Тайные сады

Уличный шум почти полностью заглушал звон, однако Бену не составляло никакого труда различить привычный звук. Стараясь игнорировать бешено стучащий по барабанным перепонкам пульс, он бросил взгляд на доктора, однако тот не подавал никаких признаков беспокойства, абсолютно поглощенный попытками привести себя в порядок. Наконец, закончив заглаживать назад лоснящиеся волосы, Хакс бросил на Бена презрительный взгляд: — Вы бледны и будто вот-вот упадете в обморок, мистер Соло. Профессиональный долг не позволяет оставить вас в таком состоянии, да еще после визита ко мне. Однако я сейчас вынужден отправиться в одно поместье, и я могу с полной уверенностью утверждать, что оно расположено недалеко от дома вашей матери. Хакс выразительно посмотрел на Бена. Тот обреченно вздохнул. Все же слава его семьи простиралась далеко за пределами их земель, Бена узнавали не в первый раз. Кто-то слышал о нем из слухов, кто-то имел счастье лично общаться с его матерью — владелицей юго-западных плантаций, имеющей славу щедрой хозяйки и крепкой на руку управительницы. Ничего удивительного, что доктор Хакс, судя по всему, оказался в курсе положения его семейных дел. — Пойдемте, Соло, не глупите! — Хакс потер запястье, помеченное синеющим отпечатком руки Бена. — Моя двуколка уже запряжена и, признаться, я и так уже потратил слишком много времени! Бен больше не мог различить звук колокольчика, но войти и проверить не решился бы ни за что. Он молча и послушно поплелся за Хаксом к его дому, отметив про себя, как заметно тот прихрамывает на левую ногу; так же молча уселся на обтянутое поблескивающей на солнце черной кожей сиденье и, ощутив вдруг навалившуюся неимоверную усталость наряду с нарастающей болью в раccеченной щеке, провалился в сон.

***

Она сидит напротив и смотрит на него ласково. Уголки рта будто в любой момент готовы расплыться в улыбке, зеленовато-карие глаза сияют, солнечные зайчики играют на тонкой косе с вплетенной в нее лилией. Она молчит, как и Бен, лишь тянет к нему узкую кисть, и Бен не в силах удержаться от того, чтобы не вытянуть свою крупную руку навстречу, забыв, что видит ее в квадратный объектив, что на голову ему накинут душный кусок ткани, что серебро и ртуть вот-вот соединятся в реакции, оставляя ее призрачное отражение на полированной пластине. «Только не двигайся, потерпи, а то мы испортим снимок!..» — думает Бен, тайно и горячо желая, чтобы она не сидела так неподвижно, чтобы вскочила, чтобы заколыхались юбки и солнечный свет остался на спинке кушетки, а он сам метнулся бы к ней навстречу. Звонит латунный колокольчик, но склоненный к объективу, спрятанный вместе с его пластинами от губительного света Бен не знает, кто нарушил их уединение, лишь видит, как в маленьком квадратном пятне объектива девушка резко оборачивается на звук и рассыпается на пол сотней стеклянных осколков. Бен проснулся от резкого толчка, чувствуя, как кровоточит рана на его щеке. — Мы на месте? Я, кажется, задремал… Бен, сонно моргая, разглядывал кровь на кончиках пальцев, которыми только что отер щеку. — Мы — нет, вы, мистер Соло, — да. За поворотом дорога, ведущая к усадьбе вашей матушки, здесь совсем недалеко, хоть и грязновато. — Хакс с высоты своей двуколки бросил брезгливый взгляд на размытую дождями жижу под копытами лошади. — И, бога ради, будьте осторожнее со швом, вы во сне его зацепили! Не цените своего лица — цените хотя бы мою работу. — Казалось, доктора оскорбил сам факт кровотечения. Он недовольно сдвинул брови и цокнул языком, стоило Бену сойти с двуколки на обочину размытой дороги. Увязая колесами в грязи, двуколка покатилась дальше и скоро скрылась за поворотом. Бен вздохнул, будто ему не хотелось прощаться, и тоскливо посмотрел на заросшую высокой влажной травой тропинку, по которой ему предстояло идти к отчему дому. Наконец, собравшись с духом, он двинулся в путь, высоко поднимая колени и по старой привычке то зажевывая, то подворачивая свои крупные губы. Тропинка вилась под раскидистыми ветвями затянутых мхом дубов, таких старых, что они, должно быть, помнили эту землю еще до прихода белых людей. По тому, какой заброшенной и неухоженной она оказалась, можно было судить, насколько редко ей пользовались местные жители. Даже Бен смутно помнил этот путь, хоть и провел в здешних местах детство и юность. Впереди замаячил небольшой мостик, перекинутый через заболоченный ручей. Когда Бен подошел к нему совсем близко, рядом с берегом вдруг распрямилась фигура. От неожиданности Бен замер, вглядываясь в казавшегося ему смутно знакомым темнокожего паренька, не сводящего с Бена хмурого и совершенно неподобающе пристального взгляда. Однако стоило Бену сделать шаг в направлении моста, как парень сорвался с места и стремглав бросился бежать, оставляя за собой цепочку из отпечатавшихся в мягкой грязи следов босых ног. Приблизившись к мосту и бросив взгляд на смятую траву у берега, Бен сощурился, рассматривая какой-то чужеродный предмет, явно оставленный здесь специально и показавшийся таким же знакомым, как и недавно возившийся с ним темнокожий юноша. Наклонившись, Бен разглядел, что в ручье, у самого берега, что-то лежало, придавленное камнями так, чтобы потоки воды могли полностью покрыть и камни, и то, что они прижимали ко дну, не давая всплыть на поверхность. Бен опустил руку в холодную воду, сам не понимая, что и зачем он делает, и как завороженный уставился на извлеченную из-под камней грубую самодельную куклу, как две капли воды похожую на ту, которой разбили окно в его комнате, только вымокшую и измазанную не золой, а чем-то коричневато-красным, не успевшим раствориться в чистой родниковой воде.