Лучик света во мгле

— Ну же, не бойся, — смеялся мужчина, протягивая руки к сидящей на полу дочурке, — ну, иди к папе. Насупившись и сдвинув бровки к переносице, девочка с трудом поднялась на непослушные ноги и вновь попыталась сделать шаг. Не понимая, как удержать равновесие, Зефир вновь полетела на пол. Вот только коснуться твердых деревяшек не успела. Сильные руки отца подхватили маленькое чудо и подбросили ее в воздух, заставляя забыть о неудаче и весело рассмеяться. Он всегда называл ее маленькой принцессой, рассказывая на ночь сказки о самых разнообразных драконах. Чаще всего в папиных рассказах упоминалась Ночная Фурия, но пока Зефир еще слишком мала, чтобы что-то понять. Девочка с восхищением в глазах слушает о храбром викинге, который исследовал мир, верхом на драконе. Наверное, неудивительно, что первым словом девчушки было: «Дракон», пусть коряво и проглотив половину звуков, но это слово стало первым. День за днем, Зефир раз за разом упорно поднималась на ноги и пыталась сделать сначала один шаг, потом несколько. Но каждый раз, когда девочка спотыкалась, сильные руки отца подхватывали ее. Хэддок души не чаял в своей дочурке, позволяя ей абсолютно все. Иккинг чувствовал облегчение душевной боли, когда девчушка засыпала на его груди, обняв своими маленькими ручками его за шею. Вождь ни на секунду не оставлял Зефир одну, прекрасно помня ту злосчастную ночь, оставившую черный отпечаток в его памяти. Девчушка всегда была рядом с отцом, развлекаясь с игрушечными драконами и что-то лепеча на своем неразборчивом языке. Иккинг даже ночью боялся оставить ее одну. О том, чтобы пойти попить воды, проснувшись от жажды, и речи быть не могло. Он часто смотрел часами на спящую безмятежным сном дочурку с растрепавшимися за день кое-как причесанные волосами. Рыжие волосы напоминали ему об отце, теребя старую рану. Больнее было лишь тогда, когда в голубых глазах дочери он видел взгляд любимой жены. Сердце отзывалось глухим ударом, когда Хэддок заглядывал в глаза дочери. Зефир была так похожа на свою мать, что совсем еще свежая рана так и не смогла затянуться даже несмотря на полтора года, которые минули с той ночи. Постепенно, неуверенные шажочки сменились твердой походкой. Обхватив маленькими пальчиками руку отца, девочка уверенно шагала по Олуху, частенько заглядываясь на горизонт. Хэддок часто приводил дочурку на берег моря, где они могли побыть вдвоем, не беспокоясь о проблемах, которыми засыпал его народ. Подхватив свою принцессу на руки, мужчина подбрасывал ее в воздух. По берегу разносился звонкий детский смех. — Папа, а я увижу драконов? — обнимая сидящего на песке отца, девочка с любопытством заглядывала в его глаза. — Конечно, принцесса, — Иккинг обнимал девчушку в ответ и падал на песок под ее заливистый смех. Когда на Олух опускалась ночь, а девочка засыпала в его теплых объятиях, он осторожно доносил ее до дома и укладывал на кровать, накрывая покрывалом. Посидев над ней еще минут десять, уставший вождь ложился рядом, моментально погружаясь в сон. А с наступлением утра все начиналось по новой. Ставшие уже достаточно длинными волосы дочери уже нельзя было держать распущенными. Как плести косички вождь с роду не знал, поэтому преподавателем плетения причесок стала Забияка. — Ну тут же все просто, — закатывая глаза, в очередной раз объясняла она, показывая плетение самой простой косы, — эту прядь на середину, так, а теперь вот эту. Измученная Зефир уже с трудом сидела на месте, порываясь сбежать на улицу подальше от этих пыток с прическами. Еще пара попыток и Иккинг профессиональный заплетатель косичек на голове своей принцессы. Забудем о том, что творилось на голове девчушки, косы-то заплетены, а небрежность всегда была в моде. — О, Великий Один, кто тебя так заплел, девочка моя? — увидев внучку, Валка едва удержалась на ногах от самой шикарной прически на всем Олухе. Получив простой и такой ожидаемый ответ: «Папа», женщина лишь улыбнулась, усадив маленькую непоседу перед собой. Идущий чуть позади Иккинг прекрасно понимал шок своей матери, так заплести еще постараться надо. И он ведь старался. Распутывая рыжие волосы, Валка рассказывала сыну, что важно не только правильно переплести пряди, но и поправить все, чтобы было ровно и красиво. Однако, Зефир была не в восторге от того, что сделанную папой с таким трудом прическу расплели. — Но я хочу, чтобы папа, — хандрила девочка, протягивая ручки к давно небритому лицу Иккинга. Тяжело вздохнув, Хэддок усадил в одно мгновение ставшую довольной девочку перед собой, сосредотачиваясь на плетении косичек. А ведь ему казалось, что его утренние муки закончились. Зрелище, как вождь заботливо заплетает свою маленькую дочурку вызывало умиление у женщин, проходивших мимо. Однако, ни один из прохожих не забыл загрузить Иккинга своими проблемами. Хэддок старался выслушать каждого и запомнить, кому что требовалось, при этом не отвлекаясь от своего занятия. — Иккинг, тебе нужно отдохнуть, — Валка нежно обняла сына, отпустившего дочурку побегать, но внимательно наблюдавшего за каждым ее шагом, — ты совсем не высыпаешься. Мужчина протяжно вздохнул, мечтательно закрыв глаза. С той ночи он так и не смог нормально выспаться. Хэддок постоянно подскакивал, осматриваясь вокруг, чтобы убедиться, что с Зефир все в порядке и ей ничего не угрожает. Мужчина боялся доверить дочь любому человеку, но обидеть мать он не хотел, да и поспать не мешало бы. Взяв с Валки обещание, что та ни на секунду не спустит глаз с Зефир, вождь пошел домой. Вздремнуть хотя бы на часок. Сон не приходил, а в голову лезли мысли о том, что непременно что-то случится с его маленьким ангелочком, пока он не рядом. Едва Иккинг закрывал глаза, как в ушах начинал звенеть плач девочки. Мужчина подрывался, оглядываясь вокруг в поисках ребенка, но тут же вспоминал, что дочь под присмотром бабушки и что с ней ничего не случится. Решив, что пытаться уснуть бесполезно, Хэддок побрел к выходу из дома. Нужно было заниматься Олухом, а то народ решит, что он совсем забыл о них. — Папа, — раздался плач, на который моментально среагировали и Валка, и Иккинг. Бабушка с отцом подлетели к Зефир в одно мгновенье, пытаясь выяснить, что случилось. Хэддок ворчал, что Валка не уследила и теперь девочка плачет, но быстро остыл, понимая, что упасть и разбить колени Зефир могла и под его чутким наблюдением. Вождь приходил в ярость каждый раз, когда видел погрустневшую дочку, боясь что ее кто-то посмел обидеть. Жители Олуха видели, как Иккинг бережет девочку, никто не смел сказать и слова против дочке их вождя, понимая, что в гневе Хэддок никого не хотел слушать. Возможно, такая вседозволенность была лишней, но Иккинг боялся повторения своей судьбы для дочери, прекрасно помнив о том, как над ним издевались все, кому не лень, наплевав на то, что он — сын самого Стоика Обширного. Подняв дочь на руки, мужчина понес ее к бочке, наполненной холодной водой. Бабушка не отставала от отца девочки, отвлекая ее от мыслях о боли. Хэддок достал небольшую тряпочку и, смочив ее в воде, начал осторожно промывать рану. Белый кусок ткани впитывал кровь, становясь алым. Девочка уже не плакала, а задорно смеялась, наблюдая за пританцовывающей за спиной папы бабушкой. Иккинг поднял взгляд на веселящуюся дочку, в груди что-то больно кольнуло, заставляя его прикусить губу и опустить глаза. Зефир подрастала и все больше напоминала ему Астрид. Даже смех был похож на смех его жены. Больше всего Хэддок боялся момента, когда дочка спросит, где же ее мама. Зефир, позабыв о недавно полученной травме, обняла сидящего перед ней отца, поцеловав его в давно небритую щеку. Девочка весело смеялась, когда папина борода щекотала ее лицо, в тот момент, когда Иккинг целовал ее в лоб или веснушчатые щечки. Валка счастливо улыбалась, когда видела с какой бескрайней нежностью ее сын прижимал к своей груди Зефир. Она, как мать, чувствовала, что в эти моменты душа Иккинга успокаивалась, а круглосуточно ноющие глубокие раны на сердце на мгновение переставали болеть. Хэддок и сам бесконечно любил то время, когда его обнимала дочка, стараясь прижаться к нему, как можно сильнее, будто показывая, насколько сильно она любит своего папу.