Тихий звон больших бокалов разнёсся по комнате. Диана сделала маленький глоток вина, чувствуя терпкий насыщенный вкус. Хорошее. В напитках Полонская явно разбирается. Они сидели на мягком ковре в полумраке спальни и неспешно болтали. Диана рассказывала про безумную неделю сессий, как трудно было сдавать английский, как бесилась Галина Анисимовна, едва узнав, что Динка снова идёт с универа не домой, а к Гусевой. А еще Диана рассказала, что пишет песни. И Марина не удивилась этому. Лишь спокойно кивнула, сделав маленький глоток из бокала. Они курили сигареты, медленно и мягко пьянели от вина и атмосферы. За окнами совсем стемнело. Диана чувствовала приятное тепло во всем теле, мысли путались и сбивались. Она облокотилась спиной о стену и уже в открытую любовалась Мариной. Женщина этого не замечала, весело рассказывала про свои приключения на Большой земле, выражала восторги достопримечательностями и даже показала Динке новую тарелочку с изображением монумента в Волгограде.
— Я рада, что мы повидались с отцом, — вдруг произнесла Марина, докуривая сигарету. Диана не помнила, чтобы она курила так много. Бутылка вина опустела. Диана глубоко вздохнула, слушая обволакивающий голос и ей подумалось, что в этом нет ничего сверхъестественного. Да, она сидит на полу, в квартире своего учителя, и, вполне возможно, что они больше никогда не заговорят об этом вечере. Но ведь сегодня они здесь по собственной воле, как друзья, верно? — я боялась, что мы с ним не увидимся больше.
— Отчего вы перестали общаться?
В других обстоятельствах Диана никогда бы не задала этот вопрос. Но вино сделало свое дело, лишая ее контроля над собой. Она спросила прямо, зная, что Марина ей ответит.
— По большому счету, мы толком никогда не общались нормально, — вздохнула Марина, осторожно стряхивая пепел в кувшинку-пепельницу, стоящую рядом на полу, — он ушёл из семьи, когда нам с братом было по одиннадцать лет. Я не слишком скучала, но вот для Андрея это было испытанием. Наверное, я так и не простила за это отца, — она отвернулась к окну. На улице снова шёл дождь, капли застилали окно и огни фонарей казались смазанными пятнами рыжей краски на прозрачном холсте, — мы ещё поддерживали отношения, наверно, только ради мамы. После того, как я вышла замуж, отец уехал на материк, понимая, что для него тут больше ничего не осталось. Брат остался со мной и мамой. Они с отцом окончательно рассорились, — она коротко глотнула вина. Диана внимательно слушала, не перебивая, — мы ездили друг к другу какое-то время, я даже пыталась помириться, нашла нам путевку, чтобы отдохнуть всей семьей на юге, мы съездили на море все вместе. Мама, отец, я и брат. И казалось, что тогда все почти наладилось. Отец даже на Андрея перестал ворчать, одобрил его желание писать картины, устроить выставку, хотя раньше открыто говорил, что не считает это серьезным делом, на что Андрей, конечно, тоже злился. И у них были сложности, но все почти наладилось, я почти поверила. Вот только потом, — Марина вздохнула и сложила руки на груди, поджав губы. Диана знала, что Полонская не часто рассказывает кому-то о своей жизни, и каждое слово дается ей нелегко, — потом вдруг не стало мамы. Она сгорела буквально за год. Отец потерял покой. Он снова начал обвинять нас в предательстве, когда на просьбу приехать к нему жить на материк, мы отказались. Оборвал все связи со мной и с Андреем, просил забыть его имя… — Марина вздохнула и прижалась затылком к холодной стене. В полумраке комнаты она выглядела словно скульптура греческой богини: мягкие черты лица, обрамленные светом торшера, шлейф сладких духов и изящные изгибы плеч на фоне кремовых стен, — он написал нам на Новый год, чтобы мы знали, что он жив. Но, буквально через несколько месяцев не стало Андрея. И на этом всё кончилось. Никаких вестей. Он не приехал на похороны, не звонил и не писал мне. Я боялась, что он просто не выдержал это, — Марина вздохнула, поставив бокал рядом с собой. Кошка подошла к ее ногам. Женщина взяла Гайку на руки, прижимая к груди, — я думала ехать к нему на материк, боялась, что-то случилось. Уже готова была бросить работу, но муж отговорил. Поехал сам, — Диана нахмурилась. Внезапное появление мужа Марины в этой истории смутило её. Она уже успела забыть о том, что Полонская вообще была замужем, — мы тогда были уже в разводе, и он назвал это прощальным подарком. Его не было две недели, а когда вернулся, сказал, что с отцом всё в порядке и мне не стоит волноваться о нём. Он уговорил меня писать ему письма хоть иногда. Но это больше чтобы самой не беспокоиться. И как-то незаметно, по чуть-чуть, я научилась не ждать ответов. В последний раз отец писал мне пару месяцев назад, рассказал, что барахлит сердце. Потом мне звонили его знакомые, говорили, что он в больнице. Я ждала возможности съездить к нему, ведь он все-таки мой отец. И я рада, что мы увиделись.
— Он в порядке? — спросила Диана тихонько. Голос чуть сел от вина. Марина кивнула, отпуская кошку гулять по квартире.
— Да. Всё хорошо. Работает из дома, пишет статьи газету. Я предлагала присылать ему деньги, но он отказался. И это его право. Уговаривать я бы не стала. После развода у меня самой была прорва проблем.
Диана подтянула колено к груди и глотнула вина из бокала. Она не знала, стоит ли спрашивать Марину о разводе. Ведь об этой части её жизни девушка не знала ровным счетом ничего. В этот вечер последнее, чего ей хотелось — слушать, как Марина говорит о мужчине, причинившем ей боль.
— Я рада, что вы увидели отца. Я даже не помню, когда в последний раз виделась со своим…
Марина повернула голову к Диане.
— Вы разве не живете вместе?
Диана улыбнулась, поняв, что не одна она здесь мало знает о семейных вопросах.
— Нет, это мой отчим. Мы уже родные люди, я с ним с шести лет, он чудесный человек и любит мою маму. Но я помню и родного отца. Иногда мы видимся.
Марина несмело улыбнулась.
— Ты по нему не скучаешь?
— А вы по своему?
Диана удивилась, как этот вопрос случайно слетел с губ. Марина рассмеялась, небрежно толкая Динку в плечо.
— Поражаюсь, откуда в тебе столько смелости?
Кулаченко взъерошила волосы, понимая, что не будь Марина пьяна, она бы никогда не вела себя так фамильярно. И не признать того, что Диане это нравилось, было невозможно. Блеск губ, мягкая улыбка, сияющие в полумраке глаза притягивали Диану магнитом. Она едва сдерживалась, чтобы не прикоснуться к лицу женщины.
— Так мы вроде не в концлагере, да? Чего мне бояться.
— И не поспоришь, — женщина улыбнулась, наклоняясь чуть ближе. Диана невольно вздрогнула. Тело уже перестало отвечать на настойчивые сигналы мозга и выдавало безусловные рефлексы, — позвала в гости, и сижу тут, всё о себе, да о себе. Тебе, наверное, неинтересно всё это слушать.
Динка фыркнула.
— Ага. Тогда сидела б я здесь.
— Спасибо тебе. Я сейчас поняла, что не говорила об этом ни с кем уже очень давно, — Марина вздохнула и вдруг свела брови к переносице, будто сомневаясь в том, стоит ли произносить вслух то, что вертится на языке, — почему мне с тобой так легко? Сегодня, да и всегда было.
Кулаченко подняла голову, не зная, стоит ли отвечать. Было бы просто сейчас перевести всё в шутку, парочка реприз уже готова была слететь с языка, но почему-то не хотелось юлить и выкручиваться, отмахиваясь от очевидного. Может, из-за вина, а может, из-за того, что они обе всё понимают. Диана думала лишь секунду, и, вдохнув побольше воздуха, надеясь, что не собьётся, тихонько прочла вслух строчку из своего последнего стихотворения, с опозданием понимая, что сумела запомнить его полностью наизусть.
Свобода, спасибо тебе, родная, ты колешь мне пальцы, избалованное дитя,
Ты жалишь изгиб плеча и не шутя ты шепчешь слова, звенящие в воздухе будней,
Ставших вечным week-end'ом между тобой и мной…
Диана выпалила строчки на одном дыхании. Смутившись, она отклонилась назад и кривовато ухмыльнулась, поправляя волосы.
— Я написала песню, я сыграла бы её вам, но раз мы без струн…
— Это твоё?
Марина была в шоке. Слова Дианы звенели в голове, складываясь в непонятные образы, а мозг упрямо рисовал один и тот же. Который, по-хорошему, не должен.
— Моё, — кивнула Диана, — вы же просили песню.
— Твоё, это так… — Марина думала, какие подобрать слова, но Диана лишь улыбнулась, закончив за нее.
— Не требует комментариев, да? Абзац.
Они замолчали на минуту. Часы на полке отметили час ночи. Диана неуклюже взъерошила отрастающие волосы и вытянула ноги вперед, запрокидывая голову. Отступать уже некуда и юлить бесполезно. Они открыто флиртовали друг с другом весь вечер. И это стихотворение, конечно, нашло адресата. Как и каждое, написанное Дианой.
— Я, кажется, пьяная, — выпалила Динка, глубоко вздохнув, — вино крепкое. Обычно меня не так быстро уносит. Простите.
— За что ты извиняешься? — нахмурилась Полонская. Они почти соприкасались плечами. Женщина не чувствовала напряжения или сожаления, наоборот, она шла по встречной, зная, что прямо на неё летит машина. Динка усмехнулась, повернув к ней голову. Ей так хотелось, чтобы Марина прекратила играть, остановила это, остановила все это сама, потому что Динка уже давно была не в силах.
— За то, что я такая дура. За всё это. Глупо вышло.
— Это скорее я дура, — усмехнулась Марина и Диана заметила, что она снова перебирает пальцами золотую цепочку на шее, — спаиваю собственную студентку, не очень-то педагогично.
— Я согласилась. Вы никого не спаивали, — Динка вздохнула, понимая, что они сейчас на равных. Обе пьяные и для них не существует ничего, кроме этой комнаты, этой минуты, и друг друга. Марина смотрела на неё не отрываясь, изучала взглядом каждый сантиметр её лица, будто бы думала: стоит ли что-то говорить, или всё сказано и так? Диане казалось, что цепочка в руках Марины не выдержит — порвётся, так нервно она с ней игралась.
— А я предложила, — вздохнула Марина, поворачивая голову к окну. С каждой минутой становилось понятно, что дальше тянуть эту взаимную игру просто опасно. Вино расслабило нервы. Близость только дразнила и без того расшалившиеся мысли, — час ночи. Ты не доедешь домой, я вызову тебе такси.
Марина уже хотела подняться с пола, но Дина удержала её за локоть.
— Я давно хотела спросить, — девушка свела вместе брови и не обращая внимания на удивленный взгляд Полонской, осторожно протянула руку и коснулась золота цепочки на шее женщины, — откуда у вас это?
Полонская наклонила голову, не зная, стоит ли отвечать. Динка была близко, буквально в сантиметрах от нее, они соприкасались плечами, жар её тела Марина ощущала через рубашку. По рукам побежали мурашки, волоски на затылке встали дыбом. Вино туманило разум, а тело требовало тепла.
Её тепла.
— Это подарок на день рождения, — сглотнув, произнесла женщина, не отрывая взгляда от Дианы, которая внимательно изучала цепочку, накручивая ее на пальцы, — единственный, который я приняла.
— Очень красивая.
Диана медленно подняла глаза и их взгляды встретились. Они замерли, глядя друг на друга. Девушка сглотнула, чувствуя, что стоит у опасной черты. Но Марина не отталкивала, наоборот, тянулась к ней, сидя близко, и электрические разряды бежали по телу, согревая застывшие конечности. Ладонь Дианы легла на шею Марины. Под кожей бился неровный пульс. В ту же секунду Динке захотелось притянуть женщину к себе за шею, прямо сейчас, и поцеловать. Ладонь жгло огнём, сердце сходило с ума, а Диана все смотрела в малахитовые глаза, пытаясь найти ответы на свои вопросы. Что они делают? Можно ли? Отчего они ещё не становились? Ведь пути назад уже не найти. И почему Полонская не против? Отчего она так близко, и смотрит так прямо, и сердце её колотится также, как у Дианы, готовое вырваться из груди навстречу этому сумасшедшему жару?
Вспомнив, что творит, Диана попыталась одёрнуть руку, но едва уловимое движение было остановлено. Марина накрыла ладонь девушки своей рукой и прикрыла глаза.
— Оставь. Такая тёплая…
Диана вздрогнула, не веря своим ушам. Мозг не слушался, сердце сходило с ума, напрочь лишая возможности ясно мыслить. Низ живота скрутило в раскаленный шар, а дыхание застыло где-то в груди. Диана не могла шевельнуться, чувствуя обжигающее тепло. Пульс нервно бился под её ладонью. Марина вздохнула, крепче прижимая ладонь девушки к своей коже, потянулась навстречу прикосновению.
— Я так соскучилась, ты себе не представляешь.
Кулаченко сглотнула. Она уже понимала, что ей не кажется. Что это не обман воспаленного влюбленностью ума, не иллюзия и не шутка.
Марина Владимировна желает её касаний. Она скучала.
Одна эта мысль сводила с ума. Не помня себя от страха, не позволяя себе затормозить, Диана резко преодолела расстояние между ними и пылко прижалась горячими губами к губам женщины, молясь не нарваться на пощёчину, что было бы ожидаемо, но совершенно невыносимо. И больно.
Марина в секунду напряглась, готовая оттолкнуть. Диана уже приготовилась к удару, зажмурилась от страха, но Полонская вдруг медленно выдохнула и расслабилась, сжимая своей рукой ладонь Дианы на своей шее. Тёплые мягкие губы слегка приоткрылись в ответ и женщина едва слышно простонала сквозь смазанный поцелуй, открыто подаваясь навстречу девушке. Диана замерла на месте. Такая реакция испугала её больше ожидаемой пощёчины, но сладкий поцелуй кружил голову, а тело обмякло, словно его опустили в тёплую ванну. Диана несмело обняла женщину рукой за шею и придвинулась ближе, ощутив, как соприкоснулись их колени. Марина втянула носом воздух, всё больше подаваясь навстречу тонким губам. Едва они оказались вплотную друг к другу, шорох на кухне заставил их отпрянуть друг от друга, словно от ожога.
— Ох…
Марина замерла на месте, прикрыв глаза. Диана крупно дрожала, пытаясь осознать, что только что произошло. Она поцеловала женщину. В губы. Она поцеловала сама, первая. И её не отвергли. Наоборот!
Кулаченко перевела взгляд на Марину. Та не казалась смущенной или растерянной. Только… Сожалеющей? Она жалеет? Диана прикусила губу, готовая к обвинениям, или объяснениям в стиле «Ты еще маленькая, ты перепутала, тебе показалось». Она ждала от Полонской чего угодно, и была готова к любому повороту событий. Но Марина молчала, не в силах пошевелиться. Диана выдохнула, обнимая себя за плечи и пытаясь успокоить сбившееся дыхание. Что угодно было бы для неё спасением в эту минуту, но только не молчание. Пусть бы она отшвырнула её, как щенка, обвинила бы в распутстве, пригрозила расправой и запретила приближаться к себе! Всё, что угодно, только не молчание. Комок кипящей смолы горел внизу живота, ладони вспотели от волнения, и сердце колотилось о ребра, явно требуя продолжения. Диана не смела поднять глаза на Марину, уже молясь, чтобы та её ударила, но только бы не молчала. Женщина будто выпала из реальности, прикрывая рот рукой.
Пугающая тишина звенела в ушах. Диана не сумев выдержать эмоций, выпалила на одном дыхании.
— Мне очень жаль, простите меня, я слишком много выпила, этого больше никогда не повториться, клянусь.
— Нет-нет-нет, — голос Марины дрогнул и Диана с удивлением поняла, что никогда не слышала, чтобы Полонская была не уверена. Всегда — спокойствие и прямота. Даже когда её умышленно пытались задеть за живое, когда ей приходилось объяснять хамоватым студентам правила общения со старшими, когда она слушала нескончаемые шепотки о себе за спиной среди других преподавателей — она никогда не теряла лицо. А тут, в темной комнате с Дианой наедине — словно землю вышибли из-под ног, — не извиняйся, прошу, всё в порядке, это я виновата. Я слишком увлеклась.
Они обе замолчали, обдумывая, стоит ли продолжать разговор. Видя замешательство Марины, её слабые попытки принять на себя вину и оправдать глупенькую девочку — студентку, Динке нестерпимо хотелось сбежать из этой комнаты и хорошенько напиться прямо сейчас, только бы не слушать этого.
— Наверное, мне лучше пойти домой.
И она уже было собралась подниматься с пола, как Марина уверенным движением остановила её за руку.
— Подожди.
Приказной учительский тон не терпел возражений. Динка осела на пол со смешением удивления и страха. Она медленно выдохнула, чувствуя, как губы горят от поцелуя, живот скрутило, а щёки пылают смущённым румянцем. Никогда ещё поцелуй настолько не вышибал из равновесия.
«Никогда не целовала так того, кого на самом деле хотела».
— Я не думала, что это случится, — произнесла Полонская едва слышно, — мне жаль, что испугала тебя. Я не сдержалась.
— Но вы же...
— Боже, прошу, не нужно, — пробормотала Полонская, обнимая себя за плечи и сделавшись совсем маленькой рядом с Дианой, — мы много выпили, да?
— Но ведь, — Диана сглотнула и едва слышно выговорила, надеясь не провалиться сквозь землю от страха, — ведь это я поцеловала вас. Вы только ответили. И я не испугалась.
— Ох, — Марина прикрыла ладонью глаза, вытягивая длинные ноги перед собой, — дело не в этом. Ты же понимаешь.
— Я знаю, — твердо произнесла Диана, пытаясь казаться как можно более спокойной — мне очень жаль. Простите.
— Не надо, всё хорошо, ты не должна извиняться из-за меня, это я должна была понять, в какой момент пора притормозить.
— Вы сказали мне, что соскучились.
Марина запнулась на полуслове и резко подняла голову, смотря Диане в глаза. Та сидела рядом, смотря на женщину исподлобья и ожидая ответа. Тело била мелкая дрожь, Динка слабо понимала, что творит, но решила идти до конца. Ведь другой возможности поговорить им может не представится. Они и так притворялись, что ничего не происходит, слишком долго. И если до этого дня Диана еще сомневалась во взаимности, то теперь сомнения её развеялись окончательно и бесповоротно. Она готова была говорить, хотя отлично знала, как такие женщины как Полонская обычно решают вопросы с влюбленными в них студентами. Она была уверена, что не первая.
— Да, сказала, — женщина прикрыла глаза, будто бы не веря, что говорит это вслух, — три недели. Три недели, пять городов, поезда и самолеты, и не прошло ни дня, чтобы я не думала о тебе. Ты понимаешь?
— Да, — Диана кивнула, — я понимаю.
— Господи, — Полонская вздохнула, бессильно качая головой, — не верю, что говорю это.
— И я, — робко шепнула Диана, медленно придвигаясь к женщине. Та сидела неподвижно, но не оттолкнула. За окном пронеслась машина, свет фар скользнул по потолку. Динка осторожно присела рядом с Полонской, — всё будет хорошо.
— Уф, — Марина вдруг усмехнулась и уронила голову на плечо Динки, слабо улыбнувшись, — откуда ты взялась, такая?
— Кто бы знал, — вздохнула Кулаченко, смотря перед собой.
С этого вечера все должно стать по-другому. Тайн больше нет, они открыты друг перед другом, и решать, что делать дальше, они будут сами. И, скорее всего, не вместе. Но в этот момент хотелось только одного —
согреть её. Марина казалась такой замерзшей, сидя на полу, обнимая себя руками, что Диана неуклюже приобняла её за плечи, прижавшись щекой к макушке
Марина прижалась к Диане, осторожно обняв её руку. Они сидели так, неподвижно, на полу ещё какое-то время, а потом Марина молча проводила Динку до двери. Та специально оставила гитару у Марины в квартире, чтобы оставался повод вернуться. Они не прощались. Марина долго наблюдала из окна, как Динка бредет по дороге прочь от её дома, пока темная хрупкая фигурка совсем не скрылась из виду. Резкий ветер налетел на город, вынуждая женщину спрятаться под спасительным одеялом в надежде, что сон расставит всё по местам.
А Диана брела дорогой до дома, крупно дрожала, словно бы в лихорадке, и из глаз её текли слезы. Она сама не понимала, счастье это, или тоска. Нестерпимо хотелось кричать до небес, зарыться в снег и не дышать, чтобы огромный огненный шар в тесной груди не убил её на месте от переполнявших юное сердце противоречивых чувств.
***
Той ночью обе они так и не сумели заснуть. Ворочаясь на кровати, Марина снова и снова вспомнила сладкий вкус тонких губ, кружащий голову запах, горячую ладонь Дианы на своей шее, не в силах сдержать волны жарких мурашек, всхлипывала от наваждения, с силой сжимая подушку. «Мы просто много выпили и все, — убеждала она себя, повторяя как мантру одни и те же слова, — это просто алкоголь, разморило, не сдержались».
Но ведь поцеловала её Диана.
И этот факт, пожалуй, вселял страх больше самого поцелуя.
Они обе поняли, что все изменилось в тот вечер. Три недели друг без друга изменили их, и назад пути уже нет. Либо вперед до конца, либо — не начинать. И решение ещё только предстояло, а груз ответственности уже давил на хрупкие плечи, даря бессонницу и волнения Марине, и новые строчки для стихов за шкафом Диане.
Я короную тебя, любимая!
Я короную тебя…
