Освободи меня

             Солнце. Слишком яркое. Слишком горячее. Слишком невыносимое. Не привыкшему к его свету арахниду оно приносило дискомфорт. Хотелось на всех парах умчаться обратно в свою пещеру. В самый тёмный угол, где прохладно и уютно. И это отвратительное солнце не будет с такой силой бить по чувствительным глазам, веки которых приходится максимально сближать, чтобы хоть как-то избежать света.       Иногда арахнид покидал пещеру, чтобы посидеть под солнечными лучами. Но это было очень редко, да и от пещер он далеко не отходил. Так что в любой момент мог юркнуть обратно. Они охотились по ночам, днём предпочитая отсыпаться. А те, кто сообразительнее, хитрее и… слабее, пока большая часть спит, успевают выдирать глотки или обидчикам, или самым сильным. Арахнид усмехнулся: он и сам не раз становился жертвой таких выпадов, но, как можно догадаться, всегда выходил из них победителем.       Он медленно брёл по лесу в направлении деревни. Туда, куда сбежал застукавший их за спариванием человек. Полюбившийся мальчишка, посапывая с блаженным выражением лица, под защитой одного из его пауков, остался позади. Было интересно, на что люди готовы пойти, чтобы защитить себя? Задним умом он понимал, что лучше дождаться ночи, когда преимущество будет на его стороне, когда солнце не будет слепить, и его манёвренность повысится. Но ему было… не так скучно, как до знакомства с мальчишкой, но всё же хотелось каких-то действий. Спаривание его не утомило, как мальчика, наоборот, оно заставило его кровь вскипеть. Внутри просыпалось забытое чувство азарта.       За его спиной вышагивало несколько огромных, покрытых чёрным панцирем пауков. Лишённые разума и движимые инстинктами, они во всём подчинялись арахниду-стражу, чувствуя его превосходство над собой. Чувствуя его силу. И им так же не нравился день, как и арахниду. Ещё даже в большей степени, что подстёгивало их на большую агрессию.       Благодаря сотням мелких паучков, арахнид прекрасно видел всю деревню. Они разбежались по всем домам, постройкам и огородам. Арахнид, с помощью их более привычных к свету глаз, видел каждого мужчину, каждую женщину, старика и ребёнка. Он видел всех. И от всех он чуял темноту. В мальчишке он её тоже чуял, но у него она была несколько иного рода. Его развращённость и тяга к подобным арахниду забавляла. Арахнид не смог сдержать улыбки — мальчик его освобождал от оков скуки, постепенно развеивая её.       Не дайте никому уйти.       По велению мысли своего командира, гигантские пауки начали шустро расползаться в разные стороны с намерением взять деревушку в кольцо. С первыми лучами солнца в деревне начиналось шевеление. Арахнид видел, как люди занимаются делами по хозяйству. А ещё он видел того самого парнишку, который убежал и который сейчас пытался что-то втолковывать старосте, а тот стоит и смотрит на него как на дурака.       Вы возжелали смерти невинному мальчику. Будет интересно посмотреть на вас в бою.       Арахнид усмехнулся, на мгновение замер в нескольких метрах от хлипкой калитки, за которой начиналась деревня. Высунув язык, он провёл им по губам, чувствуя вкус от поцелуев мальчишки. Тихо зашипев, он сдвинулся с места, просто снёс калитку, раскрошив её в щепки. В один прыжок оказался на крыше ближайшего дома. Ноги то и дело проваливались, ломая доски. Он отчётливо слышал, как заорали в доме женщины, поминая каких-то там демонов. Они выбежали на улицу и, увидев «демона», заголосили ещё громче.       Арахнид прищурился, разглядывая человеческих самок. Вон та, что с краю… как прытко бежит. Часто била мальчишку. Его мальчишку. За то, что сирота? За то, что думал не как все.       Такой смешной.       Открыв рот, арахнид что есть силы зашипел. На его шипение отозвались десятки различных пауков. А после деревню заполнили панические вопли людей. В страхе они метались по всей деревне в попытках спрятаться от паучьего гнева: в домах, на чердаках и погребах. Но тщетно — пауки доставали их отовсюду.       Арахнид еле как выбрался из западни крыши, которая, проламываясь сильнее, чуть не погребла его под досками. Хотя он был уверен, что и пол чердака его бы не выдержал. Оказавшись на земле, тихо фыркнул, смотря, как кто-то пытается дать отпор. Арахнид считал это глупой тратой времени. Где-то женщина умоляла не трогать её и детей.       Забавно. Когда он умолял тебя не бить его — ты не слушала…       Запах, что исходил от истошно вопящих людей, открывал их разум для арахнида, позволяя читать как раскрытую книгу. Видеть их мысли, которые они показывали сами…       Арахнид вспомнил своего мальчика. Проснулось звериное желание вновь овладеть им. Почувствовать запах его пота, вкус слюны, заглянуть в глаза, насладиться его протяжными стонами и вскриками. А больше всего — насладиться горячностью и теснотой его тела. Мягкого, жаркого, приятного тела…       Арахнид облизнулся, пытаясь хоть немного себя успокоить. От воспоминания, как мальчишка за него цеплялся, как тихо умолял продолжать, три члена под пластинами слишком активно зашевелились, жаждая проникнуть в мальчишеское тело.       Мимо, дико голося, а заодно и возвращая размечтавшегося арахнида к реальности, промчался староста. Арахнид повернулся к нему всем телом, в один прыжок он не просто нагнал его, а, опрокинув, вцепился рукой в голову, пронзая когтями как кожу, так и череп. Старик задёргался сильнее, видя перед глазами юного черноволосого мальчишку, которого он, крепко держа за волосы, бранил за проступки. Арахнид тихо зашипел, меняя картинку в голове, подставляя вместо мальчика старика, а вместо старика — себя. Староста взвыл ещё громче, чувствуя, как когти постепенно всё глубже впиваются в мозг.       Никогда бы не подумал, что буду мстить людям за такого же человека, как и они.       Пальцы арахнида сжались, и череп под ними хрустнул так, словно был не костью, а чем-то хрупким. Старик, издав сдавленный писк, замер. Откинув труп, арахнид провёл языком по пальцам, морщась от неприятного вкуса крови — старик был болен.       Закинув руки за спину, арахнид вольготно шёл по деревне, прислушиваясь к крикам, стонам и плачу. Он — точно король, обходящий свои владения. На деревню много времени не ушло, как, в принципе, и сил. После он позволил паукам полакомиться добычей, а сам решил вернуться в пещеры. Арахнид проходил мимо одиноко стоящего дома, когда на него сначала кинулся огромный пёс, но замер, принюхался и убежал обратно во двор, где улёгся возле пустой миски, недовольно на неё косясь.       Арахнид прекрасно знал, чей это дом: именно поэтому и запретил паукам к нему соваться. Хотя чердак, да и вообще все тёмные углы, облюбовали мелкие паучки, которые пристально следили за мальчишкой. Оттуда он и знал, чем тот занимался. Особенно арахниду нравились те моменты, когда мальчишка начинал себя трогать. Как засовывал в рот три пальца, водя между ними языком, как сжимал соски и стимулировал себя, трогая колечко тугих мышц.       Нужно будет навестить его. Чуть позднее.       Он оглянулся на деревню, понимая, что это не останется незамеченным. Пауки уже оплетали дома плотными слоями паутины. Это привлечёт ненужное для них внимание охотников. Арахниду было плевать — он сталкивался с ними не единожды, и обычно это кончалось плохо для них. Главное — знать пару хитростей, и охотник становился жертвой.       Что ж, становится весело.