Тайные сады

То, что происходило дальше, Бен с трудом мог восстановить в памяти. Ему снова влили что-то в горло, от чего свет огня стал ярче и белее, а полуобнаженная фигура его матери вдалеке засияла, окутанная слабым ореолом полупрозрачных лучей. Казалось, о них с Хаксом забыли после ее появления, но шок был так силен, что он все равно не мог сдвинуться с места, а все смотрел и смотрел, как под видимые, но отчего-то больше не слышимые им хлопки сияющих ладоней женщина распласталась на земле, не дойдя до трона нескольких шагов; как откуда-то из темноты к ней вышел старик, как сел рядом, нет, сверху; как дрогнула подернутая рябью кожа на ЕЁ разведенных ногах, охвативших сгорбленный торс. К горлу Бена подступил ком тошноты, когда старик обернулся и Бен узнал его. Движения их механически отбивали ритмический рисунок хлопков, со лба старика вниз на ЕЁ растрепавшиеся косы золотыми брызгами падали капли пота. Бен встал с колен и пошел вперед, медленно, словно под гипнозом, переставляя ноги. Остановился в нескольких шагах от них, сцепленных в единое, дрожащее в свете костра существо, чудовище о двух спинах, которое Бен мог бы видеть в своих самых страшных и тайных ночных кошмарах. Никто не пытался его остановить или подтолкнуть к чему-либо, никто даже не смотрел на него, будто его вовсе никогда не было здесь, будто он не свершал какого-то извращенного обряда инициации всего несколько минут назад, как будто его мать не слилась в соитии со своим братом прямо здесь, у него под ногами. Тень Бена падала на беспрестанно движущуюся пару, двигалась вместе с ней. Силуэт этой тени вытянулся, когда пламя, взметнувшись к ночному небу, вспыхнуло ярче от того, что в него стали бросать хромых кукол, которые теперь были разбросаны вокруг костра. Странные движения черных рабов, припадавших на одну ногу во время своего непрекращающегося хоровода, отчего-то напомнили Бену его собственную легкую косолапость, которой он стыдился всю свою жизнь. Он закрыл глаза, но это не помогло ему — веки пульсировали красным, а сознание рисовало ему ЕЁ — мать, молодую, такую, какой он едва мог ее помнить. И ее тонкий стан, и ее еще темные косы, оплетающие изящную голову, и ее руки, закинутые на шею златовласому молодому мужчине, прильнувшему к ее обнаженной груди. Мужчина не отрывал своих светлых, как полуденное небо, глаз от ее лица, она же глядела на него своими темными и глубокими, как окутавшая их тьма, очами, с нежностью, не предназначенной более ни для кого. Бен стонал и плакал, жмурился, в отчаянии мотая головой, но с беспощадной четкостью продолжал видеть и осознавать, как в один и тот же момент времени тела двух стариков слились воедино и как его юные мать и дядя зачинали новую, его, Бена, жизнь. Бен понял, что она смотрит прямо на него из-за сотрясающегося плеча своего брата, скрывающего за собой часть ее лица. Голова ее дергалась, отклоняясь назад в такт с его движениями, но глаза были неподвижны и прикованы к лицу Бена, который думал, что хуже быть уже ничего не может, когда миссис Органа вдруг непривычным и чужим голосом выкрикнула в ночной воздух: — Внесите Хромого Барона! Бен в ужасе смотрел на белки ее закатившихся глаз, не замечая, как где-то за деревянным троном черные руки рабов приподняли что-то светлое, похожее на окоченевшую куклу, внесли в круг света и усадили на деревянный трон. — Хромой Барон переродится! Бен редко слышал голос своего дяди, но даже если бы это и было не так, то он не узнал бы сейчас его в низком вое, вылетевшем из горла старика. В этот момент кто-то опустил горящий факел, и соломенные и деревянные куколки у подножья трона вспыхнули, занявшись пламенем и осветив мутные, бессмысленно расфокусированные глаза, зарубцованную уродливым шрамом на деформированном от какого-то страшного увечья черепе бледную сухую кожу, натянутую так сильно, что она не могла больше скрывать оскал желтых кривых зубов. Та нога мертвеца, что была длиннее второй, загорелась быстрее, но уже через миг языки пламени охватили всю фигуру, и тут Бен, не осознавая себя, рванул с места и понесся прямо во тьму ближайших кустов, прорвав кольцо танцующих рабов. По пути он налетел на распорки с Хаксом, который, по-видимому, не терял времени даром — по крайней мере, одна его рука была свободна и он отчаянно пытался распутать вторую, когда оказавшаяся относительно ветхой деревянная конструкция под тяжестью тела Бена полетела во тьму, проламывая попадающиеся на пути ветви. — Соло, помогите мне! — прошипел Хакс, пытаясь разглядеть Бена отвыкшими от темноты глазами и отчаянно шаря свободной рукой по мокрой земле. Бен был охвачен таким ужасом, что, не придави его распорки во время их падения, немедленно бросился бы бежать, не заботясь о дальнейшей судьбе своего спутника, однако Хаксу каким-то чудом удалось вцепиться мертвой хваткой в его запястье прежде, чем Бен успел сорваться с места. — Соло! Пожалуйста!.. Бен, наконец, сообразил, кто его держит, и, перестав вырываться, принялся распутывать веревки. Костры на покинутой поляне множились, и пламя их поднималось к самому небу. Поверить в отсутствие погони было выше сил Бена, поэтому, как только последняя петля спала, он схватил Хакса за руку и потащил в темноту, не разбирая дороги, проваливаясь в кажущуюся ледяной воду и спотыкаясь, лишь бы быть подальше от костров, рабов, своей матери и от охваченного языками пламени, мумифицированного, но все же такого узнаваемого тела его недавно усопшего учителя, мистера Дж. Сноука.