Сountdown to you, bastard

— Я не выйду из этой квартиры никогда! — крикнул Хённи Кёнсу, стоящему за железной дверью и пытающемуся уже десять минут вызволить друга из его «каменной крепости», чтобы всем вместе собраться у Чунмёна, которому сейчас крайне… тяжело. — Ты будешь до конца своей жизни прятаться? — он потянул друга за руки, но тот совершенно не поддавался — рухнул на пол и начал давить всем весом, чтобы его невозможно было утащить. — Хочешь, чтобы твоя модная кофточка превратилась в половую тряпку? После этих слов Хённи мгновенно вскочил и снова принял вертикальное положение. После встречи с Крисом он принял решение не выходить на улицу, чтобы не попадаться ему на глаза. Иногда в голове пролетала мысль, что тот мог знать, где он живёт и даже сторожил около окон, которые после первого появления такой мысли практически не открывались и всегда были зашторены. Именно это поразило Кёнсу, который сразу же помог солнечному свету проникнуть в квартиру. — Только не говори, что ты ещё и техникой не пользуешься, потому что он может отследить? — Крис не настолько умный, — самоуверенно фыркнул Хённи, но всё же покосился на ноутбук, который не использовался уже неделю. — Видимо, ты тоже, — Кёнсу подошёл к своему другу и принюхался. — Как давно ты принимал душ? А спал? Ты хоть что-нибудь ел? Хённи не раздражала такая повышенная внимательность, потому что он понимал, насколько забросил себя из-за постоянной паранойи. По ночам, стоило закрыть глаза, слух начинал работать вместе с фантазией сообща: безобидный стук от соседей превращался во вскрытие двери, шорох листьев на улице — в чьё-то подкрадывание к окнам, чтобы потом их разбить и ворваться в дом. И сейчас стоять вот так посреди комнаты и смотреть на возмущающегося Кёнсу было забавно. Он бегал по сторонам, убирая вещи на свои места, постоянно ворчал и говорил Хённи о том, какой он безответственный. Опека всегда грела сердце — Кёнсу и так занимал отдельное сердце в нём. Чтобы остановить этот ураган, Бэкхён подошёл к Кёнсу со спины и крепко его обнял. Друг слегка вздрогнул от неожиданности, но затем буквально обмяк и развернулся лицом к Хённи, широко улыбнувшись. — Так ты переедешь ко мне? — вопрос можно было и не задавать, потому что оба понимали всё без слов. Хённи ещё сильнее стиснул друга в объятиях, а Кёнсу начал водить по его спине руками, помня, что он любит такое. Любит лежать рядом, смотреть бестолковые фильмы, говорить не о чём, свежий хлеб и молоко. — Ты без меня не выживешь тут, — буркнул Су. Он начал делать шаги к ванной, намекая на то, что Хённи давно пора помыться и начать собираться. Отступая назад, он даже не задумался о том, что что-то не так. И только после сильного толчка в открытую ванную комнату и захлопнувшейся прямо перед носом дверью, Су услышал тихие возмущения, а затем и звук воды, который странно пришёлся приятным на слух. Стало легче — ведь Хённи начинает приходить в себя благодаря ему. — Ты решил меня совратить?! — завизжал Кёнсу, стоило Бэкхёну открыть дверь и выйти в комнату абсолютно голым. Он объяснил это тем, что в ванную его запихнули, а сменную одежду не предоставили, поэтому, мол, сам отвечай за свою оплошность. Хённи лишь усмехнулся и позёрно прошёлся по коридору, заходя в свою комнату. Кёнсу проводил взглядом огромную каплю воды, которая протекала прямо между лопатками. Смотря всё ниже и ниже, он осел на пол и закрыл лицо руками, чтобы, во-первых, не видеть этого больше, во-вторых, спрятать своё пылающее красное лицо. Между ними ничего не было и быть не может, думал Кёнсу. Но ведут себя как любовники. С одной стороны, это весело для них обоих, с другой — больно для Су, который чувствует… чувствует, что ему нравится Бэкхён. Настоящий, без пафоса, крутости и дерзости — который всегда остаётся наедине с Кёнсу, вечно болтающий чушь, заигрывающий, нуждающийся в опеке, заботе и надзоре. И Кёнсу думает о нём постоянно, вспоминает их, только их моменты, когда только вдвоём, только шёпотом, только в объятиях и только вместе. И каждый раз старается отогнать чувства на второй план, забыть все откровения, которые он рассказывает по ночам чарующий темноте и вопиющей темноте, в которой только летает пыль и тоска, перетерпеть трепет и волнение — всё тщетно, когда на лице Хённи расплывается довольная улыбка. — Я готов! — стоит в дверях и буквально светится от счастья. Такой контраст ослепляет подобно утреннему солнцу, так удивляет, что сам светишься. И Кёнсу делает это: улыбается в ответ и направляется к двери, за которой их ждёт реальный мир — далёкой от того, в котором они только вдвоём, но необходимый, как глоток свежего воздуха после долгого нахождения под водой. Парни выходят из квартиры, запирая дверь и все страхи, которые за ней. Бэкхён судорожно вдыхает воздух, который сейчас кажется новым и неприятным — несмотря на это смело нажимает на кнопку лифта, но потом бросается вниз по лестнице, сказав, что не может так долго ждать. Несётся вниз, чувствуя, как поднимается настроение, слышит очередное ворчание друга и заливается громким смехом. Настроение меняется сразу же, стоит увидеть поникший вид Чунмёна и озабоченный вид Исина, крепко обнимающего его и гладящего по спине. То ли Мён плакал до этого, то ли собирается сделать это сейчас. В любом случае, Бэкхён тихо поздоровался и намекнул о том, что он приехал для разговора. Чунмён отрывается от Исина, вытирает лицо и принимает серьёзный вид. Хённи садится рядом, наблюдая за каждой мышцей на лице друга, который слишком быстро успокоился. — Всё в порядке? — Хённи делает первый шаг к разговору, потому что чувствует, что так надо. От каждого слова у него будто узел на шее завязывается, чувствует, что всё это его вина. И как бы ложно не было такое чувство, оно не отступает и заставляет дышать чуть глубже. — Вполне, — Чунмён хмыкает и косится на Исина, который еле заметно отрицательно кивает головой. — Я хочу убить его. — Каким образом ты собрался это сделать? — Бэкхён сделал вид, что принимает все его сумасшедшие бредни. Он знает, что скоро Чунмёна отпустит, он успокоится и придумает другой способ не сталкиваться с Ифанем. — С помощью Бэкбома, — Чунмён сверкнул глазами в сторону Кёнсу, который подошёл сзади к Хённи и сжал его плечо. Бэкхён напрягся, злобно уставившись на друга. Неужели Чунмён сможет бросить его, сломать все их планы? — Ты забыл, что я с ним не общаюсь? — Хённи на секунду задумался о том, что, возможно, это единственный выход из ситуации. — Мне не нужен ты, чтобы общаться с Бомом, — Мён помедлил. — Но я знаю, что тебе придётся вернуться домой, иначе наша сделка не будет иметь пользы для него. Бэкбом обязательно потребует тебя обратно. — И я не собираюсь к нему возвращаться, — Хённи напрягся, понимая, что ему всё-таки придётся это сделать. — Если не сделаешь этого ты, то я сам расскажу ему, где ты живёшь, — Исин хотел вступиться в разговор, но его перебил разгорячённый Кёнсу: — Ты совсем с ума сошёл? Нам нет дела до твоей задницы, которую когда-то разодрал Ву! Ты понимаешь, что у Бёнов ситуация похлеще твоей?! Ты сам кайф словил, когда Ифань тебя трахал! Так угомонись уже! — Кёнсу слетел с цепей. И прямо сейчас он наговорит столько глупостей, сколько никогда в своей жизни не говорил. А потом будет жалеть об этом ещё слишком долго, чтобы что-то исправить. — Что ты сказал? — Мён побагровел и начал подниматься со своего места, но Исин придержал его, усаживая обратно. — Да все знают, что он тебя до оргазма довёл! — крикнул Кёнсу и резко осел на пол. Схватился за голову и растерянно посмотрел на Чунмёна, который также смотрел на него. — Прости, прости, прости. Я не должен был этого говорить! — Уходи, — Чунмён смотрел на Су разочарованным взглядом и дрожащим пальцем указывал на дверь, из которой совершенно внезапно зашёл Чонин. — Хватит отрицать это Мён, — Ким остановился напротив Чунмёна и продолжил. — Нам надоело видеть, как ты колеблешься. Ты полностью прозрачный, понимаешь? Все видят, что ты к Ифаню неравнодушен, причём, в положительную сторону. Прекрати уже бегать от собственных чувств. — Слышать этого не хочу! — Чунмён закрыл глаза и принялся стучать ногами по полу, вызывая у других панику, потому что никто не знал, что с ним делать. Даже Исин, что недавно был полностью на стороне Мёна, после услышанного отошёл от него и просто бездействовал.  — Успокойся и хорошо подумай, — Чонин присел на корточки прямо перед лицом старшего. — Ты хочешь с ним увидеться. Вам надо поговорить. Понимаешь, Мён? Чунмён прекратил истерить и внимательно посмотрел на Чонина. Прошёлся взглядом по всем присутствующим и громко завопил: — Убирайтесь! Убирайтесь! Убирайтесь! И больше не подходите ко мне! Чонин цокнул, поднялся и вместе с остальными вышел из дома. — Какого чёрта ты наделал? — Исин собирался броситься на его, но Кёнсу остановился парня. — Чжан, ты же понимаешь, что надо было остановить этот цирк. Честно, мне надоело смотреть на то, какие драмы он разыгрывает на пустом месте, — Ким хмыкнул и подошёл к Бэкхёну, пользуясь моментом, пока Кёнсу разбирался с Исином. — А тебе стоит вернуться к брату. — С чего это? — Хённи вопросительно изогнул бровь и нахально уставился на Кима. — Может, мне ещё ему лицо под кулак подставить? — Либо ты подставляешь лицо под кулак, либо он врывается тебе в квартиру и разносит там всё, в том числе и тебя. Я напишу тебе, где и когда вы сможете встретиться, — Чонин достал телефон и начал кому-то очень быстро писать. — Ты у нас теперь в Церберах? Или я чего-то не знаю? — Я в очень хороших отношениях с Сехуном, — Хённи устремил взгляд на воротник рубашки, за которым очень часто красовались засосы. — Мммм, — многозначительно протянул глава студсовета. — Обещай, что мне не вынесут бошку. — Прости, но тут уж ваша братская любовь решит, останешься ты жив или же тебя с землей сровняют, — Ким подмигнул и направился к своей машине. — Может, ты тогда всех нас подбросишь? — Кёнсу держал Исина за шиворот футболки — видимо, они так и не пришли к единому мнению. — Конечно, только смотри, чтобы китаец не поломал мне ничего в салоне, — Ким ехидно ухмыльнулся направился к машине. Кёнсу тащил Чжана, который всё норовил показать Чонину, кто из них старший. Бэкхён плёлся позади и думал, когда их студсовет святош успел превратиться в такое — группу умных парней, которые с каждым днём всё больше и больше деградируют, ссорятся и в итоге превращаются в каких-то обособленных личностей, загнанных в угол проблемами и одиночеством. — Серьёзно, зачем мы вообще приезжали туда? — Кёнсу плёлся за Бэкхёном, который целенаправленно шёл к своей квартире, ожидая увидеть там либо погром, либо брата. В ушах белый шум, в голове бардак, в карманах руки. Хённи думал о многом: о брате, об их отношениях, о доме, о своей квартире, о возвращении домой, об университете. Будучи вдалеке от Бома все их споры казались мелочью, побои — ну, на это можно уже закрыть глаза. Все перепалки, крики и ненависть — Хённи уже собирался оставить всё это позади. Действительно, возвращаться домой казалось не страшно, да и самому хотелось жить в своей старой комнате. В квартире оказалось лучше, чем в его фантазиях о доме. Бэкхён вдохнул свежий воздух и ступил на чистый пол, чего просто не бывает у Бома. Белоснежная кухня с аккуратно расставленной утварью, любимый диван в гостиной, шкаф с книгами, комната, в которой приятно пахнет пионами, потому что Бэкхён наконец-то купил ароматизатор, который Бом так ненавидит. Приятная, прохладная, выстиранная и застеленная любимым бельём постель, на которой Бэкхён любит существовать: спать, просто лежать, думать, работать, дремать, перекусывать, читать книги, смотреть фильмы, общаться. Тут всё то, что он давно хотел приобрести — жизнь, о которой он мог только мечтать. Он наконец-то попал в собственную идиллию, а для этого стоило всего-навсего собрать вещи и уйти из дома. Мечта о такой жизни была настолько близка, что даже смешно, ведь Хённи приходилось терпеть столько. Но видимо, его мозги надо было хорошо перевернуть, чтобы тот понял, как добиться желаемого. — Всё в порядке? — Кёнсу заходит в спальню Бэкхёна и кладёт руку ему на плечо. — Я не хочу возвращаться домой, — он разворачивается к другу и прижимает к себе так сильно, что Кёнсу издаёт что-то похожее на внезапный выдох вместе с писком. Бэкхён падает на постель спиной, переворачиваясь так, чтобы их лица были друг напротив друга. Кёнсу не дышит, смотрит на Бэкхёна и чуть ли не плачет от такой близости. Его лицо пылает, обжигает главу жаром и выдает все чувства Су. Он пытается спрятаться от изучающего взгляда, который впивается в красные щёки, блестящие и слезящиеся глаза, пытающиеся сказать, что он неправильно всё понял. Хённи судорожно выдыхает и отводит взгляд, закусывая нижнюю губу. Он больше не может смотреть на Кёнсу, который слишком близко. Лежит и боится пошевелиться: смотрит куда-то в руки, пытается сдерживаться, не приближаться, не говорить, даже не издавать простого сопения. Маленький, смущенный и теплый. Бэкхён подается вперед и прижимается губами к его лбу. Кёнсу дергается, а затем постепенно обмякает, буквально тает в чужих руках. Бэкхён плавно опускается и касается губами уже носа, затем левой щеки, потому что правая, к сожалению, скрыта подушкой, и останавливается. Ему кажется это ошибкой — прерываться вот так, но делать следующий шаг волнительно страшно. Бэкхён чувствует, что если не сейчас, то уже никогда. Прямо в этот момент, иначе он остепенится, а Кёнсу больше не окажется так близко. — Я так рад, что ты рядом, — Хённи прикасается боязно, сначала совсем слегка, но потом чувствует знакомый привкус молока и булочек, из-за которого так хочется прижаться сильнее. Он начинает целовать сильнее, нежнее. Кёнсу прижимается всем телом, аккуратно прикасаясь к его щеке, и начинает плакать, потому что все его ночные сны и потайные желания сбылись. Причём в сотню раз лучше, чем он мог себе представить. Кто-то говорил, что целоваться долго нельзя? И теперь Бэкхён чувствует, как сильно горят его губы — даже привкус молочка совсем не помогает. Кёнсу лежит у него на плече и вытирает влажные дорожки, которые ручьём лились на чужое лицо. Хённи не знает, что делать, кажется, пока они целовались, все мысли вылетели. Молчат. Су первым приподнимается на локтях и внимательно смотрит на Бэкхёна. Ему хочется облизнуть губы, которые сейчас, очевидно, такие красные, что от одного взгляда на них Хённи сам заливается краской. — Тебе не обязательно переезжать к нему, — Бэкхён невероятно благодарен Кёнсу за то, что в такой неловкой ситуации он смог найти слова и переменить тему. — Просто приди к нему завтра как-нибудь неожиданно и поговори, а потом расставь все точки над «и» и вернись сюда. — Например, зайти в наш дом, пока того нет дома, приготовить поесть и мило ждать его возвращения на кухне? — Бэкхён хитро сощурил глаза, прокручивая в голове варианты блюд. — В принципе, это очень хороший вариант. Только остаётся надеяться, что он не заявится сюда раньше. — Не выдумывай чепухи, ему учиться надо, а не таскаться в поисках моей квартиры, — Бэкхён смущенно отвёл взгляд и прошептал. — Нашей. Кёнсу уставился на Хённи, но тот навалился на него и просто припечатал к постели. Бэкхён начал фальшиво сопеть, давая понять, что пора бы им спать. — Я не хочу спать! — Су пытался сбросить с себя парня, но тот начал кусаться и ёрзать сверху, заставляя Су бросить все свои попытки. Он глубоко вздохнул и перевернулся на бок, снова оказавшись слишком близко лицом к его лицу. Неловкое смущение уже надоедает, особенно после их затянувшегося поцелуя. Хённи ухмыляется и закрывает глаза. Кёнсу пытается встать, но чужая рука, незаметно переместившаяся на чужую талию, силой возвращает обратно. — Боже мой, какой ты упрямый! Бэкхён проснулся на холодной постели. Рука упала на пустую половину. Глубокий вдох и тихий выдох, поворот к тому, кого здесь нет уже несколько часов. Кёнсу ушёл, оставив Бэхёна одного. Этого следовало ожидать. Они недостаточно близки, чтобы заниматься подобным. Бэкхён устало потирает глаза и начинает подниматься с кровати, но тело ломит так сильно, что он возвращается в прежнее положение. В голове гудит вчерашний разговор Чонина и Чунмёна. Не хотелось бы, чтобы один из них перешёл на сторону Церберов. Не только из-за репутации студсовета, но и просто из-за того, что ещё один друг уйдёт. Бэкхёну надоело терять близких из-за Бома, который вечно переманивает к себе людей, ломает их и уничтожает. Бэкхён устал оставаться в одиночестве, нарушить которое даже брат не сможет. Бэкхён сломлен давно, давно одинок, давно холоден к людям. Раз так, то почему он до сих пор трясётся перед братом? Хённи поднимается с постели и берёт в руки телефон. Чонин написал, что у Бома четыре пары, значит, надо вернуться домой не позже трёх. Бэкхён одевается так, как был дома в последний раз: белая рубашка, чёрные брюки, туфли. Он завязывает бант около шеи и внимательно наблюдает за движениями пальцев. Неужели сейчас он вернётся в то место, откуда бежал? И почему он бежал оттуда как последний трус? Было ли это вообще трусливым поступком? Или самозащитой? Бэкхён не может оторваться от отражения. Взгляд спускается с шеи на грудь, затем на талию, бедра, ноги. Он не может понять, кто стоит перед ним: он сам или его брат? То же тело, те же пропорции, тот же холодный и суровый взгляд, те же ухоженные руки и милое лицо. Только вот волосы другого цвета. Совершенно одинаковые, но чертовски разные. Бэкхён уже не понимает, такой ли он на самом деле, или его поведение — очередной способ отличится от Бэкбома. Он видит перед собой только брата. Или самого себя. Или они вдвоём — один человек, который болен раздвоением личности или шизофренией. Бэкхён вышел из квартиры, запирая её на два оборота. Ключи полетели в почтовый ящик. Думал, что они больше не понадобятся. В кармане телефон и деньги, ключи от старого дома. Они будто резали кожу прямо через ткань. Хённи сдерживался. Дом был практически пустым. Таким мёртвым. Заходить в него было страшно, странно и чуждо, будто никогда здесь и не был. Бэкхён оставил пакет с продуктами на кухне и медленными шагами, слушая эхо, поднялся на второй этаж. Перила были в пыли. Бэкхён втягивал носом одеколон Бома, который чудом ещё не выветрился. Его комната оказалась опустошенной. Бэкхён смотрел по сторонам, туда, где должен был стоять его шкаф, письменный стол, зеркало, полки с книгами и тетрадями. Даже кровати не было. Его выселили? Хённи опустился вниз по стенке и обнял колени. Он — всего лишь помеха в жизни брата, которая сама себя устранила? Бом просто избавился от всего, что могло напоминать о брате. Вычистил дом от противных воспоминаний. И от этого больно. Не хочется проворачивать план дальше. Хённи плачет. Трудно открывать глаза и снова видеть свою комнату, которая стала пыльной коробкой. Просто четыре стены, сдерживающие вакуум. Бесполезная площадь, которая не будет больше занята кем-либо. Но он открывает глаза, поднимается, вытирает слёзы и спускается вниз. Иначе ничего не получится. И больно будет не только ему, а всем. Стук двери заставляет подпрыгнуть на месте. Бом медленно разувается. Бэкхён сидит на кухне, стараясь не дышать. Каждая мускула в теле напряжена, но он пытается не выдавать свой страх, своё волнение. Надевает маску безразличия, хотя хотелось бы реветь. Но Бэкхён привык, поэтому он встречает брата холодным и уверенным взглядом. Бэкбом застыл на месте. Он смотрит на своего брата, сидящего на кухне их дома. Хённи не двигается, смотрит прям на него и молчит. Рядом на столе стоит обед на двоих. — Я думал, что еда уже остыть успеет, — Бэкхён повернулся к столу, показывая, чтобы Бом тоже садился. Тот медленно продвигался, впившись взглядом в брата. Оба не дышали. — А я думал, что ты не вернёшься, — Бэкбом еле осилил эти слова. Бэкхён выглядел совершенно иначе. Казалось, что они не были знакомы раньше, он стал чужим. Тяжело принимать, ещё труднее говорить, потому что он теперь другой. Бом боится даже притронуться к еде, потому что не хочет опускать взгляд в тарелку и пропускать даже малейшее изменение на лице брата. — Поэтому полностью очистил мою комнату? — Бэкхён тихо шмыгнул носом и быстро взял ложку в руки, стараясь бороться с приступами слёз. Но в горле стоял ком, который он пытался пропихнуть супом. Ещё одна ложка, и он захлебнётся. Так не может больше продолжаться. Бэкбом не знал, что ответить. Не говорить же, что он сломал всё, что было дорого его брату, из-за своих приступов агрессии? И-за того, что он не мог его найти и ещё сильнее бесился. Из-за ночных мыслей о том, что Хённи больше не придёт в этот дом, не посмотрит также презрительно, как раньше, не скажет колкостей, не набьёт холодильник овощами, не поможет, не появится, не просто окажется рядом. Но сейчас он здесь. Только смотрит по-другому, говорит по-другому, дышит, ест — всё делает совершенно иначе. — Ты вернулся? — Бому страшно задавать этот вопрос, а слышать ответ ещё страшнее. — Нет, — голос Бэкхёна звучит как трескающееся стекло. Дверь, которая могла бы открыться для них, теперь закрыта. Никто больше не войдёт в тот дом, где жили два брата. Теперь они чужие друг для друга. — Тогда зачем ты пришёл? — Бэкбом смотрит на брата, в его глазах слёзы, а в глазах Хённи — боль. Оба не пытаются скрывать эмоций. Незачем. Бэкхён откладывает ложку и серьёзно смотрит в глаза брату, у которого руки предательски трясутся. Каким бы сильным физически не был Бом, морально он слаб. А всё потому что он любит своего брата. — Чунмён хочет попросить у тебя помощи, — Бэкхён откашлялся, будто рядом есть люди, которые обязательно подслушивают их разговор. — Он хочет убить Ифаня. — И причём тут я? — Бэкбом покосился на телефон, но реплика его брата сразу же вернула его к человеку, сидящему напротив. — Потому что ты хочешь сделать то же самое.