Чимин-хён

Кажется, у Чонгука развивается паранойя. Или как по-другому это назвать? Сейчас у группы вовсю промоушен с их камбэком I Need You, и потому времени на раздумья и анализирование практически нет. Может, это и хорошо, иногда макнэ стоит вообще не перетруждаться и не вдаваться в детали тех или иных событий. Период камбэков — самый сложный в моральном и физическом планах, когда на плаву держат даже не фанаты, строчки в чартах и первые места, а банальные звонки из дома или мимолётное похлопывание по плечу от любого из мемберов. А иногда, чтобы открылось второе дыхание, хватает лишь краем глаза заметить поздно ночью в танцевальном зале одного хёна, который оттачивает хореографию в тысячный раз, сбивая ноги в кровь, а на следующий день, улыбающийся ярче солнца и ведущий себя так, будто всё просто прекрасно. А насчёт паранойи… В последние дни Чону всё чаще кажется, будто Чимин настойчиво что-то пытается ему передать силой мысли. Будто Чонгук телепат какой, а простые, человеческие слова старший просто-напросто забыл. Макнэ периодически ловит на себе его взгляды, когда они собираются, чтобы послушать дальнейшие указания, или обедают всей компанией, или даже готовятся ко сну. И как только брюнет эти взгляды перехватывает, Чимин тут же улыбается ему тепло, трепля волосы и проходя мимо, хотя Чонгук мог поклясться, что тот открыл рот, чтобы что-то сказать. Отношения между ним и хёном определенно лучше, чем когда-либо раньше. Чонгук рад, что смог-таки открыться Чимину и хотя бы объяснить и извиниться за своё поведение в первые годы деятельности их группы, когда Паку доставалось от макнэ больше всех. Сейчас у них всё, конечно, далеко от отметки «идеально», брюнет всё ещё чувствует, что в присутствии Чимина ему ещё более неловко, чем в присутствии Юнги или Намджуна, а ведь те для младшего — очень авторитетные фигуры. И всё же ясно, как день, что между ним и Паком всё ещё стоит непонятный барьер, что-то, что не позволяет им сблизиться до конца так, как Чонгук уже смог со всеми остальными. Он не может до конца раскрепоститься в присутствии Пака, не может порой даже высказать свою мысль, настолько ему странно и непонятно, когда внимание старшего сосредоточено на нём. Брюнету не нравится, когда над ним смеются, но ему просто невыносимо становится, когда это делает Чимин, даже если тот и делает это не со зла. Нет, он, безусловно, уважает Чимина, ему нравятся его танцы, но чтобы так ёрзать на месте, кусать губы и топать ногой нервно, когда тот в непосредственной близости — вот, что странно. И что упорно не даёт покоя. А ещё Чонгуку хочется на месте провалиться под землю, когда Пак начинает расхваливать его перед другими мемберами и стаффом, или ещё хуже — перед камерами; когда откровенно флиртует, заглядывая в глаза и сладко улыбаясь. Брюнет в таких случаях просто не может перевести всё в шутку, отмахнуться, как если бы на месте Пака был, например, тот же Тэхён или Хоби. Может, всё дело в той разнице между ними. Потому что Чонгук сразу видит, сразу понимает, что если Тэхён и Хосок начинают так с ним сюсюкаться, то это в явной шуточно-издевательской манере. Это всё ради шоу, смеха, ха-ха, хорошо посмеялись, да. То вот с Чимином такого не ощущается. Тот, вроде, тоже улыбается всегда в конце своих флиртующих фраз, да и другие мемберы тоже прыскают в кулаки от витающей неловкости, только вот Чонгуку смеяться, отчего-то, не хочется от слова «совсем». А хочется совсем другого. Того, о чём младший даже думать боится. Но, как говорилось ранее, сейчас у группы промоушен. Поэтому до конца разобраться в том, чего он там хочет, Чонгуку не позволяет плотное расписание и собственная усталость. Сегодня настроение у макнэ просто прекрасное — они заполучили свою третью победу на музыкальном шоу, ему досталась большая тарелка еды, Юнги-хён похвалил его выступление, а ещё Чон починил свою приставку (на деле, Хоби просто пару раз долбанул по ней кулаком, и младший хотел уже задушить его, если тот сломает её окончательно, но, на удивление, всё заработало). Время уже почти половина одиннадцатого ночи, и обычно в это время Чонгук валится с ног и мечтает лишь о своей кровати, и уже даже без разницы, кто его сосед в этот раз. Но сейчас он чувствует небывалый прилив сил. Хочется покорять новые вершины, хочется написать песню, или придумать новую хореографию, или кавер записать… — Джей Кей, не стой посреди коридора, — ворчит врезавшийся в него полусонный Хоби, потирая глаза и даже не останавливаясь, вскоре скрываясь в одной из комнат. Общежитие быстро погружается во мрак и тишину, слишком быстро, как кажется брюнету. А у него сна, как назло, ни в одном глазу. Он пьёт воду на кухне, медленно попивая и любуясь полной луной из окна, затем неспешно моет за собой стакан, замечая, что стрелка ещё даже не приблизилась к одиннадцати, а спать ему всё ещё не хочется. Он нехотя плетётся к собственной комнате и прикрывает за собой двери, слыша мерное громкое дыхание Юнги-хёна, который оказывается его соседом. Ему нравится, когда он делит пространство со старшим. Тот спит, как убитый, и даже ядерная война не разбудит его посреди ночи, поэтому Чонгук без проблем может рубиться в игрушки на телефоне, или громко слушать музыку и смотреть видео в наушниках, не боясь, что потревожит чужой отдых. Только в этот раз ничего из этого не хочется. Чон ворочается в постели, пытается принять удобное положение, откидывает одеяло, подкладывает дополнительную подушку, но сон от этого быстрее не приходит. Брюнет раздражённо вздыхает и хмуро пялится в потолок, будто он виноват в том, что ему не удаётся заснуть. Он даже начинает считать барашков, когда дверь в комнату тихо скрипит, и Чонгук тут же резко поворачивает голову на звук, не успевая понять, притвориться ли спящим или нет. Чимин украдкой заглядывает в комнату и, видя блестящие глаза Чонгука в темноте, слегка замирает, однако потом прислоняет указательный палец к губам, взглядом указывая на спящего Юнги. Макнэ закатывает глаза, жестом показывая, что того ничем не разбудить, и только потом Пак на цыпочках проходит в комнату, садясь на краешек кровати брюнета. — Почему не спишь? — шепотом спрашивает, наблюдая, как Чонгук принимает сидячее положение и убирает волосы с лица. — Не хочется, — отвечает тот так же тихо, не сводя пристального взгляда со старшего. — Ты что-то хотел? Или ты к Юнги-хёну? — он жуёт нижнюю губу и смотрит, как Пак перебирает шнуровку спортивок пальцами. Они будто поменялись ролями, потому что сейчас Чимин избегает его взгляда, разглядывая подсвечиваемую луной комнату, в то время как Чон смотрит прямо на него, открыто и с интересом. Он подмечает влажные волосы и едва уловимый запах персикового мыла. Лунное холодное свечение красиво ложится на черты Пака, делая его профиль резче, а кожу матовой. Чонгук гулко сглатывает, осознавая всю интимность обстановки. Они, можно сказать, одни в тёмной комнате, впервые за очень долгое время, ведь Юнги не в счёт. И младший не знает, чего ожидать. — Вообще-то, — подаёт голос Чимин, — я к тебе, — он наконец-то переводит взгляд на макнэ, и лучше бы он вновь смотрел в окно, чем теперь испытывать всю тяжесть его взора. Чимин обводит взглядом лицо брюнета и пододвигается ближе, и от этого действия всё внутри Чонгука сжимается, а вздох застревает посреди глотки. — Надеялся застать тебя одного. — Да? — во рту сухо, и Чон незаметно вытирает потные ладошки о розовые пижамные штаны. — А зачем? Чимин порывисто выдыхает, будто решается на что-то. Он сжимает и разжимает кулаки и продолжает глядеть на Чонгука из-под чёлки, опять пытаясь посылать какие-то мысленные сигналы, как он это делал на протяжении последних пару недель. Будто надеется, что брюнет поймёт всё сам, что ему не придётся говорить этого вслух и действовать первым. Только вот что? Чего он хочет? Чон натурально дёргается и испуганно смотрит в лицо напротив, когда их коленки соприкасаются на кровати, и старший берёт оба запястья младшего в свои руки, сжимая их крепко, но так, что тот с лёгкостью может вырваться, если только захочет. Но Чонгук не хочет. Пока. — Я… — голос у старшего срывается, он всё ещё шепчет, однако откашливается тихо, быстро облизывая губы. — Я, на самом деле, давно хотел это сделать, просто… фух, чёрт, это сложнее, чем я думал, — он невесело смеётся, опуская голову и поглаживая большим пальцем правой руки гладкую ладонь Чонгука. — О чём ты, хён? — действительно не понимает младший, доверчиво глядя в лицо Чимина широко распахнутыми глазами. Пак вновь поднимает голову и рассматривает милое лицо напротив, которое становится более резким и мужественным с каждым камбэком, однако всё равно остаётся миловидным и привлекательным. Чонгук без макияжа выглядит совсем мальчиком, а розовая пижама с Куки придаёт ему трогательный шарм, как и растрёпанные волосы и потерянный взгляд. Господи, может, зря он всё это затеял? Пак всерьёз чувствует себя так, будто совращает малолетних. Чонгук слишком невинный ещё, для этих странных, непонятных желаний Чимина. Но он не может уже, он буквально живёт одной лишь мыслью последнее время, желая попробовать хоть разок, хоть на пару жалких секунд. Поэтому Чимин сжимает руки Чона крепче и ужасающе медленно подаётся вперёд, не отрывая внимательного взгляда с лица мальчика, замечая каждое изменение, точно улавливая тот момент, когда он всё понимает и распахивает глаза ещё сильнее, если это вообще возможно. В тишине комнаты сбившееся дыхание Чонгука слышится слишком громко, слишком явственно, выдавая того с потрохами. Он замирает на месте, чувствуя лишь, как сердце в груди начинает заходиться в бешеном ритме, а кончики пальцев леденеют. — Останови меня, — шепчет Пак, продолжая приближаться всё ближе, смотря тому в глаза. Макнэ порывисто вздыхает, неосознанно приоткрывая губы, ответно цепляясь пальцами в ладони старшего. Страшно. Страшно. Он не знает, что сделать, как поступить, мозг отказывает в такой важный момент, поэтому Чонгук теряется. Тем временем Чимин уже дышит ему почти прямо в губы так, что брюнет чувствует теплое дыхание на кончике языка. Господи, почему сердце так стучит-то? — Останови меня, Чонгук, — выдыхает Пак, опуская взгляд на губы, а затем вновь заглядывая в тёмные глаза напротив. — Пожалуйста, останови. С губ срывается одно, однако всё в Чимине кричит о том, чтобы младший позволил ему, чтобы не оттолкнул, не остановил. Чонгук ничего не говорит, да чего там, он почти не дышит, лишь безмолвно смотрит, как Пак сокращает последние сантиметры расстояния между ними и безумно трепетно, до безумия нежно и мягко прикасается своими губами к его. Веки брюнета прикрываются, он всё ещё не двигается совсем, пытаясь принять, осознать, что сейчас происходит. Губы Чимина начинают неспешно двигаться, и Чонгук чувствует всю его неуверенность, весь страх быть отвергнутым в любой момент. Ему и самому страшно до ужаса. Это ведь… он никогда раньше ни с кем не целовался, ему не до этого было совсем, да и желания, как такового, не возникало. Никто Чону не нравился настолько, чтобы захотеть поцеловать. А тут Чимин, его одногруппник, парень, старше его на два года. Целует его так медленно, всё ещё давая тому возможность прекратить всё и сказать «нет». Чонгуку страшно до дрожи, он крепко зажмуривает глаза и никак не отвечает, губы сжаты в тонкую полоску, а сам натянут, словно струна. Он не знает, как поступить, а вся рациональность мышления выбрала именно этот момент, чтобы помахать ему ручкой и уйти на каникулы. Пак замечает его неуверенность и ступор, конечно же, замечает, поэтому отрывается от его губ и отстраняется немного, отчего брюнет тут же распахивает глаза, паникуя. Чимину не понравилось? Он передумал? Он считает это ошибкой? — Чонгук-и, — тихо говорит Чимин. — Ты этого не хочешь? Потому что если нет, то… прости меня, ладно? Я просто подумал, раз ты не отталкиваешь меня… Вместо ответа Чонгук просто вновь закрывает глаза и больно врезается губами в рот старшего, сталкиваясь зубами и охая тихо, тут же отстраняясь и хватаясь за губу. Пак, несмотря на ситуацию, начинает хихикать, и макнэ смотрит на него насуплено и с негодованием, отчего тот прекращает, но всё ещё улыбается. — Я просто не знаю, как нужно, — Чонгук затихает, пряча взгляд, потому что ему не нравится выглядеть неопытным и неумелым, тем более перед Чимином. Но лучше так, чем строить из себя непонятно кого, ведь старший всё равно всё поймёт, если они зайдут дальше. — Я никогда ещё не, — он неловко пожимает плечами. — Ты никогда не целовался? — распахивает глаза Чимин, чуть ли не выкрикивая это, и когда младший шипит на того, то тут же втягивает голову в шею. — Прости, пожалуйста, я просто думал, что… ты же такой… И на выпускном столько девочек тебе глазки строили, — он часто моргает, выглядя совершенно смущённым, и Чонгук думает, что это самый неловкий момент за всю его жизнь. Они оба сидят тут, краснея и заикаясь, не в силах даже двух слов нормально связать, пытаются впервые поцеловаться, но что-то идёт не так. — Ты хочешь… поцеловать меня? — спрашивает в итоге Чимин, преодолевая море смущения, комплексов и страха. Он всё ещё держит руки младшего в своих, делясь теплом и поглаживая. Это приятно. Чонгук сглатывает и всё-таки смотрит на Чимина, сразу же цепляясь взглядом за пухлые губы и то, как приятно они ощущались на его, хоть и продолжалось это лишь несколько секунд. Чонгук из тех, кто отрицает всё до последнего, однако он давно уже понял, что к Чимину у него что-то непонятное, что-то, что не поддаётся никаким словам. Он осознал это ещё в самом начале, и факт того, что что-то мешает им двоим окончательно подружиться, делает ситуацию кристально ясной. Ведь им просто не быть друзьями. Не тогда, когда они прямо сейчас планируют впервые поцеловаться. Друзья не хотят почувствовать дыхание друг друга, не хотят узнать, каковы их губы на вкус. — Да, — тихо отвечает Чонгук и заливается краской, однако он, по крайней мере, честен сейчас. — Тогда давай так, — предлагает Чимин и аккуратно ставит свои ноги по бокам от бёдер младшего, придвигаясь лицом практически вплотную. — Нам надо расслабиться, перестать думать и контролировать каждое движение, позволить ощущениям взять вверх. Остальное нам наше тело само подскажет. Хорошо? Он дожидается ответного кивка, а затем пробует ещё раз. Он так же неторопливо наклоняется ближе, и в этот раз поцелуй более осознанный, более реальный. Чонгук хотел держать глаза открытыми, смотреть на эмоции хёна, однако стоит лишь почувствовать пухлые губы на своих, как веки автоматически закрываются, потому что слишком. В этот раз Пак ведёт руками вверх по плечам Чонгука, а затем зарывается пальцами в его волосы и начинает неспешно массировать кожу его головы, отчего брюнет непроизвольно стонет в поцелуй, приоткрывая рот, а затем широко раскрывает глаза, когда чувствует мокрый язык во рту. — Не волнуйся, — горячо шепчет ему в губы Чимин, одной рукой успокаивающе поглаживая его по спине. — Повторяй за мной, — он снова углубляет поцелуй и улыбается в него, когда чувствует неумелые, но старательные потуги младшего соответствовать. Взрослый поцелуй у них явно не клеился. Чонгук слишком сильно открывал рот и вращал языком, как попало, отчего скапливалось много слюны, которая потом просто вытекала из их ртов. Зрелище то ещё. Чимин решает, что с этим стоит пока повременить. К тому же, им некуда торопиться и спешить. Поэтому сейчас Пак лежит сверху на Чонгуке и кротко чмокает его то в верхнюю, то в нижнюю губу, наслаждаясь ответными движениями и расслабленным телом под ним. Макнэ доверчиво закинул свои руки на шею старшему и откинулся на подушки, позволяя Паку терзать свои губы, которые уже горят от долгих, чувственных и приятных поцелуев. Ему нравится вес Пака на собственном теле, он даже не ожидал, что ему настолько понравится целоваться с кем-то. В голове отчего-то назойливо стучит мысль, что ему понравилось, потому что это Чимин. Потому что не могут не нравиться поцелуи от того, кто будоражит всё сознание и заставляет всё внутри сжиматься и дрожать от чего-то необъяснимого. В ушах стоит шум, а руки старшего трепетно оглаживают его бока, подушечками пальцев поддевая пижаму и легко водя ими по голой коже, вызывая стаю мурашек. Чонгук дрожит в чужих объятьях, понятия не имея, что его тело настолько чувствительное. Он думал, что за годы, проведённые в группе, смог протестировать лимиты своего тела по максимуму. Что только оно не испытывало — и растяжения, и ушибы, и травмы, синяки, царапины и чёрт знает, что ещё. Но никогда Чон не думал, что его тело может так отзываться на простейшие из прикосновений. Он был уверен, что знает своё тело, но, как оказалось, оно всё ещё способно удивлять своего хозяина. — Ах, Чимин, — выдыхает брюнет и слегка прогибается в пояснице, когда парень на нём сухо чмокает его в шею, продолжая цепочкой спускаться ниже, любовно прикасаясь губами к коже так, будто она — редчайший материал, который требует самого трепетного ухода. — Ох! — вновь вырывается изо рта, когда правой рукой Чимин подхватывает его под спину и вжимает в себя, заставляя приоткрыть глаза. Ресницы младшего трепещут, пока он пытается осознать, что от него хотят. Но Пак ничего не говорит, лишь улыбается тепло и вновь прижимается к его губам в целомудренном поцелуе, аккуратно опуская тело на кровать и двумя руками убирая волосы от лица. — Спасибо, Чонгук-и, — теплое дыхание согревает щеку Чона, и он чувствует, как готов провалиться в сон. Его слишком разморило от всех этих поцелуев и объятий, и он широко зевает, даже не прикрывая рот, чувствуя чужую улыбку кожей. — За что? — бормочет он, одну руку укладывая на спину Пака, желая заснуть прямо так, со старшим на нём. Так тепло и хорошо. — За то, что позволил стать твоим первым. Тогда Чонгук был слишком уставшим и сонным, чтобы полностью осознать эту фразу. Догадывался ли он, что эти слова Чимина станут пророческими? Ведь Пак и правда станет для брюнета первым во многих вещах. Первым парнем. Первым возлюбленным. Первым любовником. Первым, кому получится открыться полностью, показывая все, даже самые непривлекательные черты характера. Первым, с кем захочется вместе просыпаться и засыпать. Кого будет страшно потерять. Первым, кто будет так сильно бесить, кто сможет сделать невероятно больно одними лишь словами. Но и в то же время первым, чьи прикосновения помогут излечиться, чьё одно только присутствие будет вселять силу и уверенность. Первым и единственным.