***
Цветок, вплетенный в ее волосы, источает едва уловимый аромат. Он поправляет ей прическу, припудренной кистью проходится по алебастровой коже, проверяет, насколько изящно и естественно легли руки у нее на коленях. Копфгальтер поддерживает ее голову в одном положении, не давая ей прийти в ненужное движение, которое может легко испортить снимок. Бен старается не смотреть в матовые, почти не запавшие глаза. Вздохнув, он дотрагивается до нежных век, пытаясь сомкнуть их. Он знает, что потом, когда первый этап работы над дагерротипом будет закончен, он сможет обработать серебряную пластину и дорисовать ей любой взгляд, что это будет проще сделать, если он сфотографирует ее с закрытыми глазами. Бен чувствует, как кожу на его пальцах щекочут затрепетавшие ресницы, как деформировался слой пудры на пришедшей в движение от улыбки щечке девушки. Бен не в силах оторвать руку, он замирает, чувствуя, как подрагивают длинные ресницы под его ладонью. Бену не страшно, но отвести пальцы и увидеть под ними все те же мертвые глаза было бы слишком невыносимо. Нежная улыбка сходит с уст девушки. Бен чувствует движение — теперь ресницы теснее прижаты, а она подается вперед. Тонкая шейка легко выскальзывает из держателя, оставившего на ней легкий красный след. Бен все еще держит руку на ее веках, когда ее губы смыкаются на его губах.***
Резко вздрогнув и распахнув глаза, Бен понял, что видит солнечный луч с танцующими в нем пылинками, пробившийся сквозь доски сарая. Он завертел головой, пытаясь разглядеть место, ставшее им с доктором кровом, но не увидел ничего интересного. Доски, солома, насест, с которого, возмущенно кудахтая, слетела пара куриц, когда Бен, неуклюже перекатившись на бок, попытался встать. Продрогшее за ночь тело не сразу его послушалось, движения были скованными и неловкими, а слишком низкий сарай не позволял распрямиться во весь рост. Вывалившись из небольшой двери наружу, Бен хрустнул плечами, разминая затекшую шею. Запах раскуриваемого табака и облачка полупрозрачного голубоватого дыма, вылетающие из-за угла, напомнили Бену, что он был не один. Заглянув за угол сарая, Бен обнаружил доктора Хакса, щурящегося в лучах утреннего солнца и с нескрываемым наслаждением выпускавшего в прохладный воздух клубы дыма. Бен уже было набрал в легкие пропахшего табаком воздуха, чтобы поздороваться, но онемел, внезапно вспомнив подробности прошедшей ночи. — И вам доброго утра, мистер Соло. — Хакс сделал очередную затяжку, сжимая стремительно уменьшающийся окурок между слегка подрагивающими пальцами. — Грязища тут невероятная, но, кажется, я узнаю местность. Бен моргнул, чувствуя, как краснеют охваченные жаром уши, неумолимо выдавая его смущение. — Вы так и будете стоять и пялиться? Бога ради, Соло, ваши манеры меня иногда пугают! Хакс не подавал ни малейших признаков дискомфорта, когда поднял на Бена свои светлые, почти прозрачные глаза. Обычный спесивый настрой не изменил ему и в этот раз — окинув оцепеневшего презрительным взглядом, доктор хмыкнул что-то себе под нос и отвернулся, видимо сочтя собеседника недостойным своего внимания. — До… доктор. Мистер Хакс, я так сожалею! Уверяю, что все произошедшее — результат каких-то дьявольских ритуалов, невольными участниками которых мы стали. Они… Они меня чем-то опоили, и я надеюсь, что не причинил вам вреда, когда… Бен чувствовал, что алеют у него уже не только уши, но и щеки, и, наверное, даже шея. Пожалуй, куда более важными и шокирующими для Бена были воспоминания об ужасной кровосмесительной связи его родных, но их, в отличие от доктора, сейчас не было рядом, а продолжать путь бок о бок Хаксом, не разъяснив событий вчерашней ночи, казалось совсем невыносимым. Хакс обернулся, высоко подняв брови, и, не мигая, смотрел на Бена, пока тот, заикаясь, дрожащим голосом просил прощенья, оправдывался и пытался всячески уверить доктора, что события прошлой ночи явились следствием демонического произвола. Когда Бен наконец замолчал, доктор сделал глубокую затяжку, глядя куда-то в пустоту, бросил окурок в ближайшую лужу и покачал головой: — Очень интересный случай. Мистер Соло, я приношу глубочайшие извинения за то, что отнесся без должного внимания к вашим жалобам на галлюцинации. Видимо, вы оказались действительно очень чувствительны к опиатам, даже несмотря на то, что я придерживался минимальных дозировок. — Хакс снова поднял на Бена глаза. — Пожалуй, нам следует как можно скорее добраться до нормального человеческого жилья, думаю, нормальный отдых и покой необходимы вам куда больше, чем вы сами это осознаете. — Доктор?.. Что вы хотите этим сказать? Бен не верил своим ушам. — Что у вас необычайно живое воображение, которое было явно простимулировано извне введенными мной препаратами. Хакс поднялся на ноги. — Но вы же не хотите сказать, что… Хакс, это было на самом деле, мне не могло такое привидеться! Смущение вдруг уступило место накатившей ярости, Бену хотелось кулаками разнести ветхий сарай при одной мысли о том, что доктор предположил, что сознание Бена могло породить столь болезненные фантазии. Однако ни набухшие вены на шее, ни яростно вздымающаяся грудь, ни раздутые ноздри на искаженном гримасой лице Бена, похоже, не произвели на доктора впечатления. — Ну разумеется, вы видели то, что видели, и, возможно, вам казалось, что вы действительно делали то, что делали. — Подбородок Хакса дернулся и пошел морщинками, когда он говорил, как будто он пытался подавить улыбку. — Нет абсолютно никакой вашей вины в том, что наши воспоминания не совпадают. — И в чем же, по-вашему, между ними разница? — прошипел Бен, ловя себя на мысли, что страстно желает поверить доктору, что шабаш ему только привиделся. — Мы полночи бродили по колено в воде, а потом вышли к этому месту и заночевали здесь. Вот и все наши приключения. — Хакс отряхнулся, брезгливо осматривая грязную одежду. — Мне, конечно, далеко до экстравагантности ваших мыслей, Бен, но осуждать вас — это за пределами моей профессиональной этики. Я бы, напротив, хотел подробнее изучить ваш случай, как только мы доберемся до цивилизации. С вашего позволения. Не нашедший в себе сил ответить Бен опустил глаза и молча кивнул, когда Хакс, утопая по щиколотку в блестящей на солнце воде, прошел мимо него. — Как я уже говорил, при свете солнца я узнал местность. Здесь недалеко живет мой давний знакомый. Если поторопимся, то к обеду доберемся до поместья мистера Дэмерона; уверен, что он не откажет ни в крове, ни в помощи.