Тайные сады

Бен смог подняться на второй этаж, только когда время стало близиться к полуночи. С непривычки он чувствовал неимоверную усталость, несмотря на то что больше клиентов в этот день так и не появилось. Он рухнул на кровать, раскинув в стороны руки. Закатанные по локоть рукава рубашки обнажали усыпанную родинками бледную кожу и лишний раз напоминали, как много времени он провозился в фотолаборатории. Бен потер покрасневшие глаза рукой и собрался уже с силами, чтобы привести себя в надлежащий для сна вид, как вдруг резкий звук вырвал его из полудремы. Что-то врезалось в одну из квадратных секций оконного стекла, к счастью, не разбив его, но все же заставив завибрировать от удара. Бен подскочил на кровати, однако не сразу бросился проверять источник звука, оставшись на месте и напряженно всматриваясь в темноту за окном. Сквозь отражения стоявшей в комнате свечи и его самого, застывшего в напряженной позе рядом с кроватью, смутно просвечивались ветки деревьев, едва различимые на фоне ночного неба. Бен моргнул, сделал шаг к окну, прижался почти вплотную к нему, пытаясь разглядеть, что творится снаружи, как вдруг звук повторился, более резкий и громкий, чем первый. От сильного удара осколки оконного стекла брызнули в комнату, осыпаясь на пол и на Бена. Тот вскрикнул и отшатнулся, чувствуя резкую боль в правой щеке. Один из осколков, небольшой, но острый как бритва, застрял рядом со скулой, раскроив кожу под глазом. Бен выругался, пытаясь зацепить осколок пальцами, но лишь глубже загнал его внутрь. Крупные капли дождя выбили неровную дробь по остаткам оконного стекла, ветки деревьев за окном качнулись под напором сильного ветра, который, лишенный всяких преград, ворвался в комнату и задул трепещущий язычок свечи. Вмиг ослепший Бен, прижимая к кровоточащей щеке платок, заметался по комнате в поисках чего-нибудь, что могло заткнуть пробитую в стекле дыру, поскользнулся на чем-то влажном и мягком и, очертив в воздухе дугу руками, тяжело рухнул вниз, ударившись головой сначала об угол стола, а затем об пол.

***

— Вам второй глаз как будто для работы и не нужен. — Нервные розовые пальцы запорхали над вспухшей скулой. Бен вздохнул. Он очнулся сегодня утром, лежа на полу в луже собственной крови, натекшей из ран на щеке и виске. На улице светило солнце, но пол под разбитым окном был все еще мокрым от дождя, за ночь успевшего превратить дороги в реки из черной жижи и камней. Бен и сам не знал, что можно потратить столько сил, чтобы добраться до стоявшего по соседству дома, в котором, на его счастье, вел прием полковник в отставке, доктор А. Б. Хакс. — И как вы только умудрились. Хакс отер правой рукой противоположную щеку, спесиво скривил губы, заставляя на редкость не идущие ему усы смешно встопорщиться, и, отвернувшись, стал копошиться над аккуратно выложенными на столе медицинскими инструментами. — Рана за ночь успела воспалиться, удивительно, что не загноилась, в такой-то влажности. Доктор, не проявляя абсолютно никаких признаков спешки, придирчиво осматривал изогнутые кончики пинцета, заставляя Бена раз за разом сглатывать встающий в горле ком. Бен не любил врачей и покрывался холодным потом от одной только мысли о неизбежно причиняемой ими боли, на которую иногда приходилось идти добровольно ради восстановления здоровья или в угоду распространенному мнению о несомненной пользе медицины. Казавшиеся нежными пальцы доктора еще раз надавили на скулу, отчего Бен, зашипев, вздрогнул. — Ну что вы как маленький! Рана слишком воспалена, мне не извлечь осколка, если вы будете дергаться. Доктор будто прочел его мысли, даже не пытаясь скрыть презрительную усмешку, когда Бен не смог вытерпеть столь ничтожную, по мнению Хакса, боль. Рыжие волосы вспыхнули под лучами солнечного света, когда доктор потянулся к полке у окна, чтобы извлечь из небольшой коробочки стеклянный шприц. Опустив взгляд и приподняв брови, Хакс начал медитативно отмерять дозу морфина. Бен всхлипнул, косясь здоровым глазом в сторону окна, еще раз скривился и вытянул руку с так и закатанным со вчерашнего дня рукавом. Лицо доктора размытым пятном мелькало совсем близко от глаз Бена. Он рассеянно следил, как Хакс аккуратно и методично обрабатывает воспаленные края раны, пытаясь добраться до осколка стекла. Осознав, что боли он не чувствует, Бен немного расслабился, отвел взгляд и тут же широко распахнул глаза, пристально уставившись на кожаный диван, стоявший у противоположной стены. Она была такая же, как и тогда, в фотостудии. Сидела, сложив руки на коленях (ах да, это она не сама их сложила); что-то неуловимо неестественное сквозило в ее позе. Бен никак не мог уловить, что же именно выдавало в ней покойницу, но немигающие глаза ее вдруг стали живыми, осмысленными и сфокусировались прямо на нем. Застывшее бледное лицо пошло судорогами, будто живая вода пыталась прорваться через оковы льда. Её глаза повлажнели. Бен чувствовал неимоверное напряжение, идущее от фигуры, и вдруг с отвратительным щелчком челюсть девушки отвисла, а затем и вся голова резко и совершенно безвольно свесилась на грудь. Бен в ужасе вскочил с места и тут же услышал гневный вопль доктора Хакса: — Что вы делаете, бога ради, Соло!.. Тяжело дыша, Бен огляделся — совершенно пустой диван стоял за спиной отпрянувшего, широко раскрывшего глаза и сжимающего в руке окровавленный скальпель Хакса. Белый халат, перехваченный завязками на узкой спине доктора, тоже был запачкан брызгами его, Бена, крови. В отражении стеклянной витрины, служившей Хаксу хранилищем всевозможных склянок с медикаментами, Бен увидел, что вместо воспаленного, но небольшого пореза щеку его рассекает длинная, тянущаяся до самого подбородка рана.