Тайные сады

Странности водились за дядей Бена и раньше, но выходки его были безобидными. К примеру, он мог подолгу застывать в их саду, подобно соляному столпу, провожая немигающим взглядом заходящее солнце, пока кто-то из родных за руку не уводил его в дом. Однако за время отсутствия Бена его состояние прогрессировало и ухудшилось. По крайней мере, к такому выводу пришел Бен, пытаясь отодрать восковые потеки от кожи. Он выглянул в окно — раб-садовник стриг ножницами кусты, в остальном же путь был свободен и манил даже больше, чем тогда, в юности, когда Бен тащил свой увесистый чемодан вниз по устланной ковром лестнице, стараясь создавать как можно меньше шума, а внизу его уже ждал казавшийся таким таинственным мистер Дж. Сноук. Бен нахмурился, мотнул головой и бросился вниз, на этот раз даже не стараясь сделать вид, что покидает дом тайно. На пути он так никого и не встретил — все будто испарились, исчез даже садовник, на которого Бен смотрел из окна. «Что ж, так даже лучше», — подумал он, широкими шагами преодолевая расстояние от крыльца до калитки. Утро было раннее, холодная роса мочила низ брюк, но Бен вдруг почувствовал себя удивительно свободным. У него никак не получалось взять в толк, зачем он бежал именно сюда, да и вообще зачем бежал. «Трус. Нужно было разбираться там — наверняка доктор просто выгораживал себя и это были морфиновые галлюцинации, а сейчас эффект уже прошел, и…» Бен прошел по мосту, переброшенному через ручей, но на этот раз здесь было пусто. «И зачем я повелся и поехал, и на что надеялся…» — продолжал он себя ругать, не в силах отогнать воспоминания о матери и том времени, когда мистер Сноук стал слишком частым гостем в их доме, о ее долгих с ним беседах за закрытыми дверями в гостиной, пока Бен шаркал ногами по коридору, борясь с непреодолимым желанием дотронуться до странного механизма, который мистер Сноук всегда брал с собой. Бен много раз слышал, как дворовые негры шептались о том, что Сноук — колдун и демон, а механизм этот ворует души, и, когда мистер Сноук попытался усадить одного из них для съемки пробного дагерротипа, у того случилась настоящая истерика; но сам Бен никогда не был суеверен и фотоаппарата не боялся. Он поравнялся с дорогой, на которой он расстался с Хаксом, и остановился, разглядывая ее ужасное состояние. Дождя больше не было, но Бену показалось, что со вчерашнего дня она размокла еще больше — испещренная заполненными мутной водой глубокими рытвинами, неровная и влажно поблескивающая в лучах утреннего солнца. Не могло быть и речи, чтобы пытаться пройти по ней, не увязнув. Бен всплеснул руками и прислонился спиной к стволу дерева, обдумывая, что ему делать дальше, когда до его слуха вдруг донесся поток чьих-то изощренных ругательств. Изгиб дороги скрывал источник звука, но Бен без труда узнал голос доктора и усмехнулся, представив, как должно быть сейчас искажено в гневе лицо, хранить бесстрастное выражение которого его хозяин считал своим священным долгом. Бен еще некоторое время никак не выдавал своего присутствия, пока ему наконец не стало ясно, что двуколка доктора увязла в грязи и тот проклинает весь белый свет, потеряв всякую надежду сдвинуть ее с места. — Смею предположить, что вы не откажетесь от моей помощи, доктор! — неожиданно развеселившись, крикнул Бен, сделал широкий шаг и ахнул, когда нога его утонула в холодной, не успевшей еще прогреться на солнце грязи. Ругательства и шум возни тут же стихли. — Мистер Соло?.. Сомнительное же место для свиданий со мной вы выбрали! Голос Хакса все еще был раздраженным, но при приближении Бена лицо его просветлело. — Сами же сюда меня привезли!.. Бену с трудом удалось сдержать улыбку, когда он увидел взъерошенного и почти по колено погрязшего в дорожной жиже Хакса. Не дожидаясь особого приглашения, Бен навалился широким плечом на борт двуколки, толкая изо всех сил. Колесо провернулось, и спустя несколько минут экипаж доктора Хакса встал на сравнительно твердую почву. Что ехать в двуколке рядом с Хаксом не получится, Бен понял сразу, когда увидел, как сильно она просела даже под весом субтильного тела доктора, за малым снова не застряв в густой грязи. Ноги лошади скользили и разъезжались, колеса стопорились каждые полмили, и тогда доктору приходилось спешиваться, чтобы помочь Бену вытолкнуть двуколку из очередной грязевой ловушки. Давно вымокшие и изменившие свой первоначальный цвет на цвет дорожной грязи брюки липли к телу, руки Бена были вымазаны по локоть, да и доктор выглядел не намного презентабельнее его, но новый день не сулил больше дождей, осеннее солнце приятным теплом грело открытую кожу, а повторное бегство из дома так и вовсе заставляло Бена чувствовать себя иррационально счастливым. — Почему вы проигнорировали мой совет остаться с родными? — вырвал его из размышлений знакомый английский акцент. — Потому что понял, что я в порядке. Спасибо за беспокойство, доктор, и простите еще раз, что вел себя… м-м-м… немного невменяемо. — Бен заправил выбившуюся прядь волос за оттопыренное ухо, оставив на лбу темный след от грязной руки, и улыбнулся. — А вы, я посмотрю, задержались у своих пациентов? Хакс поморщился: — Случай оказался сложным, а ехать ночью, когда дорога в таком состоянии… Словно в подтверждение его слов двуколка опять встала. Хакс, который давно уже потерял надежду сохранить лицо и перестал сдерживаться, громко чертыхнулся и спрыгнул на дорогу. Они успели достаточно далеко отъехать от ближайших поместий, чтобы быть уверенными в бесплодности надежд на случайную помощь, а чтобы целенаправленно просить подмоги, пришлось бы проделать долгий путь до ближайшего жилища по размокшей грязи. Бен приложился плечом, Хакс тянул под узды упирающуюся лошадь, но все было без толку. Дорога, на которой они застряли, вилась через местный лес, затопленный болотцами и закрывавший своей листвой почву от солнца, и двуколка увязла в топкой жиже по самую ось. Несмотря на все совместные попытки вытолкнуть, сдвинуть и даже приподнять ее, она только глубже увязала. Обессилев от продолжительных, но абсолютно бесплодных усилий, Бен с Хаксом опустились на выступающие из земли и относительно сухие корни большого росшего у обочины дерева. За густыми листьями было совсем не видно неба, и то, что погода изменилась, уставшие путники заметили, только когда лесная полутьма неожиданно сгустилась и вокруг них об и без того влажную землю стали разбиваться крупные капли воды. Через пару минут хлынул ветхозаветный дождь, через четверть часа дорога превратилась в поток, через час вжавшиеся спинами в рельефный ствол дерева путники уже не могли ровным счетом ничего сказать ни о судьбе двуколки, ни о судьбе лошади, ни о том, что ждет их самих.