***
Выходные прошли как в тумане. Диана ни с кем не разговаривала, пытаясь переварить случившееся. В голове всё перемешалось. Мама пускала на дочь задумчивые взгляды, в которых ясно читалось: «Я знаю, что-то произошло, и пока ты не скажешь мне, я буду ходить за тобой и пытать взглядами». Кулаченко ненавидела этот взгляд. Её мать всегда замечала изменения в поведении дочери, но ни разу за 19 лет не была права в том, что считала их причиной. В голове матери Диана была тихой и уравновешенной, почти идеальной дочерью. Но, если сама Галина Анисимовна, к своим 19 годам, уже серьезно думала о своем будущем, легкомысленность дочери в этом вопросе пугала и наводила на нехорошие мысли. Диана шаталась по дому, в поисках занятия, старалась не думать о том, что в спешке оставила у Марины в квартире свой подарок — новую гитару. А это значит, надо будет за ней вернуться. И поговорить. Да. Уверенность в необходимости последнего действия таяла с каждым часом. Они ведь выпили. «Наверняка, Полонская просто была слишком пьяна, и потеряла контроль, чего не случается, когда ты хорошо выпил, верно?» Собственные теории и предположения не вселяли уверенности, а перед внутренним взором стояло лицо Марины, её умоляющий взгляд, её губы, так близко, шепчущие о том, как сильно она скучала, и горячая ладонь. И это сводило с ума. По телу прокатывалась горячая волна, скапливаясь в комок где-то в животе, а мысли не слушались, раз за разом возвращаясь к моменту поцелуя. После целого дня агонистических метаний, Диана приняла решение не форсировать ситуацию, справедливо рассудив, что так или иначе, они все выяснят. В понедельник Диана придет на пару, они сядут, как всегда, за чашкой чая друг напротив друга и спокойно поговорят. Может быть, посмеются над этим, а может быть, просто сделают вид, что ничего не было… Но как ни старалась Диана держать себя на оптимизме, ни один из вариантов исхода этих событий её не успокаивал и всё летело к чертям, и зеленые глаза, в которых столько мольбы и желания, и собственные нескромные мысли и чувства, и десяток исписанных тетрадных листов — все эти вещи говорили о том, что всё только начинается. И на пути в универ от остановки, прикрывая воротником драной ветровки замерзшую шею, девушка отчаянно стремилась увидеть Марину. Но не чтобы поговорить. А чтобы поцеловать. Снова. Весь учебный день Диана не могла найти себе места. Рядом тараторил Вовка. Он, похоже, успел сходить на какую-то крутую вечеринку, пока Диана мучилась с собственными мыслями. Но Кулаченко это мало волновало. Даже Цветкова заметила её отстраненность и предположила, не собирается ли она снова удрать с последней пары, но Динка не обратила на неё никакого внимания. Английский язык стоял у них последней парой и чем ближе стрелки ползли к положенному часу, тем больше Диана уходила в себя. Полонскую в корпусе не видели с самого утра, но об отмене пары их не предупредили, значит, она все же будет, просто придёт попозже. Девушка изо всех сил старалась собраться и представить, что она скажет Марине, но в голове было решительно пусто и ни одной светлой идеи она так и не нашла за четыре прошедшие пары. Отчаяние и липкий страх накатывали волнами, накрывая с головой. Четвёртую пару она слушала вполуха и даже не пыталась записывать лекцию, силясь сосредоточиться на том, чтобы успокоить дрожь в коленках. Едва преподаватель объявил об окончании пары, она сорвалась с места и вылетела из аудитории, бросилась к лестнице, на ходу задевая острыми плечами первокурсников. Перерыва в 15 минут должно было быть достаточно, чтобы покурить и проветрить голову. Диана поняла, что если сейчас же не выйдет на воздух, то её стошнит. Она проскочила два пролета, перепрыгивая через старые ступеньки, дважды задела кого-то по пути, но даже не обернулась, чтобы извиниться. Ей предстоит два часа сидеть на месте и смотреть на Марину, притворяясь, что она думает о предмете, тогда как ясно, что ни о чем, кроме поцелуя, она думать не сможет, даже если предпримет попытки. Диана, задыхаясь, вылетела на задний двор корпуса, даже не накинув куртку. В кармане нашлась последняя сигарета и она решительно чиркнула спичкой. На улице было заметно теплее, птички прыгали по веткам невысоких берёз и щебетали, радуясь весне. Небо очистилось и среди бесконечных ватных облаков кое-где стало проглядываться чистое высокое небо. Прогнозы обещали теплую неделю с минимальными осадками, а дальше — снова дожди. Диана медленно затянулась и прикрыла глаза. Никотин обжег гортань, дым рассеялся по лёгким, и девушка медленно выпустила его на волю, стараясь совладать с эмоциями. С каждой затяжкой нервы будто бы притуплялись, она силилась сфокусировать свои мысли на предстоящем уроке. Она твердо решила, что нельзя выдавать себя. Марина, заметив её переживания, решит, что для Дианы это что-то значило, будто это был не просто нелепый поцелуй по пьяни у нее дома, (и плевать, что так оно и есть). Она не должна была узнать. Это бы всё усложнило. Диана сделала последнюю затяжку и выдохнула дым. Что бы ни было — она справится. — Эй, Дин! — Кулаченко обернулась. Из-за двери показалась макушка Вовки. — Ты куда пропала? — Надо было проветриться, — Дина пожала плечами и потушила окурок о стену, отправив его в стоящий рядом мусорный бак к собратьям, — идем? — Давай бегом, Полонская с нас шкуру спустит, если опоздаем! Вовка придержал дверь и Дина юркнула в корпус, поправляя сумку. Надо ли говорить, что едва Володя произнес фамилию Марины, дрожь вернулась с удвоенной силой. Но Динка собрала волю в кулак и решительно направилась к лестнице. «Да какого черта! Это просто поцелуй. Ничего страшного не произошло. Мы были пьяные, и она, наверняка, уже забыла об этом, а я, идиотка, развела тут…» Они быстро поднялись на третий этаж и Дина замерла у закрытой двери. Пара уже началась и она так или иначе привлечет к себе внимание. Вова, не медля, распахнул дверь и шагнул в кабинет, затащив с собой за рукав примерзшую к месту подругу. — Извините за опоздание. — Ничего, проходите. Диана повернула голову и весь воздух резко покинул лёгкие, отчего звёздочки заплясали в глазах. Сидя за своим столом, перебирая в руках свою любимую цепочку, Полонская посмотрела на Диану, и на краткий миг во взгляде загорелась тень эмоций. Но Диана не успела даже понять, что это была за эмоция, как она тут же сменилась спокойной вежливостью и женщина отвернулась к аудитории, будто бы Дианы вообще здесь не было. И даже когда Кулаченко тихо извинилась, вторя другу, Марина не обратила на неё никакого внимания. Диана не ожидала ничего другого, они ведь в аудитории, на глазах у студентов, но вдруг поняла, что реакция против воли её разочаровала. Она быстро прошествовала за свой стол и закрылась тетрадью, глубоко вздохнув. Всю пару Диана молча наблюдала за тем, как Марина старательно и профессионально игнорирует её присутствие. Как назло, на паре они обсуждали оригинал Шекспира. Диане даже пару раз захотелось высказаться. Марина знала: Динке всегда есть, что сказать. Шекспира Кулаченко уважала. Но, намеренно или нет, Полонская спрашивала кого угодно, но только не её. И это можно было списать на паранойю и стресс на фоне пережитых событий, если бы не один простой факт — Марина больше не смотрела на неё. Всегда, будь то привычные пары английского, или дополнительные занятия, когда возникала интересная тема для дискуссий, идея, или просто свежая мысль, Полонская как бы нечаянно бросала короткий взгляд на девушку, пытаясь понять, есть ли у неё идеи? И Динка всегда улыбалась в ответ. Невербальная договорённость стала частью их маленькой игры, переплетаясь с подколами в духе студенческих вечеринок, неприкрытым флиртом и напускной серьёзностью дискуссий. Но сегодня — ничего. Ни одного взгляда, даже случайного, будто бы на месте, где сидит Диана, образовался непроницаемый вакуум и женщина попросту не видит студентку совсем. Такое ребячество показалось Диане хуже, чем если бы Полонская открыто показывала свои эмоции. Она никогда не сталкивалась с игнорированием себя. Она привыкла вызывать какую угодно реакцию, пусть она была даже негативной, но чтобы её не замечали — этого Диана не могла вынести. Она прекрасно знала, что они обе хотели того, что произошло, но теперь Марина всеми силами старается притвориться, будто бы никогда не хотела этого. Да, еще можно было всё списать на свидетелей в виде тридцати студентов на паре, но довод звучал неубедительно для такого жесткого игнорирования. Мозг немного тормозил с рациональными и здравыми идеями, подкидывая самые абсурдные. Такой расклад был не по душе Диане. Она внезапно ощутила отголоски злости. Да как она смеет? Она полтора года открыто проявляла интерес, допустила к себе ближе, чем любого сидящего здесь студента, открыто признала, что скучала, они поцеловались, а теперь — игнорирует? К концу пары Диана уже едва сдерживала себя, чтобы не подойти и не дать Марине крепкую оплеуху. Старательные попытки женщины притвориться, что Дианы здесь нет, ужасно взбесили и без того неспокойную Кулаченко. Диана молилась, чтобы такое отношение оказалось просто спектаклем, разыгранным на публику, чтобы не привлекать внимания, и едва закончится эта бесконечная пара — они смогут нормально поговорить. Но призрачная надежда рассыпалась как карточный домик, когда Полонская объявила об окончании урока и стала поспешно собирать в стопку журналы, чтобы уйти. Диана знала, что не отпустит её так просто. Едва за последним студентом закрылась дверь, она поднялась с места и уверенно направилась в сторону преподавательского стола к женщине, которая всё ещё упорно не замечала её. С каждым шагом уверенность таяла, уступая место уже привычному за эти выходные страху, но когда Дина встала ровно напротив стола, а Марина так и не подняла на неё глаз, злость проснулась внутри с новой силой. Волк ощетинился, готовый к нападению. — Здравствуйте, — как можно спокойнее произнесла Диана, неотрывно следя за движениями Марины. Та собрала тетради в очередную стопку, начав искать что-то явно ненужное ей на столе. — Привет. Как выходные прошли? Всё в порядке? В голосе женщины не было ни тени эмоций, спокойная и вежливая интонация. Она явно решила придерживаться тактики до последнего. Но и Диана сдаваться не собиралась. — Отлично, — она выдохнула, опускаясь на стул напротив, — а у вас как? — Всё как всегда, — Полонская выпрямилась и, кажется, впервые открыто посмотрела на Диану, не позволив себе лишних проявлений, тепло улыбнулась, — наверное, сегодня не получится тут посидеть, меня пригласили в гости, я обещала быть к пяти, а сейчас уже четыре… — Понятно, — Динка прервала поток невнятных перечислений и наклонила голову, собрав всю свою уверенность, тихонечко спросила, боясь собственных слов, — вы меня игнорируете? Марина Владимировна замерла на месте, понимая, что притворяться дальше просто глупо. Она глубоко вздохнула и опустилась на стул напротив девушки, отвечая на прямой взгляд холодных, как лёд, зелёных глаз. — Мне казалось, это то, чего ты хочешь. Диана кривовато усмехнулась. По телу пробежал холодок. Она знала, что никто не войдет сюда и все занятия закончены, да и Марине на самом деле никуда не нужно идти. Просто хотела сбежать. Но уже не сможет. — С чего вы это взяли? — тихо, медленно спросила Диана, сцепляя руки в замок на столе. Марина опасливо оглянулась на дверь. Диана не двигалась с места. Она так измучила себя вопросами за выходные, что не намерена была ждать ответов. Либо сейчас — либо никогда. — Послушай, — женщина прочистила горло, всё ещё не смотря на студентку открыто, — я сегодня спешу, может быть, в другой раз обсудим твои мысли на этот счет? — С чего бы мне ждать? — Кулаченко сама удивилась, как уверенно повысила тон до близкого к дерзости. Она дерзит учителю? Хотя, после того, что случилось, это кажется такой мелочью… — Давай хотя бы не здесь, — Марина говорила всё тише и на лице явно читалось нетерпение, руки суетливо перебирали одни и те же папки, ручки падали на пол с пластмассовым звоном. Женщина закусила губу, снова опасливо оглядываясь к двери. — Вы же знаете, сюда никто не войдет. — Дело не в том, — Полонская закусила губу, качая головой. Диана фыркнула. — А в чем же? — Успокойся. Видя её опасливые взгляды и зажатые плечи, Диана вдруг неожиданно сама поняла, в чём дело. Страх. Она боится, что Кулаченко может вытворить что-то, что подпортит её без того нечистую репутацию. Она боится, что любой проходящий мимо студент заглянет в аудиторию и, увидев их вместе, подумает то, что не должен. Она боится! Диана вспыхнула гневом. Женщина, которая стала всем для неё, которой она бесчисленными ночами пишет стихи и строчит песни, которая даже мыслью не затронута тенью страха, женщина, которая казалась Диане смелее любого и даже её самой, сейчас мнётся перед ней, как неопытная школьница, боязливо поглядывая на дверь, и не может признать, что стыдится того поцелуя, которого они обе хотели. — Может, выйдем покурить? — тихо предложила Динка, зная ответ наперёд. Лишь чтобы окончательно убедиться в своей правоте. Ей приходилось и раньше разочаровываться в людях. Чаще, чем ей бы хотелось. Но она по наивности своей, за стеной огромной любви, даже не позволяла себе мыслить о том, что женщина, изменившая её мир, вдруг испугается отвечать за свои чувства. И в том, что чувства все-таки есть, Диана убедилась окончательно. — Я не могу, ты же знаешь. Мы можем встретиться в другой раз. — Ни к чему, — Кулаченко хмыкнула, поднимаясь с места. Надежда уступила место холодному отчуждению и разочарованию. Ухмылка вышла жестокой. Марина, будто бы удивившись такой перемене, наконец, бросила свои папки и внимательно посмотрела Диане в глаза. — Я обещаю, что мы поговорим, если тебе это необходимо. — Не стоит, — повторила Диана уверенней и поднялась с места. Тень легла на её лицо, она крепче схватила сумку, поворачиваясь к двери. «Если мне необходимо? Чёрт возьми, она ещё и издевается!», — я не дурочка. Я все отлично понимаю, можно обойтись без разговоров. Простите, что побеспокоила. Диана бодрым шагом направилась к двери. Марина застыла на месте, провожая её взглядом. Динка буквально чувствовала на себе этот взгляд, полный растерянности и шока от внезапной перемены настроения. Уже уходя, девушка краем глаза заметила, что Марина двинулась с места, будто желая остановить ее, окликнуть, но возвращаться не стала. Она захлопнула дверь и быстрыми резкими шагами преодолела коридор. Спустилась по лестнице, перепрыгивая через две ступени сразу. Гулкие звуки ударов подошвы о бетон разносились по коридорам. Она чувствовала, как слёзы душат её и знакомый тугой комок сжимает пересохшее горло. Она боится. Стыдится её. Что бы ни было — оно закончилось. Дина с силой сжала зубы, сглотнула, не давая себе заплакать. Слёзы Диана ненавидела, чужие терпеть не могла, а свои отчаянно давила в себе с тринадцати лет. Слёзы для слабаков. Она не слабак. Она вылетела из корпуса, спотыкаясь о собственные ноги, не удосужившись даже застегнуть куртку, и плевать, что мать снова станет ворчать, угрожать воспалением легких, которым Диана уже переболела прошлой зимой. Плевать, что опоздала на автобус, а проезжающий УАЗик окатил её из лужи. Плевать, что порвался любимый шарф, и вместе с ненужными старыми билетами на автобус, Диана случайно выкинула пару-тройку своих старых нечитанных черновиков в мусорный бак. Плевать, что ноги замерзли и противный давящий комок слёз все никак не хотел отступать и дать ей немного воздуха. Плевать, что в голове звучал голос Марины, а перед глазами стоял её испуганный затравленный вид преступницы, растлившей собственную малолетнюю студентку. И особенно плевать на то, что она, очевидно, не первая и, скорее всего, не последняя, кто так просто попался на красивую сверкающую блесну и заглотил крючок, вспоров себе внутренности. Плевать. Это всё неважно, это даже не впервой, и уж точно можно пережить. Жаль было только песен. Песен, которых Она никогда не услышит. Потому что больше не заслужила.Я тебе помогу отыскать предлог Чтоб забыть без труда, Что мы были близки.