы…
— Ты не понимаешь! — наконец вскипела Поттер. — Не понимаешь, какого это! Ты никогда не был слабым. Никогда!
Он почувствовал странный спазм в груди. Это сердце?
Сердце сжималось от неожиданно промелькнувшей картинки: ее голова лежит на его коленях, она бледна и бесчувственна, у нее в руках — три Дара Смерти, но она все еще мертва. Солнце поднимается из окровавленного моря, а в воздухе висят разряды древнейшей магии…
— Может быть, и не понимаю. Но я знаю тебя куда лучше, чем ты думаешь. Внутри тебя гораздо больше энергии, чем в этих тучах. Это ты давала силу им, а не они тебе.
Девушка вновь устремила взгляд в дикое, темно-сизое небо, не понимая слов мага. Она поверила бы ему, если бы только могла себе это позволить.