«Никто, кроме тебя, Больше не войдёт сюда, В этот тихий дом, Как в чужой волшебный лес. Что ты мне хотел сказать В предпоследней комнате? Почему ты не исчез?» © Немного Нервно — Никто, кроме тебя
Лето 1982 года — Не знаю, Рем, я не знаю, что дальше, — взвыл Сириус, запуская пальцы в отросшие со времени последней стычки с Пожирателями кудри. Ремус философски окинул взглядом веселую желтую кухню и отхлебнул чаю. — А дальше она будет миссис Блэк, ты будешь мистером Блэком, и вы будете растить Гарри, и всё у вас будет хорошо. — Тебя послушать, так не жизнь, а сказки Барда Бидля какие-то! — фыркнул Сириус, прыгая на столешницу и задевая попутно сохшие там сковородки. Ремус скривился и, когда грохот и ругань друга утихли, продолжил. — Я женат на твоей дражайшей кузине, которой все прочили либо Азкабан, либо Лечебницу Св. Мунго, отделение для душевнобольных, а всё видишь, как оказалось. А ты с Эванс справиться не можешь. Сядь, прекращай мельтешить! — Беллу всегда недооценивали, — пробормотал Сириус, выискивая в шкафчиках кофе. — А тебя, похоже, переоценили: чтобы Сириус Блэк да не знал, что делать с женщиной? — воскликнул Ремус, качая головой, — Никогда не поверю! — Да знаю я, что делать с женщинами, заткнись, Рем, но это же Лили! — А чем она отличается от других? — с любопытством спросил Люпин. — Тем, что она жена Сохатого. — Она вдова Сохатого, Бродяга, это во-вторых. — А во-первых? — заинтересовался Блэк, не прекращая шуршать фольгой. — А во-первых, вряд ли она согласилась бы торчать с тобой под одной крышей столько времени, если бы ей было всё равно. — У Лилс не было выбора. — Выбор, Бродяга, есть всегда. Даже у тебя он был: погнаться за Хвостом и оказаться за решеткой. — Не произноси его имени в моем доме! — рявкнул Сириус, да так, что жалобно звякнули развешанные по стенам сковородки. — Но ты впервые в жизни остановился и подумал, и теперь у тебя даже есть дом, а не ветхая конура на отшибе, — как ни в чем ни бывало закончил Ремус. Дом, и правда, был. Ведьмин Коттедж отремонтировали, обставили, обвешали занавесками и обклеили обоями, и теперь каждые выходные он принимал друзей, заглянувших в гости к обычной семье американцев. Вальбурга по-началу кривила губы и презрительно фыркала, после чего взяла Лили под локоток и утащила в гостиную, чтобы сообщить, что фамильный гарнитур Блэков и наследственные сервизы переезжают в Коттедж, где от них будет больше проку. Белла же осмотрела дом, взмахнула палочкой, и по желтым кухонным стенам разлетелись фиолетовые драконы, реагировавшие на движение. Гарри пришел в восторг, Сириус почесал в затылке: не далее, как неделю назад, они с Лили ругались на чем свет стоит, пытаясь договориться, в какой цвет красить кухню. — У нас все вокруг желтое или оранжевое! — бушевал Сириус, — Ты, вон, даже пионы в саду зачаровала, чтобы желтым цвели! Может, хватит, Эванс? — А ты прекрати воссоздавать вокруг себя подвалы Слизерина: все серое, зеленое или коричневое! Это наш дом, а не лаборатория зельеварения! И снова взмахи палочкой, и всполохи света, и упреки, и смех. Это новое чувство было странным и неожиданным для обоих. Сириус вообще всегда был уверен, что любить не умеет, и воспринимал женщин, как милый, но бесполезный трофей, полученный в долгой череде таких же бессмысленных подвигов. Лили так и вовсе недавно стала вдовой, и точно не собиралась связывать себя узами брака вновь, но, как верно заметил Ремус, у них не было выбора. Блэки приняли ее в свой Род, а все в Салеме считали их с Сириусом молодой, пусть и слегка неуклюжей, семьей, и этим требованиям нужно было соответствовать. Порой Лили задумывалась над тем, а что было бы, не послушай она тогда Регулуса. Вряд ли бы ей хватило сил выступить против Лорда в одиночку, какой бы сильной не была материнская любовь и ярость, с Вальбургой Блэк она вряд ли сравнится по мастерству и коварству. Уже не в первый раз Лили ощутила, насколько же, все-таки, аристократы отличались от магглорожденных. Магия текла в их венах, как кровь, они дышали ею, как воздухом, и она отвечала им тем же — от невербальных заклинаний и телесных патронусов, до сложных ритуалов, которые ей, магглорожденной, ни в жизнь не понять, как бы она не старалась. Но тут на помощь пришел Сириус, гордо объявив, что станет ее проводником в мир аристократии, и получил книжкой по затылку. Так и начались их занятия, прерываемые смехом, руганью и взаимопониманием. С ним было легко, как никогда не было с Джеймсом. Джеймс был неуклюжим, безответственным и балованным ребенком, который всегда знал, что его поддержат и подстрахуют родители. Сириус же привык бодаться по поводу и без, привык доказывать родителям, что имеет право на свою собственную жизнь, и шел наперекор всему. Лили вспомнила, как выгоняла из Гриффиндорской гостиной его бесконечных подружек, имевших неосторожность задержаться на ночь, и рассмеялась. Она была уверена, что всегда любила Джеймса, но с другой стороны, в их союз верили все, начиная со второго курса, как могла правильная мисс Эванс не оправдать чьи-то ожиданий? И чем, если не уколами ревности, были вызваны ее юношеские стычки с Сириусом? А теперь она вдруг стала миссис Блэк, не будучи при этом женой, и пришлось как-то соответствовать этому титулу. Прав был Регулус, когда рассказывал ей о том, что тотемами их семьи так или иначе были собаки. Запутавшиеся в убеждениях, Блэки, тем не менее, оставались им верны до конца, они и Лили приняли в Род лишь потому, что Гарри был связан с их семьей, и в его жилах текла кровь Блэков. Даже у жестокосердной на первый взгляд Вальбурги рука не поднялась разлучить ребенка с матерью. Так Лили стала Дочерью Рода, а Гарри — его будущим Наследником. Сириус же принял всех в свою «стаю» и принялся опекать, пусть глупо и не всегда уместно, но отдавая этому всё сердце, силы и магию. И вот теперь Гарри радостно носился в полуметре от земли на игрушечной метле и распугивал пасущихся по соседству уток, Сириус копался в мотоцикле, а Лили с нетерпением ждала ежевечерних полетов над Салемом. Блэк сумел ей внушить, что летать — это здорово, стоит лишь рискнуть расправить крылья. А еще были кошмары, от которых не помогали ни зелья, ни чай с травами, ни маггловские успокоительные. Каждый месяц, когда приближалось тридцатое или тридцать первое число, Лили становилась тихой и задумчивой, и с замиранием сердца ждала новой вспышки боли, преследовавшей ее во сне. Она даже шутила, что теперь понимает Ремуса и у нее тоже есть свое «черное полнолуние». Каждую ночь она с нарастающей ясностью видела, как Волдеморт атакует их дом в Годриковой Впадине, как Джеймс отчаянно пытается ее защитить, и как умирает, не успев даже договорить до конца заклинание. А она стоит посреди детской и шепчет Гарри о том, что любит его, и всегда будет рядом, что бы ни случилось, и нет ни Регулуса, ни Сириуса, ни Блэков, а есть только отчаяние и тьма, подступающая со всех сторон. И каждую ночь, около полуночи, когда кошмары становились наиболее интенсивными, черный пес просачивался к ней в спальню и сворачивался в ногах. И страхи уходили, и Лили становилось тепло и спокойно, как не было уже давно. Пес сопел и фыркал, лаял на кого-то невидимого, тыкался мокрым носом в ладонь и просто был. Верный и преданный до конца, как умел только Сириус. На утро ни он, ни Лили никак не комментировали произошедшее, но каждый месяц все повторялось заново. Серебристый пес запрыгнул в окно, перемазанная мукой и тестом Лили вздрогнула и засмеялась: — Бродяга, ты меня напугал. Пес завилял хвостом и голосом Сириуса сказал: — Сегодня конец месяца, просто хочу, чтобы ты знала, что я буду рядом. И да, скоро там пироги будут? Лили покачала головой и взмахнула палочкой, заверив: — У тебя есть сорок минут, Сириус Блэк, и упаси Мерлин, ты опоздаешь к обеду! Из палочки выпрыгнул Грим поменьше и улетел в окно. Лили задумчиво проводила его взглядом. А ночью, когда пробила полночь и пес свернулся в ее ногах, она погладила жесткую черную шерсть и прошептала, поймав взгляд серых глаз, слишком человеческих для собаки: — Поцелуй меня, Сириус.Путь к свету
3 апреля 2019 г. в 11:50