***
Гусева, как и ожидалось, не подвела. За какой-то час, она успела обзвонить всех общих друзей, знакомых из общежития, девчонок из общей тусовки, и к прибытию Дианы в квартиру, там уже набралось человек пятнадцать. По пути к дому Ольги, Диана позвонила ещё раз, теперь уже домой. Трубку взяла мать. Динка извиняющимся тоном сказала, что останется ночевать у Ольги, и на этот раз ответит, если мама позвонит. Галина Анисимовна только недовольно вздохнула и попросила не проспать занятия завтра. Диана обещала, слабо надеясь, что сможет обещание выполнить, ведь вечеринка намечалась знатная. Пока кто-то из ребят бегал за выпивкой, Кулаченко тихонько стащила чужую гитару и закрылась в ванной, чтобы трижды спеть самой себе новую песню. Аккорды буквально сами ложились в строчки и Диана испытывала искреннее удовольствие от этой маленькой репетиции. Давно уже она не писала песен так легко! Задней мыслью она понимала, что этот эмоциональный подъём — заслуга Марины. Она решила, что любимая женщина обязательно должна услышать новую песню. Кулаченко прикусила губу. Называть Марину, даже мысленно, «любимой» она ещё не привыкла. Будто бы такое обращение — нечто недозволенное, преступное — даже в собственных мыслях. Но крошечная надежда, безумная искра мечты, поселилась где-то внутри, поселилась крепко, и девушка уже не в состоянии была её оттуда изгнать. Она получила всё, о чём могла мечтать, и даже больше, ведь в своих самых смелых грёзах, она едва ли позволяла себе поцеловать эту прекрасную женщину. Но чтобы они ночевали вместе, завтракали, чтобы сама Полонская целовала её так, с желанием, полыхающим в зелёных глазах, прижимая к себе так нежно, улыбаясь так искренне… У Динки перехватило дыхание. То, что случилось наяву, не шло ни в какое сравнение с её самыми лучшими мечтаниями. Каким-то внутренним чувством, не обращая внимания на предостерегающий внутренний голос, она верила — всё будет хорошо. Когда она вышла из ванной комнаты, в узком длинном коридоре уже был слышен звон стеклянных бутылок. — Ребят, Эдику дали аванс, сегодня гуляем! Сзади неслышно появилась Ольга, приобняв подругу за плечи. — Ну, как песня? Динка усмехнулась. Гуся не проведёшь. — Отлично. Тебе понравится. — О, так мы все её услышим? — Конечно, — улыбаясь, кивнула Диана, перехватывая гриф гитары поудобней, — а чья это гитара? — Машки, — кивнула Ольга, наваливаясь на подругу со спины и закидывая руку с сигаретой на хрупкое плечо. Она выглядела так, как будто бы спала двое суток. Кудрявые непослушные волосы торчали во все стороны, огромный тёплый свитер прятал её, словно большое одеяло. В карих глазах, окутанных сизым дымом, плескался покой и умиротворение. Диана любила её такой. Именно такой она приняла её в своё сердце, и этот образ был ей во стократ милее и ближе лощёных парней в костюмах или миловидных худеньких девушек в красивых платьях. Ольга. Оля. Её Гусь. Именно Гусева собрала их вместе — её, Суровцеву, Толика, Эдика, ребят из общаги. Диана любила их всей душой, но именно Гусева была для неё опорой, близким другом, другом по сердцу. И Оля отвечала ей тем же. Никогда не подводила. Диана уже тогда знала: если ей вздумается пойти войной на весь мир — один человек точно будет на её стороне, шагая рядом, в ногу, у левого плеча, с неизменной сигаретой в руке и непричесанными кудрявыми волосами. — Хорошая гитара, — кивнула Диана своим мыслям и, поправив мешающие очки, в обнимку с Гусём направилась к ребятам разбирать выпивку, — Эй! Меня подождите!***
Гулянка длилась всю ночь. Только к пяти часам утра, выпив все напитки, спев все песни, и перемолов все кости, люди тихонько разбрелись по домам. Кто-то остался на ночь. Люди спали на кухне, в ванной, на полу, в комнате, кто-то умудрился уснуть в кресле, согнувшись в три погибели. Не впервой. Диана завидовала ребятам, которым не надо было завтра учиться. Она, шатаясь от выпитого в больших количествах некрепкого вина и пива, осторожно перешагивая через спящих друзей, выползла на балкон, где её уже поджидала вечно не-пьяная Гусева с заранее припрятанной пачкой сигарет. Именно Ольга научила Диану курить. На этой старенькой лоджии они с ней, ещё будучи совсем девчонками, много лет назад, впервые попробовали взатяг отцовские крепкие сигареты. Диана тогда страшно кашляла, запивала пивом, давилась сизым дымом, но упрямо продолжала затягиваться, а Олька покатывалась со смеху, но не останавливала её, успевая только подавать, что запить. Сигареты на Олином балконе всегда были для них чем-то число для двоих. Ребята знали это и никогда не нарушали уединения. Чистый, свежий, ночной воздух трепал Дианины отросшие светлые волосы. Она глубоко затянулась дешёвой сигаретой и выдохнула дым. «Интересно, как там спится Полонской…» — Ты меня перед мамой прикрыла, — проговорила Динка, стараясь чётко выговаривать слова, — спасибо. — Да о чём вопрос, — усмехнулась Гусь, стряхивая пепел. После выпивки она всегда чем-то напоминала Диане довольную кошку. Развязная улыбка не сходила с её круглого лица, — только в следующий раз предупреждай, а то неубедительно получилось, она догадалась. — Знаю, — вздохнула Диана, отворачиваясь к горизонту. Ветки деревьев слабо покачивались, зеленея новыми листочками. Редкие машины с громким звуком мотора проносились по далёкой магистрали, — прости. — А где ты была-то? С Мариной своей что ли прохлаждалась? Диана уже собиралась парировать, колкость почти сорвалось с языка, но, как будто неожиданно для самой себя, она просто тихо кивнула. — Да? Правда?! — с искренним удивлением переспросила Ольга, даже выронив сигарету. Недокуренный бычок полетел вниз, мимо чужих этажей, к земле. Гусь повернулась к Диане, внимательно изучая её лицо, будто стараясь понять: врёт? Или это вино окончательно затуманило разум, что рассказывает небылицы? Но Диана, поймав на себе оценивающий взгляд, лишь криво усмехнулась, стряхнув пепел с почти до конца докуренной сигареты. — Правда. Я была у Марины. — У Марины, — Ольга сглотнула, стараясь сдержать любопытство, осторожно поинтересовалась, — и что было? — Было, — Диана соображала, стоит ли рассказывать Ольге всю правду, или ограничиться фактом прибытия Дианы к Полонской домой со струнами. Но врать другу она не хотела. И радость, переполнявшая её, отчаянно требовала выхода. Слова сорвались с языка легко и свободно, под действием вина голова немного кружилась, на свежем воздухе хотелось дышать глубоко, — мы поцеловались. Я поцеловала её. — Оо, — только и смогла выдохнуть Гусева. Диана знала, что до этого вечера все эти разговоры про Полонскую Гусь воспринимала исключительно, как платоническую влюбленность. Диане и раньше приходилось по ком-то страдать. Но Марина стала первой, с кем этот период длился так долго. Гусева ещё надеялась, что Динку отпустит, что она переболеет и встретит кого-то, кто поможет забыть эту безнадежную влюбленность, ведь Полонская — преподаватель, уважаемая в своём кругу женщина, очевидная и железобетонная гетеросексуалка, и уж точно не допустит никаких интрижек со студентами, да ещё и со взбалмошной и импульсивной Динкой, какой бы там тяги между ними не было. Поэтому, для всех было бы лучше, если бы Диана просто прошла этот период и двинулась дальше. Очевидно, сегодня все надежды Гуся пережить это тихо и без терзаний подруги окончательно рухнули, — вы поцеловались. И что было потом? — Потом… — Диана вздохнула, собираясь рассказать про остальное, но вдруг совершенно явно осознала, что не до конца сама понимает, что же потом произошло. Полонская предложила ей остаться на ночь. Они немного поговорили, и легли спать в разных кроватях. А на утро Марина разбудила её. Они выпили кофе. И поцеловались ещё раз. Что всё это может значить? Как им теперь себя вести? Кто они друг другу? Ответов на эти простые вопросы Диана дать не могла. Поэтому, решила ограничиться главным, чтобы не запутать себя и Ольгу ещё больше, — она предложила остаться у нее. Я осталась. Ничего не было. Утром мы попили кофе. Гусь долго молчала, пытаясь нетрезвым умом осознать сказанное Дианой и, видимо, у нее так и не получилось. Она молча закурила вторую сигарету. Динка терпеливо ждала. Она готова была к любому: к упрёкам, к обвинениям, даже к поздравлениям! Но молчание ей не нравилось. Если даже Гусь не может разобраться в этом, то она не сможет точно. — Не молчи, а? — сипло проговорила Диана, взъерошив рукой светлые волосы. «Стричь надо. Точно. Необходимо. Да». — Не знаю, что говорить тебе — выдохнула девушка, смотря вдаль. Карие глаза, казалось, были светлы и трезвы, как стекло. Ольга медленно затянулась, выдохнула дым и повернулась к Диане. — Ты правда любишь её? — Люблю, — незамедлительно ответила Диана, даже не поняв, что второй раз в жизни произносит это вслух. При воспоминании о том, как это произошло впервые, задрожали колени, — и я ей тоже об этом сказала. — О, то есть она знает. Хорошо, — Ольга прокашлялась, усиленно соображая, — так значит, у вас это взаимно, да? — Ну, — Диана вспомнила утренний поцелуй, тёплые ладони Марины, её зелёные глаза, полные неподдельного желания, — похоже на то. Мы ничего не обсуждали. Я не знаю, что будет. Но я должна была сказать тебе. — Я знаю, — Ольга неуклюже приобняла подругу за плечо и чмокнула в щёчку, — спасибо. И классная песня, кстати. Я так понимаю, она Марине? — Да. — Что ж, ей понравится. — Спасибо, Гусь, — Диана сглотнула, прижимаясь к Ольге боком, стараясь не вдыхать дым от её сигареты. — Всё будет хорошо, — тупо усмехнулась Ольга и её кривоватая улыбка была самым лучшим, в чём Диана нуждалась в этот вечер, — не волнуйся. Я всегда рядом, ты же знаешь. И, кстати, ты сегодня-то родителей предупредила? Диана хрипло засмеялась, благодаря мысленно Олю за то, что та умеет снять напряжение. Груз свалился с плеч, тихая радость зашевелилась за грудиной, Диане вновь нестерпимо захотелось увидеть Марину. Завтра у неё есть пара. Завтра они увидятся. Непременно. Завтра. И не так уж и важно, что теперь между ними. Она умеет держать лицо. А в остальном они разберутся. Вместе. — Предупредила, — Динка затушила сигарету Гусевой и увела её с балкона в комнату, — пошли хоть пару часов поспим, а то завтра не встанем. Мать с меня десять шкур спустит. — И Полонская, кстати, тоже, — ехидно усмехнулась Ольга. Диана с тихим смехом пихнула подругу в бок. Мечтая, чтобы диван оказался свободен, уплывая в нетрезвой дымке вина и сигарет, Кулаченко знала: чем быстрее она уснёт, тем быстрее наступит завтра, и они с Мариной увидятся. Скучает ли она так же, или хоть как-нибудь? Испытывает ли она что-то, или это лишь слабость, вызванная одиночеством и тоской по утраченному? Захочет ли она дать этому какое-то определение, или оставит всё идти своим чередом, бесконтрольно и на импульсах? Выйдет ли за собственные рамки? Простые вопросы требовали ответов, но Диана была уверена, что, со временем, она найдёт их. Теперь — непременно найдёт.Я несу ее нежно, мою страшную тайну от звонка до звонка, от порога к порогу. Если нам повезет, мы не встретимся больше, не расстанемся на расстоянье в два дюйма. Ты превращаешься в образ беспрецедентный, как чудо. Мне ничего так не нужно…