***
— Принеси мне кофе. Приказным тоном говорит Слава, не отрываясь от своего занятия. Интересно, когда я записалась в его прислуги? Чертов Голубин. Оставил меня с этим куском дерьма, а сам уехал. И Макса с собой увез! А я должна быть его собачкой? — Делай себе сам. Ставлю точку, как мне кажется, во всем этом. А он встает со стула, где минуту назад сидел и строчил что-то. Наверняка очередной шлягер. А я сижу на диване, как вкопанная. Богу лишь известно, чего ожидаю. А тот подходит с улыбкой странной ко мне. Я всем телом вжимаюсь в диван под весом его взгляда. — Не люблю ждать. Роняет тот и кидает, словно собаке, купюру. А до меня доходит, что рядом с этим домом, где оборудована студия этих реперков, кофейня — закрыта. Чёрт. Он же не заставляет меня идти хрен знает куда. — Запомни, Янкина, две, — вальяжно садясь, говорит Михайлов. Я бы хотела пошутить по поводу того, что две? Две тысячи твоя зарплата в год. Но не стала усугублять положение. А лишь брови к переносице свела в знак того, что не понимаю, о чем речь. — Две ложки сахара.***
Не знаю, сколько раз по пути я успела проклясть этого ушлепка за то, что отправил меня ему за кофе. Я уже подумала, что сам бог надо мной смеется. Волосы, которые я, прошу заметить, полчаса расчесывала и столько же укладывала, сейчас намокли. Черное худи с капюшоном, дабы скрыть мой видок с похмелья, промок до нитки. А губы, наверное, на мертвячьи похожи. Кофе уже давно остыл. И возможно даже разбавился под дождем. Конечно было желание попросить баристу харкнуть. Но это выглядело бы странно: « — Можно мне Латте, только плюньте в него. Да, благодарю.» Бред. Ухмыляюсь, а затем мою ухмылку напросто стирают с лица. В прямом смысле слова. Я сталкиваюсь с чьей-то спиной. Какого хрена? Плакал Славин напиток, что растекся по асфальту, но я поднимаю остатки. Сама сижу на своей заднице на тротуаре и сверлю взглядом виновника. А затем замечаю, что на ее кофте красуется четверть кофе. Упс. Она медленно поворачивается, а я подскакиваю, встаю на ноги. Девушка сверлит меня разъяренными глазами. — Ты испачкала мою рубашку! — завизжала она. Боже, какой противный голос. Я думала, что более противного голоса, чем приказной тон Михайлова не существует. А оказалось, источник стоит передо мной. — Плати! — топнула ногой, как ребенок, которому не купили игрушку. — Держи, — достаю из кармана худи мелочь, и кидаю ей в лицо. — Сука! — зашипела та и вцепилась мне в волосы. Пизда тебе.***
Интересно, сколько я уже пробыла в этом обезьяннике вместе с этой макакой… Если бы не конвоир, который за нами следит, я бы на этой чебурашке живого места не оставила. Что я и сделала. Я горжусь собой. Я выдрала клок волос. А та мне ничего не оставила. Кроме детской травмы от ее приторного голоса. Сколько времени, я без понятия. Все бы ничего, если бы не подошел мужик в форме и не остановился возле нашей решетки. А еще смотрит так на эту брюнетку. Она ничего. Черные волосы длинные, смуглая кожа, какие глаза, высокая. Может, с Калмыкии? М-да, мне бы посмеяться. В моем положении. Меня больше смущает мужчина в форме, который взгляд от нас не отводит, а в большинстве с брюнетки. — Иджилина? — зовет мужчина. Иджилина? Ну и имя.***
Я загибаю на пальцах сколько прошло времени. И не важно, что я сбилась со счету. Главное себя чем-то занять. Но вот мой благоверный покой разрушен охраной, которая подошла. А она ушла тогда, когда, вроде как отец, забрал свою дочь. А может это папик? О нет. Нет-нет. Не хочу, не нужно. Пускай я лучше сдохну тут. Разъяренные глаза Голубина. — Открывай, — властно приказывает Фараон. Охранник лишь идет на поводу. А за спиной у Глеба появляется бошка чуть меньше. Слава. Чтоб его дождем смыло. Охранник приближается, а я, как днем, лишь сильнее вжимаюсь в лавку. У меня паника. И вот двери камеры отворяются. Кажется наяву, что моя свобода намного дальше, чем могут представить подкупленные менты, а гнет ближе. Можно сдохнуть?..***
И вот я спускаюсь по лестнице, а машина блондина припаркована близко. Рядом стоит Глеб, Слава и Макс. Что меня и радует. Я иду с тем же стаканом, который мне дали при выходе из тюрьмы. Волосы запутаны. Худи грязное. Черный кроссовки порвались. А их мне купил Макс недавно. Подхожу, а взгляд Глеба становятся подежерливые. Они становятся все ближе, а мой шаг умедляет темп. — Слава, твой кофе. Не знаю зачем, но думаю, что это скрасит обстановку. Я даю стакан, который от дождя размяк и спустил свою краску. А от моего феерического падения был наполовину пролит и разбавлен дождем. А сейчас на дне лишь мутная пресная вода от дождя. Слава принимает у меня из рук и, всматриваясь в дно, ухмыляется. А вообще я рада, не считая убийственных взглядов парней, что все так обошлось. Хоть день сурка не повторяется. Какое-то разнообразие. — Я повторю утренний вопрос, — спокойно начинает Глеб. — Какого хуя? Или повторяется?