Мышонок

13.11 Акира зашёл в «Тратторию» и бегло осмотрел огромный зал. Народу было мало, как и всегда в это время — замечательно. Лишние глаза и уши ему совсем не нужны, и лучше бы сесть в уголке, подальше от людей, чтобы никто им с отцом не мешал. Что до отца… он ещё не объявился. Юноша посмотрел на циферблат наручных часов — он пришёл раньше на почти десять минут. Так… есть немного времени подготовиться морально. «Перед смертью не надышишься», — удивительно, что в этом, близком к предынфарктному, состоянии Сузуки сохранил способность иронизировать. Блондин сел за самым дальним столиком, к нему тут же порхнула услужливая миниатюрная официантка, с дежурной улыбкой предложив меню. Аки натянуто улыбнулся в ответ и забрал меню, хотя есть ему абсолютно не хотелось. Он механически перелистывал матовые страницы, читал названия итальянских блюд и пицц, но одна лишь мысль о еде заставляла желудок ныть, к горлу подкатывала лёгкая тошнота. Последствия сильнейшего стресса, как они есть. Акира не помнил, когда он в последний раз так нервничал. Он глянул на свои предплечья — те пошли красными пятнами. Супер… этого-то ему не хватало. Сузуки расстегнул пуговицы, удерживающие рукава в закатанном виде, и опустил ткань рубашки до запястий. Сгодится… главное, чтобы пятнами не покрылись лицо и шея. Их уже ничем нельзя будет закрыть. — Я могу принять Ваш заказ? — рядом материализовалась всё та же официантка. — Холодный чай с мятой и вишней, пожалуйста. — Сию минуту. С мятой… ну да. Где-то Аки слышал, что чай с мятой успокаивает, но поможет ли он при зашкаливающей концентрации нервного напряжения, или будет, как слону дробина? — Здравствуй, Аки. Молодой человек вскинул голову, встречаясь взглядом с мужчиной, которого по незнанию можно было принять за его старшего брата — так они были похожи. Несмотря на бешеный темп жизни и перегруженный рабочий график, Сузуки-сан прекрасно сохранился — высок, моложав и подтянут. «Наверно, это хорошо, что я похож на отца, а не на… мать.» — Привет. Спасибо, — поблагодарил Акира официантку, принёсшую чай. — Принесите двойной эспрессо без сахара, будьте добры, — обратился Такео к девушке, и та, кивнув, удалилась. — Итак, я здесь, — мужчина кашлянул, одёрнул полы идеально выглаженного пиджака и сел напротив сына. — О чём ты хотел поговорить? «Какой правильный вопрос», — подумал Акира, ощутив нарастающую панику. И в самом деле… с чего ему следует начать? А чай с мятой явно будет бесполезен. — Наверно, о том, что мы никогда не говорили. По-настоящему, — блондин уткнулся в свой стакан. — Я пока не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — Такео сложил на стол руки и сцепил пальцы в замок. — Точно, — Аки поднял указательный палец. — А почему не понимаешь? Может, потому, что ничего не знаешь обо мне? Кроме, разумеется, того, что меня зовут Акира, я ношу твою фамилию, а в документах я указан, как твой сын. — Ты преувеличиваешь. — Да ну? — Акира ощутил секундную вспышку гнева. — То есть что-то из сказанного мной не соответствует действительности? Или ты и о такой мелочи забыл? А знаешь, в чём беда, отец? — он не давал Сузуки-старшему и секунды на передышку, плотина вот-вот рухнет, и волна отчаянной ярости поглотит его. — В том, что и я о тебе знаю не больше. Это правильно, по-твоему? Не задумывался? Такео неотрывно смотрел на сына, слушая его срывающийся голос. Пальцы Аки так крепко сжались вокруг стакана, что, казалось, ещё чуть-чуть — и несчастное стекло треснет. Сузуки-сан выглядел спокойным по сравнению с ним, ни единой тени тревоги не пробежало по его лицу. Неизвестно, сколько они просидели так. Акира — глядя куда-то в центр стола, про себя умоляя сердце сбавить обороты, Такео — глядя на сына. Молчание разбила официантка, поставив перед мужчиной кофе. — Прошу! — Спасибо, — он коснулся было ручки миниатюрной чашечки… но опустил руку обратно на стол. Мираж былой невозмутимости развеялся, меж бровей Сузуки-сана залегла продольная морщина, челюсти сжались, выдав его напряжение. — Нет, я серьёзно, — саркастично усмехнулся Акира, и отец вздрогнул от звука его голоса — этот голос был чужим. — Что ещё ты можешь обо мне сказать? Например, когда у меня День Рождения без подглядывания в органайзер или напоминания твоей секретарши? — Акира, это уже слишком. — Неужели? Ну так скажи. Говори, — с нажимом процедил он, гнев стремительно отравлял кровь. — Двадцать… девятое апреля. — Мимо. Двадцать седьмое мая. Поразительно, а я вот помню, когда у тебя День Рождения. Девятое ноября, тебе будет сорок один. Счёт один — ноль в мою пользу. Не буду спрашивать, сколько через месяц исполнится мне. — Двадцать три. — Ты смотри-ка, один — один. — Аки, я… — Такео отодвинул кофе и вздохнул. — Не думаю, что я имею право говорить о том, что понимаю, почему ты зол на меня. Но скажи мне… что ты хочешь услышать? Я слушаю тебя, но не знаю, что я должен сделать. — Было бы странно, если бы ты знал. Я от себя такого выверта не ожидал, — безрадостно усмехнулся блондин. — Но я пригласил тебя сюда, потому что знаю, что не выдержу больше. Я не хочу, чтобы это продолжалось, понимаешь? — Что — «это»? — осторожно уточнил Сузуки-сан. — У меня с детства было всё. Крыша над головой, игрушки, достойное образование… А вот семьи не было, — прошипел Акира, в глубине его взгляда бурлила чёрная обида, что переплеталась с печалью. — Про свою досточтимую родительницу я молчу, её нельзя назвать матерью. Бабушка была единственной, кто заботился обо мне — и её давно нет рядом. А где был ты, отец? Где ты был, когда я хотел показать тебе свои детские рисунки или похвастаться оценками в школе? Или когда сам собрал ту модель самолёта, когда мне было восемь? Он, кстати, до сих пор стоит на зеркале в моей комнате, ты не замечал? Ты был на моём выпускном вечере в школе, когда я так ждал тебя? И долго ждал, ты в курсе? А на моём посвящении в студенты? Хотя… чего я спрашиваю? Ты… — Ты прав. — Что? — Акиру как пыльным мешком огрели. Красная пелена спала с глаз, он наконец-то посмотрел на отца, и ему почудилось, что Такео постарел на десять лет. Его побледневшее лицо более не скрывала маска безразличия. Спина ссутулилась, грудь распирали глубокие скорбные вздохи, он был вынужден ослабить узел галстука на шее. Акира непонимающе моргал — почему отец перебил его? И что значит это «ты прав»? — Ты прав, — повторил Такео. — Я ничего о тебе не знаю. Ничего… И не было бы дня, чтобы я не казнил себя за это. Иногда я думаю, что у меня есть всё, что я всё умею, мне всё по силам. Но потом вспоминаю, что за двадцать три года так и не научился быть отцом своему единственному сыну, и всё летит к чёрту. Ты звонишь мне, мы обмениваемся парой общих фраз, я слышу твой голос и… врезаюсь в тупик. Будто «привет, у тебя всё нормально?» — единственное, что у нас есть, и мы живём только для того, чтобы раз в неделю созвониться и спросить, всё ли нормально. Акира сидел ни жив ни мёртв. Его парализовало, шок охватил юношу со всех сторон, сжал в свои беспощадные тиски, накрепко запечатав губы и не давая даже пикнуть. Отец словно читал его мысли, говорил о том, о чём хотел бы рассказать и Аки. Он никогда не видел Сузуки-старшего таким… подавленным. Разбитым. Он впервые наблюдал эмоции на лице отца, видел их в его глазах, слышал в низком, тихом голосе. Впервые отец был похож не на бездушного робота, а на человека. Живого, настоящего. — Ты прав — я не замечал тот самолёт в твоей комнате, не помню ни одного твоего рисунка. Не помню, как ты учился в школе. Что моё время съедает работа, и работа — это всё, что я знал в своей жизни. Но… ты не прав в другом. Акира давно забыл про чай, кофе Такео остыл. — Ну и в чём же? — хрипло спросил Аки и сжал дрожащие ладони коленями. — Ты не был нежеланным. Я не могу говорить за Мотоко, но за себя скажу. Я ждал твоего рождения. — Мотоко… — Акира нахмурился и покачал головой, почувствовав боль в висках, стоило отцу произнести это имя. — Твоя мать. Я не удивлён, что ты не помнишь её имени. Я тоже… начинаю забывать, — Такео вздохнул. — Я не рассказывал тебе, но, может, пора… — мужчина сжал одну ладонь в кулак, пытаясь совладать с эмоциями. — Когда мы поженились, Мотоко была на третьем месяце беременности. Прошло две недели со свадьбы. В ту ночь я проснулся от шороха в прихожей, подумал, что в дом кто-то забрался, но увидел, что половина кровати Мотоко пуста. Я вышел в коридор, а она прятала в свою сумочку конверт с деньгами, которые накануне передал её отец — свадебный подарок. Я спросил, куда она собралась в такое время и зачем ей деньги. Она и не думала увиливать… в лоб сказала, что этот брак и ребёнок не нужен ни ей, ни мне, и мучиться нам обоим ни к чему. Она собиралась уехать к подруге, а днём лечь в клинику и сделать аборт, отцу она потом сказала бы, что случился выкидыш, и мне даже ничего делать не придётся. — Что ты сказал ей? — по виску Аки сбежала капля пота, горло стиснул спазм. — Понятия не имею, что на меня нашло после её слов… — усмехнулся отец. — На минуту всё как в тумане исчезло. А когда я очнулся, то понял, что Мотоко кричит на меня, а в моей руке зажат конверт с деньгами. Я сказал ей, что деньги она не получит. Что она будет рожать, и моего ребёнка она не тронет. Я просто… я просто не мог позволить ей сделать это. Акира молчал. — Я понимал, что рискую. Потому что кто я — и кто её отец, и что он может сделать за то, что я себе позволил. Мотоко пошла ва-банк, утром позвонила отцу и попросила разрешения на подаренные деньги сделать аборт. Она специально пришла с телефоном в гостиную, где сидел и я, чтобы я всё слышал. Никогда не забуду её глаза в тот момент… ну, хотя бы в чём-то мы с тестем оказались солидарны, правда, мотивы наши были разными. Он отказал ей, ибо её гулянки стали слишком дорого ему обходиться. А я запретил ей делать аборт, потому что чувствовал свою ответственность за тебя, пусть до твоего рождения и было целых полгода. Я не мог объяснить, почему, но я боялся потерять тебя. И тогда я решил, что не позволю себе зависеть от кого бы то ни было, и подачки отца жены мне не нужны. Я устроился в банк и… с того дня перестал принадлежать себе. — Отец… — Незадолго до нашего развода я думал, что жизнь хоть сколько-то устаканилась. Я занимал одну из ведущих должностей, всего добился сам, у меня были дом и машина. Мотоко гуляла направо и налево, но мне было плевать, я закрыл глаза на её похождения без каких-либо эмоций, она была чужой женщиной, которая живёт в моём доме, не более. Для меня было главным, что ты растёшь здоровым и ни в чём не нуждаешься. Но, когда тебе исполнилось четыре года, она ушла. Сбежала, не оставив никаких зацепок. — Я помню этот день, — голос Акиры дрожал, глаза щипало. — Она говорила, что уезжает отдыхать, и ты повёз меня в кафе-мороженое. — Да. Через несколько дней её папаша заявился ко мне. Слава богам, я отправил тебя к бабушке, и ты не видел этого. Он приехал в сопровождении своих юристов, пытался запугать меня, чтобы я во всём сознался, будто держу свою жену неизвестно где, ведь он абсолютно точно знает, что мы с ней никогда не ладили, и у меня были все причины расправиться с ней. Он нёс полный бред, угрожал судом, говорил, что меня лишат родительских прав, и он заберёт тебя к себе. — Но почему, пап… почему ты никогда не рассказывал мне об этом? — Как будто тебе и так не досталось… — Такео сомкнул губы и сделал, наконец, глоток кофе, чтобы немного встряхнуться. — Наверно, я только сейчас созрел для этого, а ты имеешь право знать. Когда отец Мотоко ушёл, я был в ярости. Я позвонил твоей бабушке и попросил, чтобы ты побыл у неё ещё немного. Рассказал ей вкратце, что случилось, и мама пообещала молчать. В конце концов… ты недавно потерял мать, и ты сильно переживал. Я не хотел травмировать тебя ещё больше. А дальше… я догадывался, что мой бесценный тесть не бросает слов на ветер, и он действительно попытается отнять тебя у меня. Я решил действовать первым. Собрал свидетелей и всю необходимую информацию, ночами штудировал наше законодательство, чтобы знать, какие козыри на руках есть у меня. Нанял одного из лучших в городе адвоката. Тогда-то ко мне и пожаловали приставы. — То есть… был суд? — И не один. Я не спал сутками, созванивался с адвокатом по несколько раз в день. — Бабушка Кио сказала мне, что ты улетел в командировку, поэтому я буду гостить у неё. — Да, да, — закивал мужчина, — я попросил маму передать это тебе. — А дальше? — У твоего дедули ничего на меня не было, как бы ни старались его юристишки, не было свидетелей, которые могли бы дать показания против меня. Зато у меня были свидетели — и они подтвердили, что твоя мать не выполняла своих прямых материнских обязанностей. Многое рассказали соседи и две наши домработницы. Глава банка и коллеги дали мне безупречную характеристику с рабочего места. А под конец полиции удалось отыскать Мотоко. Если до суда мне не было никакого дела до того, куда и с кем она уехала, то после угроз её папаши я сразу подал заявление на розыск. — Ками… — Детективы отрыли запись её вызова, в день отъезда она звонила с моего телефона в такси — в службе заказа назвали начальный и конечный адрес. Крошка за крошкой — и полиция нашла Мотоко за пару дней. Весьма забавное было зрелище — Мотоко совершенно не понимала, из-за чего весь сыр-бор, слишком много было доводов далеко не в пользу её и её отца. Суд быстро принял решение закрыть дело, лишить Мотоко родительских прав, а твоему деду запретили приближаться к тебе. И на десерт — мне в зале суда вручили свидетельство о расторжении брака. Я отвоевал тебя, потому что ты мой сын, и я никому бы тебя не отдал. Отцу Мотоко не помогли ни его хвалёные юристы, ни деньги. Значит, в этом мире есть справедливость… Из груди Акиры вырвался первый всхлип. Он сидел, низко опустив голову. — Я не научился быть тем отцом, которого ты хотел видеть, и мне жаль. Но ведь и мне… было не у кого учиться. А потом — некогда. Я понимал, что делал что-то неправильно. Я работал, чтобы обрести твёрдую почву под ногами, чтобы обеспечить нас с тобой всем необходимым. Но получилось так, что… есть всё и нет ничего. Я виноват и признаю это. Прости, Аки. Акира настолько крепко стиснул ладони, что те заныли. По щекам скатились слёзы, он дрожал, сдерживая рвущие грудь рыдания. Но ему не было больно… это было что-то другое. Какое-то иное чувство, чей тёплый свет вспыхнул в глубине души, прогоняя обиды и черноту затаённой боли. Его лучи достигали сердца, бесследно стирая с него старые рубцы. Отец никогда не бросал его… он был готов послать к дьяволу весь мир, лишь бы защитить своего сына. Семья матери не оставила ему иного выбора — Такео был вынужден забыть о беззаботной юности и стать жёстче, сильнее, чтобы ни от кого не зависеть. И это в восемнадцать лет… а когда начались судебные тяжбы с отцом матери, ему было всего двадцать три. Двадцать три! Он был ровесником Акиры! Но что сейчас делает Аки — и с чем пришлось столкнуться его отцу в двадцать три года? Блондин прикрыл глаза и представил, что чувствовал отец… бессонные ночи, страх за своё единственное дитя, нескончаемая череда суматошных дней — полиция, адвокаты, угрозы, ни секунды покоя… выдержал ли бы это испытание Акира? А его отец выдержал. Не сломался. Закрыл маленького Аки от ударов и новой волны боли, приняв её на себя. Его сердце не ожесточилось, не зачерствело. Он всего лишь не знал, как говорить о своих чувствах, и что с ними делать… но сегодня сделал первый шаг. Вот почему Акира безмолвно сидел и глотал слёзы, ощущая, как что-то невидимое исцеляет его изнутри. Диван справа от Аки прогнулся — отец сел рядом и неловко обнял юношу за плечи, прижав его к груди. Что подумают остальные посетители «Траттории»… да не важно. Всё теперь не важно. — Я помню, что ты… — Акира всхлипнул. — Сидел со мной по ночам, когда я простывал и просыпался от кашля. — Да, сын. Я тоже помню. — Мои рисунки до сих пор хранятся у меня. — И где же? — В выдвижном ящике для постельного белья, под… — ещё один всхлип. — Подушкой. Там альбом. — И ты не будешь против, если я возьму его оттуда? — Нет… — Хорошо. Я всё обязательно посмотрю. А вообще… — Такео погладил сына по плечу. — Открытки, которые ты рисовал для меня на Дни Рождения, я тоже храню. — Правда? — Правда. В сейфе, в моём кабинете, дома. Видишь, кажется, я… не так уж безнадёжен. — Если бы я знал о том, что ты рассказал, раньше… — Я слишком долго боялся за тебя. Не хотел, чтобы ты сомневался в том, что ты в безопасности. И я вижу, к чему это привело… прости. Мой Аки уже давно не маленький, — Сузуки-сан поднял руку, проведя ладонью по светлым волосам Акиры. — Может, ещё не слишком поздно всё исправить… ты только не бери пример со своего старика-отца, я — так себе пример для подражания, — улыбнулся Такео. — Вряд ли я смогу найти лучший пример для подражания, — возразил Аки. — Честно… Может, этого отец и боялся? Что, если он отпустит истинные чувства к Акире на волю, то даст слабину, и его старания выковать и закалить себя полетят прахом? И все эти годы ему до слёз хотелось обнять Аки, сказать ему, как он любит его, потому что это правда… только любящий отец мог с таким рвением драться за спокойствие и неприкосновенность своего сына. — Ты хоть ел сегодня? — Такео легко похлопал юношу по спине. — Твой живот целые рулады выводит. — Утром… немного. — Знаешь, — Сузуки-сан посмотрел на дисплей своего телефона, проверяя время, — собеседование с моим будущим замом — вещь важная, но, полагаю, этот кадр потерпит, если я чуть опоздаю. Я всё-таки глава банка, мне можно всё. Хочешь, закажем самую большую пиццу? Одним чаем ты сыт не будешь. *** 18.29 Така давно переделал всё, что задали его группе — написал сочинение, письменно ответил на вопросы в конце главы учебника по риторике и культуре речи, даже примеры по статистике перерешал. Что-то подхлёстывало его действовать быстрее, он не помнил, когда в последний раз работал с таким рвением. Хотя… почему «что-то»? Акира прислал сообщение, в котором предупредил, что едет на встречу с отцом, пять часов назад. Юноша нервно поглядывал на свой телефон… всё ли нормально у Сузуки? Чем закончилась встреча с его отцом? Почему он ничего не пишет? Матсумото несколько раз порывался позвонить ему, но одёргивал себя. Может, ничего страшного не случилось, просто Аки нужно немного времени, чтобы переварить случившееся? Или они всё ещё сидят где-нибудь, и их беседа затянулась… Аки упоминал, что хочет увидеться с Сузуки-старшим на нейтральной территории. Но если и так — это не умаляло беспокойства Таканори за него. И мама была права… он и впрямь мало о ком станет так тревожиться. До этого лишь три человека удостаивались подобного внимания — мать, тётя и Юта. Теперь их трио разбавил самый наглый блондин на планете… Таканори не заметил, как, когда и почему это произошло. Он со вздохом поднялся с табурета, поморщившись от хруста в позвоночнике и шее. Он просидел достаточно долго, чтобы спина успела основательно задеревенеть. Шипя и ворча, юноша двинулся на кухню. Юта не составит ему компанию за ужином — брат отправился к своему сокурснику, вроде, на их сходке будут и другие ребята из его группы. Они должны подготовить презентацию от своего факультета для грядущей конференции. Така разогрел рыбу, рис, полил блюдо соевым соусом и вернулся в гостиную. Он взял телефон и открыл раздел сообщений. «Когда будешь-то, великий лингвист? Мне тебя ждать или…?», — он отправил послание Ютаке. «Мы тут надолго, вернусь не раньше одиннадцати. Ложись без меня, ключи я взял.» «Хорошо. Удачи.» — Скукотища-а-а-а… — зевнул Матсумото, перемешивая рис с соусом. — Брат бросил, Аки бросил, все бросили… Едва он принялся за рыбу, как телефон ожил. Посмотрев на высветившийся номер, Така заработал челюстями быстрее и порывисто схватил телефон. — Вот чёрт! — пыхтел он, с трудом проглатывая рыбу. — Да? — Привет, Така. Акира… так. Что с голосом? Кажется, спокоен… это или очень хорошо, или очень плохо. — Привет, — отозвался Таканори и отодвинул тарелку. — Тебя долго не было. — Да, знаю. Ты ждал моего звонка? — Ну, знаешь ли, — заворчал Матсумото, стуча пальцами по столешнице. — Это я уговорил тебя встретиться с отцом, мало ли, что там у вас стряслось. Если бы ты не позвонил в течение часа, я бы сам тебя набрал. — Кто бы мог подумать, вредный Така беспокоится обо мне. — Договоришься, Сузуки, — прорычал Таканори, залившись краской. Слава Ками, Аки этого не видит! Уж очень Така не любил, когда ему прямо указывали на его слабости. — Ладно, не кипятись, — примирительно произнёс блондин. — У нас всё… хорошо. — Как-то не внушает доверия эта пауза. — Я серьёзно. И… я устал. Не знаю, почему, — усмехнулся Акира. — Но чувствую себя наизнанку вывернутым. — Тебе плохо? — Нет. Не физически, по крайней мере. — А морально? — С этим сложнее, но… нет. Это что-то… другое. Матсумото промолчал. Акира утверждал, что всё относительно нормально, но Таке хотелось убедиться в этом лично — увидеть его, посмотреть ему в глаза, чтобы прочитать в них всё, о чём блондин молчит, что не может донести словами. — Где ты сейчас? — Така закрыл глаза и сделал глубокий вдох. — Или ты хочешь отдохнуть? — опомнился он. — Я был бы рад увидеться с тобой. Таканори зажмурился, ощутив, что вновь краснеет. В памяти ожил их поцелуй утром. — Ну, раз так… я мог бы снова вытащить тебя к себе. — А Ютака? — опешил Сузуки. — Временно отсутствует, будет поздно. — Хм… ладно. В случае чего, сбегу через окно. — Едва ли в этом будет необходимость. Ты правда сможешь прийти? Не хочу дёргать тебя, если ты устал. — Буду через четверть часа максимум, — Аки сбросил вызов. Наверняка ему есть о чём рассказать Таке, но пока он отделался скупым «у нас всё хорошо». Шустро проглотив подстывший ужин, Матсумото умчался на кухню. Надо придумать, чем встретить Аки, если тот будет голоден. *** 18.51 — Семнадцать минут, — выдал Таканори вместо приветствия, стоило Сузуки переступить порог. — Что, прости? — блондин непонимающе вскинул бровь. — Ты сказал, что будешь через четверть часа максимум, пятнадцать минут. А прошло семнадцать. Наврал, — юноша отошёл дальше в коридор. — Наврал, каюсь. — Есть хочешь? — Да не сказать… — Акира сбился, зайдя следом за Такой на кухню. — А чем пахнет? Чем-то вкусным… — Корова. Говядина, — важно пояснил Матсумото и взял деревянную лопатку, чтобы перемешать скворчащее на сковороде мясо. — Нарезал кубиками поменьше — сготовится быстрее. — Тогда я хочу есть. Ты уверен насчёт Юты? Не хотелось бы устраивать ему такой сюрприз. — Уверен. Он будет не раньше одиннадцати, и ты успеешь вернуться в общежитие до закрытия. Кофе? — Таканори накрыл сковороду крышкой. — Да. Может, перестану чувствовать себя заливным. Я сам могу сделать, — Акира подошёл было к кофеварке, но на его грудь легла ладонь Таки, останавливая. — Сядь, — Матсумото задержал руку на груди блондина. — Раз ты заливное и тебе сегодня досталось, то лучше сиди. — Я заливное, но я не немощный, — Акира улыбнулся и бережно сомкнул пальцы вокруг тонкого запястья. — Не волнуйся, на ногах я ещё держусь. — Я и не волнуюсь. — Ага, ага. Така поднял голову, уловив хитро-насмешливые нотки в его голосе. Опять Сузуки за своё… конечно, Така волнуется за него! Но зачем столь наглым образом указывать на это?! Акира не торопился отпускать его запястье, а Таканори чувствовал, какие холодные у него пальцы. Сузуки внимательно рассматривал его лицо… настороженный взгляд приятно-карих глаз, едва заметный налёт румянца на скулах. Такой хрупкий… — Злишься, мышонок? — Аки наклонился к нему и убрал волосы с лица. — У тебя руки холодные, — Матсумото пропустил этот вопрос, однако не ощутил привычного раздражения в ответ на своё старое прозвище. Из уст Аки оно прозвучало совсем по-другому… Мягко. Почти ласково. Без единой тени насмешки… — Надо полагать, — Акира отпустил его руку и взял стеклянный кувшин кофеварки. — За день я ни разу не зашёл в общежитие. — Хочешь сказать, ты всё это время провёл на улице? С того момента, как мы вышли от меня? — удивился Таканори, радуясь про себя, что они сменили тему. — Не-а, — крепкий кофе наполнял кружку. — Я три часа провёл в «Траттории» с отцом. — Ну так и… к чему вы пришли? — К чему… — Сузуки добавил сахар, медленно перемешивая его. Он и правда устал… Таканори терпеливо ждал, когда блондин соберётся с мыслями. Он видел, что воспоминания Акиры о минувшем дне до сих пор не утряслись, продолжая обуревать его сознание. И торопиться им некуда… — Если ты не хочешь говорить, я не настаиваю, — тихо проговорил Матсумото. В конце концов, это их с отцом дело, а его любопытство может показаться бестактным. — Я просто думаю, с чего начать, — Аки покачал головой. — Похоже, сегодня мы с папой сказали сегодня друг другу больше, чем за всю жизнь. — Но вы ведь не поругались? — Нет. Сузуки отошёл и присел на край обеденного стола. — Я считал, что знал об отце всё, и он уже сотню лет назад рассказал мне всё о себе и о моей семье… а оказалось, я не знал и сотой части правды. — Что, например? — Таканори перевёл плиту на медленный огонь и подошёл к столу, выдвинув стул и усевшись рядом с Аки. — Я не знал, что папа судился с дедом, отцом моей матери. — Как? — глаза Таки расширились. — Из-за чего? — Из-за меня, — усмехнулся блондин. — Это случилось через неделю после того, как мать ушла от нас. Дедуля вознамерился забрать меня у отца и бабушки, обвинял его, что он что-то сделал с матерью — она никому не оставила своих контактов, когда уехала. Боюсь вообразить, что бы со мной стало, если бы он добился своего. — Господи… — Отец отправил меня к бабушке, я помню, она говорила мне, что папа улетел в командировку и попросил присмотреть за мной. Бабушка молчала… до сегодняшнего дня я ничего не знал о том суде. Их разбирательства длились три недели. — Как я понимаю, суд в итоге принял сторону Сузуки-сана? — И как отец вынес это… — Акира поднял взгляд к потолку. — Двинутая на всю голову шлюха-жена, которая пять лет отравляла ему жизнь, её не менее чокнутый папенька… — Но отец защитил тебя, не отдал им, разве это не лучшее доказательство того, что он… любит тебя? Сузуки кивнул, и Таке показалось, что его глаза блеснули в электрическом свете. Или не показалось? — Я думал, что открытки, которые я рисовал в детстве на праздники, отец выбрасывал. Но он хранит их в своём сейфе дома. Даже показать пообещал… любопытно будет взглянуть на мои каракули. Я давно не видел их… Акира притих, почувствовав тёплую ладонь Таки на своём предплечье. Таканори не знал, как ещё он может поддержать Аки — он никогда не был хорош в выражении своих чувств посредством слов. Он не смотрел на Акиру, но простое прикосновение передало Таке его эмоции. Аки не был подавлен, нет. Не разочарован, не опустошён. Возможно, так чувствует себя человек, когда старая рана перестала кровоточить, затянулась и перестала ныть. Когда после страданий и непрекращающейся сутками боли наступает долгожданное облегчение, а вместе с ним накатывает и слабость. Выходит… у них с отцом действительно всё наладится? Матсумото прислушался к себе… что он хотел бы и мог сделать для Аки? Он встал, подошёл к Сузуки вплотную, колени сидящего на столе блондина прижались к его бёдрам. — Эм… что? — смутился Акира, и Така увидел, что глаза его чуть красные. Он плакал? — Ничего. Привстав на носки, Таканори медленно, словно опасаясь, что Аки оттолкнёт его, поднял руки и обвил ими шею застывшего Сузуки. — Я рад за тебя, — шёпотом произнёс он, обнимая Акиру и кладя подбородок на его плечо. Сузуки растерянно моргнул, но обнял его в ответ. Как же он не привык к… такому. К настоящему человеческому теплу, когда и без самых красивых слов можно ощутить, что ты кому-то важен, и этот кто-то по-настоящему переживает за тебя. — Спасибо… без тебя я бы не решился, — блондин осторожно привлёк к себе Таку. — Я лишь дал совет. Дальше всё зависело только от тебя. — Но чтобы это зависело от меня, мне был нужен пинок. — Хотя бы здесь не спорь со мной. — Кто бы говорил, — Акира прижался щекой к волосам Таканори. Именно в эту минуту, когда Матсумото обнимал его, безмолвно поддерживая и забирая тяжесть с часто-часто бьющегося сердца, Аки понял кое-что. В тот день, когда они познакомились в душном зале университетской библиотеки, Така бесцеремонно вторгся в привычный уклад жизни блондина, спутал все его планы, нарушил ход мыслей, что много лет шли по накатанной. Поначалу это вызвало безмерное удивление, досаду — возможно ли, что какой-то невзрачный мальчишка не подчиняется никаким сценариям, смеет диктовать свои условия, не соответствует ожиданиям? Он посмел бросить Акире вызов, а Акира и не заметил, как попался в расставленные сети. И что он делает сейчас? Вот уже две недели не может думать ни о бессонных и шумных ночах с друзьями, ни о том, что раньше было верным источником плотского удовольствия — в его голове прочно засел тот самый мальчишка, заставив Сузуки возвращаться к нему снова и снова. И если бы он делал это намеренно, но нет. Таканори всего-то был обычным, земным, настоящим. Серьёзным и строгим, но искренним и всей душой преданным тем, кем он дорожил. В нём не было фальши. Он был маленьким и хрупким, точно беззащитный мышонок, но внешность его оказалась обманчивой. Акира ощущал силу его взгляда, слышал затаённую в голосе сталь — этот мышонок умеет за себя постоять. А когда Таканори раскрылся перед ним, доверив свои переживания, позволив прикоснуться к себе и забрать первый поцелуй, всё, что почувствовал Сузуки, это свою вину перед ним. Что с того, что он не стал преследовать прежние цели, отказался ломать волю Таки? Но он хотел это сделать, с этим он изначально пришёл к Матсумото. И это по-прежнему не давало ему покоя. Вроде, люди зовут это совестью… очередное малознакомое слово, но Акира чуял, что скоро он познакомится с ним поближе. — У тебя мясо не подгорит? — тихо засмеялся Аки. — Исключено. Но перемешать надо бы, — Таканори отстранился, не поднимая смущённого взгляда на блондина. — Как дела у твоей мамы? — спросил Сузуки после непродолжительной паузы. — Она стала намного лучше выглядеть. И чувствует себя лучше. Даже… помолодела, — Матсумото непонятно зачем помешивал мясо — с их будущим ужином не случилось ничего страшного. Сделать что-то привычно-обыденное, как ритуал для возвращения контроля над собственными эмоциями… — Здорово, — кивнул Аки. — И всё-таки, ты уверен, что я не буду лишним послезавтра? — Вот заладил, — фыркнул Така и развернулся к нему. — Не будешь. Я уже сказал маме, что мы приедем вместе. — Серьёзно? — блондин поставил кружку с кофе обратно на стол, изумлённо уставившись на юношу. — Что она ответила? — Что ей было бы интересно познакомиться с тобой — её слова в точности. И она правда помнит тебя. — Что ж… надеюсь, я её не разочарую. — Не разочаруешь, поверь.