Она выпускает змей

      В кряхтящем старом автобусе ехали в молчании. Марина крепко сжимала ручку Дины в своих тёплых ладонях, поглаживала кожу и смотрела в окно. Горячая волна едва утихла, она снова взяла контроль над собственным телом. Но такая реакция до сих пор вызывала удивление. У неё давно никого не было, но таких внезапных порывов Марина не припоминала лет пять. Даже с Серёжей всё было гораздо спокойней и тише.       Вспоминая о скандале, о тяжком разводе, и о том, что всё это случилось всего девять месяцев назад, Марина тяжело вздохнула. После того, как всё закончилось, она почувствовала такое опустошение, что буквально не знала, что делать дальше. И тут подвернулась эта работа в универе, она потихоньку встала на ноги, а потом… А потом появилась Диана. Перевернула её мир, распотрошила внутренности, и осталась рядом, разгребать кашу вместе.       Вместе. Это слово до сих пор пугало Марину. Она никак не могла разрешить себе смириться с тем, что у неё отношения с девочкой младше почти на 20 лет! Бывало и раньше всякое, но такие завороты она ещё не устраивала. И если она, взрослая, состоявшаяся женщина, не знает, что с этим делать и как осознать, что происходит, то каково же самой Динке, маленькой, потерявшейся девочке, которая сама не знает, кто она и чего хочет, но так отчаянно рвётся понять и постичь этот мир, узнать людей, узнать любовь, бороться и умирать за неё в первом же сражении.       Диана сидела рядом, сжимая руку Марины и смотрела в пол. Она уже пожалела о своём глупом требовании каких-то доказательств, пожалела о том, что буквально вынудила женщину поцеловать её в подворотне. Но это место, сама атмосфера, и Марина, так заискивающе смотрящая на неё за столиком! Она просто не удержалась. Она хотела проверить, сможет ли сломать хоть одну из бетонных стен, которыми окружила себя Полонская.       Автобус грузно остановился, они вышли за руку в ночь и скрылись во дворах, никем не замеченные. Какой-то пьянчуга, выгнанный уставшей от его попоек женой в холодную ночь, видя их спины, горько усмехнулся: "Молодежь! Вот бы работать, а они куролесят, за ручки схватились! Эх, в мои годы…"

***

      Кошка встретила их звонким мяуканьем. Марина с улыбкой потрепала усатую подругу за ушком, скидывая высокие сапоги, и с облегчением опустилась на стульчик у двери. — Наконец-то дома! — вздохнула она с облегчением и подняла глаза на Динку, улыбнувшись. Та не двигалась с места. В одну секунду во взгляде друг друга они уловили что-то одно. Сегодня особенный вечер. И тот дикий порыв не был стрелой в небо, это был прицельный выстрел в самое сердце. — Дома, — повторила Диана, едва осмелившись сказать это. Марина, довольно улыбнувшись, поднялась на ноги и опустила руки на хрупкие дрогнувшие плечики. — Я хочу, чтобы тебе было здесь уютно. Как дома. Со мной. — Уже, — ухмыльнулась Диана и наклонила голову, скидывая на пол надоевший рюкзак, — теперь, когда мы дома, за закрытой дверью, и твой моральный облик не пострадает, я могу поцеловать тебя? — Ты сегодня много говоришь, я сама это сделаю, — ухмыльнулась Марина и притянула Динку к себе за шею, даря долгий, чувственный поцелуй. Кулаченко шатнулась от неожиданности, но быстро пришла в себя, ловя любимые губы, осторожно спустила с изящных плеч тяжелое пальто, которое упало к их ногам. Кошка нетерпеливо подёргивала длинным хвостом, мяукала и тёрлась о ноги хозяйки, требуя свой законный ужин. Но Марине было плевать. Она тонула, чувствуя новую горячую волну, накатывающую откуда-то из самых глубин и накрывающую её с головой. Дыхание сбилось, сердце споткнулось и забежало в три раза быстрее, пытаясь догнать вихрь ощущений, накрывший их мягким одеялом. Марина облокотилась о стену позади себя и Диана, не теряя времени, прижала её теснее, проведя руками вниз вдоль тела до самых бёдер. Марина машинально подалась вперёд и услышала тихий полустон, сорвавшийся с губ Дианы. Марина переступила с ноги на ногу, чувствуя жар, разливающийся неконтролируемой волной по телу. Они резко отстранились друг от друга, услышав, как истошно завопила кошка, когда Диана случайно наступила бедному животному на лапу. Обе неловко засмеялись, пытаясь унять дыхание. — Я покормлю её, — вздохнула Марина, прислоняясь к стене и прикрывая уставшие глаза. Диана видела, как дрожат её плечи, но не могла успокоиться, слыша в ушах безумный стук собственного сердца. — Да. — Я подумала, — Полонская ещё раз глубоко вздохнула и открыла глаза, осторожно смотря на Диану, — может, хочешь в душ? — Да, хочу, — без паузы выпалила Диана, пытаясь смотреть в пол и не веря, что произнесла это вслух, после паузы добавив так тихо, как только могла, — а ты не хочешь со мной? Повисло неловкое молчание. Марина оттолкнулась от стены, сама не веря, что услышала это. Щёки Дианы стали такими же пунцовыми, как нос кошки Марины, но она подняла глаза и упрямо посмотрела прямо на женщину, ожидая ответа. Та мягко наклонилась и, придерживая Динку за подбородок, ещё раз запечатлела сладкий поцелуй у уголка её тонких губ. — Позже — обязательно. Мы никуда не спешим. Сначала ты. — Хорошо, — выдохнула Диана, отходя от женщины. Марина, услышав нотки облегчения в этом вздохе, лишь улыбнулась. Девочка хочет слишком многого, не зная, что вынести сможет не всё. Диана ещё раз улыбнулась Марине, скинула куртку, ботинки, и слегка неуверенным шагом направилась в сторону ванной комнаты. Марина пошла на кухню, по пути проведя рукой по спине Динки у самой двери. — Не спеши. Поужинаем в спальне. Приходи, я жду тебя. Диана уверенно кинула и скрылась за дверью.       Под звуки шума воды из ванной Марина дважды умылась холодной водой в раковине на кухне, чтобы снять жар на щеках, и положила, наконец, обещанный ужин голодной кошке. Гайка, недовольно подёргивая кончиком хвоста, принялась есть, явно обидевшись на свою хозяйку.       Марина медленно опустилась на стул у окна, распахнула форточку, поставила на стол свою любимую пепельницу в виде кувшинки, зажгла крепкую сигарету и медленно затянулась, вдыхая дым на самое дно легких, чтобы хоть как-то успокоить нервы. Диана настроена серьезно. Это очевидно. И не то чтобы Марина против. Но где-то на затылке неприятное чувство… Что это, страх? Она ведь не девочка, и для неё это не первый раз. Но то, какое волнение она видела в глазах Дианы, и то, как много это значит для её девочки, играло на чувствах и нервы сдавали охотней. Банальные мысли, вроде: «А вдруг не понравится? А вдруг передумает? А вдруг сбежит от меня, сломя голову?» не давали покоя. Но самым главным был страх потерять её. После этой черты пути назад уже не будет, и если Диана решит, что ошиблась, что сердце сыграло с ней злую шутку, для Марины это будет ударом. Она давно привязалась к девочке гораздо сильнее и глубже, чем сама могла вообразить. Сначала это был просто интерес, симпатия, потом переросло в притяжение, взаимное притяжение. И в конце концов, это стало ядерной влюбленностью, сносящей всё и всех на своем пути. И ни совесть, ни доводы разума, ни общество, ни небо, ни даже они сами, уже не в силах остановить это. Марина сделала ещё одну глубокую затяжку и аккуратно затушила только начатую сигарету в пепельнице. «Я люблю её. А значит, всё будет хорошо».       Диана стояла под потоками воды и не могла унять дрожащие плечи. Чего она боится? Это же Марина! Её Марина. Самый нежный, самый любящий, самый надёжный, самый близкий для неё человечек. Марина никогда не сделает больно, никогда не обидит, никогда не сделает ничего, что Диана бы не захотела. Всегда можно сказать «стоп», и они остановятся. Так почему же так страшно?       Диана простояла под горячей водой довольно долго. Зеркала в ванной запотели, дышать стало тяжко из-за пара. Волосы Дианы потемнели от влаги и налипли на лоб. Она рукой убрала их назад и уверенно выкрутила вентиль, выключая потоки воды из душа.       Она встала напротив зеркала и провела ладонью по запотевшей поверхности, едва узнавая себя: тонкая шея, хрупкие очерченные ключицы, синяк на плече (ударилась об косяк, когда ругалась с мамой в последний раз), царапина на сгибе локтя, выступающие рёбра и бледная кожа. Кулаченко усмехнулась: «Ну, дистрофично-анорексичная поэтесса! Ничего не сказать — секси… Не трусь! Куда им до тебя! Ты же этого хотела». Диана уверенно приказала себе перестать трусить и прочистила горло, сдёргивая с батареи специально приготовленное для неё полотенце. На тумбочке лежала аккуратно сложенная футболка и просторные домашние брюки. Динка усмехнулась и натянула на себя футболку, хорошенько растрепав спутанные мокрые волосы. Краска почти сошла, показались чёрные корни, да и чёлка давно лезла в глаза. Диана всё никак не могла дойти до парикмахера. Почему-то деньги на стрижку всегда пропадали в доме у Гуся. Диана нахмурилась. Гусь. Они давно не виделись. Надо будет зайти к ней, показать новую гитару…       Марина осторожно зажгла зажигалкой последнюю свечу и услышала, как в душе перестала шуметь вода. Диана была в ванной около сорока минут. За это время Марина успела запереть кошку на кухне, выдернуть провод телефона, чтобы не было вечерних звонков, и закрыть дверь на ключ. В спальне она задвинула занавески, принесла свечи, оставив гореть только торшер в углу комнаты, накрытый тёмной тканью. Она до сих пор не понимала, откуда такая робость. У Марины были женщины и раньше, случалось им спать вместе, но такого волнения она не помнила ещё ни разу. Диана была особенной для неё, и ей очень хотелось, чтобы всё прошло идеально. Почти как в фильмах.       Мокрая макушка Динки показалась из проёма двери и бодрый голос за спиной Марины заставил женщину вздрогнуть. — Не думала, что ты носишь такие футболки. Марина обернулась и заулыбалась во все тридцать два. Она знала, что футболка произведёт на Диану впечатление. Огромный чёрный череп на белом фоне, обвитый стеблями ядовитого плюща и колючими шипами роз, изо рта которого выползает змея. — Где ты её нашла? — с усмешкой проговорила Диана, проходя в комнату и оглядываясь по сторонам. Картины Андрея приветственно взирали на неё со стен. — Друг из Америки привёз, — улыбнулась Марина и осторожно опустилась на кровать, подогнув ноги под себя, — тебе она идёт больше, чем мне. — Да? — улыбнулась Диана и наклонила голову, осторожно опускаясь напротив. — Ещё бы. — Забирай. — Даришь? — Дарю. Они засмеялись и вдруг весь страх и дрожь в коленях куда-то пропала. Ведь это всё те же они, Марина и Диана, как тогда, в вечер их непреднамеренного первого поцелуя, просто два человека, которые хотят быть рядом, которые соскучились. Диана улыбнулась, оценивая лёгкую белую рубашку Марины. В полумраке спальни женщина была будто окутана орелом белого света. Динка уже потянулась за поцелуем, но Марина остановила её, зарывшись пальцами в волосы у самой чёлки, шепнула: — Подожди, ты говорила, что написала новую песню. Я хочу послушать. Динка усмехнулась. — Ничего не меняется, да, Марина Владимировна? Сначала всегда песни. — Я тоже могу быть упрямой, — довольно протянула Полонская и вытянула вперед длинные ноги, — ты добилась своего. Я хочу своё. Сыграй мне. Диана сложила руки на груди и вздохнула. — Всё что угодно для вас, Марина Владимировна. Полонская лишь неодобрительно нахмурилась. Она перестала любить своё имя и отчество, срывающееся с уст Дианы. Для неё — Марина. Просто Марина. Диана неспешно поднялась с места и сняла со стены гитару, которая обрела здесь свой приют, среди картин брата Полонской, Андрея. Женщина уговаривала Динку забрать подарок домой, но та упрямо утверждала, что здесь гитара будет в большей безопасности, учитывая родителей, Антона, и любовь Дианы играть за шкафом до содранных пальцев. В конце концов Полонская смирилась и нашла для гитары место на стене памяти брата. Динка устроилась поудобнее рядом с женщиной и тронула пальцами туго натянутые медные струны, прикрывая глаза. — Могу сбиваться, она совсем новая. Не знаю, надеюсь, понравится… — Дин, — слыша дрожь в нежном голосе, Марина ласково улыбнулась и осторожно села за спиной девушки, опустив руки на тоненькие плечики, — играй и ни о чём не думай. Как будто меня здесь нет. — Марина, — Диана обернулась через плечо и улыбнулась, вдыхая запах волос любимой женщины, — для меня ты всегда где-то здесь. Даже когда я одна. Я пою тебе. Всегда. Полонская лишь улыбнулась, крепче сжимая хрупкое плечо. Вот как отвечать на такие вещи? Слава Богу, Диана избавила её от участи отвечать на такие признания, взяв первые аккорды новорождённой песни.       Для Дианы песни были чем-то глубоко личным. Она не пела их родителям, с Мариной делилась неохотно и вскользь, и если уж вот так прижимали к стенке — пела. Тем не менее, ей было комфортно в компании друзей на квартире у Гуся. Диана не раз упоминала, что чувствует себя спокойнее в компании друзей, нежели дома, с родителями, или где бы то ни было ещё. «Я им доверяю, — говорила она просто, пожимая плечами, — они знают, о чём я пою».       И сейчас, когда Диана рубанула струны гитары, приравниваясь к своей новой подруге и готовясь в первый раз спеть новую песню, Марина поняла, какая честь и какое доверие оказано было ей. Возможно, для Дианы это было даже важней и интимней, чем любой другой контакт. Она дарила Марине свою душу и своё сердце, стучащее и поющее о любви. Позволяла взглянуть на то, что у неё внутри. Ведь в песнях не соврёшь. Что может быть важней этого? — Ветер и ночь, Ветер и ночь, ветер и ты, Ты наконец, Ты наконец вместе со мной.       Услышав тихий голос Дианы, лёгкую дрожь волнения в каждой ноте и бесконечную нежность в каждом спетом звуке, Марина закусила губу, чтобы не расплакаться. Никто не посвящал ей стихов и никогда не дарил таких подарков, а эта девочка просто отдавала ей себя в руки, преодолевая страх, зная, как больно будет потом. Она доверилась. — Скоро рассвет, Скоро рассвет, туман на реке, Белый, как лунь, Белый, как лунь, чистый, как снег в горах, Где построишь дом ты. Дым, дым, дым, Солнце в рукаве того, кто хочет жить здесь…       Тихий голос наполнял комнату с переливом звонких медных струн. Диана зажмурила глаза, изо всех сил стараясь не смотреть за спину, не думая о том, что Марина, сама Полонская, её вечная муза и единственный адресат сейчас слышит каждое слово. Она уже и забыла, как тяжело петь песни человеку, для которого они были написаны. Музыка рвалась из неё легко и свободно, но голос от страха дрожал и срывался. Диана упрямо продолжала тянуть каждую ноту, не оборачиваясь назад. Внезапно дыхание на секунду перехватило, когда горячие губы в темноте коснулись основания её шеи. — Мне бы к тебе, Мне бы к тебе, мне бы с тобой, Те же слова, Те же слова, та же любовь.       Лёгкий смешок Марины, её горячее дыхание на шее и уверенные руки, сжимающие талию Динки не давали сосредоточиться. Диана чуть не сорвалась с ноты, чувствуя смелые поцелуи на шее, но упрямо продолжила петь. «Она хотела песню? О, она получит песню. И всё, что только пожелает». — Ночи нежны, Может, ты спишь, воздухом лес, Может опять Птицей летишь в царство небес, туда, Где построишь дом ты. Просто хочу, Просто хочу быть рядом с тобой. Просто люблю, Просто тебя и просто такой…       Голос сорвался на последней ноте, утонув в гортани. Диана всхлипнула, рубанув по струнам, чувствуя, как Марина гладит рукой её грудь под футболкой. «Последний куплет, милая». — Пахнет трава, Мокрые дни, капли дождя, Осень вернёт, В город вернёт, где помнят тебя, туда, Где дом твой, ты. Дым, дым, дым, Солнце в рукаве того, кто хочет жить здесь. Ветер и ночь, Ветер и ночь, ветер и ты, Ты наконец, Ты наконец вместе со мной…       Последний аккорд сорвался с лада и голос утонул в бессильном «ах». Марина, улыбаясь, целовала шею Дианы сзади, гуляя руками по груди. Динка обмирала от этих ласк. Запрокинув голову назад, она часто дышала, не в силах унять вернувшуюся дрожь в коленках. — Марина… — Я знаю, — шепнула женщина, сжимая между пальцев затвердевшие от возбуждения соски, — какая же ты… — Я люблю тебя, — на выдохе, едва слышно шепнула девушка, перехватывая её ладонь на своем плоском втянутом животе. Плечи била крупная дрожь, будто тут не жара, а двадцатиградусный мороз. Марина мягко прижала Диану к себе спиной и опустила подбородок на плечо. — И я люблю тебя. Не бойся. — Марина, — снова шепнула Кулаченко заветное имя, не в силах придумать ничего другого. Руки дрожали, а по телу прокатывались волны жара, требуя продолжения того, что начала любимая. Женщина прихватила губами мочку уха Динки и та снова громко ахнула. — Ты хочешь, чтобы я остановилась? — Нет, — в ту же секунду ответила девушка, убирая подальше гитару и запрокидывая голову назад, — нет, не хочу. — Ты боишься меня? — спросила тихо Марина и замерла, ожидая ответа, как приговора. Диана осторожно развернулась в объятиях женщины, чтобы посмотреть в глаза. Они сидели близко, едва касаясь друг друга лбами, и зелёные глаза в полумраке комнаты встретились в немом ожидании. — Нет, — выдохнула Диана Марине в шею, прижимаясь к ней всем телом и сжимая в горсти ткань кофточки на спине, — не тебя. Никогда. — Посмотри на меня, — мягко попросила Марина и подняла лицо Дианы за подбородок. Та затуманенным взглядом обратилась к женщине, силясь быть ближе, — мы можем остановиться сейчас, слышишь? — Марина, — Динка нахмурилась, обхватив горячими ладонями любимое лицо, прижалась лбом ко лбу женщины, — помолчи и поцелуй меня. Дважды повторять не пришлось. Женщина припала губами к губам Динки, сминая, кусая, смело, как никогда. Они позволяли себе какие-то касания и ласки до, но в этот вечер температура тела не давала дышать и хотелось быть настолько близко, насколько возможно. Марина не поняла, как оказалась прижатой к кровати Дианой, сидящей на её бёрдах. Отросшие, сырые после душа, светлые волосы рассыпались по плечам. Она глубоко дышала, смотря на женщину сверху вниз и очерчивая пальцами её шею, всё ещё не позволяя себе ничего большего. — Что ты хочешь? Скажи мне, — выдохнула Марина, запрокинув руки за голову. Диана нависла над ней. — Тебя. — Я твоя, — шепотом ответила Марина прямо в ушко, касаясь языком мочки, — всё, что хочешь. Я твоя. — Хочу посмотреть на тебя, — произнесла Диана на выдохе. Марина видела, что она всё ещё боится, но изо всех сил пытается показать, что это не так. И на это уходит энергия. Вот почему такая лихорадка. — Всё, что хочешь, — повторила Полонская и нарочито медленно поднялась, прижимаясь к животу Динки, — всё хорошо, Дин. Не бойся. — Можно я…  Диана неуверенно потянулась к вороту белой рубашки. Марина перехватила дрожащие пальцы, поцеловала их и опустила себе на плечи, а сама начала медленно расстёгивать пуговицы. — Ты помнишь, что я говорила тебе? — произнесла женщина, расстегивая третью. Диана сглотнула. — Никогда не спрашивай. Диана осторожно провела руками вниз от плеч и позволила лёгкой ткани соскользнуть на кровать. Марина подняла глаза, ожидая реакции Динки. Та смотрела на неё, казалось, даже не дыша, и не решаясь пошевелиться. Диана впервые видела открыто обнажённую женщину. Свою женщину. Она часто думала о том, как это будет для них, и теперь Марина сидела перед ней, предлагая себя, бесстыдно и смело. И Диане это нравилось. Она не чувствовала стыда или неловкости. Только нежность. — Только твоя, — повторила женщина тихо и опустила руку Дианы себе на грудь. — Ты такая красивая, — сиплым голосом прошептала Диана, не в силах шевельнуться, то ли от робости, то ли от восторга. Марина мягко засмеялась, наклонив голову. — Ты тоже. Диана, наконец, подняла глаза и, сглотнув, одним махом сняла с себя футболку с черепом, отправив её в полёт за спину. Марина замерла, наблюдая за Дианой. Испугается ли? Но, вопреки ожиданиям, девушка вдруг кривовато усмехнулась и, наклонившись, накрыла губы Марины своими, опуская её вместе с собой на кровать. Губами — к губам, телом — к телу. Жар ударил в голову, руки не слушались, дрожа. Диана целовала Марину долго и глубоко, прижимаясь как можно ближе. Марина ощущала лёгкие, невесомые прикосновения к животу, к шее, к груди, едва ощутимые, как пёрышком по коже… Но в них не было страха, только бесконечная нежность и робость сделать что-то не так. Диана не открывая глаз опустила губы на шею и замерла, проведя ладонью вдоль тела Марины, задержавшись на животе. Она мелко дрожала, но будто сама не верила, что дрожит. Полонская поцеловала горячий лоб, прижимая голову к своей груди. — Я люблю тебя, Дин. Всё, что хочешь. — Я могу целовать тебя везде, где захочу? — шепнула ей Динка в шею, но это был не вопрос, потому что Марина в ту же секунду почувствовала влажные, горячие поцелуи Дианы на своей груди. Резкие, как укусы, жадные, как будто бы у неё осталось всего пара минут. Мурашки прошлись по спине, Марина непроизвольно выгнулась навстречу ласкам, с губ сорвалось тихое «ох». — Да-а-а, — протянула Диана, услышав любимый голос, осыпая мелкими поцелуями ключицы Марины, пока та пыталась придти в себя. Диана творила с ней невероятные вещи. И хотелось только больше. — Ещё, — шепнула Полонская в потолок. Диана снова припала к её груди, осторожно сминала и гладила, изучая языком возбуждённые бусинки сосков. Дыхание становилось всё глубже, Динка сама теряла контроль над собой. Едва слышный шёпот в полумраке комнаты, и новые касания, поцелуи, сводящие с ума, на грани, откуда выхода нет, только — ещё. — Марина, я хочу…  Динка сглотнула, пытаясь справится с голосом, осторожно опустилась с женщиной рядом на постель, оглаживая руками горячую кожу. Полонская приоткрыла глаза, пытаясь отдышаться. Диана довела её до предела, изучая грудь, и теперь тело требовало положенной ему разрядки. Кончики пальцев ритмично пульсировали в такт горячим волнам. Марина подумала, что в каком-то смысле для неё это первый раз. С мужчинами всё же это совсем иначе, другая энергия, другие точки воздействия. С Дианой — по-иному. Как ни с кем и никогда. — Я сделаю всё, что ты попросишь, — сорвавшимся голосом шепнула ей женщина, убирая с лица мокрые пряди светлых волос. — Не бросай меня, — вдруг тихо всхлипнув, вымолвила Дина и зажмурилась, выцеловывая на руках Марины причудливые узоры, — я просто хочу быть с тобой. — Ты со мной, — выдохнула женщина Динке в волосы и потянула к себе, обнимая, укрывая от всех собой, давая понять, что она рядом, что с ней безопасно, — ты со мной, моя хорошая, моя девочка, иди ко мне. Диана потянулась навстречу ласкам, едва заметно дёрнулась, когда Марина коснулась её груди, но не отстранялась, а лишь прижималась ближе. Она была совершенно беззащитной перед Полонской, хваталась за неё, будто боясь, что она вот-вот исчезнет и никогда не вернётся, не в силах поверить, что эта прекрасная женщина обнимает её и обещает быть рядом. Невозможное чудо и дикое счастье отодвинули робость и страх на двадцать второй план. Диана растворилась в моменте, позволяя Марине касаться её, гладить везде, где захочется. Женщина осторожно огладила ладонью внутреннюю сторону бедер, касаясь горячего лона, и Диана всхлипнула, подаваясь навстречу. Они ждали так долго, берегли время, давая себе шанс отступить, но теперь не хотелось ничего так сильно и так отчаянно, только лишь быть ближе. Полонская, стараясь не пугать Динку, действовала осторожно и медленно, видя, что та едва дышит от даже самых невинных ласк, подаётся навстречу каждому движению, прося ещё. Глубокие вздохи стали более резкими, и руки всё чаще непроизвольно сжимали волосы на затылке, оттягивая назад. Это было что-то другое. Невзирая на прошлый опыт и воспоминания, в этом было как будто что-то иное. Новое. И не хотелось спешить, хотелось изучать ее, наслаждаться, добиваться ответных реакций на каждое действие. Впрочем, Диана была как натянутая струна и живо отзывалась на любые прикосновения. Худое, угловатое тело в горячке возбуждения казалось таким невероятно притягательным. Марина не отказывала себе в том, чтобы оставлять нежно-алые следы своих поцелуев на тонкой шее Дианы и ниже, у груди, даже не думая о том, что скажут её родители. Это их ночь, и к черту всех остальных. — Я не могу больше, — едва слышно выдохнула Диана, кусая плечо Марины, и обвила руками длинную шею, оставляя поцелуи там, где только что были зубы. — Мне остановиться? — испуганно переспросила Полонская, но Диана лишь быстро замотала головой, царапая кожу на лопатках и подаваясь сильней навстречу ласкам. — Нет, я не могу больше, не могу. — Дыши глубже, — с улыбкой произнесла Марина. Та снова вздрогнула всем телом, но сильнее схватила Марину за шею, легонько кусая обнажённое плечо. Женщина сделала еще несколько глубоких толчков, чувствуя океан влаги на кончиках пальцев. — Дыши со мной, — шепнула Марина в приоткрытые губы. Диана тихонько всхлипнула, закусив до боли нижнюю губу, чувствуя руки женщины у себя между ног, но лишь теснее прижалась к горячему телу, — ох, какая ты… Они не спешили, даря друг другу полностью осознать новизну ощущений. В полумраке комнаты причудливые тени плясали на стенах, и казалось, что они где-то далеко за пределами внешнего мира. — М-марина, — запинаясь, шепнула Динка заветное имя, сильней подаваясь вперёд, отвечая на ласки. Дрожащие руки неловко царапали голые плечи. Динка чувствовала Марину всем телом, так близко, как никогда прежде и никогда после. Воздух зарядился электричеством, потрескивая искрами между ними. Полонская осторожно накрыла грудь Динки губами и та снова подалась навстречу, — О-ох, чёрт…       Движения стали резче, вздохи глубже. Диана, раскалённая, словно под кожей вместо крови течёт живой огонь, рвалась навстречу Марине, путалась в прикосновениях и тонула в ощущениях. Это было так ново и так удивительно, но ещё больше это было правильно. В руках Марины Динка понимала, что она нашла именно то, чего ей так не хватало. Женщина чувствовала её очень тонко, улавливала сигналы тела и слов было почти не нужно. Диана удивлялась, как было ей страшно какую-то вечность назад, и как быстро она взлетела к самым небесам, где так хорошо…       — Я так сильно люблю тебя, — шептала Динка любимой в шею, прикусывая нежную кожу и утопала в волнах тепла и пульсации, мягко разливающейся по телу до самых кончиков пальцев. И хотелось только продлить этот миг здесь, вместе с ней, где никого больше нет, и никого никогда не было, где так прекрасно, где она так умопомрачительно красива, где всё правильно, и именно так, как должно быть. Где они стали одним. Где они вместе.