Чимин-хён

Квартира Чонгука блестит от чистоты, полы вымыты на два раза, и он даже протёр кафель в душевой, чего не делал ещё ни разу со дня приобретения апартаментов. И да, он в курсе, что к нему через каждые два дня приходит уборка и вылизывает каждую комнату, однако он частенько убирается сам и наслаждается приятной, тянущей болью в мышцах после, когда пытается достать хлопья с верхней полки и морщится. Это помогает, когда надо от чего-нибудь отвлечься или просто отключить мозги на некоторое время. А сейчас ему это просто необходимо. Он моет за собой чашку, разворачивается, прижимаясь задницей к столику, ищет, за что бы зацепиться глазами, но взгляд упорно возвращается к одиноко лежащему телефону на барной стойке. Чонгук сверлит его пару минут, грызя нижнюю губу, а затем пораженно выдыхает, отталкиваясь от стола и захватывая гаджет, направляясь на диван в гостиной. Он отвечает на сообщения знакомых и друзей, благодарит за поздравления и успевает даже лайкнуть парочку твитов от фанатов, прежде чем заходит на страничку собственной группы и в который раз нажимает на самое новое видео, которое просмотрел не менее десяти раз, всё пытаясь уловить подвох и тщетно стараясь задушить обиду, что грозится захватить его мозг в любую секунду. «Чонгук-щи! С днём рождения!» — слышится нежный голос Чимина из динамиков, и на лице его улыбка, вроде бы, такая родная и привычная, но Чонгук всё равно не понимает, что же не так. «Покушай много вкусной еды! Проживи долгую жизнь! Я искренне поздравляю тебя с днём рождения. Давай позже выпьем вместе!» Шесть фраз. Шесть простейших, банальнейших, будто заранее подготовленных фраз, которые совершенно не пахнут той самой искренностью, о которой хён говорит в видео. Чимин улыбается и машет в камеру, и улочка Парижа за его спиной выглядит и правда симпатично, Чонгук пытается сосредоточиться на этом, а не на том, что на свой день рождения от Чимина он получает не его самого рядом с ним, тут, в Сеуле, а какое-то жалкое видео на двадцать две секунды с почти другого конца света. Да, окей, он заценил, что длина ролика такая же, сколько ему и исполняется, и всё же. Он ведь встал сегодня аж в шесть часов, как можно дольше оттягивая момент, когда заглянет в свой мобильный и увидит сообщения от хёна — тот с самого их знакомства поздравляет Чонгука ровно в полночь и пишет такие длиннющие поэмы с миллионом смайликов, что в глазах начинает рябить. Он вчера заснул немного раньше двенадцати, потому что жутко устал, хоть и непонятно, от чего именно. Так обычно и бывает — когда у тебя выходной, и ты планируешь не спать и поделать всё, что так хотел, когда у тебя не хватало времени, то, как назло, хочется спать уже в десять часов вечера. Терпения, однако, хватило ровно на то, чтобы почистить зубы и сделать зарядку с утра, после чего он тут же пытался разобраться в океане уведомлений, ища то единственное, которое хотел увидеть больше всего. Однако среди многочисленных сообщений не находится ничего от старшего. Чонгук не стал раньше времени сильно на этом заострять внимание, вместо этого принимая звонки от родных и друзей, улыбаясь и искренне благодаря за тёплые слова. Он почти два часа убивает на то, чтобы прочитать и лайкнуть различные посты, упоминающие его день, и опоминается лишь, когда заходит в твиттер группы и видит опубликованное пять минут назад видео Чимина. Чонгук фыркает и откидывает телефон куда-то на диван, сам вставая и отходя подальше, тут же бросаясь на пол и начиная яростно делать отжимания. Раз-пять-двадцать-сорок. Физический труд отвлекает. Но даже сейчас, пыжась и кряхтя, Чонгук не может отключить свой мозг и чёртовы злость и обиду, что прорываются сквозь всё остальное. Самое смешное, что Чимин ничего ему не должен, в конце концов. У них такой долгожданный и короткий отпуск, и каждый мембер захотел провести его так, как душе угодно. Чонгук вот, например, просто хотел тишины и покоя. Да, хотел, просто… он уже настолько привык к тому, что ради него Чимин чуть ли не горы сворачивает, делает всё, чтобы тот был счастлив, что сейчас, прекрасно зная, что сегодня день рождения Чона, он ограничился лишь этим видео из Парижа. Ни личного сообщения, ни звонка, да даже в групповой чат не написал! То есть, его поздравление Чонгук видит вместе с миллионами других, отчего оно становится совершенно не особенным. Такой расклад дел (не)много бьёт по самолюбию: то ли всё дело в том, что за столько лет Чимин окончательно разбаловал Чонгука, внушая и доказывая словами и действиями раз за разом, что тот для него — пуп земли, то ли младшему и правда совершенно по-глупому обидно. Но факт остаётся фактом — его выбивает из привычной колеи. А он не любит перемены, даже маленькие. Чонгук прямо так и не сказал, что хочет, чтобы Чимин был рядом сегодня, смелости не хватило. Однако он думал, что дал достаточно намёков. Он и правда надеялся, что они встретят день рождения Чонгука тут, в Сеуле, у него в квартире. Ведь у них долгожданный отпуск, ведь чуть ли не впервые могут провести его так, как сами захотят (что, на самом деле, полная херня — они под постоянным контролем). Он вообще хотел провести все дни тут — не зря же всё же приобрёл такую шикарную квартирку в неплохом районе, да ещё и с Хоби по соседству — но Чимину приспичило поехать в Париж. На кой-чёрт — Чонгук понятия не имеет, и тогда был слишком раздражён, чтобы нормально с парнем разговаривать, поэтому они попрощались на не слишком приятной ноте. Хён звал его с собой, вообще-то, но Чонгук действительно хотел отдохнуть эти дни у себя: ничего не делать, накупить вредностей и тупо толстеть на диване за просмотром сериалов, максимум — смонтировать новый ролик, благо, материала у него предостаточно. А ещё все эти видео Чимина с твиттера, где он то на концерте какого-то исполнителя, то в каком-то непонятном пабе. И Чонгук доверяет хёну, полностью и безоговорочно, просто он хотел бы быть хотя бы в курсе того, что тот собирался сделать всё это в Париже. Конечно, тот не обязан отчитываться ему о каждом своём передвижении, но Чонгук любит накручивать себя, любит слишком анализировать мельчайшие вещи и поступки, поэтому сейчас ему просто-напросто кажется, что Чимин захотел отдохнуть от него и повеселиться одному. Ведь отчего же ещё он так и не сказал ему точной причины того, почему так рвётся в город влюблённых? Как странно однако — его в этот день поздравляет весь мир, телефон не прекращает разрываться от всё новых уведомлений, хэштег #HappyBirthdayJungkook стоит на первом месте в мировых, он получил поздравления от многих знаменитостей, от Джастина, мать его, Бибера получил! Если честно, у Чонгука случился мини-инфаркт, когда ему прислали ссылку на этот твит, потому что вау. Он не мог перестать пищать и скакать по квартире минут десять, а в групповой чат посыпались подколы от парней, мол, случилась мечта фанючки. А Стив Аоки на своём концерте даже поставил совместный трек, что записали он, Чонгук и Намджун! Что есть его жизнь на данном этапе? Он чувствует любовь всего мира в этот день, видит трогательные слова любви от фанатов, прекрасные арты, поэмы, видео и каверы. Он старается осчастливить как можно больше людей сегодня, хотя бы простым лайком, ретвитом, или обычным сердечком. Не хватает только, чтобы Билли Айлиш ещё упомянула его где-нибудь у себя, и тогда малец может отправиться в мир иной счастливым. А в глубине души всё равно притаилась обида. Да, ему приятно всё это внимание, вся эта любовь, но всё это не то, не делает его до конца, по-настоящему счастливым, когда рядом нет Чимина. Он привык за эти годы просыпаться именно от рук бойфренда — и если поначалу это были шуточные тычки в бок и насмешливые «эй, макнэ, сегодня твой день рождения, что ли?», то чуть позже это уже были полноценные объятья, полные заботы и любви, и ласковые поглаживания по волосам с лёгкими поцелуями в висок. Сегодня первый раз, когда он просыпается без Чимина рядом. И это… отстойно. Его до жути бесит собственная реакция, все эти чувства, которых слишком много внутри него. Чимин превратил его в эмоциональную солянку, вызывая слишком бурный отклик, и развил эту дурацкую зависимость. Чонгук решает не паниковать раньше времени, хотя еле удерживается от того, чтобы не позвонить менеджеру, который наверняка в курсе того, где Чимин и как Чимин. Нет. Надо успокоиться и взять себя в руки. Проходит ещё несколько часов, и настрой его меняется из озабоченного в похуистический. Все парни уже позвонили ему и поздравили лично: Намджун путешествует по Европе, набираясь вдохновения на новую музыку и тексты, Юнги, кажется, у себя в студии, работает над какими-то треками. Джин поехал повидаться с родными, а Тэхён со своими друзьями в Тэгу — отдыхает, плавает, хорошо кушает. Они все в разных уголках планеты, и каждый всё равно нашёл время и желание позвонить своему макнэ и поздравить с таким важным днём. То есть, для самого Чонгука этот день не такой уж и важный, и вообще — всё это формальность и не более. И всё же, не каждый день тебе стукает двадцать два, согласитесь. Поэтому ему приятно слышать родные голоса и то, что каждый занимается тем, что им сейчас по душе, отдыхая и набираясь сил, прежде чем они вновь соберутся все вместе и продолжат деятельность группы. Даже Хоби, который живёт поблизости, и то соизволил позвонить и покричать добрых десять минут в трубку, желая целую гору всего: здоровья, счастья, много вкусной еды, чтоб его прелестный голосок не подводил в важные моменты, чтобы он не забывал о хёнах и звонил им по любому поводу (особенно ему, Хосоку, ведь тот души не чает в макнэ), желает здоровья его семье, успехов в личных начинаниях. Чонгук послушно слушает то, как хён аж захлёбывается своим энтузиазмом, пока попутно включает ноутбук, чтобы немного позаниматься монтажом. Он не может сдержать улыбку, когда Хоби обещает зайти к нему вечером. — Хён, а… — Чонгук благодарит Хосока за столь бурные поздравления, и всё же не может не спросить. — Тебе Чимин-хён не звонил? — он закусывает губу, всё его напускное безразличие сменяется тревогой. Уже почти вечер, а Чимин так ему и не позвонил, и телефон у него отключен. В трубке слышится молчание, а затем Хоби прокашливается и отвечает: — Нет, не звонил. Но ты не волнуйся, уверен, у него всё в порядке. Скоро объявится, вот увидишь. Чонгук прощается с хёном и полностью погружается в монтирование, проводя следующие несколько часов, будучи сосредоточенным на сортировке кадров и подходящих переходах. Он успевает даже забыть обо всём остальном — когда телефон на беззвучном режиме, кажется, будто сегодня обычный, ничем не примечательный день, когда он может погрузиться в своё хобби и заниматься чем-то для души. Он успевает смонтировать целых сорок секунд своего потенциально нового видео (Чонгук перфекционист, окей? Сорок секунд — зато идеально отшлифованные), когда слышит стук в дверь. Он аж дёргается весь, настолько ушедший в работу, сохраняет полученный результат в проге и смотрит на время. В многоэтажку, где он живёт, посторонних не пускают, поэтому это наверняка кто-то из своих. Возможно, уже Хоби подъехал, как и обещал, и настроение Чонгука повышается от одной лишь мысли, что он всё же не будет сегодня один . Да, он любит одиночество, любит побыть наедине со своими мыслями, подумать, расставить всё по полочкам, поразмышлять о прошедших событиях и днях. Ему это необходимо — личное пространство. Он из тех людей, которым нужно перезарядиться. Нужно быть изолированным какое-то время, чтобы вновь начать социализироваться. Будучи айдолом, за один день он испытывает слишком много эмоций, тратит слишком много энергии, видится со множеством людей и вбирает и отдаёт взамен слишком много. Он постоянно контактирует с другими, и это эмоционально и морально сложно, поэтому, чтобы избежать срывов и истощения, ему нужна перезарядка. За столько лет все в его окружении успели это понять, поэтому знают, когда нужно оставить макнэ в одиночестве. Однако тот вид одиночества ему необходим, чтобы перезарядиться. А есть тот вид, которого ему бы хотелось избежать — это когда он понимает, что у всех свои дела, а сам он никому не сдался. Тем более в его же день рождения. Поэтому его всё же радует мысль, что кто-то разделит с ним сегодняшний вечер. К тому же, он всегда рад Хоби — он один из его любимейших хёнов. В дверь вновь стучатся, и он слышит какое-то копошение. Чонгук разминает шею, идёт открывать и почти глохнет, широко раскрывая глаза, когда за порогом его встречают родные люди с громкими криками «Поздравляем!», «С днём рождения!», «Чонгук!» и «Сюрприз!». Все кричат, что попало, но суть одна. Не дожидаясь ответной реакции, его отпихивают в сторону, и вся эта орава заходит внутрь, уже чувствуя себя как дома, попутно обнимая гостя квартиры, который всё ещё стоит, глупо хлопая глазами. — Я же сказал, чтобы мы все кричали «С днём рождения, Чонгук!», — недовольно ноет Хоби, проходя одним из первых. Он ярко улыбается донсену и крепко обнимает его одной рукой, в другой держа радужный тортик так, чтобы не упал. — Поздравляю, Чонгук-и! Не ожидал? — Неа, — выдыхает тот, и на его губах медленно расцветает слегка неверящая, неуверенная улыбка. — Как вы… как..? — Ты это у своего парня спроси, — подмигивает он и проходит дальше, направляясь, по видимо, сразу на кухню, прекрасно зная, где тут у донсена всё находится. Чонгук чуть в обморок не падает, когда видит своих друзей из Пусана, тех, с кем не виделся уже больше десяти месяцев, наверное. Парни громко и весело приветствуют его, кричат, поздравляют, размахивают разными цветными пакетами и коробками и не перестают трепать его по отросшим волосам или тыкать в бок, улыбаясь во все тридцать два. Он приглашает их внутрь, и те тут же разбредаются, кто куда, попутно интересуясь, где тут у Чонгука туалет. Тот улыбается и отвечает, а затем поворачивается к последнему оставшемуся гостю, который всё ещё стоит в проходе с бумажной вывеской Happy Birthday, фирменными пакетами и огромной коробкой в руках. Чимин несмело переступает порог квартиры, позволяя Чонгуку закрыть за собой двери, и они стоят так несколько секунд, молча глядя друг на друга, пока глаза Чимина бегают туда-сюда, не решаясь встретиться со взглядом младшего. Он мнётся с ноги на ногу. — Привет, — говорит он и неловко улыбается, наконец, заглядывая в глаза. — Привет, — в тон ему отвечает Чонгук, делая первый шаг навстречу. Всё валится из рук Чимина, когда он шагает в объятья брюнета и обвивает руками его плечи, тут же привычно зарываясь носом в шею и прикрывая глаза, вдыхая любимый аромат. Он, наконец, дома. Чонгук и есть его дом. Он заботливо зарывается пальцами в длинную шевелюру своего парня, массируя его голову и забываясь в тёплых крепких руках, совершенно игнорируя то, что в квартире, вообще-то, есть и другие, помимо них. Чонгука это тоже мало беспокоит, судя по тому, как он цепляется за миниатюрную фигуру хёна, как стискивает его бока и целует волосы. Просто поразительно, как каждый раз, стоит им обняться, что-то кликает, будто детальки мозаики, наконец, находят друг друга, заканчивая общую картину. Становится хорошо, правильно и так уютно, что разорвать объятья удаётся с большим трудом. Чимин не отходит, лишь слегка откидывает голову и улыбается, глядя на парня, радуясь, что ему удалось вызвать такую реакцию. Кажется, кто-то там обижался? Как бы не так. Одно лишь присутствие Чимина рядом — и Чонгук забывает обо всём, что хотел сказать ему при личной встрече. Кажется, он хотел бросаться обвинениями и негодовать, но какая, к чёрту, разница, если он сейчас тут? И, судя по всему, эта вечеринка-сюрприз с друзьями из Пусана — именно его идея. Так как он может вообще обижаться на него? — Прости, что отключил телефон и молчал весь день, — Чимин знает своего парня, знает, что тот наверняка дуется на него, поэтому тут же пытается объясниться. — Сумасшествие какое-то, я с рейса на рейс, ещё пока дождался посылки, думал, вообще не успею, — говорит в шею и целует кожу, немного ослабляя хватку и заглядывая в лицо. — Я хотел быть уверенным, что получу всё, что заказывал. — О чём ты? — не понимает Чонгук, пока тот загадочно улыбается. А вот, оказывается, о чём. Мало того, что Чимин договорился с друзьями Чонгука, организовал им перелёт из Пусана в Сеул, а также ещё напополам с Хоби заказал радужный тортик, который не так давно Чон заприметил неподалёку от района, где он проживает, так ещё и привёз из Парижа кучу подарков, и всё лишь для Чонгука. Он не пожалел ни своего времени, ни, тем более, денег, чтобы порадовать любимого парня разными плюшками, которые достать можно было лишь в определённых местах. Среди них лимитированная музыкальная шкатулка с персонажами из мультсериала «Кошмар перед Рождеством», которую они заприметили пару лет назад, когда были в Диснейленде в Токио, и которую Чонгук порывался взять, да передумал в последний момент, хоть и смотрел на неё с грустью. Также майка без рукавов от излюбленной парижской марки младшего, и красный скейт Supreme, ведь Чонгук в последнее время говорил, что хочет отточить свои навыки в скейтбординге. Поэтому сейчас именинник сидит за столом, заваленный подарками как от Чимина, так и от друзей, позади развешено разноцветное Happy Birthday, а вокруг одни из его любимых людей во всём этом мире, которые улыбаются искренне и поют ему поздравительную песню. Чимин вытягивает ноты старательнее и громче всех и смеётся, тут же бросаясь к брюнету, когда тот ото всех нахлынувших так не вовремя эмоций начинает шмыгать носом. Он ласково перебирает тёмные пряди, беззлобно посмеиваясь, пока Чонгук прячет лицо в его футболке и чувствует, как на душе становится тепло-тепло от того, что все эти люди сейчас тут, делят с ним его праздник. Он долго отнекивается, но в итоге всё же сдаётся под общим натиском и позволяет Чимину сделать снимок себя, сидящим за столом, пока в кадре видны чуть ли не все его подарки, которые тот даже не потрудился скрыть от лишних глаз. Сейчас ему совершенно не до этого. Он счастлив. На снимке Чонгук получается не очень, он жалуется, что видны его опухшие глаза и красный нос, однако Чимин добавляет различные фильтры и платные стикеры и говорит, что он выглядит безумно мило. И всё равно выставляет эту фотографию, несмотря на все протесты младшего. Хоби кричит, что Чонгук просто милашка, пока друзья поддакивают на заднем фоне. — Самый красивый мальчик в этом мире, — шепчет Чимин ему на ухо, обхватывая того за бёдра, и целует в щёку, пока тот совершенно по-глупому заливается краской и сбегает в кухню, чтобы принести ещё столовые приборы, пока они все кушают в гостиной. Чонгук не помнит, когда в последний раз чувствовал себя так… хорошо. Так спокойно, правильно, так по-домашнему. Он смотрит на всех своих друзей, собравшихся у него в гостиной, пока те смеются, шутят, разговаривают и едят, и ему хочется сохранить этот момент в памяти на всю жизнь, чтобы помнить это тёплое чувство, разливающееся по всему телу и попадающее в кончики пальцев на ногах. И всё-таки людям нужны люди. Они сидят до глубокой ночи, пока не переваливает уже за два. Никто из них не хочет уходить, однако усталость всё же даёт о себе знать. Чонгук предлагает всем остаться у него, ведь квартира большая, всем места хватит, к тому же — уже ночь на дворе, как они собираются пойти в такую темень? — Я плохо засыпаю где-либо, кроме своей кровати, — пожимает плечами Хоби. — К тому же, мне буквально два шага пройти — и я у себя. Его друзья говорят, что они уже забронировали себе номера в отеле неподалёку, к тому же, все их вещи там, и им надо ещё помыться и переодеться во что-то более удобное. Чонгук уговаривает их, но те ни в какую — упёрлись и всё. Они все помогают хозяину убрать со стола, моют посуду и складывают мусор в пакеты. Хоби даже успевает пропылесосить гостиную, пока его друзья заняты протиранием посуды, а Чимин — тем, что убирает остатки еды в холодильник. Именинник говорит, что не стоило, он бы и сам убрал, но его друзья — те ещё упёртые бараны. Они прощаются, стоя в коридоре, и Чонгук говорит, что завтра они все обязательно соберутся и пойдут куда-нибудь погулять. Его друзья радостно поддерживают эту идею, как и Хоби, у которого глаза уже закрываются от усталости. Чонгук решает не мучать их больше и говорит, что заказанное им такси уже дожидается внизу. Они все обнимаются и, наконец, он захлопывает двери квартиры, прислоняясь к ней спиной и упираясь головой, прикрывая глаза и протяжно выдыхая. Какие же они, всё же, шумные. У него до сих пор в ушах звенит, и тишина после такого гвалта ощущается довольно странно. В чувство его приводит звон посуды из кухни, и только сейчас он вспоминает, что Чимин остался у него. Конечно, чёрт возьми, а как иначе-то? Он проходит внутрь и прислоняется боком к косяку, пока наблюдает, как тот что-то бурчит себе под нос, пытаясь затолкать остатки курицы в заполненный холодильник. Он толкает тарелку внутрь и жмурится, когда слышит из недр подозрительный звук, решая найти другое место. Чонгук со своего места улыбается, откровенно любуясь своим парнем, пока складывает руки в замок, не собираясь ничего предпринимать. С горем пополам, спустя пару минут хёну таки удаётся найти подходящее место, и он захлопывает дверцы холодильника, разворачиваясь и пища от удивления, когда видит застывшего макнэ в проёме. Он тут же выдыхает и сгибается пополам, ставя одну руку на сердце, пока Чонгук весело смеётся и проходит мимо него, прикрывая до конца верхний шкафчик с тарелками. — Весело ему, — бурчит Чимин, шлёпая того по ягодице, — чуть инфаркт тут не заработал, а ему всё смешно. — Ты иногда совсем как старикашка, — дразнится младший и показывает язык, направляясь теперь в гостиную и плюхаясь со смачным «уф!» на диван, сразу же откидываясь на спинку и закрывая глаза. — Кто там старикашка? — заслышав кряхтение, через пару секунд в комнате появляется Чимин, который тут же садится на колени Чонгука, упираясь ногами по обе стороны от его бёдер и закидывая привычным жестом руки тому на плечи. Он заправляет отросшие пряди младшему за уши, не в силах убрать с собственного лица дурацкую, совершенно влюблённую улыбку. — Тебе понравился сюрприз? — тихо спрашивает он, увлеченно водя указательным пальцем по бровям брюнета, вниз по носу, очерчивая контуры его губ и в итоге гладя по щеке, придвигаясь ближе и обнимая его, укладывая голову тому на плечо. Чонгук инстинктивно сжимает его бока в защищающем и слегка собственническом жесте. — А подарки? Я так долго искал эту чёртову шкатулку, ты не поверишь. Из-за неё, можно сказать, и задержался, так бы пораньше приехал и не заставлял тебя так волноваться. Чонгук всё ещё глаза не открывает и молчит, слушая рассказы старшего и размякая лишь от одного жара тела и приятной тяжести. Хён на нём мягкий, пахнет различной едой, что они недавно кушали, а тёмные волосы немного щекочут щёку, но он не собирается двигаться и жаловаться — ему, на самом деле, идеально. Прямо вот так, с болтающим бойфрендом, обнимающим его, и с возможностью гладить Чимина и проводить ладонями под футболкой, чувствуя упругую, чуть влажную кожу. — Хей, — хён отодвигается и слегка трясёт его за плечи, и когда Чонгук открывает глаза и промаргивается, то натыкается на недовольный взгляд. — Ты чего там, заснул, что ли? Прямо посередине моего рассказа? — возмущается Чимин, и Чонгук не может сдержать улыбку. — Нет, я всё слушаю, клянусь, — с честным видом кивает он головой. — И мне всё понравилось, правда. Я не ожидал, что мои друзья с Пусана согласятся прилететь сюда, ещё и когда учебный год начинается, и у многих из них работа. Наверное, им пришлось отпрашиваться… — он хмурится, прикидывая, что такой приятный для жест наверняка принёс друзьям немало хлопот. — Так-так, давай-ка не делать поспешных выводов, ага? Они тут всего на два дня, университет начинается с пятого числа, а на работе их отпустили без проблем, так как они «трудолюбивые и компетентные работники», — Чимин делает кавычки в воздухе и забавно морщит нос. — Так что всё нормально. Главное, что они сами этого захотели, согласились сразу же, даже упрашивать не пришлось, — он призадумывается, по привычке продолжая касаться Чонгука то по плечам, то по шее, то в волосы зарывается. — Но ты ведь доволен? Это всё не было… слишком? — даже несмотря на всё, старший всё ещё беспокоится о реакции Чонгука, как делал это всегда, как будет продолжать делать и дальше, потому что он не умеет по-другому. А Чонгук смотрит на парня перед собой и просто осознать до конца не может, как Чимин может быть таким заботливым, таким добрым по отношению к нему. И ведь так было с самого начала, почти с самой их первой встречи. Тот просто взял Чонгука под своё крыло, и может дело в том, что у него самого дома остался младший брат, то ли у него в крови — заботиться о других, но он взял некую опеку над ним с первых же дней. Не требуя ничего взамен, не обращая внимания на то, что поначалу Чонгук был отстранённым и даже грубоватым по отношению к хёну. Чонгук не хотел открываться ни в какую, строил стены вокруг себя, не давал пробиться внутрь. На вопросы отвечал односложно, на контакт не шёл, от всяческих попыток заботиться лишь вёл плечами и отмахивался. В конце концов, он ведь не малыш какой-то, ему нянька не нужна. Тем более в лице Чимина. Пак Чимин был последним, кто присоединился к их группе, последним, с кем Чонгук познакомился и который с первых же секунд вызвал какие-то противоречивые чувства. Чонгук признавал и уважал талант хёна, в какой-то мере даже восхищался тем, насколько хорошо ему даётся любая хореография, как красиво и элегантно выглядят его движения. Ведь сам Чонгук всегда немного парился с изучением новых танцев, отшлифовывая все связки и всё равно понимая, что у него никогда не получится так, как у Чимина. Но с другой стороны, что-то не давало ему покоя касательно него. Было что-то в самом Чонгуке, что отзывалось на его присутствие, и это жутко бесило и раздражало. Чонгук не понимал сам себя, старался создать дистанцию и дать себе время разобраться, что было невозможным, учитывая, что все семеро парней были рядом друг с другом каждый день, да и сам Чимин всё время ошивался именно рядом с макнэ, мельтеша перед глазами каждый чёртов раз. Все видели, что макнэ стал любимчиком Чимина, но причин не понимали, ведь Чонгук отталкивал хёна раз за разом, прилюдно говоря, что он считает Чимина самым непривлекательным в группе; что, будь он девушкой, то точно не встречался бы именно с ним; что Чимин как пиявка, проходу ему не даёт и души не чает. Старший смеялся со слов Чонгука вместе с остальными, возможно, делал это громче всех, что и выдавало его со всеми потрохами. Пытаясь сделать вид, что его не задевают слова макнэ, он лишь делал это ещё более очевидным. Так продолжалось первые года два с дебюта точно. Чимин ластился, хотел быть ближе, заботился, оберегал и просто был рядом, безвозмездно, пока Чонгук отмахивался от него, нос воротил и вообще, «чего ты пристал ко мне?». Чонгук ведь такой по натуре — в жизни не признал бы, что ему, вообще-то, нравилось всё это: и то, что хён всегда выделял его, и особое отношение, и все объятья и комплименты, на которые Чимин не скупился, щедро одаривая младшего. Он скорее будет притворяться, что его это раздражает, чем покажет хоть кому-либо, особенно Чимину, что он не против, он только «за». И такие их игры продолжались бы и дальше, наверное, если бы не один случай, который заставил Чонгука полностью пересмотреть своё поведение и вынести урок. На очередном фансайне макнэ снова проехался по самооценке Чимина, ставя того на последнюю ступеньку рейтинга вижуалов в их группе. Он с наглой улыбкой выполнял просьбу какой-то фанатки, в придачу заявив, что он всегда считал Чимин-хёна самым страшненьким из них всех. — Вы видите эти щеки? — забавлялся младший, смеясь в микрофон, и почти сразу наткнулся на предупреждающий взгляд Джина, который смотрел неодобрительно и еле заметно покачивал головой, отворачиваясь. Этот жест слегка отрезвил Чонгука, и он неловко положил микрофон на стол, сконфуженно заёрзав на стуле. Все в группе привыкли к немного беспардонному поведению их макнэ и тому, что он может быть грубым, резким и не всегда следить за словами. Он ведь… он же шутит, это же понарошку всё, правда? Никто ведь всерьёз не обижается на него? Он кинул взгляд на Чимина, который засмеялся в ответ на слова Чонгука, и даже отсюда тот увидел, как краска поползла даже по шее хёна, пока он становился ещё громче, чем обычно. И, пожалуй, впервые Чонгуку действительно стало стыдно за своё поведение, потому что он слышал всю наигранность смеха хёна, видел, как тот пытался быстрее замять эту тему, зачитывая следующий вопрос от фанатов. И это ощущение стыда не прошло даже после фансайна, когда Чимин не стал липнуть к нему по привычке, проходя мимо за кулисами и не удостоив даже взглядом. — Чего это он? — не удержался Чонгук, когда они рассаживались по машинам. Он как раз сказал какую-то глупую шутку, над которой Чимин точно бы посмеялся, ведь он всегда поддерживал любые его потуги. Только вот хён не смеялся, он всё так же отказывался смотреть на макнэ, проходя ко второму тёмному джипу и садясь вслед за Хоби, закрывая за собой двери. — Ты всё же следи иногда за тем, что говоришь, — кинул ему Шуга безэмоционально и залез в машину, заставляя Чонгука глупо хлопать глазами и интересоваться, перегнул ли он в этот раз палку. Как оказалось, перегнул. И не просто перегнул — он её сломал. Весь оставшийся вечер чувство вины и стыд грызли Чонгука изнутри, особенно когда Чимин так и не сказал ему ни слова после. В итоге макнэ под ночь решил пойти извиниться в его комнату, которую тот делил с Хоби. Он никогда раньше не ходил извиняться первым. Во-первых, потому что он никогда особо не чувствовал себя виноватым, и во-вторых, хёны всегда оттаивали сами и потом приходили к нему. Приоткрыв двери, Чон первым делом увидел Хосока, который был повёрнут в сторону и храпел с открытым ртом, из которого текли слюни. Младший хрюкнул себе под нос и толкнул двери чуть шире, видя на второй кровати сжавшийся маленький клубок. «Может, он спит», — мелькнула у Чонгука мысль, однако он подошёл ближе, чтобы убедиться наверняка. Но тут же замер, а сердце пропустило удар, когда тельце начало дрожать, а затем послышался тихий, почти беззвучный всхлип в тишине. И этот звук отпечатался в сознании Чонгука на долгие-долгие годы. Младший в панике раскрыл глаза, не зная, что делать. Он никогда не видел, чтобы Чимин плакал, никогда не слышал ничего подобного от него. Тот всегда казался жизнерадостным и беззаботным, а если и сталкивался с трудностями, всегда сохранял бодрость духа и не унывал. Поэтому сейчас Чонгук был в абсолютной растерянности, и ему стало страшно. Нутром чувствовал, что такое состояние связано с его собственным поведением чуть ранее. Очередной всхлип просто разорвал сердце Чонгука, и он, пожалуй, сделал самую смелую вещь за всё пребывание в группе — не сбежал, как обычно, а остался. И даже больше — сел на край кровати, тут же отметив то, как всхлипы прекратились, а тело под одеялом замерло испуганно, и затем наклонился ближе, боязливо и неловко обняв Чимина. Он смутно помнил их разговор тогда, запомнилось лишь ощущение страха и острой вины за то, что он сделал и вообще делал с самого их знакомства. Он боялся, что грубыми словами и невежественным порой поведением разрушил всё между ними. Просто он не был таким, как Чимин, не умел говорить о своих чувствах, не мог рассказать о том, что у него на душе, другим, поделиться собственными переживаниями. Поэтому и вылилось всё вот в это: он неосознанно сделал больно тому, кто заставлял его чувствовать новые, непонятные и порой пугающие до чёртиков чувства и желания. Возможно, именно та тихая ночь и стала поворотным моментом в их отношениях, после чего между ними изменилось если не всё, то что-то определённо. Чонгук стал учиться открываться, следить за словами, учился обсуждать свои чувства и проблемы, а не копить всё в себе и строить догадки. И он определённо стал относиться теплее к Чимину, тихо и смущённо благодаря его, если тот принесёт оставшийся йогурт или поможет растянуться; делая комплименты в ответ, когда Чимин назовёт его «красивым» или «талантливым». Очень медленно, но верно, их отношения стали меняться, их динамика развивалась изо дня в день, и наряду с жизнью айдола Чонгук вдруг осознал, что общение с Чимином заставляет точно так же трепетать что-то внутри. — М-да, — выносит неутешительный диагноз хён, поджимая губы. — Знатно ты так проваливаешься сегодня. Так сильно устал? Вместо ответа Чонгук вдруг хватает его крепко за пояс и буквально вжимает в себя так, что старший ахает от неожиданности, автоматически хватаясь за подставленные плечи. Чонгук даёт себе ещё одну лишнюю секунду, чтобы полюбоваться любимым лицом вблизи, а затем без каких-либо объяснений прижимается губами к другим, будто если он не сделает этого сейчас, то, как минимум, умрёт. Чимин что-то мычит в поцелуй, удивляясь такому порыву, ведь это совсем не в стиле младшего, обычно именно у старшего бывают такие вот замашки, когда он не может более сдерживать свои желания. Когда Чимин мысленно пожимает плечами и первым углубляет поцелуй, то ему даже становится интересно, куда же всё это приведёт. Такое поведение Чонгука как минимум интригует. Хватка на его боках сильная, нуждающаяся, Чонгук впивается пальцами в его кожу чуть ли не до отметин. Из младшего вырывается скулёж, когда Чимин отлипает от его губ и широким мазком проходится дорожкой от шеи, прикусывая подбородок, и вновь впивается в рот, вплетая собственные пальцы в длинные волосы и сжимая их на затылке. Чонгук раскрывает рот всё шире, просит всё больше, хочет Чимина везде. Ладони уже вовсю оглаживают спину парня на нём, проходясь короткими ногтями по коже, делая ощущения ещё более острыми, приятными. Чонгук толкается бёдрами наверх, потому что да, окей, он уже позорно возбудился от одних только поцелуев. Кажется, сегодня его персональный рекорд — сколько ему там понадобилось, чтобы заполучить стояк? Пять минут? Три? Он шумно дышит носом, потому что отказывается отрываться от губ бойфренда — благо, за годы и годы практики он уже натренировался, и теперь может целоваться чуть ли не пару минут без перерыва. Чимин снова царапает кожу головы, и младший ненормально дуреет от этого простого жеста. Он стонет в рот старшего и вновь подаётся бедрами, однако вместо ответного потирания натыкается лишь… на смех. Погодите, что? Чонгук отлипает от Чимина с мокрым чавкающим звуком, слюна течёт у него по нижней губе и подбородку, но сам он хмурится недовольно, потому что Чимин на нём хихикает и прикрывает рот рукой. Видимо, он замечает недоумение и возрастающую обиду младшего, потому что тут же затихает, но всё ещё не перестаёт улыбаться. — Прости, Куки, просто… давно я тебя таким не видел, — он приглаживает волнистые волосы парня и целует в кончик носа. — Ты такой милый, — он снова кротко хихикает и чмокает прямо в выпяченные губы, указательным пальцем разглаживая морщинку меж бровей. — Ну, не дуйся, окей? Это было очень даже горячо, прямо вау! Чонгук отстраняется, не давая поцеловать себя, и недовольно отворачивается в сторону, прекрасно понимая, что ведёт себя по-детски, но ничего поделать не может. Как Чимин за одну секунду может убить и настроение, и его стояк? Он хватает старшего за бедра и скидывает с себя на диван рядом, тут же вставая и направляясь в ванную комнату. — Ну-у-у, — ноет Чимин и идёт следом за ним, и даже сейчас Чонгук всё равно слышит смех в его тоне. Каков наглец! — Я же извинился, ну Куки, ну ты чего? — он облокачивается на косяк и наблюдает, как младший выворачивает карманы спортивки, выуживая наполовину использованную пачку жвачки, телефон и какие-то бумажки, после чего снимает всю одежду и бросает её в корзину для белья. Когда Чонгук отворачивается от него и открывает кабинку душевой, старший пытается жмякнуть его по ягодице, однако его ладонь бесцеремонно шлёпают, и довольно-таки сильно, отчего губы дует уже Чимин. — Эй, какого чёрта? Ты тут устраиваешь прямо передо мной стриптиз и ожидаешь, что я даже не трону тебя? — Похоже, не так сильно я тебя и завожу, — едко отзывается Чонгук, полностью заходя в душевую, однако оставляя двери кабинки открытыми — уже хорошо, значит, не так уж и сильно обиделся. — У тебя даже не встал, и ты не потирался в ответ, — он включает воду и принимается настраивать нужную температуру. Чимин морщится, потому что знает, как любит его парень — тому надо, чтобы в кабинке был такой пар, чтобы запотели все стены и зеркала, чтобы дышать было нечем, и чтобы после чувствовать себя, как переваренная пельменя. Он любит до красной кожи, чуть ли не до ожогов — в противовес Чимину , который с раннего детства привык мыться ледяной водой. Но ради Чонгука он и не к такому приучился. — Мы серьёзно сейчас будем обсуждать, встало у меня или нет? — интересуется Чимин, который, недолго думая и взвешивая все «за» и «против», решает всё же присоединиться к своему парню — в конце концов, тот оставил дверцы открытыми. Он оперативно избавляется от одежды и тут же заходит в уже нагревшуюся кабинку, закрывая за собой двери и прижимаясь к младшему со спины, обхватывая его поперёк живота и кладя подбородок на плечо, предварительно чмокнув его. — Ты знаешь, какую чушь только что спросил и прекрасно осведомлён, как я на тебя реагирую каждый раз, — он послушно намокает под обжигающими струями, наблюдая, как Чонгук берёт мочалку и начинает её намыливать. — Меня просто позабавила твоя резкая смена настроения. Мы ведь говорили о том, понравился ли тебе сегодняшний день и мой сюрприз, а ты вдруг резко такой как притянул меня к себе! — Надо помыться, — коротко отвечает тот, отдавая старшему вторую мочалку розового цвета, на что Чимин закатывает глаза, однако послушно принимает её. — И я не думаю всё время о сексе, — он поворачивается лицом к Чимину и начинает его мыть. — А я такое сказал? — старший послушно ждёт своей очереди, когда он сам сможет хорошенечко потереть спинку парню, а пока наслаждается размеренными и уверенными движениями Чонгука, который надавливает в нужных местах и усердно старается, отдаваясь любому делу со всей сосредоточенностью. — Ты имел это в виду, — отвечает младший, жестом призывая того повернуться, чтобы пройтись мочалкой по плечам. Какое-то время они моются в тишине, слышны лишь звуки льющейся воды, после чего Чонгук нехотя добавляет: — Но да, я возбуждаюсь куда чаще тебя, — он закатывает глаза на выражение лица «я же говорил» от Чимина и приказывает не отвлекаться. Они привычно моют волосы друг друга по очереди, и Чимин ловит особый кайф из-за отросшей длины Чонгука. Он играется с его волосами, делая различные прически при помощи пены и показывая их тому в зеркале, отчего оба смеются и дурачатся ещё некоторое время, уже забывая обо всех разногласиях. Старший делает Чонгуку ирокез и заявляет, что следующей его стрижкой должна стать именно такая. И ведь, что самое интересное — тому идёт такое безобразие. Ему все идёт. И ирокез, и прилизанные волосы, и разделенные на пробор, и всё, что Чимин придумывает. Они плескаются в душе как минимум час, успевая и помыться, и посмеяться, и пообсуждать прошедший день, и попеть даже, и последние сплетни собрать — эти двое те ещё любители перебирать косточки, «Сплетница» отдыхает. Чонгук делится новостями о возможной новой пассии Юнги-хёна, ведь за все годы, проведённые вместе, Шугу никак не удавалось подловить хоть с кем-либо. — Мне кажется, Юнги-хён это, — Чонгук делает воду ещё горячее, отчего Чимин натурально морщится, — за обе команды играет, — и подставляет лицо обжигающим струям, так что старшему только остаётся удивляться, как у него лицо не покрылось волдырями. — Йа, сделай холоднее, я сейчас серьёзно ожог получу! — жалуется Чимин, отодвигаясь подальше от воды, но толку мало — кабинка не такая уж и просторная, а выходить отсюда всё ещё не хочется, хоть они оба уже давным-давно помылись. — И насчёт Юнги-хёна — я это ещё в пятнадцатом году говорил, помнишь, когда мы застали его и Хоби-хёна в зале? — Ты всё ещё об этом? — устало вздыхает младший, качая головой и делая воду чуточку холоднее. — Сколько ещё раз тебе надо говорить, что между ними ничего нет? Хоби-хён просто супер-тактильный человек, он любит жмякать всех, особенно Юнги-хёна, так что в тот раз он просто дурачился. Серьёзно, ну как можно считать, что они вместе? — Я не говорю, что они вместе, но что-то между ними точно есть. Или было. Короче, считай, мой внутренний гей чует неладное, — старший прищуривает глаза и озирается по сторонам, будто разгадывает загадку века. — Внутренний? — прыскает Чонгук. — Не хочу тебе всё обламывать, конечно, но ты и снаружи очень даже гей, — он смеётся задорно, и Чимин бы, возможно, и поспорил с ним шуточно, просто когда Чонгук весь такой — такой — то Чимин может только смотреть любовно да сердечки вокруг разбрасывать, как та знаменитая картинка со Спанч-Бобом*. — Я только для тебя гей, вообще-то, — бурчит он, пока Чонгук отсмеивается и притягивает его к себе, сразу же укладывая обе руки на круглую, сочную задницу, гладя полушария и со вкусом сжимая. — И культяпки быстро убрал, — пытается звучать недовольно, но лишь подставляет довольную в противовес моську под короткие поцелуи в щеки, нос, лоб и губы. — Ладно, можешь оставить, только, — его снова целуют в губы, в этот раз чуть дольше, прижимая к разгоряченной мокрой коже, — ненадолго. Честное пионерское, у обоих парней были самые чистые мысли относительно совместного принятия душа: они действительно планировали помыться и всё, однако предсказуемо все заканчивается тяжёлыми выдохами, протяжными стонами, влажными поцелуями и нуждающимися прикосновениями. Чимин всегда держит в уме возраст Чонгука: хоть и между ними разница всего в два года, и тому сегодня исполнилось уже двадцать два, невольно иногда появляются мысли, что они слишком уж рано начали встречаться и делать различные непотребства. Когда старший начинал заикаться об этом, Чонгук всегда жутко раздражался, поэтому Чимин теперь держит мысли при себе, хоть иногда они всё же оккупируют его голову, особенно когда он осознаёт, насколько раскрепощеннее стал Чонгук, и как часто он нынче хочет секса. Серьёзно, даже когда Чимину самому было, как Чонгуку, он не был настолько похотливым. Кажется, будто Чимин стал тем самым рычагом, подвёл к той самой черте, и они, держась за ручки, вприпрыжку унеслись в гейский закат розовых соплей и разврата. Возможно, он-таки совратил Чонгука, чёрт подери. Он не хотел, правда, оно само! Младший, когда вошёл во вкус, стал неугомонным. Слава богам, что сейчас он поуспокоился. Рука Чонгука уже царапает низ живота хёна немного отчаянно, но в то же время требовательно, и через секунду его прижимают к холодному зеркалу, отчего младший разрывает поцелуй и удивлённо выдыхает от контраста. Чимин продолжает целовать его под скулой, проходится языком по шее и прихватывает кожу зубами, всерьёз ощущая её сладость. — Ты ведь понимаешь, что я поехал в этот чёртов Париж только из-за тебя? — шепчет на ухо он, вжимая того в зеркало сильнее и трепетно оглаживая бока. — Чёрт возьми, я настолько люблю тебя, что иногда не знаю, как с этим справляться, — он усмехается. Его вдруг потянуло на откровения. Чонгук делает из него эмоциональную соплю, серьёзно, это не круто, совсем нет. — Я готов броситься куда угодно, как дурак, сделать что угодно, лишь бы видеть тебя счастливым, лишь бы… — он прерывается, и через секунду начинает посмеиваться, качая головой и собираясь отворачиваться. Но Чонгук не даёт ему этого сделать, беря его за подбородок и вновь разворачивая к себе, заглядывая глубоко в глаза, пока вода течёт по его лицу так, что он успевает только промаргиваться и отплёвываться. — Лишь бы что? — спрашивает он, свободной рукой притягивая хёна за спину к себе. — Что ты хотел сказать? Чимин часто говорит ему, что любит. Почти каждый день. По утрам, как только Чонгук просыпается, в течение дня, перед сном, а если они порознь — часто пишет сообщения, в одном из которых обязательно упомянёт это слово. Для Чимина это легко, он может ненавязчиво сказать это перед концертом или когда они тренируются. И Чонгук всегда верит, потому что чувствует, в каждом действии, каждом взгляде, каждом касании чувствует, что это правда. Но кто сказал, что ему не хочется слышать это как можно чаще? — Чимин? — подталкивает он его, отмечая, что парень просто молча смотрит на него с непонятным выражением лица. Старший глядит ещё несколько мгновений в любимые глаза, в которых застыл немой вопрос, и которые искрятся беспокойством и чистой, ничем неприкрытой нежностью, а затем взгляд его падает на прямой большеватый нос с родинкой внизу, на приоткрытые розовые губы, и Чимин моргает пару раз, будто бы впервые видит это лицо. Чонгук весь прилизанный, мокрый, горячий и скользкий, и сейчас у него откровенно глупое выражение лица, но у Чимина вдруг сердце начинает биться быстрее, и он и сам не понимает, что происходит. Иногда бывают какие-то моменты, совершенно обычные, прямо как сейчас, когда тебя вдруг озаряет. Это может быть у тебя прямо перед носом каждый день, но ты просто особо не придаешь этому значения. А потом в один момент к тебе приходит понимание. Когда ты осознаёшь в полной мере, что вот этот человек перед тобой — твой, что ты дорожишь им, что заботишься о нём, хочешь, чтобы ничего плохого никогда не случалось с ним. Когда понимаешь, что с ним хоть куда, ради него хоть что, вместе с ним хоть как. И сейчас Чимин стоит, будто громом поражённый. Ему всего двадцать три, больше половины его жизни прошла в бесконечных репетициях: у него нет никакого понимания, что такое любовь. Да, он часто говорит, что любит — родных, друзей, мемберов, Чонгука. Но это лишь слова, верно? Никто ему не объяснял, что человек чувствует при этом, как отличить любовь от простой симпатии или тёплых чувств. Но рядом с Чонгуком Чимин просто знает, что то, что между ними — это именно то большое и светлое и чистое и настоящее. Он знает это. Чонгук совершенно не понимает, что творится с хёном. Тот растерянно бегает глазами по его лицу и выглядит так потерянно, что Чонгук даже начинает беспокоиться немного. Он притягивает его к себе за шею и крепко обнимает, кладя голову ему на макушку и прикрывая глаза. Такое чувство, что Чимину это сейчас необходимо. — С тобой всё хорошо? — заботливо интересуется он, пока Чимин хватается за его бока и вжимается весь в родное тело, будто хочет слиться воедино. — Что-то произошло в Париже? Ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать. Старший что-то бормочет ему в шею, но Чонгук не может расслышать. Он переспрашивает, и Чимин поднимает голову, находясь близко-близко, смаргивая капли воды, что попадают на ресницы. Он кладёт руки ему на пояс и приближает лицо, замечая, как Чонгук без колебаний прикрывает глаза и подаётся навстречу, будто другого ответа на такое действие хёна и быть не может. Когда он отказывался от поцелуя Чимина? Чувствуя пухлые, мягкие губы на своих, он знает наверняка, что тот улыбается. Поцелуй выходит детским, лёгким совсем, они даже не двигают губами, наслаждаясь приятным давлением и обжигающими струями, что льются сверху. Чонгук всё ещё прижат к зеркалу гибким телом, и стекло уже нагрелось от температуры в кабинке. Он приоткрывает рот шире и сталкивается с горячим, влажным языком, и изо рта Чимина вырывается стон, который заглушается шумом воды. Старший проводит языком по нижней губе Чонгука и отстраняется, тяжело дыша, упираясь лбом в лоб Чонгука, обдавая лицо горячим дыханием и не открывая глаза. Он ведёт по его плечам и вниз, беря ладони брюнета в свои руки и притягивая их к своим губам, бережно целуя каждый палец, открывая глаза и натыкаясь на растерянный и смущенный взгляд. Чимин снова целует его в открытую ладошку, а потом говорит прямо в губы: — Я люблю тебя, Чонгук, — и вздох застревает у него где-то на последнем слоге. Чимин сам стесняется своего странного порыва, отчего прячет лицо в плече младшего, отпуская его руки, становясь тем самым ребёнком, который прятался под одеялом, когда чего-то стыдился, думая, что раз он сам ничего не видит, то и его не заметят. Он несильно бьёт кулаком Чонгука в грудь, когда слышит беззлобный смех сверху, и через пару секунд его лицо берут в большие ладони. Старший краснеет и отказывается смотреть на Чонгука, будто его заставили сказать те слова, но его парень настырный, он заглядывает в глаза и держит хоть и мягко, но требовательно. — Что это было? — дразнится он, но тон остаётся нежным. — Серьёзно, ты сказал за последние пять минут мне это уже два раза. Что случилось? Надеюсь, это не из чувства вины, и ты не изменял мне с кем-нибудь горячим в Париже, — Чимин фыркает на это, потому что ничего более абсурдного давно не слышал. Чтобы он и изменил Чонгуку? Чтобы вообще кто-либо из них изменял? Это звучит настолько глупо и смешно, что кроме хмыканья ничего и не ответишь. Говорят, любые отношения со временем изживают себя. Это может произойти за пару месяцев, год, или за несколько десятилетий, но факт в том, что люди друг другу надоедают, а чувства остывают. Возможно, это и так, и возможно, Чимина и Чонгука ждёт это в будущем. Они не знают. Но вот что они знают наверняка, так это то, что с самого знакомства их чувства друг к другу развивались, предавались изменениям, крепли, росли. И что бы ни происходило, просто не получалось думать о ком-то другом именно в таком ключе, чтобы быть ближе, теснее. Они настолько друг в друге, настолько не видят никого другого, что мысль о том, чтобы сблизиться с кем-то другим, кажется чем-то из разряда фантастики. Потому что нет. Просто нет. — Вообще-то, у меня как раз завтра свидание с Франсуа, — старший так забавно произносит иностранное имя, что Чонгук не может не улыбнуться. — Правда? Ммм, он красивый? Познакомишь нас? — спрашивает, и на лице ни капли беспокойства, одна лишь уверенность. Чимин за всё время успел показать с лихвой, что о таких пустяках, как другие объекты влюбленности, Чонгук может не волноваться. Пожалуй, никогда. — Франсуа красивое имя. Чимин сверлит в парне дырку, пока тот лыбится во все тридцать два. — Вот же придурок ты, — как-то обреченно выдыхает Чимин, сцеловывая довольную улыбку, потянув того вниз, на себя, раздвигая его бёдра и ставя коленку между ними. Он вжимает парня в стеклянную поверхность и горячо выдыхает, когда Чонгук целует его под ухом. — И как умудрился в такого придурка втрескаться? Младший на это только очаровательно улыбается, и у Чимина от него в который раз ёкает внутри. Чонгук слегка отталкивает парня от себя, и в мгновение ока его лицо меняется из озорного в куда более опасное. Старший сглатывает, потому что знает, что такое выражение означает, что тот задумал что-то, что точно не закончится невинно. Чонгук смотрит томно, а затем опускает взгляд и медленно разворачивается, расставляя ноги на ширине плеч и опираясь локтями о зеркало, ловя ошалелый взгляд старшего в отражении. И делая ситуацию ещё хуже, младший выдыхает, оставляя белый кружок пара на зеркале, прогибаясь до невозможности в спине, демонстрируя, каким бесстыжим он иногда может быть. У Чимина чуть ли не слюна течёт с уголка губ, пока он смотрит на лицо Чонгука через отражение и ведёт взглядом по гибкому телу, красивой спине, потрясающим ямочкам на пояснице, которые он так любит облизывать в качестве прелюдии. Упругий зад так и манит, чтобы на нём оставили отметины, и старший даже боится смотреть между бёдрами, потому что от одного лишь вида он уже наполовину возбуждён. Будто под гипнозом он несильно хватает Чонгука за заднюю часть шеи, массируя её, а затем ведёт вниз по мокрой скользкой коже, чувствуя дрожь под прикосновениями, даже сквозь шум воды слыша прерывистое дыхание парня, наблюдая за выражением его лица в зеркале, не упуская ни одной эмоции. Откровенное приглашение со стороны Чонгука. Старший тянется к смазке, которая всегда лежит рядом с мылом и шампунями, и пока разогревает её между пальцев, прижимается сзади к Чонгуку и другой рукой обхватывает его поперёк живота, проезжаясь возбуждением прямиком между двумя половинками. Тот резко втягивает воздух, откидывая голову на плечо Чимина, давая больше места для поцелуев и вылизывания шеи. — Почему ты такой похотливый, — вопрос риторический, ведь оба не в силах дать внятный ответ. — Я вообще не планировал на сегодня подобной физической деятельности, — первый палец входит плавно и безболезненно, ведь Чимин уже натренировался за всё это время и знает, в каком именно темпе растягивать его мальчика; куда нужно надавить и как именно нажать, чтобы такие обязательные процедуры не были чем-то нудным и неприятным, с чем хотелось бы быстрее покончить. На самом деле, Чонгук чертовски любит пальцы Чимина и растяжку в его исполнении, ведь тот отдаётся процессу полностью, растягивает любовно, трепетно и долго, потому что хочет быть уверен, что всё пройдёт как можно безболезненней. И младшему уже даже становится достаточно одной лишь анальной стимуляции, чтобы возбудиться и дойти чуть ли не до предела, пока хён шепчет ему на ухо всякую грязь вперемешку с признаниями в любви, а сам трахает пальцами, входя глубоко и точно по нужным местам. Ноги уже еле держат, они напряжены и дрожат, и он всё ещё упирается локтями в зеркало, только теперь уже опуская на него и лоб, потому что не в силах смотреть позади в отражение, где взгляд Чимина тяжёлый и возбужденный. Тот стискивает зубы, пока толкается пальцами в разработанный и влажный вход. — Давай уже, трахни меня, ну! — скулит Чонгук, когда Чимин задевает чувствительный нерв, ведь сам он скоро лопнет от возбуждения. Он ахает, когда старший вдруг резко дёргает его за волосы, заставляя откинуть голову назад и встречаясь взглядами в зеркале. Чимин показательно вытаскивает из него пальцы, демонстрируя их влажность, а затем размазывает оставшуюся смазку по члену Чона, который выдыхает сквозь сжатые зубы. Конечно, разве будет всё так просто? Чимин не будет Чимином, если не подразнится, пока младший не начнёт хныкать, требовать или умолять. Или всё сразу. Старший улыбается ему в отражении, и улыбка эта — сущий оскал. Свободной рукой он проводит собственным стояком меж двух половин, проходясь по трепещущему входу, только-только будто собираясь толкнуться внутрь, но в последний момент передумывая. Чонгук уже откровенно стонет, однако крепкая хватка на волосах не даёт сделать лишнего движения. — Не отводи взгляда, — просит Чимин, перекладывает руку на бедро, сжимая его, и, наконец, медленно входит в горячее, узкое, даже несмотря на растяжку, нутро, задерживая дыхание. Стон младшего тут же разлетается по всей кабинке — высокий, мелодичный и плаксивый от разливающегося внутри удовольствия и блаженства. Чимин чувствуется в нём просто восхитительно, и он пару раз на пробу вертит тазом, чтобы полностью прочувствовать его длину, закусывая губу, чтобы не начать позорно скулить от кайфа. — Вот так, — выдыхает старший, который контролирует каждое своё движение, не отрывая глаз от любого изменения мимики на лице парня, считывая того, как открытую книгу. — Не сдерживайся, ага? — он почти укладывается ему на спину, плавно покачивая бёдрами, пока ещё не задавая конкретный темп, лишь примеряется. — Если хорошо, — шепчет он тому в ухо, — кричи. Не проходит и пяти минут, как по всей кабинке, да чего там — наверняка по всей квартире, раздаются громкие крики и стоны, а шлепки тел отскакивают от кафеля, создавая эхо, которое лишь ещё больше распаляет двух парней. Чимин не задаёт быстрый темп, скорее умеренный, в этот раз предпочитая толкаться глубоко, лениво даже, чтобы Чонгук чувствовал каждый его толчок, каждую венку на члене, каждое попадание по простате. Чонгук уже прижат грудью и правой щекой к стеклу, лишь выдыхая рвано, хрипло, наверняка сорвав голос за первые пару минут, так Чимин резво начал. Он скребёт ногтями по зеркалу, пока одна его нога поднята и удерживается старшим, а вторая рука Чимина крепко держится за его плечо. Хён покрывает спину и плечи Чонгука мелкой россыпью поцелуев, выдыхая что-то прямо в кожу, вырисовывая какие-то только ему понятные узоры языком на теле. И младший только и может, что открывать широко рот, глотать воздух, который упорно не хочет поступать в лёгкие, пока тело подрагивает от предоргазма. Он чувствует, как тугой комок пульсирует внизу живота, грозясь с минуты на минуту взорваться ослепительной вспышкой по всему телу, попадая в каждую клеточку вплоть до кончиков пальцев. От очередного глубокого толчка он стонет, закатывая глаза, однако тут же разочарованно выдыхает, когда Чимин выходит из него и разворачивает к себе лицом. Чонгук настолько в прострации, настолько в экстазе и потерян в ориентации и времени, что даже сил возмутиться не хватает, пока всё его тело требует Чимина в нём опять. Так всегда: пока он не кончит, он не может думать ни о чём другом. — Что…? — начинает он, но старший его прерывает, коротко чмокая в распухшие губы, слегка наклоняясь и подхватывая того под колени, спиной прижимая к зеркалу, держа на весу и вновь толкаясь в него, сразу же попадая по простате, отчего Чонгук протяжно воет, царапает плечи парня и бьётся головой о стекло. Такой угол раскрывает его ещё больше для старшего, и тот будто проникает ещё глубже, если такое вообще возможно. — Ах, мхн… — он широко раскрывает рот, стараясь не забыть, что ему нужно дышать, нужен кислород. — Самый лучший, — тем временем в полубреду шепчет Чимин, отряхиваясь от струй воды, что всё ещё льётся сверху, абсолютно потерянный в Чонгуке. — Люблю тебя, люблю, люблю, — его прерывает сам младший, крепко обхватывая за шею и впечатываясь влажным, мокрым поцелуем, крича в рот от всего наслаждения, что ему дарят. В какой-то момент Чимин с Чонгуком на руках поскальзывается на мокром кафеле, и если бы не младший, ловко схватившийся за полку справа, то их секс мог бы закончиться очень плачевно: сотрясением в лучшем случае и сломанными конечностями — в худшем. Чимин натурально пищит, прикрывая глаза, но крепко держась за парня, готовясь если что смягчить его падение, и облегченно выдыхает, когда понимает, что им удалось удержать равновесие. — Решил повыпендриваться, что можешь удержать меня на весу? — откровенно забавляется Чонгук и улыбается, когда старший дуется и в отместку вжимает его в зеркало сильнее, меняя немного угол проникновения. — Что, не до смеха уже? — ехидно интересуется он, когда смех перетекает в высокий стон. Чимин плавно двигает тазом, и Чонгук одной рукой хватает парня за подбородок, притягивая к губам. Они целуются, как ненормальные, путаясь в руках, языках и прикосновениях, и Чимин из последних сил толкается в дрожащее тело, чувствуя как собственную разрядку, так и предел младшего на нём. И, конечно же, как и всегда, первым делом он думает об удовольствии Чонгука, поэтому перехватывает его за бёдра покрепче, губами перемещаясь на шею, прекрасно осведомлённый, что она является одним из его эрогенных местечек. Тот выглядит так, будто ему очень больно, но Чимин знает, что такое выражение у него всегда, когда тому слишком хорошо и он вот-вот кончит. Он кусает его яремную впадину, трахая уже размашисто и беспорядочно, сбиваясь с какого-либо темпа. Старший шипит, но продолжает целовать кожу, даже когда ногти Чонгука больно царапают спину, впиваясь до следов. — Господи, Чимин, я-я… — заикается он, выгибаясь в спине чуть ли не до хруста, сжимая Чимина внутри и подрагивая, пока кончает высоко и громко, совершенно не стесняясь ничего. Старший выжимает из него все соки, всё до конца, продолжая толкаться даже сквозь оргазм, и только потом осторожно опускает ноги парня на кафель, убеждаясь, что тот стоит и не шатается. Ему самому хватает буквально пару рваных движений на члене, чтобы излиться на пол сквозь сжатые зубы и закрытые глаза. Он приходит в себя только когда понимает, что заваливается на Чонгука, а тот лишь хмыкает ему на ухо и заботливо обмывает их ещё раз, прежде чем выходит из душа, одной рукой придерживая пошатывающегося Чимина. — Стареешь, однако, — забавляется Чонгук, который в этот раз довольно быстро пришёл в себя после очередного крышесносного оргазма, подаренного бойфрендом. — По идее, это я сейчас должен еле на ногах стоять. Что это была за акробатика в конце? — прыскает он, имея в виду трах Чимина на весу. — Решил Геракла из себя построить? — Ты не думай, что твой день рождения защитит тебя от того, чтобы я надавал тебе по щам за такие слова, — лениво парирует в ответ Чимин, чувствуя себя до ужаса вымотанным. Может, Чонгук прав, и он стареет? Раньше он мог кувыркаться с брюнетом несколько часов подряд. Чимин заметно приунывает, пока надевает пижаму. — … я ведь не настолько хилый стал, правда? Младший хихикает, решая ограничиться лишь боксерами и растянутой домашней футболкой, шлёпая босыми ногами вслед за хёном в спальню. Он по привычке закрывает шторы, включает ночник и подготавливает кровать. Он хочет и дальше подразнить Чимина, ведь безумно любит это делать, однако замечает, что тот взаправду расклеился от его слов, и теперь по-детски выпячивает и так пухлые губы, становясь похожим на ребёнка, которому не дали конфетку. — Может, ты просто устал с дороги, — решает пойти на попятную Чонгук, плюхаясь на чистую, вкусно пахнущую кровать, чувствуя себя до отвратительного довольным, удовлетворённым и сытым. Послеоргазменное состояние всё ещё присутствует в его теле, и он прикрывает глаза и улыбается, счастливо вздыхая. — Ну, ничего, завтра можешь выспаться как раз, нам никуда не надо. Чимин также ложится на большую мягкую кровать и тут же ёрзает, двигаясь ближе к Чонгуку, пока в итоге не устраивается у него под боком, по привычке окольцовывая его руками и ногами, тычась носом в местечко между плечом и шеей. Пару минут в комнате устанавливается приятная тишина, и младший уже полностью закрывает глаза, расслабляя тело и разум, и только потом слышит тихое: — Я завтра опять уезжаю. Чонгук тут же распахивает глаза и разворачивается к дёрнувшемуся и испуганному Чимину, который начинает тут же отодвигаться от него, но Чонгук не даёт ему этого сделать, хватая за ногу и притягивая к себе одним лёгким движением. Занятия с персональным тренером каждый день дают о себе знать — тот явно стал куда сильнее и ловчее. — Не понял, — говорит он, насупившись. — Как это уезжаешь? Ты только приехал. Старший ищет пути к отступлению и пищит, когда парень прижимает его телом к кровати, беря в плен обе руки и ставя их над его головой. Вид у него… грозный. И недовольный. И, если честно, злой. Ой-ой, жареным запахло, чуете? Чимин хотел сказать об этом завтра, просто поставить перед фактом, но не может так поступить. Лучше пускай тот выпустит пар сейчас. — А я тебе разве не говорил? — высоким голоском блеет Чимин, невинно улыбаясь и часто-часто моргая. — Я ведь… я ведь только на один день приехал, у меня там Гималаи в планах… И ты всё ещё можешь поехать с нами, я же тебя приглашал в самом начале. — Я уже говорил, что не хочу никуда, хочу отдыхать дома, — Чонгук остывает, отпуская, наконец, конечности старшего и вновь заваливаясь на спину, подбирая руки под голову. — Откуда в тебе столько энергии и сил поехать путешествовать, когда мы во время работы только это и делаем? Разве не хочется тебе, — он убирает одну руку и делает ею непонятный жест в воздухе, — я не знаю, поваляться в кровати, поесть чипсы там, не знаю, полениться, в конце концов? Чимин снова несмело подползает ближе и обхватывает парня поперёк туловища, целуя в шею. — Я никогда особо не любил быть в четырёх стенах, — отвечает он, устраивая голову на груди младшего, жмурясь от того, какой тот широкий, твёрдый и тёплый. — Может, всё-таки поедешь с нами? — пробует он ещё раз, хоть и понимает, что без толку — если Чонгук что-то решил, то так и будет, и никто его не переубедит. В итоге он вздыхает, когда брюнет отрицательно мотает головой, и решает всё-таки поспать. — Ну, как хочешь, — говорит в итоге. — Ещё раз с днём рождения, Куки, — он зевает, и через некоторое мгновение добавляет. — Я люблю тебя, — целует его в районе сердца сквозь майку и, поудобнее пристраиваясь, вздыхает с удовлетворением. — Идеально. Чонгук ради приличия воротит нос ещё некоторое время, однако когда они просыпаются под утро, то чуть ли не верхом на бойфренде оказывается, лишь чудом умудряясь не задушить того во сне. За завтраком он пытается уговорить старшего остаться, но Чимин такой же упёртый баран, как и он сам. От этой мысли Чонгук хмыкает себе под нос, раздумывая, что сошлись всё же два полудурка, пока прощается с хёном возле двери. Тот обещает не беспокоить младшего по пустякам и дать ему отдохнуть и сосредоточиться на монтировании видео, но уже через час заваливает его сообщениями с сердечками и селфи, где дует губы и пишет, что жутко скучает. Так и живут.