Лучик света во мгле

Зефир росла, с каждым днем все больше напоминая своему отцу его горячо любимую жену Астрид. Превращаясь в прекрасного лебедя с характером какого-нибудь хищного орла, девушка брала всем. Иккинг часто слышал, как в народе о ней шептались, за его дочерью прочно закрепилась фраза: «Умна, как дьявол, но в два раза милее». Девушка с удовольствием с детских лет возилась с отцом, собирая всяческие механизмы, рисуя невообразимой красоты картины. Первый ее рисунок, нарисованный вместе с отцом, бережно хранился Хэддоком в кармане его сумки, с которой он никогда не расставался. Наверное, глядя на отца, Зефир быстро просекла насколько удобен этот аксессуар. На ее сумке с бескрайней отцовской любовью была выведена Ночная Фурия, напоминавшая его дочери о том, что драконы — не чья-то глупая выдумка. Они здесь. Рядом. Частенько Иккинг терял повзрослевшую дочь из виду, в эти моменты весь Олух вставал с ног на голову. Да, тогда уж он понимал, что чувствовал его отец, теряя из виду сына, который ко всему прочему был не похож на викинга от слова совсем, а бонусом шло тотальное невезенье, подстерегающее парнишку на каждом шаге. Но в этих попытках скрыться из виду, затеряться в лесу, чтобы никто не нашел, пока она сама того не захочет, Иккинг отчетливо видел себя. Зачастую Хэддок находил дочку сам. Она практически в ста процентах случаев сидела на огромном валуне, находящемся посреди огромной поляны, дорогу к которой знали лишь отец и дочь. С этой поляны открывался вид на бескрайнее звездное небо, а ветерок, гуляющий здесь, приятно обдувал лицо и трепал рыжие, как у дедушки, пряди длинных волос, стянутых заботливым папой в тугую косу. — Опять здесь сидишь, принцесса? Отчего сбежала на сей раз? — Предварительно набросив на плечи дочери свою шерстяную накидку, Иккинг сел рядом с девочкой, — я же вроде не надоедал с нудными речами об управлении Олухом, как и обещал. — Ты — нет, а вот бабушка, — тяжело вздохнув, девушка вдруг разразилась заразительным смехом, отбиваясь от щекотящего ее отца, — я знаю, что она заботится обо мне, но порой… порой ее заботы слишком много, пап. Зефир сосредоточенно что-то выводит в блокноте, заправляя то и дело падающую на лицо прядь за ухо. Хэддок наблюдает за вмиг ставшим серьезным выражением лица дочери. И улыбается, глядя на взгляд ее голубых глаз. Надо же, они совсем, как у Астрид. Такие же яркие, горящие жаждой независимости, свободы и чего-то неизведанного. И пусть излюбленным оружием Зефир была не секира, а обычный меч, которым девушка размахивала направо и налево. — Что ты там рисуешь? — Мужчина с любопытством заглянул в блокнот дочери, которая сразу же заулыбалась после этого вопроса. Поправив импровизированные перчатки, девушка протянула свой рисунок отцу и замерла в ожидании его реакции, закусив нижнюю губу. Хэддок с интересом взглянул в протянутый блокнот, но тут же был готов отпрянуть, но сдержался. Он пару раз зажмурился, надеясь, что ему мерещится, после часто-часто заморгал. Но нет. Ему не показалось. На листе бумаги старательной рукой был выведен портрет девушки. Вернее женщины, которая навсегда заняла место в сердце Иккинга. — Похожа? — Едва слышно спросила Зефир, глядя на погрустневшего отца, получив в ответ кивок, она крепко обняла отца, — ты очень любишь маму, правда? Мужчина прижимал к себе дочь, а мысли его были уже далеко за пределами этого маленького острова, этого существенно сузившего свои границы после расставания с Беззубиком мира. Иккинг не любил казаться слабым, наивно полагая, что все проблемы безостановочно валившиеся на него решит сам, решительно не подпуская к себе ни мать, ни дочь ближе, чем он того считал нужным. — Мы найдем их, пап, — девушка встала на ноги, решительно сдунув упрямую прядку со лба, и протянула отцу руку. — Кого, принцесса? — Беззубика, Дневную фурию, всех, тебе не кажется, что на этом острове стало слишком тесно для нас с тобой? — Такие смелые мысли в таком юном, как казалось Хэддоку, возрасте… Да, Зефир определенно пошла характером в Астрид. Вождь не смог сдержать грустной улыбки, которая сама собой появилась на его лице. Да и надо ли? Спустя несколько часов на палубу ладьи взошел Иккинг, а следом, стиснув зубы, за собой тащила мешок с провиантом Зефир. Это упрямство уже не походило на детское, не дававшее покоя ни одному жителю Олуха. Это было другое. Судно отчалило от берега, оставив позади надоевший и изученный донельзя остров. Впереди ждали приключения, ждали драконы, которых так жаждала всю свою жизнь увидеть девушка. Она много рисовала, срисовывая драконов из книги, найденной когда-то у Рыбьенога на полках. Едва ли не выучила ее лучше самого хранителя этого драконьего пособия, как Зефир шутливо ее называла. Иккинг часто находил дочь заснувшую над очередным рисунком с перемазанным угольком лбом и щеками, будто рисовала она вовсе не на бумаге. Солнце клонилось к горизонту, а поиски так и не увенчались успехом. С каждым часом Хэддок все сильнее терял надежду, а Зефир, усевшись на палубе и облокотившись спиной на бочку, что-то выводила на бумаге, прихваченной с собой. — Пап, — вдруг отложив свое занятие, девушка подошла к отцу, положив голову ему на плечо, — ты правда думаешь, что мы найдем Беззубика? — Я уже не уверен, Зефир, — приобняв дочь и уступив ей штурвал, задумчиво отвечал Хэддок, глядя на пылающий закат. — Найдем, найдем, — весело чмокнув отца в щеку, Зефир с энтузиазмом перехватила доверенное ей управление, — помнишь, в детстве, ты говорил, что мама превратилась в дракона и теперь живет вместе со всеми? — получив кивок в ответ, она продолжила, — я бы очень хотела ее увидеть, жаль это невозможно, — на мгновенье погрустнев, Зефир вдруг развеселилась, резко сменив тему, — расскажи, как вы познакомились с Беззубиком. — Принцесса, ты же миллион раз слышала эту историю, — прояснившись, засмеялся отец, — уверяю тебя, с последнего моего рассказа совсем ничего не изменилось. — Ну, пап, хочу услышать миллион первый, — смеялась девушка, сама не понимая, отчего ее сердцу так полюбилась эта история. *** Над судном уже давно горели звезды, по которым искал путь Хэддок, не забывая прислушиваться к зову сердца. Зефир, укутавшись в отцовскую накидку, наблюдала за ровной водной гладью, в которой отражались миллиарды звезд и большим белым, отдающим синевой, диском светилась луна. — Тебе пора спать, принцесса, — сбросив якорь, чтобы и самому отдохнуть, заботливо укутывал в накидку дочь Иккинг. — Ну, пап, — сонно бормоча что-то в ответ, слегка сопротивлялась дочь, просто потому что не могла молча согласиться. — Спи, Зефир, спи, целую тебя три тысячи раз, — теплые отцовские губы коснулись слегка поморщившегося лба наигранно недовольной девчонки, закрывшей глаза и уже дремлющей на папином плече. — Я тебя тоже. Легкий ветерок гулял над океаном, покачивая маленькое судно. В ночном небе где-то высоко, но все же совсем рядом, кружила Ночная Фурия, будто оберегая сон своего давнего друга. И пусть они еще не встретились и оба не знают о таком близком присутствии друг друга, но каждый ждет этой встречи, надеясь, что рано или поздно она случится. Перед тем, как погрузиться в сон, Хэддок заправил упавшую на лицо дочери непослушную рыжую прядку и достал из кармана ее детский рисунок. Ночная Фурия старательно выведенная детской рукой глядела на него с уже потрепанного годами листка бумаги. И каждый раз эта картинка вызывала улыбку на лице уставшего вождя, с надеждой и точкой вглядывающегося в небо. Зефир, наверное, уже и забыла о существовании того самого рисунка. Своего первого рисунка. Осторожно свернув ее и положив обратно, Иккинг опустил уставшие веки, наконец позволив измотанному организму отдохнуть.