Тайные сады

Латунный дверной колокольчик привычно звякнул, когда Бен, тяжело дыша, ввалился внутрь. В висевшем напротив двери зеркале отразилось его неестественно бледное лицо с идущим через щеку уродливым порезом, перехваченным поперечными стежками, которыми доктор Хакс, причитая и ругая Бена за несдержанность, успел стянуть рассеченную кожу. Бен опустился было на кушетку, но, вспомнив о том, что не прошло и суток, как на ней восседала та самая покойница, подскочил и, шатаясь, побрел наверх. Он не знал, чего стыдился больше: своего вранья доктору о том, что вскочил из-за внезапной боли, или же своих реальных галлюцинаций (о, это несомненно были галлюцинации!), о которых предпочел умолчать. Бену потребовалась всего пара широких шагов, чтобы оказаться в центре небольшой комнаты. Он застыл, прикрыв глаза и сжав переносицу пальцами. «Все из-за морфина, вне всяких сомнений», — успокаивал себя Бен четверть часа спустя, пока сметал разлетевшиеся по всей комнате осколки оконного стекла, стараясь не смотреть на успевшее высохнуть пятно крови между столом и окном. Когда же он набрался духу и, опустившись на колени, начал его замывать, взгляд его привлек странной формы предмет, лежащий под столом. Им оказалась грубая самодельная кукла, небольшая, но при этом ощутимой тяжестью давящая на ладонь. Голова куклы не имела лица и была обмотана какими-то грязными лоскутами, толстые колючие веточки, перевязанные бечевкой и пропущенные через набитое чем-то тяжелым тряпичное тельце, изображали уродливые руки. Одна из похожим образом выполненных разновеликих ног была явно нарочно деформирована. Бен с омерзением отбросил от себя куклу, заметив, что она вся вымазана в чем-то черном, сухом и марком, и брезгливо отряхнул испачканные руки. Внизу зазвонил колокольчик, Бен услышал чьи-то шаги, по звуку которых можно было представить траекторию движения незваного гостя. Бен поднялся на ноги, отряхивая колени и оправляя одежду, и, наскоро проведя рукой по волосам, обернулся к двери, вдруг совершенно ясно осознав, что она стояла здесь все это время. Она почти не выглядела мертвой. Лишь веки её были распахнуты избыточно широко, совсем не прикрывая радужки и заставляя Бена невольно вспомнить больного базедовой болезнью, которого он в детстве встретил на заехавшей в их края ярмарке и который долго потом являлся Бену в ночных кошмарах. Звук шагов внизу зазвучал глуше и ритмичнее, усиливаясь с каждым ударом подошвы о новую ступень деревянной лестницы. Зрачки девушки скосились в сторону, когда дверь в комнату распахнулась, заслоняя ее фигуру от глаз окаменевшего, не чувствующего собственного сердца Бена. — Прошу прощенья за незапланированный визит, но вы, кажется, что-то у меня обронили. Облаченный в дорожную одежду доктор Хакс держал в вытянутой руке сверток. Появление доктора вывело Бена из оцепенения. Он, спотыкаясь о собственные ноги, бросился прочь из комнаты, оттолкнув было загораживающего ему выход Хакса в сторону двери и того, что скрывалось между ней и стеной, однако в последний момент ухватил его за запястье, заставляя тем самым крутануться вокруг своей оси и выронить сверток. Бен волок за собой обескураженного и с трудом поспевающего за ним доктора прочь, не разбирая дороги, почти скатываясь со ступеней лестницы, не обращая ровным счетом никакого внимания на протестующие крики за его спиной. Лишь оказавшись на улице, Бен позволил себе остановиться, выпустил руку, не заметив успевших проступить на тонком розовом запястье синяков, и согнулся пополам, тяжело дыша. Хакс, казалось, вовсе потерял способность говорить. Гротескно выпрямившись, он сжал губы в плотную линию и молча сверкал глазами, пока дыхание его наконец не выровнялось. — Потрудитесь объяснить!.. — начал было он, но запнулся, все еще слишком одержимый эмоциями. — Ради всего святого, простите меня, доктор! Я… Это, должно быть, морфин, который вы мне вкололи... — Бен даже не пытался скрывать того, насколько жалким он сейчас выглядел. — Я думаю, у меня видения, я видел что-то… Это же... Доктор… Хакс, все это время молча, в упор смотревший на Бена, вздохнул и немного смягчился. — Вы плохо выглядите, мистер Соло. Уверяю вас, что вколол вам совершенно ничтожную дозу препарата, особенно учитывая вашу внушительную массу! Вы сильно ударились головой, а до этого наверняка были переутомлены, — Хакс заложил руки за спину, — вот и впали сейчас в истерику. У вас есть близкие, которые могли бы присмотреть за вами, пока не придете в себя?.. Бен наклонил голову. Он не был абсолютно одинок, пожалуй. Но между ним и его семьей залегло давнее напряжение такой силы, что он практически прервал с ними всякую связь. И его влиятельную и деятельную мать, не спускавшую глаз со своего первого и единственного ребенка, и огромный богатый дом, который пророчили ему в наследство, и раскинувшиеся вокруг него плантации с копошащимися на них рабами — все это Бен без всякого сожаления оставил позади, после того как в их чрезмерно пышно обставленной гостиной появился преклонных лет джентльмен и навсегда сманил его обещаниями обучить фотографическому искусству, которое юному мастеру Соло показалось сродни таинственной и неведомой магии. Бен чувствовал испарину, неприятно холодившую его кожу, несмотря на жаркие лучи полуденного южного солнца, и ощущал, как мелко задрожали пальцы, когда он обернулся. Ранее носившая имя Сноука — того самого джентльмена, нанесшего судьбоносный для Бена визит к его матери, — а ныне успешно унаследованная Беном и теперь называвшаяся именем нового хозяина фотостудия выглядела обыденно и безопасно. Багровые бархатные шторы складками опадали на подоконник, скрывая внутреннее пространство от посторонних глаз. Несколько посмертных портретов, снятых еще прежним хозяином, демонстрировали невиданные технические возможности современных фотографических машин. И все же что-то было не так. Бен напряг слух и к своему ужасу осознал: несмотря на то что захлопнувшаяся за ним с Хаксом массивная входная дверь плотно сидела в дверном проеме, висящий на ее внутренней стороне латунный колокольчик надрывался от звона.